Мелодия убийства

© Шарапов В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Иллюстрация на обложке Алексея Дурасова

Подножие горы Машук, КМВ, Ставропольский край, декабрь 1942…

Подмерзшая дорога вела к подножию горного массива, тающего в пепельно-серых облаках. По обеим сторонам от усыпанной щебнем грунтовки не росли, а буквально торчали из блестящего снега чуть заледеневшие деревья и бесформенные коряги, напоминавшие уродливых мифических чудовищ. На одной из таких коряг устроился довольно крупный, хотя и совсем еще молодой орел-могильник и с присущим его сородичам величием осматривал окрестность.

Когда из-за поворота раздался гул, орел встрепенулся, прислушался, после чего взмахнул своими огромными крыльями и воспарил к вершине. Гул усилился, и вскоре из тумана показались два мотоцикла с установленными на них пулеметами, крытый внедорожник «Кюбельваген» и забрызганный грязью тентованный грузовик с «балочными крестами» по бокам. Колонна двигалась медленно, ползла по промерзшему грунту, точно змея. Орел тоже не спешил, но, сделав пару кругов над лесом, как-то внезапно исчез, скрывшись в облаках, а тем временем из дымки вырвалось пронзительное и режущее ухо воронье карканье.

Когда колонна подъехала к развилке и остановилась у оврага, из грузовика тут же стали выпрыгивать солдаты в шинелях цвета хаки и зеленовато-бурых беретах с эмблемами румынских горных стрелков. Высокий пожилой капрал с густыми усами и крючковатым носом, размахивая руками, отдал приказ на румынском; солдаты – их было семеро – выстроились в шеренгу и взяли равнение на двух вышедших из внедорожника немецких офицеров.

Старший – седовласый майор с тонкими усиками и пристальным немигающим взглядом – придирчиво осмотрел румынских стрелков, недовольно поморщился, но, видимо, не желая лишний раз утруждать себя гневными криками и поучать подчиненное ему подразделение союзников, с надменным видом промолчал. Вместо этого майор, словно забыв про вытянувшихся в струнку солдат, небрежно посмотрел на небо и сквозь зубы тихо процедил:

– Стервятники собираются на пир!

Второй офицер – совсем еще молодой обер-лейтенант вермахта – с узким бледным лицом и белесыми глазами вздрогнул и тут же, нахмурившись, уточнил:

– Простите, герр майор, что вы имеете в виду?

Майор, который, еще сидя в кабине машины, успел рассмотреть парящего в небе орла, прежде чем тот скрылся в туманной дымке, все так же тихо продолжил:

– Я говорю, что стервятники чувствуют поживу! Скоро они ее обязательно получат! Да-да… они получат свежее мясо, и, к нашему счастью, в качестве угощения для всех окрестных пернатых хищников сегодня выступим не мы. Сегодня не мы… – майор сделал ударение на последнем слове, – а вот завтра… – Он снял фуражку, вытер вспотевший лоб платком и снова нацепил головной убор на место. – Завтра все может измениться…

– Вы имеете в виду то, что русские наступают? – уточнил обер-лейтенант.

– Я имею в виду то, что в ближайшие несколько дней русские войдут в город, а к концу года, возможно… и вовсе вышвырнут нас с Кавказа, а что будет потом… Что будет потом, страшно даже предположить. – Майор скривил губы и тяжело вздохнул.

Обер-лейтенант, покашляв в кулак, решил не углубляться в неприятную тему и постарался сменить ее:

– Прикажете начинать?

– Начинайте! Пора кончать с этим вопросом, у нас осталось не так уж и много времени!

Обер-лейтенант что-то крикнул румынскому капралу на немецком языке. Тот перевел команду на родной язык, и четверо стоящих возле грузовика солдат запрыгнули в кузов и выволокли оттуда трех окровавленных и обессиленных мужчин и худощавую девушку в разодранном платье. Пленных оттащили к оврагу и выстроили в ряд. Несчастные еле стояли на ногах и дрожали от холода.

Самому старшему из приговоренных было не больше тридцати. Он был высок, бледен, его глаза горели праведным гневом. Второй, с разбитым до крови лицом, был немного моложе и тоже не выглядел испуганным. Третий, почти мальчишка, белобрысый и конопатый, казался безучастным и то и дело моргал глазами. Девушка стояла, расправив плечи, гневно взирала на своих палачей и напевала себе под нос какую-то песню. Румынские вояки отошли в сторону. Седовласый майор пересчитал по пальцам стрелков, назначенных в качестве расстрельной команды, и снова нахмурил брови:

– Один, два, три, четыре, пять… Черт возьми! О чем вы только думали? Ральф!!! – рявкнул на обер-лейтенанта майор, тот встрепенулся.

– Что не так?

– Их только семеро, а значит, нужен еще один! Я хочу, чтобы этих красных свиней расстреливали как минимум восемь человек. На каждого по две пули. Пусть этот румынский капрал встанет в строй и возьмет винтовку!

Обер-лейтенант улыбнулся:

– Кто же тогда даст команду «Огонь!»?

Майор тихо выругался.

– Ты, Ральф! Кто же еще?

Обер-лейтенант изменился в лице, сглотнул и нервно закусил губу.

– Может, лучше мы поручим это кому-нибудь из наших?

Он кивнул в сторону четырех сидевших на мотоциклах немецких солдат. Те, стоявшие по разным сторонам от них и державшие руки на установленных в колясках мотоциклов пулеметах, внимательно следили за тем, что творится вокруг, явно нервничали и не проронили до сих пор ни слова. Подул ветерок, где-то вдалеке раздалась канонада.

– Ты с ума сошел, Ральф! Наши солдаты сейчас должны заниматься своим делом, то есть прикрывать нас. В этих местах полно горных троп, которые местные партизаны знают как свои пять пальцев! А друзья этих подпольщиков, – майор указал на стоявших вдоль оврага пленников, – наверняка не откажутся от возможности освободить своих и пустить нам кровь, если мы не проявим бдительность. Не будь таким чистоплюем, Ральф, или ты не желаешь посчитаться с этим отребьем за едва не взорванный ими мост?

Обер-лейтенант потупился и процедил сквозь зубы:

– Я солдат, и я не хотел бы участвовать в расстреле, тем более что среди них есть женщина!

Майор сжал зубы и процедил:

– Слюнтяй!!! Вот из-за таких, как ты, мы и остановились под Москвой! Застряли под Сталинградом и теперь еще терпим поражение и здесь, на Кавказе! Я всегда был добр к тебе, так как мы были дружны с твоим отцом! Но теперь я не стану миндальничать. Немедленно займи место капрала и отдай приказ…

– Простите, герр майор! Позвольте мне заняться этим большевистским отребьем. – За спиной майора послышалась русская речь, обер-лейтенант и майор обернулись.

Пока шел спор, из легковушки вышел сгорбленный седовласый старик, облаченный в стеганый, местами рваный ватник и шапку-кубанку. Он стоял, чуть согнувшись, и злобно косился на выстроенных возле оврага пленников. Бледное морщинистое лицо, широкие скулы, острый орлиный нос. Он тяжело дышал, руки старика подрагивали.

– Что хочет этот русский? – не без раздражения спросил майор на немецком языке.

Мужчина в кубанке просеменил в сторону обер-лейтенанта и что-то шепнул ему на ухо.

– Я долго буду ждать? Что хочет этот русский? Как там его? Я забыл его имя, – процедил майор сквозь зубы. – Зачем ты вообще приволок его сюда, Ральф?

– Его зовут Демьян Медник! Как вы знаете, именно благодаря ему мы смогли предотвратить диверсию на оружейных складах. Медник ненавидит коммунистов и изначально попросил не лишать его удовольствия лицезреть, как эти красные будут умирать. Более того, Медник готов принять участие в казни этих подпольщиков и просит разрешить ему занять место в строю. А еще он просит принять его на службу. – Обер-лейтенант улыбнулся: – Видя его рвение, я уже обещал ему, что похлопочу за него перед вами.

Майор скривил лицо.

– Ты что, сошел с ума, мой мальчик. Он же дряхлый старик, какой от него прок? Посмотри, у него же даже руки трясутся. Что он вообще может?

Мужчина в кубанке снял шапку, снова пригнулся и что-то прошептал на ухо молодому офицеру. Тот покачал головой и вернулся к майору.

– Этот человек говорит, что готов самолично привести в исполнение приговор и расстрелять всех этих коммуняк.

– То есть лично прикончить каждого из этих четверых? – Майор впервые улыбнулся. – А ты начинаешь мне нравиться, Медник! Вот видишь, Ральф, он не такой чистюля, как ты, у него храброе сердце. Тебе бы следовало этому у него поучиться. Тем не менее я уверен, что он не справится.

Обер-лейтенант возразил:

– Он говорит, что для того, чтобы провести казнь, ему нужна винтовка и всего четыре патрона…

– Что? По одному патрону на каждого приговоренного? Забавно! Сомневаюсь, что он хороший стрелок.

– Медник – местный лесник, так что стрелять он наверняка умеет! Кроме того, расстояние-то здесь не такое уж и большое.

– Да, это так! Попасть в этих русских ему будет несложно, но одно дело попасть, а другое дело убить наповал с одного выстрела. Люди, и особенно эти русские, существа живучие, для того чтобы убить таких, как они, с одного выстрела, нужно особое умение. Уверен, что этот Медник обычный хвастун.

Обер-лейтенант улыбнулся:

– Я полагаю, герр майор, что он справится.

Майор внезапно оживился.

– Что ж, раз ты так в нем уверен, я предлагаю пари. Если после того как этот Медник выстрелит четыре раза, хоть кто-то из приговоренных останется жив, добивать всех выживших будешь лично ты, Ральф! Медник же, если не сдержит слово, пусть убирается ко всем чертям, невзирая на все его заслуги.

Обер-лейтенант побледнел:

– Простите, но я ведь уже сказал…

– Хватит! Будет все, как я сказал, и пусть это послужит тебе уроком, Ральф. Немедленно дайте этому русскому винтовку и четыре патрона.

Спустя пару минут Медник занял нужное место, дослал первый патрон в патронник и вскинул ружье. Первым оказался старший. Когда хлопнул выстрел, он дернулся и осел на землю. Второй приговоренный, перед тем как упасть, сплюнул, чиркнул ногтем себе по горлу и крикнул:

– Ты за это ответишь, иуда! За нас отомстят, старик, можешь в этом не…

Парень не договорил и тоже упал мгновенно, после этого его место занял третий. Белобрысый паренек, совсем еще мальчишка, непрерывно дрожал, но и его покрытое потом лицо казалось суровым и безучастным. Когда парнишка увидел наставленный на него карабин, он вдруг собрался, расправил плечи и почти сразу же тоже рухнул на землю. Грянул выстрел.

Девушка, видя, что осталась одна, перестала шептать. Она тоже расправила плечи, сорвала с шеи платок и звонким, хоть и слегка дрожащим голосом стала в голос петь «Священную войну». Медник презрительно фыркнул, лязгнул затвором, и после фразы о «проклятой орде» возле оврага лежали уже все четверо приговоренных. Медник снова передернул затвор и вернул винтовку одному из румынских стрелков.

Когда дело было сделано, обер-лейтенант, всякий раз вздрагивающий от звука выстрела, облегченно вздохнул. Его явно порадовало то, что ему не самому придется добивать осужденных. Майор же был все так же спокоен, хотя искорки в его глазах говорили о том, что ему в течение всей процедуры было интересно, чем же все-таки закончится этот безжалостный спор. Глядя на лежавшие на снегу тела, майор неспешно раскурил папиросу, подошел, осмотрел каждого подпольщика и одобрительно кивнул:

– Каждому прямо в лоб! Недурно, Медник! Недурно. Ты выполнил обещание, браво! Да уж, Ральф, тебе сегодня повезло. Ну что ж, даю слово, что я самолично прослежу, чтобы и наш славный стрелок получил заслуженную награду. Его включат в одно из вспомогательных подразделений, и он будет сражаться с коммунистами во славу великой Германии.

Пока обер-лейтенант переводил сказанное, майор выбросил недокуренную сигарету и, еще раз вскинув голову, вздохнул, потом снял фуражку и уселся в машину. Тела расстрелянных подпольщиков были сброшены в овраг. Началась погрузка, двигатели затарахтели, колонна двинулась и вскоре растворилась в тумане.

Спустя примерно минуту молодой орел-могильник, недавно исчезнувший в толще облаков, снова появился над лесом. Он сделал пару кругов, спустился на землю и подошел к сваленным в овраге телам. Как и предсказал немецкий майор, пир стервятников начался…

Часть первая
Динамовец

Глава первая

г. Кисловодск, последний день декабря 1951 г.

Солнце светило ярко, точно в июле, падал снежок, а воздух был так чист, что от этой чистоты у Зверева закружилась голова. Выйдя из поезда и покинув здание вокзала, Павел Васильевич бегло оглядел окружавшие его дворовые постройки. Зверев, добиравшийся в Минводы через столицу, улыбнулся: «Да, уж – это, конечно, не Москва, но тоже неплохо!» Все скромно, но со вкусом. Затейливые домишки, витые ограды и заборы вдоль дорог, рыхловатый и местами вспученный асфальт, кривые улочки и редкие пешеходы. Летом здесь наверняка очень красиво, но зима, больше смахивающая на осень, делала город серым и скучным. Впрочем, он ведь прибыл сюда не для веселья и не для того, чтобы любоваться шедеврами архитектуры. Так что повода для огорчения у Зверева не было. Тихий мирный городок, в котором живется и дышится просто и легко. Вот оно то, что Звереву сейчас и было нужно.

Усатый водитель-кавказец, пока они ехали до нужного места, нахваливал свой любимый город и выпытывал у шикарно одетого, по его меркам, пассажира, кто он и откуда прибыл, резко остановил машину у главного входа санатория «Эльбрус». Зверев вышел из машины и расплатился, нисколько не возмутившись тем, что цена, заломленная усачом-таксистом, явно как минимум вдвое превышала его ожидания. После того как таксист утарахтел вместе со своей старенькой малолитражкой, Зверев вошел в главные ворота.

Здание санатория, в котором ему предстояло провести аж целых три недели, тоже впечатлило Зверева. Длинное трехэтажное строение, выполненное в стиле сталинского ампира, с арками, колоннами и пилястрами, украшенными лепниной; надстройка главного корпуса, увенчанного восьмиколонным портиком и куполом, – все это выглядело элегантно и свежо, однако, еще раз оглядевшись, Зверев скривил лицо.

На площадке возле неработающего фонтана, перед главным корпусом санатория гуляла пожилая семейная пара, седовласый и скрюченный пожилой мужчина с клюшкой, рядом на лавочке две совсем уже дряхлые старушки попивали из фарфоровых кружечек нарзан. Зверев поморщился: «Ну вот и приехали! Это что же, санаторий или дом престарелых? Ни одного молодого лица!» Признаться, он рассчитывал на другое! Долгожданный отпуск, судя по всему, может превратиться в нудное времяпрепровождение в обществе пусть и милых, но до ужаса скучных и серых личностей пожилого возраста. Маленький городок, старики и старушки, нарзан, ну и конечно, прогулки по горным тропам. Горы – это, конечно, хорошо, но любоваться на кручи, горных орлов и скачущих по скалам коз Звереву особо не хотелось. Понятно, что все любят Кавказ за его горы, но Звереву этого было мало. Тихий отдых, прогулки по горным тропам – это точно не для него.

Павел Васильевич покачал головой, но тут же оживился, потому что к главным воротам санатория подъехал ярко-красный «ЗИС-АТУЛ», и из него вышла высокая женщина в розовом берете и бежевом дафлкоте^[1]. Зверев аж присвистнул: «Так-так… Это уже меняет дело, а может, все не так уж и плохо». Не старше тридцати, стройная и длинноногая, с длинными огненно-рыжими волосами. Правильные черты лица, в зеленых глазах усталость и напряжение (с чего бы это, тоже чувствует себя здесь «белой вороной»?), в руках женщина держала довольно громоздкий кожаный футляр со скрипкой. Зверев невольно остановился возле фонтана, явно решив выяснить, куда направится рыжеволосая красотка. Тем временем та задержалась у автобуса, протянула свободную руку в дверь, ведущую в салон, и помогла спуститься со ступеньки высокому молодому мужчине в огромной кепке и кожаном коричневом плаще.

Ну вот и еще одно молодое лицо. Красивый, крепкий, светловолосый, но тоже какой-то озабоченный и напряженный. Мужчина тоже был с футляром. «Что это у него, – подумал Зверев, – неужто саксофон?»

В следующее мгновение произошло то, что еще больше заставило Зверева не отрывать взгляда от вновь прибывшей пары. Когда мужчина с саксофоном сделал пару шагов, рыжеволосая скрипачка попыталась взять его за руку, но светловолосый отмахнулся и что-то сказал. Женщина покорно закивала, и они чуть поодаль друг от друга прошли по площадке к главному входу в санаторий, поднялись по лестнице и вошли в здание. Пока они шли, мужчина шел довольно уверенно, но для его возраста слишком неспешно. Перед самой ступенькой рыжеволосая скрипачка снова попыталась взять своего спутника за руку, но в последней момент сама же отдернула руку. Когда так заинтересовавшая Зверева странная пара вошла в здание, Павел Васильевич подошел к лавочке, где две старушки пили целебную водичку, и поздоровался:

– Я новый отдыхающий! Я здесь впервые, так понимаю, что мне нужно туда? – Он указал на главный вход, старушки пояснили, где найти администратора, и засыпали вновь прибывшего посетителя вопросами. Кто он и откуда приехал? Зверев представился как Павел, не утруждая старушек отчеством, а также сообщил, что приехал он на отдых из Пскова, и, предвосхищая вопросы о месте работы, Павел Васильевич сам задал вопрос:

– А что это за интересная пара с инструментами? Вы их знаете? Судя по всему, они, в отличие от меня, тут не впервые…

Одна из старушек пояснила:

– Это Юленька и Прохор Глуховы, они не отдыхающие, а работают здесь, в «Эльбрусе», и играют для нас практически каждый день!

– Не только для нас, но и для прочих посетителей санатория! – тут же пояснила вторая бабулька.

– Муж и жена? – уточнил слегка разочарованный Зверев.

– Муж и жена, – подтвердила первая старушка.

– Этот Прохор… Он шел как-то странно? Мне показалось, что с ним что-то не так… или я ошибся?

– Вы не ошиблись. Этот статный и красивый молодой музыкант не совсем обычный парень. Он слепой!

* * *

У стойки администратора Зверев задержался недолго. Сидевшая за стойкой полноватая женщина средних лет со смешной прической и с огромными роговыми очками на носу довольно проворно оформила необходимые бумаги и вручила гостю ключи. Тут-то Зверева снова постигло разочарование.

– Ваш сосед сегодня утром уехал с группой на Домбай, будет только к вечеру, так что, если устали с дороги, вполне можете принять душ и поспать, – сообщила очкастая администратор.

Брови Зверева сдвинулись.

– А что… одноместных номеров нет?

– Есть, но они все заняты! – Женщина развела руками. – Сама не понимаю, откуда столько отдыхающих под самые праздники. – Нормальные люди привыкли, насколько я знаю, встречать Новый год в кругу семьи, а тут всех почему-то потянуло в горы!

– Не всех, – Зверев чертыхнулся сквозь зубы. – Лично я в горы вряд ли соберусь. Знал бы я, что тут будет такое, ни в жизнь сюда не поехал.

– Что-что… простите?

– Ничего!

Понимая, что напрасно сорвал злость на собеседнице, Павел Васильевич махнул рукой и двинулся в сторону лестницы, мысленно ругая управленческого начмеда Карена Робертовича Аганесяна, который надоумил Зверева выбрать именно этот санаторий и поспособствовал в получении путевки.

– А чего же вы не остались с семьей? – крикнула администраторша вслед уходящему гостю.

– Нет у меня семьи и никогда не было! Моя семья – это моя работа!

Зверев поднялся на второй этаж и, открыв дверь, вошел в свой номер. Две кровати у стен, шифоньер, круглый, застеленный цветастой скатертью стол, две прикроватные тумбочки и ковровая дорожка в прихожей. Номер был довольно просторным, и Зверев, поставив у входа чемодан, тут же прошел в помещение и быстро осмотрелся. На подоконнике стояли две бутылки зубровки и хозяйственная сумка, от которой пахло чесноком и чем-то моченым. Если не считать сложенные у окна запасы, помещение было убрано. Зверев разобрал вещи, принял душ и, согласно рекомендации очкастой администраторши, улегся в кровать и уснул.

* * *

Он проснулся оттого, что кто-то тронул его за плечо. Зверев вздрогнул и сел на кровати. Напротив него стоял невысокий, чуть полноватый мужчина лет шестидесяти пяти, одетый в белую футболку и трикотажный спортивный костюм «Динамо». Лоснящуюся лысину новоявленного динамовца дополняли обрамляющие ее седые волосики, крупный с горбинкой нос и довольно узкие бледно-голубые глазенки. На шее у мужчины висело махровое полотенце, в руках он сжимал новенький малоформатный фотоаппарат «Зоркий».

– Хватит дрыхнуть, сосед, а то и Новый год проспишь! Вставай-вставай, знакомиться пора! – буквально сияя, воскликнул динамовец.

Зверев поднялся и посмотрел на часы, его назойливый сосед продолжил:

– Вставай, у нас с тобой ужин через час в местной столовой! Между прочим, это будет праздничный ужин в честь Нового года. Вот только ужина я предлагаю не ждать. Сейчас вот это, – динамовец указал на зубровку, – раздавим, а уж потом и в столовку потопаем. А то как же, нужно ведь замахнуть по трошки за знакомство.

Зверев встал, оделся и скептически осмотрел своего соседа. Говорок необычный, с легким акцентом. По виду деревенский, самый обычный трудяга: хлебороб или механизатор. Вот только руки не как у работяги, уж больно холеные. Может, агроном, а то и председатель колхоза, а может, и просто сельский учитель. Пока Зверев размышлял, его новый знакомый уже достал стаканы и откупорил бутылку.

– За знакомство, говоришь… ну давай, – согласился Зверев, хотя знакомиться с этим чудаковатым типом ему сейчас не очень-то и хотелось.

– Вот и добре!

Еще раз отметив про себя особый говорок собеседника, Зверев буркнул:

– Хохол, что ли?

Мужчина рассмеялся:

– С Гомельщины я! Там родился, там вырос! Меня, кстати, Николаем Николаевичем. Для тебя просто Николай, можно Коля. Коля по-нашему, по-белорусски – Микола! А табе як?

– Павел Васильевич Зверев. Для тебя просто Паша.

– Адкуль приехау?

– Псков.

– Ну дык земляки! А ким працуешь?

– Чего?

– Работаешь кем?

Зверев нахмурился, но решил, что смысла скрывать нет, сообщил:

– В милиции работаю. Оперативник я… майор.

– Ух ты! Аж целый майор! Да еще и оперативник! Сыщик! Так давай, братку, выпьем, чтобы тебе поскорее полковника дали.

Зверев хмыкнул. Динамовец Микола – именно так Зверев про себя нарек своего нового знакомого – тем временем уже положил на тумбочку свой фотоаппарат и стал разбирать сумку. На столе тут же появился толстенный шмат молочно-белого сала, сдобренного чесноком и тмином, моченые рыжики, краюха хлеба, картошка в мундире и кровяная колбаса.

– Жена в дорогу собирала? – усмехнулся Зверев.

– Жена.

Они выпили по полстакана, закусили. Зверев, отметив про себя, что белорусский говорок его собеседника как-то резко куда-то улетучился, как бы нехотя спросил:

– Значит, говоришь, нам сегодня праздничный ужин предстоит?

– Банкет…

– С музыкой?

– А как же? Здесь, в «Эльбрусе», и без праздников каждый вечер музыканты для отдыхающих играют, а сегодня уж наверняка целый концерт закатят.

– Видел я тут каких-то музыкантов. Скрипачку и саксофониста.

– Супруги Глуховы, – пояснил динамовец. – Играют они, скажу тебе, Паша, очень справно. Их тут все обожают.

– Так уж и все?

– Все без исключения, и тебе понравится, вот увидишь.

– Ну раз ты так говоришь, пойдем посмотрим, а заодно и послушаем. – Зверев на этот раз сам налил себе полстакана, выпил, закусив «кровянкой», и вышел из-за стола.