Глава 1
Событие первое
Охотник на уток после осечки расстраивается.
Охотнику на медведей после осечки расстраиваться некогда.
– Господин капитан первого ранга, какое из трёх простых русских слов «пошёл на …» вам не понятно? – именно так хотелось Сашке рыкнуть на капитана «Дианы» Михаила Дмитриевича Тебенькова.
Ещё и пяти дней не прошло с начала их совместного плавания, а Сашка понял, что он дурень. Не знал же человека и столько сил и денег потратил, чтобы его залучить капитаном «Дианы». Думал, раз он составил атлас тихоокеанского побережье Америки и обследовал кучу всяких разных островов, проливов и заливов именно там, куда эскадра и отправляется, то такой человек, управляющий флагманом его эскадры, на вес золота. Получился даже ещё дороже, так как Сашка за него пообещал Николаю протянуть телеграфную линию от Киева до Херсона. Опять по себестоимости. А эта себестоимость только на бумагах. На самом деле князь Болоховский туда кучу денег своих вбухивает. Нет, счета Государь оплачивает… А взятки чиновникам, а оплату полиции, чтобы они смотрели за стройкой и не давали разворовывать проволоку и столбы. Да и ещё кучу всего приходится из своего кармана отстёгивать, вон, то же питание рабочих и докторов. Домики-бытовки для геодезистов.
Уходят деньги, и вот за это получить капитаном флагмана человека, который для задуманного Сашкой не подходит от слова «совсем». Это очередной рыцарь в белых одеждах. Ну, это бы и ладно. Сейчас все такие. Так он ещё и максималист настолько, что рядом стоять тяжело. По палубе «Дианы» ходить нужно в белых носках, столько сил тратит команда на наведение чистоты. А ведь на «Диане» двадцать пять семей переселенцев. А это и женщины и дети. Пелёнки, стиранные, с портянками где сушить? А ещё тринадцать калмыков, которые так-то инородцы, но при этом казаки и белая кость флотского офицера это осознать пока не может. Когнитивный диссонанс.
Так это Сашка ещё не знает, что творится на «Палладе», а там должно быть ситуация не менее накалена. Это Николай Павлович выполнил просьбу Сашки и сотню отличных казаков прислал. Самых, блин блинский, лучших выбрал. Казаков этих ещё Буза́вы называют – донские калмыки-казаки, осевшие на Дону и образовавшие казачьи станицы в Сальских степях, на территории Ростовской губернии. Специально явно это сделал, так как доносят ведь ему, что у Сашки любовь к калмыкам. Вот и отправил по просьбе князя Болоховского казаков – калмыков. Ну, если честно, то Сашка этому только рад, хоть тут не чистоплюи достались. Но «Паллада» под руководством флигель-адъютанта и капитан-лейтенанта Ивана Семёновича Унковского теперь тоже пороховая бочка. Не те люди казаки и калмыки, чтобы терпеть битиё по мордам. А поговаривают, что Иван Семёнович крут и в харю матросу заехать рукой, одетой в белую перчатку, вполне способен и даже очень способен. Вот как в офицерах этого времени рыцарь уживается с держимордой? То есть, матросы под его руководством – это быдло и их можно бить по роже, а враги, наглы например – это просвещённые европейцы и к ним нужно относиться со всем почтением. Они даже тяжелораненого врага не добьют и в море не сбросят. Будут ждать пока он, страдая от невыносимых болей, сам не отдаст богу душу. Не, где наглы и где бог, пока не отдаст душу дьяволу.
Спрашивается, как с этими людьми нападать на адмирала Мэтью Перри. Не выйдет. Не выполнят приказ. С адмиралом Прайсом сойдутся в честной схватке, с открытым забралом, а с американцами ни-ни, Россия же с ними не воюет.
А хотелось послать Сашке капитана первого ранга Михаила Дмитриевича Тебенькова потому, что он второй уже раз приставал к нему и калмыкам, которые на верху квартердека и на баке устанавливали поворотные кронштейны или вертлюги, прикручивая их к фальшборту и периллам.
– Что вы тут устроили, Александр Сергеевич, это обезобразило корпус корабля и в бурю эти железки мешать нам будут?! – и стоит с видом учителя застукавшего первоклассника за вытиранием соплей и размазывания их по картине Куинджи.
– Ох, дай мне господи терпения! – это про себя.
– Ох, не понимаете вы, Михаил Дмитриевич, что штуки эти железные много раз спасут нам жизни и спасут ваш корабль от попадания в него ядер чугуниевых, а то и бомб.
Тебеньков лысую голову платочком промокнул и фуражку надел, не так и жарко, хоть солнце и в зените, осень всё же, и ветерок свеженький такой. Это пот от ора у человека выступил на лысине. Распекал сейчас своих, а на калмыков только глазами молнии пущал.
– Каким же образом? Может объясните мне неучу-с? – так неуч и есть. Даже, что такое ноутбук не знает.
На самом деле всё началось с того, что Сашка вовремя вспомнил про то, что у него целых тринадцать калмыков есть, вполне себе обученных стрелять из переделанных ружей полковника Куликовского. Бамба есть, у Кавы нога зажила, Кичик стреляет даже лучше Бурула, хоть пять лет в школе и не учился, он из тех, кого Бамбы из своих соплеменников сманил из тех же Сальских степей. Примерно на этом же уровне и десятник нового десятка Мергенчи (умный на калмыцком). Остальные чуть хуже, но ведь в сто раз лучше любого из российской армии, включая офицеров. Если на год солдату даётся шесть патронов, то чему он может научиться. Ногу держать. А в Басково шесть патронов – это в день.
В общем, есть тринадцать калмыков, и нет ни одного снайперского ружья, кроме тех, что за школами закреплены. Но их брать нельзя, на них смена готовится. Ещё ведь два фрегата строятся в Британии и для них нужны экипажи. Обученные экипажи.
Побежал Сашка на Тульский оружейный завод, мол, господа, а те бракованные ружья полковника Куликовского остались?
А с платформы говорят: это… Нет, дорогой Александр свет Сергеевич, всё вы у нас выгребли, и даже новые продать не можем, так как сверху бдят, очень на Кавказе нужны. Плохо там всё. Бьют наших солдатиков черкесы.
Ушёл Сашка. Решил, что в США купит винтовки Шарпса, тоже хорошая вещь и бьёт далеко и отдача не велика, можно запросто переделать под снайперский прицел. Погода была весенняя, а он в Московский университет наведывался, периодику Европейскую читал. Ну, и решил прогуляться по Москве, посмотреть, что тут да как. Зайти кофею испить в кофейню. А по дороге оружейный магазин. А в окне – витрине наискосок стоит ружьё четырехметровое. Додумаются же гады, как привлечь покупателей.
А чем он не покупатель? Зашёл. А на стене над стойкой с ружьями висит ещё одно такое же ружьё на динозавров. Два муляжа сделали. Народу в магазине не много, кроме Сашки ещё два пузатика себе пистоли выбирают. Один другому в шутку и говорит: «А вон из того ружья по твоему соседу бы пальнуть».
«Ну что вы, господа», – хихикнул продавец в лихой тирольской шляпе с перьями фазана, – «Это утятница. Из этого ружья по уткам стреляют».
– По уткам?!! – Виктор Германович бросил рассматривать сабли и подошёл к витрине за стеклом, потрогал гигантское ружьё. А ведь и правда, это не муляж, это настоящее ружьё. И с казённым заряжанием по системе сходной с первыми осадными ружьями полковника Куликовского.
– Это английское ружьё для охоты на водоплавающих птиц, или так называемая «уточница», одним выстрелом, из которого можно убить до пятидесяти птиц, – увидев заинтересованность прилично одетого азиата подошёл к нему «тиролец» и медленно по слогам это произнёс, но громко. Понятно, если громко говорить, то русский доходчивей для инородца, – в английском охотничьем журнале сам читал-с, как известный охотник Гарри Уэльш в статье «Запретить уточницы» отмечает, что удачливый охотник одним выстрелом убивает до 100 уток, а норма в 30 уток или гусей является обыденной. Конечно же стреляют только по сидящим на воде стаям уток и гусей, причем больше одного выстрела произвести не удаётся.
– Так и не надо. Что делать с сотней уток. Дикость… – Сашка хотел англичан поругать за варварский способ охоты и тут бамс ему по башке тупоголовой: «А ведь это отличная замена ружью Куликовского».
Князь Болоховский осмотрел казённик. Да, точно так же, как и в стержневых ружьях, сюда можно легко поставить казённик от ружья Дрейзе, размеры, естественно, увеличив. Ну и что, что это гладкоствольное ружьё, а не винтовка. Может это не минус, а плюс. Если крупной дробью зарядить такого монстра. Картечью в десять миллиметров, да шарахнуть из десяти стволов по палубе корабля, то там в живых останется, только вша, сидящая в волосах боцманмата. Как метлой всех сметёт с палубы.
– Будете брать, господин… – тиролец изобразил на рожице бакенбардной сочувствие к пернатым.
– А какой калибр? – Сашка в ствол заглянуть не мог. Эта штука метра четыре длиной.
– У нас есть два разных калибра, есть второй… Это, как понимаете, на полфунта свинца. И есть четвёртый – на четверть фунта.
– А в миллиметрах? Во французских мерах?
– Есть как раз французские «уточницы» производства мастерских «Лепаж» и «Роже и сын». Это же дробовик, но если на пули переводить, то пуля второго калибра будет в самом деле весить полфунта или 227 граммов на французский манер. В переводе на их способы измерения второй калибр – это 33,7 миллиметров.
– Ого! – Сашка уже загорелся этой идеей. Вот только, как из него стрелять?
– А сколько весит это ружьё?
– Второго калибра мастерских «Роже и сын» десять килограмм на французские меры, двадцать с небольшим фунтов по-нашему, а четвёртого калибра ружьё от «Лепажа» восемь килограмм. Полпуда.
– Как же их держат охотники.
– Так и не держат. Ружьё укладывают на нос лодки. А для удобства у «Лепажа» есть специальное устройство, чтобы закрепить его на носу лодки. Что-то типа нашей вертлюги у древних фальконетов, – охотно пояснил продавец.
– Покажите. И тащите все ваши «уточницы». Я их все заберу.
Увидев вертлюгу, Кох хмыкнул. Это было настоящее произведение искусства. Имелось две ручки-колесика для поворота ружья по вертикали и по горизонтали. Таких в артиллерии ещё нет. Там наводка на глазок. Эх, теперь уже поздно, – вздохнул Сашка, – но вернётся и попытается лафет для горных хотя бы пушек с таким механизмом сделать. Сподручней Александру будет с турками воевать в Болгарии.
– Есть разных мастеров три «уточницы» второго калибра и две четвёртого, – просиял тиролец.
– А быстро заказать?
– Месяц… даже полтора.
– У конкурентов?
– Хм. Я вам ничего не говорил, но в магазине на Тверской есть оружие английских мастеров, таких как Ланкастер, Пёрде, Скотт, Вестли Ричардс. Про количество не скажу, но несколько ружей второго калибра есть точно, а вот четвёртого с десяток.
Сашка в этот день оббегал все магазины охотничьи и оружейные в Москве, и к вечеру стал обладателем десяти «уточниц» второго калибра и тринадцати четвёртого. А утром уже, доехав на поезде до Тулы, бросился на завод. Нужно на ружьях заменить казённик по образцу винтовок «Драйзе», нужно в тринадцати ружьях четвёртого калибра сделать… нарезать нарезы, нефиг, пулями будут стрелять. Ну и нужно тринадцать этих «вертлюг» – лафетов поворотных изготовить. Есть месяц до отплытия «Паллады» и «Дианы», бросьте, дорогие мастера, все дела и моими хотелками займитесь. Деньгами не обижу.
Сделали. И вот теперь капитан «Дианы» не даёт ему эти лафеты пристраивать.
– Михаил Дмитриевич, я самодур и дурень. Не лезьте ко мне. Потом, убедившись, что эти штуки, вам сейчас внешний вид портящие, жизнь спасут и вам, и мне, и матросам, будете извиняться. Считайте это прямым приказом, – Тебенькова чуть покоробило, но отдал честь и отошёл.
Ох и намучается он с ним.
Событие второе
На всю жизнь возьмите себе привычку делать то, чего боитесь. Если вы сделаете то, чего страшитесь, ваш страх наверняка умрет.
Ральф Уолдо Эмерсон
Получилось интересно. Бурул, как старший над оставшимися в Форте-Росс калмыками, отправил десяток Аюка с пятью приданными ему испанцами, присланными генералом Мариано Гваделупе Вальехо под командованием своего младшего брата – майора Хосе Мануэля Сальвадора Вальехо и семью индейцами племени нисенан, на чьей земле было построено ранчо «Hock Farm», проверить, а что там с ранчо сейчас. Это то самое ранчо, которое Джон Саттер для себя как бы построил, старость там на природе проводить, пением птиц наслаждаться и смотреть, как голландские коровы с кудрями на лбу, им туда завезённые через половину мира, травку щиплют. Сидеть на кресле в беседке, увитой виноградом и попивать своё вино, полученное с виноградника рядом с ранчо. А ещё молодая задастая и сисястая мулатка, чтобы при этом и тем, и тем крутила перед ним, расставляя на столе приборы и возбуждая аппетит… не только в пузе, но и в чреслах. Не дожил, к сожалению.
По словам Леонтия Васильевича там, на ранчо, должны быть приличные стены и несколько больших строений: коровник, мельница водяная, конюшня и длинный барак для индейцев и негров рабов. Сам господский дом вроде должен быть тоже большой и двухэтажный, даже двух с половиной, так как там есть мезонин с балконом, выходящим на реку.
Ферму с пятью сотнями акров земли у Саттера купили официально, на что имелись заверенные у нотариуса бумаги. Только в Калифорнии сейчас столько скваттеров и просто бандитов, захватывающих чужую землю, что мало чего стоят те бумаги, хоть у президента США заверенные. Вон у самого генерала Вальехо почти все земли заняли эти воры и разбойники, забили стада коров и свели практически всех лошадей. Он пытался судиться, но судьи деньги вымогали у него регулярно и в больших количествах, а толку было ноль. У майора – младшего брата генерала история похожая. Он свое ранчо Лупьоми так же в суде отстоял, но захватившие его янки после решения суда все постройки сожгли и скот угнали вместе со слугами. Владей. Чем только?
Словом, Бурул отправил Аюка с отрядом посмотреть, что там на ранчо, и если что, то порядок навести. Дорога длинная, и совсем не прямая. Ранчо «Hock Farm» – это практически пригород Сакраменто, та его часть, что на севере примыкает к реке Американ-ривер, и нужно сначала спуститься до города Вальехо на юг из Форта-Росс, а уже потом двигать на северо-восток. По дороге лишь одно приключение было. На них чуть не напали соплеменники тех индейцев из племени нисенан, что с ними были. Было их три десятка и все на лошадях, и все с Браун Бессами, Леонтием Васильевичем им подаренными. Могла такая встреча и кровопролитием закончиться, но, на счастье, двое индейцев, что были с Аюком, пошли к реке за водой и там обнаружили приготовившихся к нападению сородичей.
Разошлись после совместного ужина миром. Что примечательно, индейцы были на тропе войны, шли жечь и грабить многострадальный городок Вальехо, так столицей Калифорнии и не ставший. Аюк предпочёл его обойти, там могли быть войска. Разведка доносила, что из Сакраменто вышел эскадрон третьего кавалерийского полка в том направлении. Это был не драгунский полк, как тот, что они пощипали в Сан-Франциско, а конно-стрелковый (Regiment оf Mounted Riflemen). Целый эскадрон на их маленький отряд будет перебором, решил десятник, предупреждённый, кроме того, майором Вальехо, что полк участвовал в войне с Мексикой и сражался там отважно и умело, то есть не новобранцы, а вполне пороха понюхавшие солдаты.
К Сакраменто отряд добрался под самый вечер и заночевал в кустах на берегу Американ-ривер. Лагерь разбили по всем правилам, выставили дозорных и натянули ниток с колокольчиками, на случай если уж совсем умелый враг решит напасть. Нет, никто их не потревожил и, позавтракав остатками вчерашнего ужина и попив чаю, отряд, выслав вперёд двух разведчиков индейцев, направился к цели своего рейда. Уже подъезжая к ранчо, Аюк почувствовал, что не всё там в порядке. Уж больно много дымов вилось на востоке. Погода стояла тишайшая, ни ветерка, и столбы дыма были видны издалека. Остановились в очередных кустах и стали ждать разведчиков. Они и принесли интересные новости. Этот самый эскадрон 3-го кавалерийского полка, хотя, может и другой, но именно этого полка, так у них в отличие от драгун штаны тёмно-синего цвета, а не голубого, оккупировал ранчо и видимо давно, так как быт, по мнению индейцев, они уже наладили. Лошади в конюшне стоят, палатки разбиты, а в беседке у дома офицеры вино распивают.
– Что делать будем? – спросил у десятника майор Вальехо и повернулся к Лёшке, это так Бурул старшего у индейцев переименовал. В парне текла явно частица крови белых, был он рыжий и с веснушками. Лёшка, одним словом. Наверное, ирландцы в кровосмешении поучаствовали, те вроде рыжие.
Аюк был человеком решительным и холериком в добавок. Долго думать не привык и коварных планов строить тем более.
– Нужно их выманить, устроить засаду и перестрелять.
– Может они сами уйдут? – Сальвадор Вальехо тоже был парнем горячим и на янки обиженным, но капелька здравого смысла в голове была. Их двадцать три человека, а там целый эскадрон.
– Примерно сто двадцать человек, – доложил Лёшка, – больше ста точно. В палатке по десять человек, а там двенадцать палаток разбито.
– Нас сюда зачем Бурул послал? – презрительно глянул на мексиканца калмык, – Порядок навести на ранчо, вот истребление захватчиков вполне вписывается в полученный приказ.
– Сто двадцать, – засопел Сальвадор, понимая, что его в трусости обвиняют.
– Мы вот здесь расположимся, – обвёл кусты руками Аюк, – а индейцы подъедут к воротам или чего там, к изгороди, и обстреляют их, ну и сюда. А мы их из пятнадцати стволов встретим, а потом и Лёшка со своими подключатся.
Глава 2
Событие третье
Через двадцать лет вы будете более сожалеть о том, чего не сделали, чем о том, что вы сделали. Поэтому, отбросьте сомнения. Уплывайте прочь от безопасной гавани. Поймайте попутный ветер своими парусами. Исследуйте. Мечтайте. Открывайте.
Гораций Джексон Браун мл
Петропавловский Порт – это так на самом деле Петропавловск называется – это дыра. Фон Кох ходил по пристани в ожидании высокого начальства и плевался. Зря они сюда зашли, нечего тут делать. И время потеряют и не дай бог с местными чего не поладят. Как отнесётся русский гарнизон к четырём военным кораблям непонятного Джунгарского ханства неизвестно. А именно под красными флагами и гюйсами они сейчас стоят в бухте. На берег пока команды он не отпустил. Корабли остановились в паре кабельтовых от берега в Авачинской бухте, а его и капитана второго ранга фон Штольца сюда на вельботе доставили. Конечно, у них есть свои шлюпки и на «Марии», и на «Авроре», но узкая восьмивёсельная лодка с китобоя гораздо быстрее (Вельбот (от англ. whaleboat – «китовая лодка»).
– Ты же был тут, Генрих Фридрихович? – капитан второго ранга фон Штольц согласно кивнул и помассировал культю левой руки. Ударил о пристань вылезая. Волна приличная. Тяжело с одной рукой.
– Был, мичманом ещё, когда в кругосветном походе участвовал. Вырос город и смотри, вон там строят укрепления и на Сигнальном мысу, и на Петропавловской кошке (от устар. «кошка» – песчаная коса). Развернулся Василий Степанович Завойко. Генерал-майора по Адмиралтейству, Розенберг говорит, в начале лета ему дали, а ведь вместе начинали. И губернатор Камчатки. И не признает должно – высоко взлетел…
Признал и даже обниматься полез. Подлетел на пролётке лужи разбрызгивая.
– Генрих Фридрихович?! А мне сказали марокканские пираты в бухту зашли. Что за маскарад такой? Эскадра целая. Ничего о вас не слыхал, – высокий, худой, даже тощий, не молодой уже губернатор Камчатки ещё раз облапил фон Шольца и повернулся к Владимиру Фёдоровичу.
– Это капитан-лейтенант фон Штольц. Он руководит нашей экспедицией, – представил Коха, не переставая улыбаться, капитан второго ранга.
Они обменялись рукопожатием и потом, отстранившись, Завойко махнул рукой на стоящие в бухте корабли:
– Так объясните мне, господин капитан-лейтенант, что это за маскарад, почему на русских кораблях марокканские флаги?
– Кхм, – фон Кох замялся. Ему чуть погодя неумело пришёл на помощь Генрих Фридрихович.
– Мы, Василий Степанович, не русские…
– Ха-ха-ха. Нда. А то мне дураку не ясно, что фон Штольц и фон Кох не совсем русские фамилии, или вы поменяли их, – продолжая неуверенно смеяться развёл руками Завойко.
– Нет. Вот, тут какая история, Василий Степанович… Это корабли не Российской империи, а Великого ханства Джунгария.
– Великого? Ханства? Джунгария? Если мне память не изменяет, то это где-то в Китае? Вы цыньцев представляете?
– Кхм. Василий Степанович, это долгий разговор, – поёжился на пронизывающем осеннем ветру капитан второго ранга.
– Ага! На самом деле. Залезайте в пролётку, чай втроём уместимся, как раз к ужину подоспеем. У меня Артамон – повар мой, обещал сегодня знатные расстегаи спроворить и пунш с клюковкой наварить. Залезайте. Под водочку мне расскажите, да под расстегаи, что за чудеса в мире творятся. Одичал тут на краю света.
– Так мы сами больше года назад из… Из дома вышли. – Чуть про Редут-кале не проговорился фон Штольц.
– Залезайте, вон и дождь собирается, в тепле всё расскажите, – приобнял фон Штольца за плечо губернатор Камчатки, увлекая к пролётке.
Петропавловск и изнутри производил странное впечатление. Казармы деревянные, склады везде, пара каменных домов и куча землянок. При этом видно было, что город строится, но как-то не быстро и неумело. Огромная разница между покинутым двадцать дней назад Ново-Архангельском и тем, что увидели здесь. Город подковой вытянулся вдоль бухты и только две небольшие улицы, да, нет, улочки пытались из этого полукруга выбиться.
– Это Вознесенский проспект, – когда на одну такую улочку свернули, – пояснил губернатор.
Ну, а чего, ширина для проспекта подходящая, метров под пятьдесят. И это больше всего напоминало пашню, да всё что угодно, но только не «прошпект». Только вспахали, чтобы рожь озимую сеять, а чтобы хоть как-то пройти можно было, с одной стороны, бросили криво и косо деревянные мостки. Их уже тоже наполовину грязью затянуло. И ведь даже народ по тротуару этому ходил. Магазин попался по пути, парикмахерская. Дама с мальчиком и матросом прошла в дом с мезонином.
Пролётка, в которую втроём еле влезли развила в этой грязи колоссальную скорость в одну версту в час. Та дама с мальчиком двигаясь пешком по доскам их легко обогнали. Был бы тут Сашка вместо фон Коха, он бы сказал, что это не Рио-де-Жанейро. Но фон Кох тоже высказался:
– Есть где руки приложить.
– Ничего, Владимир Фёдорович, приедете к ним через десяток лет и не узнаете. Отстроимся, – довольно жизнерадостно отреагировал Завойко.
А вот пироги с рыбой были и впрямь великолепны, как и хвалёный клюквенный морс подогретый.
– Что ж, господа, рассказывайте, что за чудеса в мире творятся. Как там у Александра Сергеевича: «Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?», – когда расстегаи были уничтожены и моряки прошли на второй этаж большого из бруса сложенного двухэтажного дома губернатора в курительную комнату, расположившись в большом уютном глубоком кресле, предложил Завойко.
Фон Штольц вынырнул из клубов дыма табачного и предложил Владимиру Фёдоровичу:
– Давайте уж вы. Как зачинатель.
Князь Болоховский на вопрос капитан-лейтенанта, а что и кому можно рассказывать? Муравьёва и Завойко особо выделил. Про надвигающуюся войну говорить можно, даже нужно, пусть лучше готовятся. Мобилизуются. А вот про американцев ни слова. Целью же их экспедиции назвать помощь Русской Америке и России в освоении Сахалина, Курильских островов и вообще налаживанию контактов с айнами, ну и развитие Форта-Росс, естественно.
– Так и отбыли сюда. На удивление ни в шторм не попали, ни Моби Диками атакованы не были. За двадцать дней от Ново-Архангельска до вас добрались. А «Цесаревич» нас днём ранее покинул в Гонконг направился, спешили они к зиме меха в Китай доставить, к сезону, – закончил свой рассказ уже через десяток минут и две трубки фон Кох. Про сражение с негрером рассказал, но английский корабль утопленный забыл упомянуть, как и про обстрел Сан-Франциско. Да и про китайцев ни слова с китобоями. Мирная такая экспедиция.
– Так, а при чём тут ханство ваше «Великое»? – не впечатлился урезанным рассказом Завойко. Да, на самом деле так себе плавание, ну, вышли, ну, обогнули мыс Горн, эка невидаль. Тут почти все такие. А скоро и настоящая «Аврора» должна прийти.
– Война скоро будет, Василий Степанович. Сначала, уже скоро совсем, мы объявим войну Турции, а через полгода весной 1854 года Великобритания и Франция нам, как союзники Турции. – Губернатор Камчатки головой не затряс, отрицая возможность такой войны, кивнул, наоборот.
– Да, как вы метко их назвали, Владимир Фёдорович, наглы слишком активизировались в последнее время, вечно тут трутся и у Охотска. И под американскими флагами к нам заходят. Потому и укрепляем всемерно Петропавловск. То есть, больше года у нас есть ещё на подготовку. Хорошо. Ожидаемо. А теперь, сроки имея, и с большим усердием навалимся на строительство укреплений. Эх, нам бы хоть полсотни человечков на строительство. Малолюдно здесь. Только я так и не понял, при чём тут Джунгарское ханство.
– Помогать вам в войне с наглами будем и французами, но так как мы нонкомбатанты, то могут они нас пиратами объявить, а так мы военный флот Джунгарии, которая объявит войну Великобритании.
– Хитро. Дико как-то. Я ведь могу своей властью вас на войну мобилизовать…
– Василий Степанович, у нас есть чёткий план войны с Британией. И помощь вам там лишь эпизод незначительный. Разобьём тут эскадру, что придёт по ваши души и своими делами займёмся. Кстати, о руках. У нас в трюме находится около пяти десятков пойманных нами браконьеров. Это англичане и американцы, если дадите честное слово, что ни один из них не будет отпущен до марта 1854 года, то мы вам их сгрузим и передадим в качестве рабочей силы. Пусть свои преступления отрабатывают на пользу России и во вред Англии.
– Браконьеры? – нахмурил лоб губернатор Камчатки.
– Китов в наших водах промышляли и работорговлей занимались. И то и другое преступление, и властью, данной мне Галданом Бошогту-ханом, это хан Джунгарии, осуждены мною на каторжные работы сроком на три года. Даёте слово? С радостью отдам.
– Необычно, вроде было письмо от канцлера Нессельроде в конфронтацию с англичанами и американцами не вступать, а пытаться словом воздействовать. А тут каторжные работы.
– Не хотите, как хотите, – развёл руками Владимир Фёдорович.
– Стойте, стойте… А семь бед – один ответ. Надеюсь, война всё спишет, тем более если победим. Сгружайте, как вы выразились. А то ведь и самому так и хочется китобоев этих прищучить. Обнаглели сверх меры. Даже торговлю с нашими тунгусами вопреки договорённости наладили, скупают у них пушнину. Даже зависть к вам проснулась. Возьмите и меня в своё ханство?!
Событие четвёртое
«В бою первым гибнет план боя»
Гельмут фон Мольтке-старший
Каждый план боя хорош только до первого выстрела.
Калмыки с мексиканцами наломали немного веток и устроили что-то типа редута прямо поперёк тропы, что среди этих зарослей вела к склону, за которым ужу изгородь ранчо начиналась. Есть метров тридцать хорошо простреливаемого пространства. Минус в такой позиции был, и был он огромадный, прямо всем минусам минус. Они находились примерно саженей на пять ниже изгороди. Могут кавалеристы просто подойти к краю склона и сверху их обстрелять.
Аюк, крадучись, не высовывая голову, сверху их позицию осмотрел. Хрень полная, как Александр Сергеевич выражается. Он бы всех противников в тех кустах перестрелял. Ну, это он. У него переделанная под специальную коническую пулю Петерса с выемкой в хвосте винтовка Дрейзе с казенным заряжанием. Её можно заряжать лёжа. У американских кавалеристов такие есть, называется винтовка Шарпса, но их буквально две – три на эскадрон у тех, кто побогаче и сам купил, а у остальных обычные гладкоствольные ружья или штуцера нарезные, но дульнозарядные. Информацию почерпнули и от индейцев, и от мексиканцев, которые только проиграли им войну. Из дульнозарядных лёжа не постреляешь. Тем не менее, надо тех счастливых обладателей винтовок Шарпса в уме держать. Потому, сам Аюк себе наметил место в ста приблизительно шагах от тропы, уже на самом верху подъёма около изгороди. Там лежало несколько камней и росла ёлка или что-то на неё похожее. За таким укрытием с его винтовкой можно долго обороняться или наоборот – выбивать у американцев офицеров и тех, кто с винтовками Шарпса.
– Лёшка, вы сейчас подползёте к изгороди. Проберётесь за неё, приготовите стрелы и начинайте, как готовы будете, обстреливать солдат. Только не рискуйте зря. Как только они организуются и начнут стрелять по вам, вы демонстративно бегите по тропе вниз к зарослям. Нужно чтобы кавалеристы эти вас заметили. Ну, а как вниз спуститесь, то луки свои в сторону и стреляйте, как все, из винтовок.
– Понятно, – Лёшка русский не знал, учил сейчас, но пока словарный запас ограничен сотней слов, первым из которых естественно – «табак». Зато английским владел отлично, акцент был, но понять можно, и словарный запас приличный. Аюк несколько раз хотел спросить индейца про его родословную, но другой индеец – Лео, как-то сказал, что сильно не любит об этом Лёшка говорить, сразу за нож хватается. Его проблемы.
– Не высовывайтесь и не меняйте позиций. Где лёг, оттуда и стреляй. Пока будешь с места на место перебегать обязательно пулю поймаешь.
– Не волнуйся Аюк, я дома моей семье живой нужен и богатый, а не мёртвый и бедный. Всё нормально будет.
Аюк утоптал траву, что росла между валунами, разложил двадцать партонов бумажных перед собой и стал поудобнее устраиваться. Патронов выложил всего двадцать, потому что больше без замены иглы, что пробивает капсюль не выстрелить. Это было главным недостатком винтовки Дрейзе, игла находилась после удара о капсюль в центре вспышки, что сама же и устраивала. Вот её максимум на двадцать выстрелов и хватало. Потом приходилось менять, и это не быстрое мероприятие, а во время боя, когда по тебе стреляют, так и просто невозможное. Ну, зато у него есть два шестизарядных кольта ещё. Итого тридцать две пули. Как бы хорошо те американцы выучены не были, а три десятка он с собой заберёт, если что пойдёт не так. У него знак снайпера первой степени, таких всего шесть штук пока в Басково выдано. Нужно не менее девяносто раз из ста поразить мишень с человеческую голову за сто шагов. Больше его – девяносто пять попаданий только у Бурула.
Лёшка со своими сородичами, пригибаясь, подкрались к ограждению и перемахнули за него. Ну, и на этом план кончился. Не прошло и минуты, как там, за рядом деревьев плодовых и зарослей винограда, послышались выстрелы, а через минуту ещё индейцы перебирались уж на эту сторону, и при этом одному из своих помогали передвигаться, на плечах несли двое, тот был в ногу ранен. Красное пятно отчётливо было на серых лайковых штанах видно.