Агентство РОНИН. Регистрационный Отдел для Нежити И Нечисти

Пролог

Дождь лил вторые сутки подряд, что нисколько не улучшало моего скверного настроения, скорее, наоборот, оно от отметки «просто плохое» плавно двигалось в сторону «на редкость отвратительное». Капли, срываясь с давно прохудившегося потолка, с мерзким квакающим звуком шлёпались в подставленный старый таз, вызывая почти непреодолимое желание схватить ржавую посудину и швырнуть её в стену. От этого шага меня удерживала одна-единственная прагматичная мысль: если я нечаянно попаду в окно, то из офиса придётся в срочном порядке съезжать. И всё бы ничего, но проблема заключалась в том, что съезжать было некуда.

Неделю назад квартирная хозяйка, милейшая интеллигентнейшая женщина, страшно смущаясь и нервно комкая в руках кружевной платочек, сообщила, что не может больше ждать, когда я изыщу возможность заплатить за жильё.

– Понимаете, месье Леонид, мне ведь нужно помогать Катрин, она после смерти мужа одна воспитывает двоих детишек, вы ведь в курсе наших семейных сложностей.

Матильда Францевна ужасно гордилась своими французскими предками и по сей причине всех мужчин она называла только «месье», а дочь Екатерину – Катрин, с этаким мягко грассирующим «р».

– Поэтому, когда появились желающие снять вашу комнату и заплатить за полгода вперёд, я не нашла в себе сил отказать, – она виновато вздохнула, – вы же знаете, месье Леонид, я искренне к вам расположена, но вы задолжали мне уже достаточно много. Поверьте, страшно неловко говорить вам об этом, но, увы, я вынуждена просить вас освободить комнату или погасить долг.

Так как расплатиться с Матильдой Францевной мне было нечем, я собрал свои немногочисленные пожитки и, пообещав в ближайшее время непременно возместить убытки, покинул гостеприимный дом в заросшем сиренью Полярном переулке. В то, что я сдержу слово, не поверили ни я, ни квартирная хозяйка, но мы оба сделали вид, что всё в порядке.

И вот уже неделю я живу в офисе, который, к счастью, у меня хватило ума оплатить на год вперёд. Тогда у меня ещё были деньги, и жизнь казалась вполне сносной.

Впрочем, офисом назвать те две смежные комнатушки, которые я снимал на последнем, третьем этаже старого здания, можно было лишь с определённым трудом. По идее, эту деревянную хибару давно следовало снести, но у городского начальства всё никак не доходили руки до отдалённого и не слишком благополучного района. Если бы дом, в котором, говорят, когда-то располагалась неплохая гостиница, стоял хоть чуть ближе к центру, его давно убрали бы и поставили бы вместо развалюхи современное здание из стекла и бетона. Но тогда мне точно не хватило бы денег на аренду даже одной маленькой комнатки, так что всё, что ни делается, оно, наверное, к лучшему.

– Шлёп… Шлёп… Шлёп… Плюх… Плюх…

Монотонный стук капель по дну таза сменился не менее раздражающим бульканьем: видимо, воды набралось уже порядочно, скоро нужно будет выливать, так как сантиметрах в десяти от дна бок таза проржавел, и теперь там красовалась дырка с неровными краями. Вообще-то таз этот давно следовало отнести на помойку, но что тогда подставлять под течь в потолке во время дождя? Излишков посуды у меня не наблюдалось, и жертвовать на это дело последнюю нормальную кастрюлю я не собирался.

Единственный стул подо мной жалобно скрипнул, когда я попытался дотянуться до стеллажа, притулившегося в углу, не вставая. Не получилось… Придётся вставать, хотя нет ни малейшего желания не то что подниматься, а даже шевелиться. Нехарактерная для меня апатия навалилась как-то вдруг, придавив не хуже снежной лавины, под край которой я когда-то имел сомнительное удовольствием попасть.

На плечи обрушилась такая неимоверная тяжесть, что я почувствовал желание сползти со стула, лечь на пол, распластаться и позволить неведомой силе расплющить меня в не очень симпатичную лепёшку. Может быть, так будет даже лучше: не придётся снова пытаться выкарабкаться из очередной чёрной полосы. Как выглядит белая, я, честно говоря, уже успел позабыть: настолько давно она была в моей жизни. А так – медленно превратиться в тень, в воспоминание… Хотя здесь я явно себе польстил, потому как вспоминать-то обо мне и некому. Ни семьи, ни детей, ни настоящих друзей – ничего из этого короткого списка в моей жизни не было. Ну вот как-то не срослось, не получилось. Я всегда был одиночкой, человеком, не умеющим и не желающим общаться с подобными себе. Своё вынужденное одиночество я гордо именовал самодостаточностью и даже пытался этим гордиться. Получалось, к слову сказать, не очень. Так что если я исчезну, то единственным человеком, которого это обеспокоит, станет владелец старого дома, где я снимаю свой как бы офис.

Стук в дверь раздался неожиданно, и сначала я даже подумал, что он мне померещился: в том странном сумеречном состоянии, в которое я погружался, это вполне могло произойти. Но вежливый поначалу стук сменился более внушительными ударами, от которых хлипкие стены содрогнулись. Ногой там, что ли, колотят?

Интересно, кому это я понадобился, да ещё в такое время? За окном давно стемнело, а так как на улице стоит поздняя весна, то, значит, уже наступил глубокий вечер. Ни один уважающий себя клиент даже днём в этот район не сунется, а с местными обитателями у нас давняя договорённость: они не лезут в мои дела, а я делаю вид, что мне наплевать, чем они тут занимаются. Непрофессионально, да, но что делать, если частный сыщик из меня так и не получился. Посредственный полицейский, ушедший на пенсию по выслуге как только позволил возраст, охранник, проворонивший нападение на груз, консьерж, не рискнувший преградить путь грабителям… С чего я решил, что могу стать кем-то, если всю жизнь был никем, пустым местом? Из воробья жар-птица не получится, хоть как ты его раскрась.

Не найдя в себе сил подняться, я крикнул, чтобы посетитель убирался куда подальше, вяло удивившись тому, как хрипло и чуть ли не по-стариковски прозвучал мой голос.

За дверью наступила тишина, но скрипа старой лестницы не было слышно. Это, конечно, ещё ни о чём не говорило: в голове странно шумело, и я мог просто не расслышать ставший таким привычным звук. А спустя минуту дверь, которую я совершенно точно запирал на ключ, негромко щёлкнула замком и открылась, впустив в мою комнату очень странного человека.

Невысокого росточка, кругленький, с розовой лысинкой, стыдливо прикрытой жидкими прядками седых волос, румяными щёчками и по-птичьи круглыми глазками. Человечек повертел головой, слегка склонил её к правому плечу и внимательно уставился на меня.

– Здравствуйте, Леонид Петрович, – вежливо проговорил он, оглядываясь в поисках стула или кресла и не находя ни того, ни другого, – благодарю вас, что согласились уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени.

– Я не соглашался – это раз, – говорить было очень тяжело, всё тело занемело, словно после мощной анестезии, – моё время драгоценным назвать сложно – это два, и я вас не знаю – это три. Поэтому проваливайте отсюда.

– Да-да-да, – человечек всплеснул пухлыми ручками, – я знаю, что приходить без приглашения невежливо, но иначе я мог бы опоздать. Инфаркт, он ведь, знаете ли, ждать не будет, хотя можно, конечно, попробовать, но…

Тут он критически прищурился и окинул меня неожиданно тяжёлым взглядом, который, впрочем, тут же сменился прежним – наивным и слегка смущённым.

– Что же до меня, то позвольте представиться, – тут он шаркнул ножкой, обутой в забавные сапожки на каблучке, сшитые из чешуйчатой кожи какой-то невезучей рептилии, – Сигизмунд Карлович, особый уполномоченный.

– Кем? – меня начала утомлять эта странная беседа.

– Что – кем?

Человечек смотрел на меня с каким-то чуть ли не научным интересом, словно пытаясь угадать, что я ещё любопытного скажу.

– Кем уполномоченный?

Неожиданно резко кольнуло слева, а дышать стало совсем тяжело.

– Ох, дорогой мой Леонид Петрович, – всмотревшись в меня, засуетился человечек, – как я вовремя! Ещё полчаса – и не успел бы. Вот что значит – опыт! А они всё на заслуженный отдых мне намекают… Давайте, дорогой мой, быстренько подпишем договорчик, и тогда помирайте себе на здоровье, сколько хотите! Ха-ха, каламбурчик получился, надо не забыть!

– Я… ничего… подписывать… не буду…

Боль, зародившаяся в области сердца, растекалась по всей левой половине тела, а в голове настойчиво стучало сказанное странным визитёром слово «инфаркт».

– Будете, мой драгоценный, куда ж вы денетесь-то, – я уже не видел человечка, перед глазами стоял туман, в котором мне почему-то померещились извивающиеся тела каких-то не то огромных тропических змей, не то сказочных драконов. – Оракул, он, знаете ли, никогда не ошибается… Неужели вы не хотите прожить ещё одну жизнь, полную приключений и опасностей, принося при этом несомненную пользу обществу, так сказать, в благодарность за шанс… избежать… возродиться, как феникс… вам понравится… что вы забыли в этой могиле, честное слово… квартальная отчётность… сыро и темно… уникальный шанс… я вам гарантирую…

Голос человечка то уплывал, то становился громче, предложения распадались на отдельные слова и обрывки фраз, смысл которых от меня ускользал.

Потом, уже почти теряя сознание от ставшей нестерпимой боли, я почувствовал в руке карандаш или ручку, но мне было уже почти всё равно. Хуже, чем есть, однозначно не станет.

– Вот здесь, мой золотой, – голос человечка, одновременно воркующий и резкий, раскалённой иглой впивался в сознание и, только ради того, чтобы он замолчал, я послушно чиркнул что-то там, куда направила мою руку его оказавшаяся очень холодной ладонь. – Ну вот и замечательно! Отдел укомплектован. Кто у нас молодец? Я у нас молодец! Ничто так благотворно не действует на нервную систему, как хорошо выполненная работа, не так ли, мой…

Окончания фразы я не услышал, так как провалился в вязкий холодный туман, поглотивший меня полностью. К счастью, вместе с сознанием растворилась и боль, так что я, кажется, даже успел улыбнуться.

Глава 1

Первым, что я почувствовал, вынырнув из глубин такого странного и такого реалистичного сна, был великолепный запах только что смолотого кофе. Он витал вокруг, заставляя дышать глубже, чтобы успеть насладиться дивным ароматом до того, как реальность вступит в свои права, а сон окончательно испарится вместе с душистым кофейным облаком.

Неужели в нашем так называемом бизнес-центре появились арендаторы, которым по карману достойный кофе? А в том, что он был по-настоящему хорошим и, как следствие, дорогим, я был уверен: в своё время мне довелось поработать охранником в компании, которая занималась поставками элитных сортов кофе, и я волей-неволей наслушался разговоров менеджеров по продажам, расхваливавших товар потенциальным покупателям. А ещё в офис часто привозили так называемые пробные партии, и тогда весь коллектив, включая нас со сменщиком, пару дней наслаждался эксклюзивным кофе, причём цена за килограмм порой была больше моей месячной зарплаты. Разбираться в нюансах и оттенках вкуса я, конечно, не научился, но отличить хороший сорт от плохого теперь был вполне в состоянии.

Ещё до того, как открыть глаза, я прислушался к организму и с удивлением понял, что у меня ничего не болит. Это было странно, так как за последние не слишком благополучные месяцы я привык к тому, что то сердечко побаливает, то поясницу ломит, то голова раскалывается с самого утра. А тут такое внезапное и оттого подозрительное счастье… К чему бы это? Сон на старом продавленном диване однозначно не должен был способствовать хорошему самочувствию. Стоп… То, на чём я лежал, явно было гораздо удобнее и мягче, чем пружинный монстр, стоявший во второй комнатке моего офиса. Было ощущение, что подо мной как минимум ортопедический матрас. Внимание, вопрос: откуда бы ему взяться?

Понимая, что откладывать поиск ответов можно бесконечно, я глубоко вздохнул и решительно открыл глаза, чтобы тут же крепко зажмуриться. То помещение, которое я успел увидеть, никак не могло быть моим офисом хотя бы потому, что было раз в пять больше. Да и таких панорамных окон с плотными жалюзи у меня в конторе тоже отродясь не было. Да у меня вся стена меньше, чем это окно!

Титаническим усилием воли заставив себя успокоиться и начать дышать ровно, я медленно, контролируя каждое движение, снова открыл глаза: сначала чуть-чуть, давая себе привыкнуть к яркому освещению, и только потом – полностью.

В полном обалдении я рассматривал очень просторную комнату, напоминавшую одновременно гостиную и домашний кабинет какого-нибудь достаточно высокопоставленного чиновника.

Одну стену занимало огромное панорамное окно, закрытое плотными серебристыми жалюзи, вторая была отдана на откуп книгам, которые ровными рядами выстроились на высоких, под потолок, стеллажах, возле третьей стоял массивный письменный стол. На нём аккуратными стопочками белели папки с какими-то документами, а явно антикварная ваза с незнакомыми высокими тёмно-красными цветами намекала на то, что хозяин кабинета не слишком стеснён в средствах. Возле стола я увидел два кресла, в одном из которых расположился уже знакомый мне кругленький человечек. На меня он не смотрел, погрузившись в изучение какого-то документа. Читая, он то и дело подносил к губам кофейную чашку, довольно облизывался и продолжал читать, забавно шевеля губами и иногда тяжело вздыхая.

Я попытался сесть, и диван, на котором я, как выяснилось, вполне комфортно лежал, чуть слышно скрипнул. Этого оказалось достаточно для того, чтобы человечек повернулся в мою сторону, а потом, отложив бумаги, радостно всплеснул руками.

– Леонид Петрович, бриллиантовый вы мой, – проворковал он, и эта сахарная интонация заставила меня внутренне напрячься, – наконец-то вы пришли в себя! Как самочувствие? Нигде не болит, не давит, не стреляет? Сердечко как? Не беспокоит?

– Где я? – слова по-прежнему выговаривались с некоторым трудом, но уже гораздо лучше, чем в том сне, где я умер. Это же был сон, правда?!

– Мой дорогой, – человечек, имя которого вылетело у меня из головы, ловко выбрался из кресла и, подойдя к дивану, остановился, глядя на меня своими круглыми птичьими глазами, – ну какая вам, в сущности, разница? Давайте смотреть на ситуацию позитивно! Вы покинули ту конуру, которую почему-то называли офисом, у вас прекрасное самочувствие, впереди множество приятных событий… Так нужно ли обременять себя излишками информации?

– Где я?

Мне категорически не нравилось то, что человечек – да как же его зовут-то?! Какое-то такое заковыристое имя было! – явно не стремится отвечать на, казалось бы, самый простой вопрос.

– Даже если я вам отвечу, дражайший Леонид Петрович, вы всё равно не сможете понять, где оказались, так стоит ли усложнять?

Я молча смотрел на него, всем своим видом демонстрируя, что не намерен продолжать общение, пока ситуация не прояснится хоть как-то.

– Ну хорошо… – досадливо поморщился человечек, усаживаясь обратно в кресло, – вы в Лимбурге. Стало понятнее?

– Это где? В Германии? В Австрии? В Швейцарии? И почему я ничего не помню? У меня и загранпаспорт просрочен давно…

– Ну вот, так я и знал, – слегка театрально вздохнул человечек, – стоит ответить на один вопрос, как тут же сыплется ещё десяток. А я ведь предупреждал, что мой ответ ничего не прояснит, разве не так?

Ответить я не успел, так как дверь распахнулась, и в комнату вошёл её хозяин, высокий худощавый мужчина неопределённого возраста. Его длинные белые – не то седые, не то крашеные – волосы свободно падали на плечи, придавая мужчине какой-то слегка богемный вид.

Увидев вошедшего, человечек резво вскочил на ноги и согнулся в поклоне. К счастью, то, что я лежал, избавило меня от необходимости как-то реагировать на появившегося владельца этой явно непростой недвижимости.

– Сигизмунд, ты всё рассказал нашему гостю?

Точно! Сигизмунд Карлович…

Голос у мужчины был неожиданно мягкий, со странными, едва заметными кошачьими интонациями, но при этом ни малейшего сомнения в силе его обладателя не возникало. Я встречал раньше похожих на него: никаких богатырских плеч, бугрящихся мышц, но в то же время гибкость и прочность связки сыромятных ремней. Такой легко выстоит против трёх качков и даже не вспотеет.

– Он вот буквально только что пришёл в себя, и я просто ещё не успел, ваша светлость! – зачастил человечек. – Я только сообщил, что он находится в Лимбурге… а тут и вы вернулись…

Ваша светлость? Да что вообще происходит-то? Вроде бы так обращались к герцогам или князьям… или к графам? Как-то эти моменты никогда меня не интересовали, и все знания ограничивались сведениями из просмотренных фильмов и прочитанных романов. Когда я работал в охране в той самой кофейной фирме, по ночам всё равно делать нечего было, вот и приходилось книжки читать, какие были в наличии. Мой сменщик увлекался всякой исторической и псевдоисторической литературой, так что и я волей-неволей к ней приобщился.

– Я понял тебя, Сигизмунд, – кивнул человек и вперил в меня внимательный взгляд красных глаз. Стоп… Красных?! Это линзы такие? Но через них же наверняка смотреть неудобно. Впрочем, как говорится, у богатых свои причуды. – Однако кофе ты сварить себе успел и сорт выбрал не первый попавшийся. Это ямайский Blue Mauntain, если я не ошибаюсь.

– Вы же мне сами позволили, ваша светлость…

– Я помню, Сигизмунд, и поэтому просто констатирую данный факт, а не вышвыриваю тебя за порог, – отмахнулся от человечка вошедший.

Какое-то время в комнате царила полная тишина: мы с блондином играли в гляделки, а Сигизмунд старательно делал вид, что его вообще тут нет.

– Я князь Лоренцо Чилларио, – наконец-то соизволил проговорить хозяин кабинета, усаживаясь в кресло за столом, – и я возглавляю службу распределения. Сейчас вы находитесь у меня в гостях, так как кое-кто, – тут он взглянул на съёжившегося Сигизмунда, – перепутал потоки и перенёс вас не в диагностический центр Лимбурга, как положено по инструкции, а ко мне в кабинет. Разумеется, виновный будет наказан в назидание остальным, – тут человечек в кресле побледнел до синевы и, как мне показалось, на полном серьёзе приготовился упасть в обморок, – но, раз уж наша встреча состоялась, то я в качестве компенсации за то, что вы лишены возможности получить исчерпывающую информацию вместе с остальными переместившимися, готов ответить на два… нет, так и быть, пусть будет три… ваших вопроса, уважаемый Леонид Петрович. Но будьте благоразумны: вопросов будет ровно три и ни в коем случае не больше.

– Это неслыханная щедрость, ваша светлость, и она может сравниться лишь с вашей справедливостью, – прошептал Сигизмунд, но, стоило хозяину кабинета недовольно дрогнуть бровью, замолчал и даже рот ладонями зажал. Видимо, на всякий случай.

– Где я? – в очередной раз спросил я, надеясь, что хотя бы этот гламурный блондин сможет внятно мне объяснить, что вообще происходит.

– Это первый вопрос, – мужчина равнодушно кивнул, словно косточку на старых счётах перекинул с одной стороны на другую. – Что же, вы вполне имеете на него право, ведь Сигизмунд, судя по всему, не удосужился вам ничего объяснить.

Человечек в кресле убрал от лица ладони и явно хотел что-то сказать в своё оправдание, но блондин спокойно бросил, не глядя на него:

– Три месяца в катакомбах. Каждое произнесённое тобой слово будет увеличивать срок наказания на месяц. Поэтому думай, прежде чем что-то сказать.

Сигизмунд душераздирающе вздохнул и понуро сгорбился в кресле: наверное, три месяца в неведомых мне катакомбах – это было достаточно много.

– Вы, уважаемый Леонид Петрович, находитесь в Лимбурге, это… – тут он прищёлкнул пальцами, и я заметил, что у него длинные алые ногти, на вид достаточно острые. Точно – гламурный такой господин, с ними нужно поаккуратнее, а то впадёт в истерику, и что тогда делать? Хотя на того, кто способен истерить на пустом месте, блондин похож не был совершенно. – Это место, расположенное между мирами, понимаете?

– Нет, – совершенно искренне ответил я, – никогда в подобную чушь не верил.

– Напрасно, – блондин строго погрозил мне пальцем, и я, как загипнотизированный, уставился на крупный кроваво-красный камень в явно старинном перстне. – Миров, как вы скоро узнаете, великое множество, и тот, откуда Сигизмунд вас забрал, лишь один из них, причём далеко не самый интересный, уж мне-то вы можете поверить. Так вот, Леонид Петрович, Лимбург – это центр, откуда существа, попавшие сюда в соответствии с предсказаниями Оракула, распределяются по нужным мирам. Это не город, не страна, не отдельный мир, это – место. Оно вне времени и вне пространства. Когда в своём мире вы умерли… Заметьте, я даже не стал дожидаться, когда вы об этом спросите, и тем самым сэкономил вам вопрос… Так вот, когда вы умерли в своём мире, то оказались здесь, в Лимбурге, так как именно вас Оракул выбрал для выполнения определённой работы. По каким параметрам и критериям, мне не ведомо, Оракул не открывает своих тайн, он просто указывает на того или другого. Раз вы здесь, значит, в каком-то мире возникла необходимость в существе именно вашего склада, темперамента, образа мышления, с вашими умениями и навыками.

Сказав это, он встал и подошёл к высокому застеклённому шкафу, откуда извлёк тёмную бутыль.

– Простите великодушно, вам не предлагаю, – проговорил он, глядя на то, как густая багровая жидкость постепенно заполняет бокал, – не из снобизма, как вы могли бы подумать. Просто моё меню вам, боюсь, не подойдёт.

Тут он улыбнулся, и в ярком свете я увидел, как влажно сверкнули длинные и явно острые клыки.

– Тут главное самому в это меню не попасть, – брякнул я, запоздало подумав, что, может, не стоило озвучивать эту мысль?

– Ну что вы, Леонид Петрович, – укоризненно покачал головой князь Чилларио, – избранные Оракулом неприкосновенны, это аксиома. Тем более, что в таких техногенных мирах, как ваш, чрезвычайно сложно отыскать чистую кровь, не испорченную ни вредной едой, ни курением, ни алкоголем, ни наркотиками. К счастью, есть и другие миры, так что голод мне совершенно точно не грозит, Леонид Петрович. Вы можете взять себе кофе, вон там есть кофемашина. Сам я его не пью, но для посетителей держу. У вас есть ещё два вопроса, так что не стесняйтесь?

– Благодарю.

Я уже почти успокоился, решив, что давно не видел такого интересного сна, и что даже если это галлюцинация, она всяко лучше моего беспросветного существования. Кофемашина, кстати, оказалась самой обычной, а вот кофе порадовал густым насыщенным ароматом.

– Вы сказали, что Оракул выбрал меня для какой-то работы. Это, честно говоря, достаточно странно, ведь я никакими особыми талантами не обладаю. Так что очень может быть, что ваш Оракул промахнулся. Это я просто предупреждаю, чтобы потом неловко не получилось, понимаете? Но спросить я хотел вот о чём: куда мне предстоит отправиться?

– Сигизмунд, – князь едва заметно повернулся в сторону человечка, – напомни мне, в какой мир должны распределить уважаемого Леонида Петровича. Можешь говорить, разрешаю, только строго по делу, понял?

– Конечно, ваша светлость, – торопливо ответил Сигизмунд, всем своим видом демонстрируя готовность быть максимально полезным. – Леонид Петрович выбран Оракулом для работы в мире Оверхилл, это восемнадцатый сектор пятого уровня. Я лично занимался комплектованием отдела, об организации которого настойчиво просило правительство Оверхилла. Уже, говорят, несколько прошений подавали, а ответа всё нет и нет.

– Ах да, помню, – кивнул князь, – забавный такой мирок. Небольшой, достаточно густо населённый, десятка три городов и прочих более или менее крупных поселений. Ну тогда всё понятно, почему им понадобились услуги Оракула. Свои-то не подходят, так как видовые симпатии и антипатии никто не отменял. Ну что же, – тут он повернулся ко мне, – это очень интересное назначение, Леонид Петрович, уверен, вам понравится. К тому же, если я правильно помню, Оверхилл совершенно не техногенный мир, там всё по-простому, так сказать, патриархально, порой примитивно, зато экологически чисто.

– И что я буду делать в этом Оверхилле?

– Это был третий вопрос, уважаемый Леонид Петрович, – князь бросил на меня быстрый внимательный взгляд, – он последний, если помните. Надо отдать вам должное, вы неплохо справились: все три вопроса заданы по существу, в порядке важности. Где я? Куда отправлюсь? Что буду делать? Повторюсь: очень даже неплохо. Вы не стали спрашивать, кто я такой, хотя вам очень хотелось, я видел. Не спросили, почему именно вы, так как Оракула здесь нет, а кроме него ответа на этот вопрос никто не знает. Я доволен вами, Леонид Петрович. Поверьте, я нечасто это говорю.

Сигизмунд тут же активно закивал лысой головой, мол, так и есть, совсем нечасто. Я же лишь благодарно прижал ладонь к груди, показывая, что комплимент оценил и признателен за него.