Дело о фантомном маршруте

- -
- 100%
- +
Он действовал методично, как и завещал его многолетний опыт. Если отбросить всю эту мистическую шелуху, факты были таковы: некая влиятельная особа утверждает, что некий специфический маршрут общественного транспорта перестал функционировать. Задача детектива – проверить это утверждение.
"Пункт первый," – вывел он в блокноте. – "Опросить водителей автобуса №7 на терминале у вокзала Виктория. Возможно, они заметили аномалии в расписании или необычных пассажиров."
"Пункт второй. Изучить архивы городского совета по транспорту на предмет жалоб, связанных с остановкой на Альдершем—стрит."
"Пункт третий…"
Он замешкался. Пункт третий упирался в "Печенье "МакВити" партии от 12.10.2025". Он сглотнул. Нет, с этим придется повременить. Сначала факты. Твердая почва.
Он оделся с привычной тщательностью – бежевый плащ, котелок, чуть помятый, но все еще боевой, зонт—трость. На прощание бросил взгляд на квартиру. Кран, к его удивлению, капал менее настойчиво, а дверь стояла смирно.
"Самоуспокоилась", – подумал он с некоторым удовлетворением.
Его план был прост – обойти терминалы, поговорить с водителями, остаться незамеченным. Он представлял себя тенью, скользящей по мокрому асфальту, собирающей крупицы информации. Один. Без помех. Без бархатных сюртуков и запаха полыни.
Он уже взялся за ручку двери, как вдруг снаружи донесся шум. Не городской гул, а нечто более… целенаправленное. Приглушенные возгласы, легкий грохот, словно кто—то роняет на лестничную клетку сундук с театральным реквизитом, и сдавленное: "О, болван, ну конечно же…"
Артур замер, сжав пальцами ручку двери. Инстинкт кричал: "Не открывай!". Но любопытство, та самая червоточина, что вчера заставила его доесть печенье—дракона, оказалось сильнее. Он медленно, на миллиметр, приоткрыл дверь и выглянул.
На лестничной площадке был хаос. И хаос этот носил имя Фицвильям.
Молодой человек, лет двадцати пяти, с взъерошенными каштановыми волосами и лицом, на котором восторг смешивался с легкой паникой, пытался поднять с пола огромный, до смешного старомодный кожаный саквояж, из которого наполовину вывалились сверкающие трубки, пучки сухих трав и несколько томов в потертых переплетах. На нем был не плащ, а именно что бархатный сюртук цвета спелой сливы, расшитый причудливыми серебряными узорами, которые при движении переливались, как чешуя. На ногах – практичные кроссовки, выглядевшие на этом фоне верхом сюрреализма.
Но главным был не саквояж и не сюртук. Главным был его взгляд. Он уставился на Артура с таким обожанием и ожиданием, словно тот был не пенсионером в помятом плаще, а легендарным героем, восставшим из летописей.
– Вы! – выдохнул Фицвильям, бросив саквояж и распахнув руки так широко, что чуть не снес со стены картушку с номером квартиры. – Вы и есть инспектор Понд! Тетушка Элайза сказала, что вы ведете дело о Проколе! Это же потрясающе!
Он произнес слово "Прокол" с таким благоговением, с каким священник мог бы произнести "чудо".
Артур стоял на пороге, чувствуя, как его безупречный план рассыпается в прах. Он попытался вернуть себе контроль над ситуацией.
– Молодой человек, – начал он, стараясь вложить в голос все свои бывшие инспекторские полномочия. – Вы, по—видимому, ошиблись адресом. Я не веду никаких "дел о проколах". Возможно, вам нужен шиномонтаж?
Фицвильям засмеялся звонко и заразительно, словно Артур только что выдал изысканнейший каламбур.
– О, я вижу, вы соблюдаете конспирацию! Превосходно! Тетушка говорила, что вы – мастер скрытности. Но мне—то вы можете доверять! Я – Фицвильям. Фицвильям Кембридж. Племянник.
Он сделал шаг вперед, и Артур инстинктивно отступил, впуская ураган в свою прихожую.
– Я ваш проводник в Мистический Альбион! Ваш помощник! Ваш… напарник! – Он произнес это слово с таким восторгом, что Артуру стало почти физически больно.
– Мистер… Фицвильям, – попытался снова Артур, чувствуя, как почва уходит из—под ног быстрее, чем вчера. – Я крайне признателен за ваш энтузиазм, но я работаю в одиночку. Это… мой метод.
Не успел он договорить, как дверь захлопнулась, отсекая внешний мир, но впустив внутрь нечто гораздо более проникающее – витающую в воздухе пыльцу чистого, неразбавленного безумия. Артур Понд прислонился к косяку, чувству, как его сердце, привыкшее к размеренному ритму пенсионера, отчаянно колотится, пытаясь вырваться из груди и спрятаться в самом надежном месте – возможно, в банковской ячейке вместе с его сбережениями.
Фицвильям стоял посреди прихожей, сияя, как ёлочная игрушка, потерявшаяся в подвале. Его взгляд блуждал по скромной обстановке с любопытством первооткрывателя, исследующего древние руины.
– Какое уютное гнездышко! – воскликнул он, и Артур почувствовал, как это слово "гнездышко" оскорбляет саму суть его холостяцкого существования. – Чувствуется такая… стабильная, материальная аура. Почти никаких вибраций эфира! Вы, должно быть, мастерски блокируете внешние влияния, инспектор!
– Мистер Фицвильям, – начал Артур, отталкиваясь от косяка и принимая позу, которая в прошлом заставляла нервничать даже закоренелых рецидивистов. – Возможно возникла некоторая… ошибка. Я не давал согласия на партнерство. Мой метод работы предполагает уединение и концентрацию.
– О, конечно! – Фицвильям кивнул с таким пониманием, словно Артур только что поделился сокровенной тайной своего ремесла. – Молчаливое размышление в одиночестве! Тетушка Элайза говорила, что вы предпочитаете работать без свидетелей. Но я буду тише воды, ниже травы! Считайте меня тенью! Невидимым помощником!
Он сделал попытку "стать невидимым", прижавшись к стене и зажмурившись, что, разумеется, произвело обратный эффект, сделав его бархатный сюртук еще более кричащим пятном на фоне выцветших обоев.
Артур почувствовал приступ легкого головокружения. Он решил сменить тактику. Перейти от обороны к рациональному, неоспоримому аргументу.
– Послушайте, молодой человек, – сказал он, подбираясь ближе. – Я ценю ваш энтузиазм. Но я – человек фактов. Протоколов. Доказательств. Ваша же… сфера деятельности, – он с трудом выдавил это слово, – основана на принципах, которые я, с моим опытом, не могу принять за основу для расследования.
– Но это же прекрасно! – воскликнул Фицвильям, раскрыв глаза. – Мы дополняем друг друга! Вы – якорь реальности, а я – паруса, что ловят ветра иного мира! Вместе мы – непобедимая команда!
Артур с тоской подумал, что ему самому нужен был якорь, чтобы удержаться на берегу, а не паруса, чтобы унестись в бурное море безумия. Он уже открыл рот, чтобы произнести решительное "Нет", которое должно было поставить точку в этом разговоре, но Фицвильям его опередил.
– Я понимаю! – сказал он, ударив себя ладонью по лбу с такой силой, что Артур чуть не вздрогнул. – Вам требуется демонстрация! Вы хотите на практике оценить потенциал вашего будущего напарника! Это разумно! В Мистическом Альбионе перед заключением контракта тоже проводят смотрины магических способностей!
– Нет! – наконец вырвалось у Артура. – Мне не требуется…
Но Фицвильям уже не слушал. Его взгляд упал на кухню, а точнее на чайник, вполне себе мирно стоявший на плите. Лицо молодого волшебника озарилось вдохновением.
– Идеально! Бытовой артефакт! Давайте оптимизируем ваш ежедневный ритуал! Это будет нашим первым совместным проектом!
– Не смейте! – взревел Артур, но было поздно.
Фицвильям с лихорадочной скоростью выхватил свою складную палочку. Она с щелчком удлинилась, и на кончике вспыхнул ярко—оранжевый огонек, трепещущий, как язык пламени.
– Простейшее заклинание термальной индукции, – бормотал он, нацеливаясь на чайник. – Руна "Игнис" для нагрева, руна "Аэрис" для ускорения молекулярного движения… Кажется, так… Или нужно добавить руну "Аква" для стабилизации пара?..
– Фицвильям, остановитесь! – Артур сделал шаг вперед, но его нога наткнулась на валявшийся на полу саквояж незваного гостя и он покачнулся, чуть не упав.
В этот момент Фицвильям, приняв окончательное решение, уверенно взмахнул палочкой и провозгласил: "Флагратис акселератум!"
На секунду в кухне воцарилась тишина. Чайник стоял на месте. Артур замер, надеясь, что все обойдется.
И тогда чайник издал звук, который не был ни свистом, ни шипением. Это был пронзительный, металлический визг, словно от боли. Стеклянная колба мгновенно наполнилась бурлящим, кипящим содержимым, но вода внутри была не просто горячей – она пульсировала ослепительно—белым светом.
– Готово! – триумфально воскликнул Фицвильям.
Но это было только начало.
С оглушительным дребезжанием чайник сорвался с конфорки. Он не упал, а взмыл в воздух, как ракета, выпуская из носика клубы обжигающего пара. Он пролетел под потолком, задев плафон люстры, который закачался, отбрасывая по комнате безумные танцующие тени.
– Что… что вы наделали? – прошептал Артур, не в силах отвести взгляд от летающей посуды.
– Небольшая аномалия, ничего страшного! – крикнул Фицвильям, пытаясь проследить за траекторией чайника. – Я, кажется, перепутал руну "Аэрис" с руной "Анима"! Она не столько ускоряет, сколько… оживляет!
"Оживляет" – это было слабо сказано. Чайник, описав над их головами мертвую петлю, вдруг запел. Тоненьким, металлическим голоском он выводил:
"Я – маленький чайничек, низенький, кругленький,
Это – мой носик, а вот моя ручечка,"
При словах "вот моя ручечка" он энергично наклонился, и из его носика брызнула струя кипящей, светящейся воды, оставив на потолке дымящийся след.
Артур отскочил, спасая свой котелок.
– Крутым кипяточком меня наполняй…! – продолжал орать чайник, вращаясь вокруг своей оси и равномерно поливая пол и мебель кипятком. Запах корицы и жженого сахара сменился запахом гари и влажной штукатурки.
– Фицвильям! Немедленно его остановите! – закричал Артур, пригнувшись.
– Пытаюсь! – тот лихорадочно рылся в карманах сюртука, уворачиваясь от очередного горячего душа. – Заклинание деанимации… куда я его подевал?.. Ага!
Он снова взмахнул палочкой, крича: "Фригидус репрессо!"
Эффект был мгновенным, но не совсем тем, на который он рассчитывал. Чайник не упал, а замер в воздухе, покрываясь слой за слоем инием. Из его носика повалил густой холодный пар. Он перестал петь и вместо этого начал издавать жалобное, дрожащее гудение, словно замерзая. С потолка и пола начал подниматься пар от горячей воды, смешиваясь с ледяным дыханием чайника, создавая в гостиной Артура эффект тропического ледника.
– Ой, – снова сказал Фицвильям, виновато глядя на свою палочку. – Это было заклинание заморозки труб. Простите!
Артур Понд больше не мог этого вынести. Он, не говоря ни слова, прошел на кухню, потянулся под раковину и с силой повернул вентиль, перекрывающий воду. Затем он вернулся в гостиную, подошел к главному щитку и с щелчком вырубил электричество. Наконец, он подошел к окну и распахнул его настежь, впуская внутрь холодный, сырой, но такой желанно нормальный лондонский воздух.
Он повернулся к Фицвильяму. Молодой волшебник стоял посреди разрушения, где с потолка капала вода, с лицом, выражающим искреннее раскаяние. Замерзший чайник тихо плакал в углу, потихоньку оттаивая.
– Мистер Фицвильям, – сказал Артур голосом, в котором не осталось ни гнева, ни раздражения, только бездна усталой покорности судьбе. – Выносите ваш саквояж. И… ваш чайник. Мы идем в автобусный терминал.
– Правда? – лицо Фицвильяма снова озарилось счастьем. – Вы берете меня с собой?
– Кажется, – Артур тяжело вздохнул, глядя на заляпанный потолок, – у меня нет выбора. Похоже, ваша тетушка наняла не только меня. Она наняла вас, чтобы вы не позволяли мне передумать.
Он надел котелок, взял зонтик и вышел из квартиры, даже не оглянувшись. Ему было страшно увидеть, что еще может ожить в его отсутствие.
Лондон встретил их своим привычным равнодушием. Дождь перешел в моросящую изморось, превращая воздух в ледяную взвесь. Артур шел впереди, его плащ промок и потемнел, а котелок служил скорее церемониальным головным убором, нежели защитой от непогоды. Он чувствовал себя старым, промокшим и абсолютно подавленным.
За ним, словно яркий, неунывающий щенок, семенил Фицвильям. Его бархатный сюртук, вопреки всем законам физики, отталкивал влагу, и капли скатывались с него, словно с перьев гуся. Он не обращал внимания на сырость, без устали комментируя все вокруг.
– О, смотрите, инспектор! Типичная лондонская голубка! Вы знали, что стаи городских птиц часто используются для наблюдения за магической активностью? Правда, они путают показания, если их подкармливать крошками…
– Тише, Фицвильям, – буркнул Артур, не оборачиваясь. – Мы на задании. Помните? Одна лишь беспристрастная логика.
– Ах, да! Конечно! – Фицвильям сделал вид, что застегивает молнию на губах, но уже через два шага продолжил: – Просто атмосфера здесь невероятно пропитана историей! Чувствуете? Слои времени, наложившиеся друг на друга… И где—то среди них – шрам от того самого Прокола.
Артур не чувствовал никаких "шрамов". Он чувствовал промозглый холод, затекающую спину и глубокое внутреннее раздражение ко всему миру. Он вел их к той самой остановке на Альдершем—стрит – месту, где, по словам леди Элайзы, и произошло "исчезновение". В его блокноте это было отмечено как "Место предполагаемого инцидента".
Остановка оказалась самой заурядной. Это был стеклянный павильон с несколькими рекламными плакатами, скамейка из сколовшейся желтой пластмассы и мусорный бак, от которого пахло прокисшим пивом и отчаянием. Ничего мистического. Ничего даже отдаленно намекающего на "пространственно—временные коридоры".
– Вот он, эпицентр! – с благоговением прошептал Фицвильям, замирая перед павильоном, как паломник перед святыней.
– Это автобусная остановка, Фицвильям, – устало поправил его Артур. – Эпицентр городского транспорта и, судя по запаху, местных возлияний.
Он решил действовать по своему плану, игнорируя "напарника". Если здесь что—то произошло, должны были остаться улики. Люди всегда что—то роняют, оставляют следы. Даже если они… магические бюрократы.
– Фицвильям, – сказал Артур, обретая на мгновение подобие контроля. – Вы займетесь… э… вибрациями. А я проведу стандартный осмотр периметра.
– Понял! – Фицвильям радостно кивнул и, вытащив свою палочку, начал водить ею перед собой, бормоча под нос заклинания сканирования. Палочка издавала тихое потрескивание и изредка вспыхивала бледно—зеленым светом, что, впрочем, не производило ни на кого впечатления, кроме пары проходивших мимо школьников, которые указали на него пальцами и фыркнули.
Артур тем временем приступил к делу. Он начал со скамейки. Тщательно, сантиметр за сантиметром, он осматривал ее поверхность, заглядывал под сиденье, но ничего, кроме засохшей жвачки и выцветшей конфетной обертки, там не нашел. Затем он перешел к мусорному баку. Используя зонтик—трость, он осторожно приподнял крышку. Внутри оказался стандартный набор городского дна в виде пустых банок, упаковок от фастфуда, смятых газет. Ничего необычного.
Он чувствовал себя идиотом. Что он надеялся найти? Волшебную пыльцу? Перо феникса? Он украдкой посмотрел на Фицвильяма. Тот, сосредоточенно нахмурив брови, водил палочкой по воздуху, словно водолазным металлоискателем, и, казалось, был полностью поглощен процессом.
С тяжелым вздохом Артур обратил внимание на желобок для стока воды, тянувшийся вдоль бордюра. Он был забит мокрыми листьями, грязью и окурками. Безнадежное дело. Но другого у него не было.
Он наклонился, преодолевая ноющую боль в спине, и стал ворошить содержимое желобка кончиком своего зонтика. Мокрые липкие листья, битое стекло от пивной бутылки, какая—то ржавая гайка…
И тут кончик зонтика обо что—то звякнул. Не так, как о стекло или металл. Звук был более чистым, даже мелодичным.
Артур нахмурился. Он присел на корточки, отложив зонт в сторону. Раздвинув пальцами холодную, влажную массу листьев, он нащупал небольшой предмет. Он поднял его и протер носовым платком.
Это был осколок, размером с его большой палец. Он напоминал хрусталь или очень чистое стекло, но был не прозрачным, а слегка матовым, молочно—дымчатым. Его грани были идеально ровными, словно его не разбили, а аккуратно разрезали. Но это было не самое странное.
Осколок был теплым. Не просто нехолодным от прикосновения руки, а именно теплым, как будто его только что вынули из кармана. И от него исходил запах. Артур поднес его к носу и осторожно вдохнул.
Его нос, годами тренированный на запахах преступления – крови, пороха, лжи и пота – зарегистрировал нечто совершенно новое. Это был сложный, слоеный аромат. Верхние ноты – сладковатый дымок глинтвейна и пряников, точь—в—точь как на рождественской ярмарке. А под ним – основательный, солидный шлейф запахов старого пергамента, переплетенной кожи и воска. Запах старой, добротной библиотеки.
"Рождественская ярмарка и библиотека", – констатировал его внутренний протокол.
– Фицвильям, – позвал Артур, и в его голосе прозвучала несвойственная ему неуверенность.
– Да, инспектор? – молодой человек подбежал, его палочка все еще трещала. – Я кое—что уловил! Очень слабый резонанс, почти угасший, но…
Он замолк, увидев осколок в руке Артура. Его глаза расширились.
– Осколок Скуки! – выдохнул он. – Да вы… вы настоящий волшебник, инспектор! Я часами мог сканировать эфирные следы, а вы просто наклоняетесь и подбираете его с земли! Это же феноменально!
– Осколок… чего? – Артур смотрел на теплый кристалл в своей ладони.
– Скуки! Ну, знаете… Канцелярской Скуки! Это побочный продукт магического бюрократизма! Он образуется, когда заклинания, связанные с учетом, классификацией и архивированием, достигают такой концентрации, что материализуются! Они обычно пахнут старой бумагой и… чем—то сладким, от постоянных чаепитий. Где вы его нашли?
Артур молча указал на желобок с мокрыми листьями.
– В грязи… – Фицвильям с благоговением покачал головой. – Какой профессионализм. Это все равно что найти отпечаток пальца преступника в городской канализации. Потрясающе!
Артур не чувствовал себя потрясающе. Он чувствовал странное смешение триумфа и полной потери почвы под ногами. Он нашел вещественное доказательство. Осязаемое, пахнущее, теплое. Оно лежало у него на ладони и опровергало все, во что он верил.
Он достал из кармана небольшой бумажный конверт, который всегда носил с собой для сбора улик, и аккуратно поместил туда осколок.
– И что это доказывает? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
– Что здесь был кто—то из Канцелярии! И довольно высокого ранга, чтобы проливать вокруг себя чистейшую Скуку! Обычные клерки оставляют после себя лишь легкую пыльцу томности. А такой концентрированный осколок… это уровень начальника отдела, не ниже!
Артур кивнул, застегивая конверт на пуговицу и помещая его во внутренний карман пиджака. Кристалл приятно согревал грудь.
Он посмотрел на заурядную остановку новыми глазами. Теперь это было не просто место. Это было место преступления. Преступления, совершенного кем—то, кто пах старыми книгами и Рождеством, и кто обладал силой материализовывать скуку.
Он повернулся к Фицвильяму. Тот смотрел на него с ожиданием, словно ученик на учителя.
– Хорошо, Фицвильям, – сказал Артур, и в его голосе впервые прозвучали деловые нотки руководителя. – Вы сказали, что это ведет в Канцелярию. Значит, нам нужно найти того, кто его обронил. Наше расследование официально начинается.
Он тронулся с места, и на этот раз его шаг был более твердым. Подавленность отступила, уступив место азарту охоты. У него была зацепка. Абсурдная, пахнущая имбирем и пергаментом, но зацепка.
И, как ни странно, присутствие сияющего бархатного хаоса по имени Фицвильям вдруг перестало казаться ему одной лишь обузой. Это был, как ни крути, эксперт по той дикой местности, в которую ему предстояло отправиться.
Глава 3. Водитель, который видел тени
Шум депо обрушился на них в виде оглушительной симфонии металла и машин, едва они переступили его порог. Где—то шипел пневматический гайковерт, выбивая стаккато, ему вторило ровное гудение вентиляции и приглушенные переливы оперы из старенького транзистора на столе сторожа. Воздух был спертым и тяжелым, пропахшим соляркой, озоном и влажной металлической пылью. Для Артура Понда эти запахи были бальзамом на душу после сладковато—приторного аромата хрустального осколка в его кармане. Здесь все было реальным, осязаемым, подчиняющимся законам физики, которые он уважал и понимал.
– Какая благодать, – не удержался он, тихо произнеся эти слова скорее для себя.
Рядом с ним Фицвильям съежился, как будто его ударили по голове. Его рука непроизвольно потянулась к виску.
– О, инспектор, как вы можете восторгаться подобным? – простонал он. – Эти вибрации… они просто чудовищны! Громоздкие, несбалансированные металлические болванки, скрипящие от взаимной неприязни. Это же какофония! Я чувствую, как у меня в затылке оседает окалина.
– Держитесь, стажер, – сухо парировал Артур, направляясь вглубь ангара. – Считайте это частью обучения.
Вовнутрь их провел тощий, чрезмерно нервный человек в комбинезоне, с лицом, выражавшим хроническое недосыпание. Он привел их к старому, но безупречно чистому "Рутмастеру", ярко—красному, словно капля крови в этом сером, маслянистом чреве депо. Из—под его днища доносилось ритмичное, сердитое постукивание молотка и нечленораздельное ворчание.
– Барнаби! – крикнул проводник, пряча руки в карманы. – К тебе люди! По делу!
Ворчание прекратилось, сменившись низким рычанием. На роликовой тележке из—под автобуса выкатился мужчина. Он был широк в плечах, с руками, испещренными шрамами и пятнами старой машинной смазки, въевшейся в кожу так, что она казалась татуированной. Его лицо, обрамленное седеющей щетиной, было испещрено морщинами, каждая из которых, казалось, рассказывала историю о бесконечных рейсах, ночных сменах и туповатых пассажирах. В его глазах стояло выражение такой глубокой, почти философской неприязни ко всему сущему, что Артур почувствовал мимолетное уважение. Водитель сжимал в кулаке гаечный ключ такого размера, что им, вероятно, можно было приструнить не только бастующих шахтеров, но и небольшого грифона.
– Что надо? – отрывисто бросил он, его взгляд скользнул по бежевому плащу Артура, задержался на бархатном сюртуке Фицвильяма, и в его глазах вспыхнула такая бездонная мука, что Артур чуть не извинился за свое существование.
Приведший Артура и Фицвильяма сюда человек, бросив на них взгляд, полный молчаливого сочувствия, поспешно ретировался.
Барнаби тяжело поднялся на ноги, отложил ключ с таким звоном, что Фицвильям вздрогнул, и, не предлагая гостям присесть, прошел к заляпанному маслом верстаку. На его краю стоял алюминиевый термос, от которого так и веяло чем—то крепким и явно не чайным. Он открутил крышку—стакан, с грохотом поставил ее на верстак и налил из термоса темную, маслянистую жидкость. Один глоток – и стакан опустел. Он вытер рот тыльной стороной руки.
– Ну? – буркнул он. – Я на перерыве. Три минуты.
Артур принял свою самую безобидную, располагающую позу, которую он годами оттачивал для работы с нервными, недоверчивыми и просто опасными свидетелями. Он улыбнулся так, словно они старые приятели, встретившиеся у газетного киоска.
– Мистер Барнаби, моё имя Артур Понд, – начал он, голосом, налитым теплым медом. – А это мой коллега, мистер Фицвильям. Мы консультанты. Работаем над программой мэрии "Лондон в движении". Проводим независимое исследование эффективности работы городских маршрутов. Слышали, конечно, о ней?
Он соврал так гладко и естественно, что даже Фицвильям, раскрыв рот, смотрел на него с немым восхищением, словно наблюдал за фокусом.
Барнаби фыркнул, звук был похож на выхлоп неисправного двигателя.
– Слышал, – проскрипел он. – Очередная блажь из мэрии. Бумажки перекладывать, графики чертить. У меня автобусы ломаются, расписания не соблюдают, в пробках стоят как вкопанные, а они "эффективность" изучают. Скатертью дорога.
– Именно для того, чтобы уменьшить количество этих самых поломок и пробок, мы и здесь, – мягко, но настойчиво парировал Артур, доставая свой верный блокнот. – Мы не из мэрии. Мы независимые эксперты. И нас интересует, в частности, ваш бывший маршрут, номер семь. По нашим данным, в последнее время с ним возникали… определённые аномалии. Сбои.
– Аномалии, – мрачно передразнил его Барнаби. – Это вы мягко сказали. Это не аномалия была. Аномалия – это когда кондуктор улыбается. Или когда пассажир говорит "спасибо" водителю. Маршрут номер семь не "аномалился". Его спёрли.
Артур поднял бровь, делая в блокноте аккуратную пометку:
"Свидетель использует гиперболизированную лексику, характерную для эмоционального выгорания".
– Украли? – уточнил он, сохраняя деловой тон. – Вы имеете в виду, угнали автобус? Или речь о чем—то другом?