Золотой удар
- -
- 100%
- +
Карпов пригнулся, прищурился и долго всматривался в предъявленное Веней удостоверение, потом достал из кармана тряпку и вытер о нее руки.
– Нет его. Он ведь здесь только прописан, а уже не живет. Умотал куда-то.
Веня посмотрел сперва на Марию, потом снова на Карпова и спросил:
– А можем мы его новый адрес узнать?
– Не знаю я его нового адреса. Съехал Васька куда-то. Давно уже съехал.
– А куда?
– Говорю же, не знаю! Вроде как к бабе своей.
– Что за баба? Где живет?
– И этого я не знаю! – Мужчина отвечал отрывисто и сухо. – Вроде бы как поварихой в столовке работает.
– В какой столовке?
– А пес ее знает! Говорю же, не знаю! Не знаю! Одним словом, Васька мой давно уже сам по себе, сегодня здесь, завтра там. Сюда лишь изредка заглядывает, когда ему деньги нужны или вот, – Карпов постучал по капоту полуторки, – за машиной…
Карпов осекся, Веня тут же насел на незатейливого свидетеля:
– А эта машина кому принадлежит?
Карпов часто-часто заморгал, снова стал тереть руки тряпкой.
– Вообще-то машина государственная. Я это… на местном молокозаводе шофером работаю.
– А раз машина государственная, почему ваш сын на ней ездит? – тут же подключилась к разговору Мария.
Карпов еще больше заерзал и смачно сплюнул себе под ноги:
– Почему-почему, а потому…
Веня снова шагнул вперед и жестко продолжил:
– Отвечайте без утайки, не усложняйте ситуацию!
Карпов скривился, скрючился и стал выглядеть еще более жалким.
– А я и не усложняю! Потому что ублюдка я вырастил себе на погибель – вот почему! Я же, когда Васькина мать померла, его растил как полагается, с детства разным мужицким премудростям обучал. Он у меня с двенадцати лет за баранкой сидеть обучен, да и в движке сызмальства разбирается, так-то. А машина у меня, честно сказать, дрянная совсем. Ее при желании гвоздем завести можно, умеючи – раз плюнуть. Вот и повадился мой Васька мою машинешку брать без спросу.
– И как же вы такое терпите? – поинтересовался Веня.
Карпов пожал плечами и дрожащей рукой вынул из кармана пачку «Казбека».
– Приходится!
– Не верится что-то. Чтобы взрослый бывалый мужик отпрыска своего на место не поставил? Не верю!
Карпов тихо выругался, его кулаки сжались.
– Да шел бы ты со своим неверием! Не верит он, видите ли… Гляньте на него. Ладно, расскажу как есть. Оно ведь как дело было: когда Васька у меня первый раз машину угнал, я ему таких «лещей» надавал, что он со двора как ошпаренный выскочил. Ну я думал, что урок на пользу пойдет и проблема решена, ан нет! Васька ко мне наутро с дружком своим мордатым явился. Ты, говорит, батя, заруби себе на носу. Машина эта мне нужна, и точка! Буду брать ее, когда захочу. Ты ее теперь днем будешь пользовать, а я по ночам. От нее не убудет. А еще запомни, если еще раз на меня руку поднимешь, мы тебе все кости переломаем. Говорит он мне это, а дружок его стоит рядом и лыбится. Ну я от дерзости такой рассвирепел совсем и – хрясь Ваське по мордам. – Карпов-старший сделал паузу, присел на лавку и в очередной раз нервно затянулся дымом папиросы «Казбек». Глаза мужчины блестели, он то и дело тер их рукавом.
– Ну а дальше-то что? – еще сильнее подначивал рассказчика Веня.
– Что-что? Васька на меня с кулаками бросился… Подумать только, на отца родного. Ну и дружок его тоже стоять на месте не стал, тогда они меня так отмутузили, что я угодил в лазарет. Пришлось объясняться. Сначала врачи меня расспросами пытали, потом участковый допытывался, кто это меня так отколошматил.
– Рассказали?
Карпов вздохнул.
– Соврал! Говорю, мол, не знаю, кто избил. По пьяни, говорю, нарвался, и все такое. Не смог я тогда сына родного под статью подставить. – Мужчину затрясло, он начал заикаться: – Н-н-не смог! Н-н-ну, не смог, и все!
– А потом? – Ведя опрос, Веня явно чувствовал возбуждение.
– Спустя пару недель Васька пришел и снова машину забрал, а поутру машину поставил, принес мне два пузыря белой и жратвы аж чуть ли не целый мешок и говорит: «Вот, батя! Я тут за ночь маленько накалымил. Это тебе вместо извинения». Оставил все и ушел.
– А вы что?
– А что я? С тех пор пошло-поехало, добился он своего. Теперь берет машину по ночам… Не каждый день, конечно, но бывает, а я молчу. Смирился, стало быть.
Веня покачал головой.
– Одно я не пойму, – продолжал Веня. – Если вы тогда участковому соврали, отчего же сейчас нам это рассказываете? Мы ведь тоже из милиции.
Карпов зло сплюнул попавший в рот табак и как-то вдруг ожил:
– А потому, что устал все это терпеть! Черт с ним, с дурнем, сядет, значит, сядет. Может, хоть на зоне ему мозги вправят. Делайте что хотите, мне уже до фонаря.
Веня втайне ликовал, но старался не показывать виду.
– А дружок, с которым тогда Васька вас избил, не Дмитрий ли Рыжов?
– Он самый! Ублюдок еще тот.
Веня достал из внутреннего кармана пиджака блокнот, для виду порылся в нем и строго спросил:
– Я слышал еще про двух друзей вашего сына: Вавилова и Рыжова. Знаете таких?
– Вавилова – Агдама кончили в драке сразу после войны, а Рыжов вскоре за решетку угодил. Что с ним дальше стало, не знаю.
– Ну что ж, гражданин Карпов, – сказал Веня, – спасибо за помощь. Если понадобится, мы вас еще раз побеспокоим.
– Да сколько угодно… И если вы, помимо этого, Ваську моего с его дружком побеспокоите, я в претензии не буду. Хотите арестовывайте их, хотите сажайте, мне теперь все едино. Особенно порадуюсь, если вы Рыжову срок впаяете. Это он, амбал, два ребра и челюсть мне сломал. Кроха, мать его так… Вот по ком уж точно тюрьма плачет…
– Уже не плачет, – резко осек раздухарившегося Карпова-старшего Веня.
– Отчего же так-то? – удивился тот.
– Убили его на днях!
– Кого? Кроху?
– Его самого! Голову проломили, так что в тюрьме ему не бывать.
Не особо заботясь тем, какие эмоции вызвала его последняя фраза, Веня направился в сторону «дежурки», Мария покачала головой и двинулась за напарником.
* * *Высадив Марию у гостиницы по адресу улица Металлистов, дом пять, Веня отправился домой. По дороге он слушал болтовню дежурного водителя Игорька Сафронова. Болтливого водителя Веня слушал вполуха, размышляя и оценивая при этом результаты работы за сегодняшний день. Денек, что ни говори, удался. В том, что именно Рыжов и Карпов похитили злополучную копировальную машину со склада «Союзпечати», Веня нисколько не сомневался. О том, что все трое как-то связаны с бандой Бубона, говорил и чемодан с обнаруженными возле трупа Крохи фальшивыми деньгами. Однако на след самого Бубона они выйти пока не смогли. Ну что ж, всему свое время. Рассуждая о событиях этого дня, Веня думал и о Марии. Странно, как за один лишь день может измениться впечатление о человеке. Веня невольно сравнил Марию с женой, и это его смутило. С Катей в последнее время они, мягко говоря, не ладили.
Когда машина остановилась, Веня, попрощавшись с Сафроновым, поднялся по лестнице и открыл дверь своим ключом. Не включая свет, Веня прошел в комнату. Настенные часы, подсвеченные лунным светом, показывали половину второго, Веня разделся и бросил одежду на стул. После этого он на цыпочках прокрался к кровати.
Катя как будто спала, но как только он лег, она пошевелилась.
– Как прошел день? – Катя откинула одеяло и села.
– Я думал, ты спишь.
– Как видишь, не сплю!
– Чего так? Бессонница? Хочешь, я тебе что-нибудь успокаивающего накапаю? – попытался пошутить Веня. – У нас там, кажется, валерьянка осталась…
– Мне уже накапали!
Веня опешил.
– Ты о чем?
– Я звонила к вам в отдел.
– И что?
– Твой Горохов сказал, что ты уехал с какой-то московской оперативницей.
Веня юркнул под одеяло, попытался обнять жену, но та оттолкнула его руку и отстранилась к стене.
– И что с того? К нам прибыла сотрудница из Управления БХСС и теперь она работает со мной.
– А что же именно с тобой? А как же Зверев?
– Не захотел с московской дамочкой работать и выпросил себе отпуск. – Сказав это, Веня тут же понял, что сделал это напрасно.
– А ты, значит, с ней работать готов?
– А почему бы и нет? Неглупая! Ну и вообще…
– Красивая?
– Кто?
– Не прикидывайся, что не понял!
– Ну… как тебе сказать. Я бы сказал, приятная…
– А Горохов сказал, что красавица.
Веня сглотнул: завтра Шурке голову открутит.
– На вкус и цвет товарищей нет! Ладно, давай спать.
– Спи! – Катя юркнула под одеяло, и через пару минут Веня услышал всхлипы.
* * *До Управления он шел пешком, и это заняло не меньше часа. Поднявшись на крыльцо, Веня хотел постучать, но перед этим дернул за ручку двери. Та была не заперта. Странно. Он вошел и увидел сидящего за стеклом стойки дежурного по Управлению старшего лейтенанта Лысенко в расстегнутом кителе и сдвинутой на затылок фуражке. Лысенко с кем-то разговаривал по телефону.
– Случилось что? – поинтересовался Веня.
– Случилось! – Лысенко протянул Вене трубку. – На вот… это Евсеев! Он с дежурной группой два часа назад выехал на очередной труп.
Веня прижал трубку к уху.
– Костин! Что у вас?
– Тело нашли в городском парке в кустах. Парочка молодая гуляла, парню до ветру приспичило, он в кусты отошел, а там тело. Вызвали нас, работаем.
– Ясно! Что уже выяснили?
Евсеев закашлялся и шмыгнул носом.
– Молодой мужчина, документов при себе не имеет. Голова пробита…
– Что? Мокришин с вами?
– С нами, где ж ему быть? Он говорит, что характер повреждения у новой жертвы мало чем отличается от характера повреждения, обнаруженного накануне у Рыжова. Короче, Леня считает, что этого парня угрохал тот же самый тип, пробил висок кулаком.
Веня чертыхнулся.
– Опиши убитого!
Евсеев замялся.
– Ну… обычный парень, среднего роста, вихрастый…
– Худой?
– Кто?
– Убитый парень, говорю, худой?
– Да, нет… обычный.
– Рыба!
– Какая еще рыба? Вы что там с Лысенко, козла забиваете?
– Да нет, Дима, домино тут ни при чем! А вот по поводу забить… По моему мнению, парня, которого вы сейчас осматриваете, зовут Василий Карпов. А кличка у него – Рыба! А почему спрашивал, худой или нет? Потому что у Рыжова и этого Рыбы был еще один дружок, некий Валерий Вавилов по кличке Гвоздь. И что-то мне подсказывает, что этого Гвоздя вполне могут, как ты сказал, забить. Причем по самую шляпку.
Часть третья. Антоша
Глава первая
После встречи с Желудем, в ходе которой Зверев понял, что узнал нечто такое, что, безусловно, может помочь в поиске банды псковских фальшивомонетчиков, он двинулся в массы и целых три дня посвятил общению со своей «агентурой». Он прошел по самым злачным местам своего любимого города: рынкам, барахолкам и мало кому известным притонам, где сумел встретиться и пообщаться со своими, так сказать, старыми и весьма полезными «приятелями».
В итоге он встретился и пообщался с Горшком, Морганом, Толиком Носатым, Юлой и еще доброй дюжиной представителей не совсем законопослушного, но и не отъявленного криминального контингента старинного русского города Пскова. Со всеми этими, так сказать, «приятелями» Зверев пообщался с пристрастием, но без особого успеха. Что очень огорчило Зверева, и он уже снова стал подумывать о Кисловодске и даже пару раз доставал из кармана скомканные накануне билеты. Однако Зверев решил, как всегда, просто не сдаваться и мысленно прокручивал в голове услышанное и подводил итоги своих пока весьма нерезультативных поисков.
Горшок, плюгавый барыга из Любятово, которого Зверев пару раз взял с поличным, но пожалел и не стал привлекать к ответственности, ничего не смог рассказать про Бубона. Фармазонщик Леша Моргунов, он же Морган, выдал много разного и вроде бы существенного, но тоже не сказал ничего по интересующей на данный момент Зверева теме. Форточник Толик Носатый, он же Анатолий Ухватов, тоже клялся и божился, что ничего не знает ни про Бубона, ни про подпольные цеха, где производят фальшивки. А Юлия Кузина по кличке Юла, в прошлом «ночная бабочка» и воровка, вроде бы вставшая на путь исправления, вовсе заявила Звереву, что теперь она честная и порядочная женщина, устроилась на работу и скоро выходит замуж, поэтому с недавних пор больше не знается с местным криминалитетом и помогать Звереву впредь не желает. Одним словом, потратив целых три дня на поиски фальшивомонетчиков, Зверев, злой как собака, к вечеру третьего дня явился домой, поставил варить макароны и, разбив на сковороду пару яиц, устроился курить у окошка. В этот момент зазвонил телефон, и Зверев, загасив окурок, нехотя снял трубку.
– Пал Василич… родненький, это я – Петя. – Зверев узнал голос Желудкова. – Нужно бы встретиться, похоже, у меня для вас кое-что есть!
Зверев ощутил, как кровь тут же прилила к вискам, и коротко спросил:
– Где и когда?
– На нашем старом месте за мостом у водокачки. – Желудь говорил тихо, его голос подрагивал. – Я буду на месте через полчаса, но времени у меня немного, поэтому вы уж поспешите.
Зверев посмотрел на часы.
– Понял, буду!
Павел Васильевич бросил трубку и с грустью посмотрел на недоваренные макароны. Задумавшись лишь на пару секунд, Зверев решительно выключил газ и, подхватив шляпу и плащ, выскочил из дома.
* * *Спустя час на набережной…
Миновав мост, Зверев спустился к реке, прошел вдоль берега чуть более километра и углубился в заросли. Пройдя еще с полкилометра, миновал насосную станцию и наконец-то добрался до нужного места.
Здесь, в паре сотен метров от реки, в окружении еще голых осин и уже зеленеющих зарослей лещины, возвышалась облезлая водокачка из красного кирпича. Тут же неподалеку была установлена неказистая деревянная скамейка с поломанной спинкой, на которой уже сидел Петя Желудков, нервно смоля папироску. На этот раз бывший осведомитель Зверева выглядел не столь презентабельно, он был бледен, руки Пети подрагивали.
– Ну, рассказывай, зачем звал. – спросил Зверев. – Неужели узнал что-то про Бубона?
Петя опасливо огляделся:
– Нет, но тут на днях я снова с Хрящом встретился!
Зверев хмыкнул.
– Ты же говорил, что он из города свалить хотел.
– Хотел, да не свалил, чтоб ему пусто было!
– А чего не уехал… передумал?
Петя тихо выругался.
– Не дали ему уехать!
– Кто?
– Те, с кем ни ему, ни мне лучше бы не встречаться, – люди Анжуйца!
Зверев подсел ближе и тоже посмотрел по сторонам.
– Не понимаю. Анжуец же в Москве…
– Он да, а вот его касатики зачем-то вдруг объявились.
– Так. – Зверев задумался. – Если Анжуец собрался прокрутить дело с фальшивками, значит, сюда прибыли его курьеры…
Петя фыркнул и снова огляделся по сторонам.
– Эти не курьеры, уж это точно!
– А кто же?
Желудь вдруг затрясся и сглотнул.
– Эти ребята явно по-мокрому работают. Один из них тот самый Птаха…
– Про которого ты мне накануне рассказывал?
– Он самый!
Зверев нахмурил брови и стряхнул пепел под ноги.
– Так, давай по порядку. Где ты встретился с Хрящом? Ты же говорил, что не знаешь, где его искать.
Желудь снова скуксился.
– Хрящ сам меня нашел, Я с работы возвращался, а этот упырь подкатил в тихом переулке и вцепился как клещ. «Стой, – говорит, – дело есть!» Такого форсу напустил, а сам трясется как лист осиновый. В сторонку отвел, потом говорит: «Мне информация нужна. Ты у нас в курсе многих дел, так что поможешь мне человечка одного найти!» Я поначалу послал его по матушке, говорю, мол, завязал я и теперь не при делах, а он ни в какую. «С огнем играешь, Желудь! Ой, смотри у меня, доиграешься, – говорит. – Делай дело, не то хуже будет!» Я ему – вали, чихал я на твои угрозы, а он, сучонок, оскалился и пальцем мне грозит. Ты, говорит, Желудь, не думай, что соскочить смог. Думаешь, остепенился, бабу себе нашел… на работу устроился, и все на этом? Нет, корешок, не выйдет. Не найдешь мне человечка, так я тебе устрою… Да-да… Я ему: «И что же ты мне сделаешь?» «Шепну, – говорит, – кое-кому о твоих делишках, за которые тебя на шнурки порежут».
Петя вытер пот и раскурил новую папироску. Потом истерично рассмеялся и сделал несколько глубоких затяжек.
– Я в толк не возьму, а когда этот упырь мне снова пальцем погрозил, начал я догадываться, к чему он клонит. Ну, он тут все мне и выдал. Знаю, говорит, с кем ты дружбу водишь, знаю, что сдал ты, сука, немало приличных людей ментам. Одним словом, прознал Хрящ про наши с тобой дела, и теперь, как грицца, прощай мое спокойное житье. Если он всем раззвонит, что я с тобой, майор, давнюю дружбу вожу, представляешь, что со мной сделают?
Петя едва не прослезился. Зверев покачал головой.
– Да уж… дела. Ну, угомонись ты…
– Угомонюсь, Пал Василич! Сам чувствую, что скоро угомонюсь, и, видимо, на века.
– Перестань! Лучше скажи, как тебя Хрящ вычислил…
– Юлька Косая, профу́ра, меня сдала!
– Юлька… Твоя бывшая любушка? Та, с которой у вас любовь была?
Вспомнив хорошо ему знакомую разбитную деваху Юльку Кочину – базарную торговку и бывшую сожительницу Желудя, Зверев фыркнул:
– А ты ей что же…
– Да! Рассказал о наших с тобой делах. По пьянке в койке, сам понимаешь, чего только бабе не расскажешь…
– Ну и дурак ты, Петька!
– Знаю, что дурак, а вот что делать мне, не знаю! – Петя грязно выругался, сплюнул и вытер нос рукавом. – Ненавижу эту маруху! Она ведь теперь, как выяснилось, с Хрящом спуталась, мразь! Все ему про меня и рассказала.
Зверев прокашлялся.
– Ладно, я все понял! Дело и правда дрянь, но ты не кисни! Давай лучше покумекаем, как нам все это исправить. А поэтому рассказывай, что от тебя Хрящу понадобилось.
Петя тут же воспрял духом.
– Все расскажу, Пал Василич. А дело было так…
* * *В комнате пахло кошачьей мочой, брагой и квашеной капустой. Стены были заляпаны жиром, побелка на потолке посерела, от стояка до ручки окна висела бельевая веревка, увешанная мокрыми тряпками и потемневшими от сырости деревянными прищепками. Стол был завален остатками вчерашней пирушки: корками хлеба, луковой шелухой и банками из-под тушенки; под столом валялись две пустые бутылки.
Домушник Антон Кириллович Ананьев по кличке Хрящ в майке и трусах сидел за столом, курил «Казбек» и с важным видом потягивал из бутылки вчерашнее «Жигулевское» пиво. Юлька Кочина лежала на кровати в одной сорочке, в ногах женщины лежала рыжая кошка, такая же взъерошенная, как и ее хозяйка.
– Значит, все-таки уезжаешь? Далась она тебе, эта Москва. – Юлька зевнула и почесала толстый живот.
Антоша хмыкнул.
– А чего здесь ловить?
Юлька надула губы.
– А как же я?
– Ты? – Антоша рассмеялся. – Ну по тебе, конечно, буду скучать… в первое время.
– Ну тебя! Все вы, мужики, такие.
– Какие?
– Непостоянные. Когда вам приспичит, воркуете как голубки, золотые горы сулите, а как утешите блуд, так сразу у вас планы и дела. Сволочи вы все! Проваливай в свою Москву, пусть тебя там московские марухи ласкают и лелеют. Можешь прямо сейчас сваливать…
– Куда же я прямо сейчас пойду?
– А куда хочешь!
Антоша поморщился. Идти ему и в самом деле было некуда.
– Ладно тебе! Уж и пошутить нельзя. А ты не кисни, вот устроюсь в столице, пристанище себе найду, глядишь, и заберу тебя к себе.
– Правда?
– А почему бы и нет?
– Признаться, слабо в это верится.
– Отчего же так. – Хрящ допил пиво, смачно рыгнул и, подойдя к кровати, плюхнулся рядом с Юлькой. Когда он стал гладить толстую Юлькину ляжку, та отпихнула руку мужчины.
– Да хватит уже! Ишь, какой ты у нас ненасытный. Ты лучше расскажи, где ты в Москве остановиться хочешь. Ты вон и в Пскове без своего угла уже который месяц живешь, а там тебе не Псков.
– В Пскове не имею, а в Москве уж найду, где косточки кинуть. Есть у меня кое-какие задумки…
– И что это за задумки? Опять за старое примешься, по квартирам да по чердакам промышлять станешь? Ну одну квартиру возьмешь, ну две, а потом опять в лагеря? Московские менты, я слышала, народ лютый. Таких, как ты, враз сцапают, проглотят и не подавятся.
– Не каркай! Не сцапают! Там теперь времена другие, ежели с умом к делу подойти, так можно зараз такое дело прокрутить, что несколько лет после этого можно будет на печи лежать. Вон Витька Глаз давеча из Москвы приезжал на выходные, рассказывал, как в столице обосновался. Я как его встретил, так и обомлел. Он еще два года назад в столицу умотал. Уезжал голодранцем, а вернулся козырным человеком. Шляпа, клифт из драп-велюра, ботиночки из телячьей кожи и часики при нем золотые и такие же запонки. Курит теперь только «Северную Пальмиру», раз в неделю ужинает в ресторане «Арарат», квартирку снял, одним словом, выбился в люди. Я его ну расспрашивать, что да как, он и рассказал. Взял, говорит, по наводке пару квартир и теперь в ус не дует.
Юлька почесала кошку за ухом.
– Так Витька Глаз, говорят, скокарь[13] бывалый. Он любой замок при желании может женской заколкой открыть. Он и в Пскове без денег особо не сидел, а ты у меня не Витька…
– Но-но, полегче! Я тоже замки, как орешки, умею щелкать… К тому же у меня в Москве связи есть, так что есть где зацепиться, куда сунуться.
– Это кто ж у тебя в Москве? Небось баба?
– Не баба!
– А кто?
– Кореш старый, вот кто!
Юлька фыркнула и снова почесала живот.
– Поди, такой же голодранец, как ты?
– Ошибаешься, девонька! Не голодранец. Про Мишу Анжуйца приходилось слыхать?
– И кто же это?
– Вор в законе. Мы с ним вместе на нарах чалились. К нему думаю податься, уверен, что он мне не откажет. Поможет и комнатку сыскать и, глядишь, для начала к делу какому пристроит. Присмотрюсь, а потом, может, и свое что-нибудь придумаю.
Юлька хмыкнула:
– И где же ты своего Анжуйца искать станешь? Ты же не будешь говорить, что его адрес в Москве каждая собака знает.
– Собака не знает, а я знаю. Я тут, когда с Витькой базарил, он мне наколочку и дал, подсказал, как этого Анжуйца найти. Еще сказал, что ищет он в Пскове нормальных людей, хочет у нас какие-то дела делать.
– Какие?
– Не знаю. А знал бы, так не сказал. Одним словом, Анжуйца я знаю где искать, и это главное.
Антоша не договорил, потому что в этот момент в дверь постучали…
Юлька встала с кровати, накинула халат и подошла к двери.
– Кого там черти принесли?
– Открывай, нам Хрящ нужен! Я знаю, он здесь! Скажи ему, что гости к нему пожаловали…
– Какие еще гости?
– От Миши Анжуйца…
Юлька тут же открыла дверь.
– Да погоди ты… – выкрикнул было Антоша, но было поздно.
Юлька обернулась:
– Ты же сам говорил…
Дверь распахнулась, и в квартиру вошли двое: первый – вихрастый парень в кепке и потертой куртке; второй – постарше, в сером костюме и юфтевых сапогах. Парень тут же оттолкнул Юльку, преграждавшую ему дорогу, и ввалился в комнату.
– Уйди, шмара! Не путайся под ногами!
– Ах ты, сволота! – Юлька выпятила грудь. – Ты кого шмарой назвал?
Юлька рванулась было вслед, но второй визитер резко схватил ее за руку и развернул к себе.
– Цыц, лярва! Хрящ где?
Почувствовав у своего горла холодную сталь, Юлька захрипела.
– Там он.
Второй визитер тут же отпустил Юльку и тоже вошел в комнату.
Антоша, белый как мел, все так же в майке и в трусах, теперь стоял у кровати, словно молодой солдат после побудки, и глуповато улыбался. Вихрастый уже сидел на табурете и противно скалился.
– Ну, здравствуй, корешок! Давненько не виделись, – парень повернулся к приятелю. – Познакомься, Дуплет, это мой старый дружок Антоша Ананьев. Вижу, он меня узнал и, судя по глазам, обрадовался дорогому гостю. Так, что ли, Хрящ? Как поживаешь?
– Не жалуюсь, Птаха, а ты как? Какими судьбами в наших краях?
– Да есть дела-делишки, скрывать не стану. Нас с дружком к тебе Миша прислал, помнит он тебя, а потому с просьбой мы к тебе…
– Просьба, ко мне? От кого? От Миши?
– От него, а я что, как-то по-другому сказал?
– Нет-нет! Именно так и сказал! Раз Анжуец обо мне помнит, это для меня честь! Говори, Птаха, чем я таким Мише могу помочь?
– Ищем мы кое-кого. Ищем человечка, и нужно, чтобы ты по своим каналам его тоже поискал, – продолжал нараспев Птаха.
– Поискал?.. Человечка?.. А кого будем искать?
– Искать будем нашего общего знакомого. Помнишь паренька, с которым мы с тобой в Карлаге срок мотали и которого после расправы с «баркасовцами» Анжуец к нам в барак подтянул? Подтянул и к себе приблизил? Давай уже, не трясись, а вспоминай.
– После расправы с «баркасовцами»? Анжуец подтянул? Так, кажется, понял я, о ком речь. Мы его, помнится, Гошей называли…