Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь
- -
- 100%
- +
Я долго думал, прежде чем написать вам письмо. Еще дольше выпытывал у Лешки ваш адрес. Вот решил написать.
Алексей на вас сильно обижен. Он считает, что вы ему изменили с Димой Герасименко. Есть такой парень у вас в деревне?
Об этом ему написала мать и подтвердил сам Дима. Лешка обещает начистить Диме табло. Так что, если что, предупредите односельчанина, что над ним нависла опасность похлеще атомной бомбы. Но у него имеется время, чтобы спрятаться или уехать, куда глаза глядят.
Лично я помню ваши глаза и не верю Леше. Вы так не могли поступить. Вы честная и порядочная девушка. Если разрешите, я вам буду писать. Могу рассказывать, как живет и служит ваш Алексей. Или про то, как служится нам, солдатам-срочникам в Советской Армии.
Коротко о себе: меня зовут Сергей. Я до армии жил в подмосковном Красногорске. Я на год старше Алексея, и уже через десять месяцев у меня наступит дембель.
Из музыки люблю Юрия Антонова и группу Земляне.
После армии хочу поступить в архитектурный институт.
У меня есть младшая сестра Настя.
Мой папа – инженер-строитель. Мама – библиотекарь.
Думаю, для первого знакомства достаточно. Буду теперь ждать вашего письма.
Если вы не хотите, чтобы я вам писал, то просто не отвечайте на это письмо.
Искренне ваш Сергей.
Катя читала письмо Сергея, а по лицу текли слезы. Как же она хотела, чтобы это письмо написал Алексей! Почему ее любимый не пишет? Почему? Почему? Почему пишет другой парень? Почему мир такой непонятный и несправедливый?
По деревне прокатилась очередная волна слухов, что Катьке пишет солдат, и служивый тот совсем не Алексей. Мол, стерва она и не верная во всех отношениях. Катя понимала, что Вера Никифоровна в истории о дискредитации ее чести и достоинства занимала ключевое место. С высоты сегодняшнего дня можно сказать, что не случившаяся свекровка контролировала информационные потоки благодаря работе на почте. Видела злодейка кто кому пишет, и как часто. Одного Катя не могла понять: за что такая ненависть?
А понимать было и нечего. Не родилась еще да девица, которая удовлетворила бы Веру Никифоровну в качестве избранницы сына. Разве что принцесса Монако. Но та далеко, и вряд ли посмотрит на простого русского паренька из деревни Петрово Торжковского района.
Кате внимание солдата Сергея было приятно, но шибко не грело. Симпатичный паренек оставался чужим и далеким. Под сердцем Катя носила ребенка совсем от другого мужчины. Но она Леше не нужна. Эту трагедию невозможно заглушить и сотней писем от других мужчин.
Катя не ответила на письмо Сергея. Зачем обманывать себя и других? Намолотила делов, за всю оставшуюся жизнь не разгребешь. Довольно шалостей и приключений. Разговоров на деревне и без Сергея хватает. Ей предстояло готовиться к родам и к воспитанию ребенка. Она почти смирилась с незавидной ролью матери-одиночки. У нее будет сын или дочь. Это самое главное.
Наволочка на подушке с каждым днем становилась все суше и суше. С сентября Катя устроилась воспитательницей в детский сад. На улице старалась обходить стороной почту, дом Уваровых и лично Веру Никифоровну. Новостей от Алексея не поступало. Чтобы легче пережить утрату, Катя представляла, что Алексей погиб на войне. Так в тысячелетней русский истории бывало не раз, когда мужчина уходил и не возвращался. Русские бабы растили детей самостоятельно. И она сможет.
В середине сентября, когда Катя почти успокоилась, пришло новое письмо от Сергея.
Я понимаю, – писал Сергей, – что я вам никто. И вам совсем не хочется писать мне письма. Но я не знаю, что со мной происходит. Извините, если что.
Я каждый день вспоминаю нашу случайно-неслучайную встречу на КПП нашей части. С ужасом представляю, что было бы, если бы меня не поставили на дежурство в тот день. Ведь, мы бы не встретились. Возможно, даже никогда в жизни.
Вы верите в предначертанность и родственные души, Катя?
Я верю. Порою мне кажется, что мы с вами уже встерчались. Может, вы ездили в Москву на ВДНХ или в Московский зоопарк. И мы стояли с вами рядом в очереди за мороженным. Может, мы сидели рядом в метро, я смотрел на вас поверх книги и не узнавал.
Я понимаю, что все это смешно и наивно, но я не могу не писать. Извините, что не сдержал слово.
После дембеля приглашаю вас на свидание. Побродим по Арбату и Кузнецкому Мосту. Я покажу вам Третьяковскую галерею и Красную площадь.
Если вы не хотите мне писать, то не пишите. Только не запрещайте мне писать. Хорошо?
Искренне ваш, Сергей.
P.S. У Алексея все хорошо. Служит. Жив. Здоров. Получил звание ефрейтора.
Катя удивилась новому письму, ведь она почти забыла про Сергея. Но посланию страшно обрадовалась. Есть человек в мир, которому она не безразлична. Перечитывала несколько раз. Жаль, что добрые строчки написал не ее парень. Хотя почему не ее? В сердце родилась мысль, что не на одном Алексее мир держится. Бывает жизнь и после расставания с бывшими любимыми.
– Кто тебе письма-то пишет? – спросила мать.
– Знакомый, – коротко ответила Катя.
– Скажи, чтоб не писал. Плохо это.
– Почему?
– Люди не доброе подумают.
– Твои люди про меня и так хрень разную думают. Хуже уже не будет. Мне все равно.
– Зря ты так, Катерина! Зря.
– Мам, прости меня. Но мне и так плохо, одиноко и тоскливо. Я ни с кем не общаюсь. Дайте мне хоть письма писать. Вам всем какая разница?
– Да, лучше бы общалась. Вон подружки ходят на танцы, встречаются. Ты бы тоже сходила. Может, кому понравишься. Замуж кто-нибудь возьмет.
– Мам, посмотри на мой живот!
– Он еще не большой, – Надежда Ивановна оценивающие окинула взглядом дочь, – если утянуть шарфом, то вообще не заметно.
– Мам! – грозно сверкнула глазами Катя, – меня сейчас на свидания не тянет! Не желаю!
– Лучше бы тебе на свидания не тянула весной!
Мать громко хлопнула дверью, что звякнули стаканы в серванте. Катя, проводив взглядом мать, только ухмыльнулась. Жаль, конечно, что мать не понимает ее желаний. Наверное, она старается по-своему устроить жизнь дочери. Но не так же! Не утягивать же теперь живот шарфом до родов! Она не стесняется своей беременности, а на разные сплетни ей наплевать. Хуже уже все равно не будет.
Катя взяла ручку и бумагу.
Здравствуйте, Сергей! Спасибо, что вы пишите мне письма. Мне очень приятно. Не знаю, что вы такое рассмотрели в моих глазах. Обычные глаза. У нас тут в деревне каждая вторая девушка с такими же. Приезжайте, поглядите.
Если хотите, давайте переписываться. Не знаю, смогу ли принять ваше приглашение на свидание в Москве, ведь совсем скоро я буду не одна. Я стану мамой.
Вы мне тоже показались симпатичным и интересным молодым человеком. Добрым и отзывчивым. Хочется такого иметь в друзьях. С таким можно ходить в разведку и лазить в соседский сад за яблоками. Шутка.
Я хотела в этом году поступать в Педагогический институт, но планы изменились. Теперь я работаю в Детском саду воспитателем. Можно сказать, по профилю. В дальнейшем буду поступать, и обязательно закончу Институт. Теперь уже заочно.
Из современной музыки я тоже люблю Юрия Антонова и группу Земляне. А теперь еще группу Кино и Виктора Цоя.
Думаю, что мы вряд ли могли пересечься в Москве. Я там была всего лишь пару раз на экскурсиях. Один раз я приезжала на Бородинскую панораму в шестом классе. Второй раз мы приезжали в музей Ленина на Красной площади. Это было в пятом классе. Мы ходили за учителем строем. Так что вряд ли могли сидеть рядом в метро. Извините.
Живу я хорошо. Чувствую себя хорошо. Спрашивайте, если вас что-то интересует.
Катя Устинова.
P.S. Про Алексея мне писать не надо. Я стараюсь забыть его.
Катя предусмотрительно опустила конверт в городе. Чтобы меньше говорили местные сплетники. И чтобы письмо не вскрыла Вера Никифоровна. Никому не надо знать о ее новом друге. Так будет лучше.
Сергей писал Кате на деревенский адрес и, наверное, поэтому за время переписки пропало два письма. Возможно, корреспонденция потерялась в почтовых мешках между Роганью и Торжком. Но скорее всего, большая заслуга в том несостоявшейся свекрови Веры Никифоровны. Не могла она так просто наблюдать и не вникнуть в детали переписки Кати с солдатом Сергеем.
8 января 1991 года Катя родила мальчика. Четыре килограмма триста грамм. Рост – 56 сантиметров. Здоровый. Назвала Иваном.
Переписка с Сергеем прекратилась в середине мае, в связи с демобилизацией солдата. А еще потому, что он приехал в гости самолично.
В конце мая к калитке дома Устиновых подошел молодой человек с букетом сирени. В джинсах Райфл и адидасовских советских кроссовках. Катя как раз полола клумбы в палисаднике перед домом. Ванька мирно спал рядом в коляске.
– Здравствуй, Катя, – сказал бывший солдат, оперевшись на штакетник.
– Здравствуй, Сережа, – ответила Катя, не веря своим глазам, – ты приехал?
Почти год они обращались друг у другу в письмах исключительно на «Вы». С первой же фразы при встрече перешли на «Ты». Это получилось так естественно и просто. Катя не ожидала, что будет так легко.
Обнялись, но не целовались. Они же друзья. Что скажут люди?
Сережа наклонился над спящим Ваней.
– Красивый. На тебя похож.
– Мне тоже так кажется, – согласилась Катя…
– Мам, пошли на ужин, – в номер забежала шумная Маша, мокрая и розовощекая, – там такие запахи! Шашлык, ляля кебаб, жареные овощи! Обалдеть!
– Переодевайся, сейчас пойдем, – согласилась мать.
Предавшись воспоминаниям, Катя совсем забыла где она и зачем. Ведь надо идти на ужин. Отлежавшись, чувствовала она себя вполне сносно. Но аппетита не было. Но появилось желание взбодриться. Но как? В последнее время бодрость встречалась в ее жизни так редко! Где растут эти плоды?
Катя надела черное воздушное платье и черную накидку на голову. Немного поправила макияж. Посмотрела на себя в зеркало. Лариса через плечо в отражении показала «О-кей». Но Катя все равно одела темные очки, потому что глаза выдавали усталость. Пускай, об этом никто не знает.
В шикарном просторном ресторане отеля Артем с Ритой заняли большой стол на всю семью. Катя взяла себе немного овощей и два кусочка шашлыка, стакан апельсинового сока. Не много ли она набрала еды? – спросила сама себя.
– Принеси мне коньячку, сынок, – попросила она Артема.
– Мам?! Может не надо?
– Надо, – Катя сжала столовый нож, – не спорь с матерью. Вот доживешь до моих лет, тогда и поймешь, что надо, а что не надо. Неси!
Артем, извиняюще посмотрел на сестер, принес себе и матери бренди, Рите – красное вино.
– Мог бы и побольше, – сказала Катя, посмотрев на неполные два сантиметра темной жидкости в узком высоком стакане.
– Мам, так наливают. Если захочешь еще, я схожу.
– Ладно, сиди. Ребята, давайте выпьем за наш отдых, – Катя подняла стакан.
Она уже больше года даже не пробовала спиртное. Диеты, анализы и разнообразные терапии не оставляли шанса хоть капле алкоголя попасть в ее меню. Катя пригубила напиток. Бренди показался ей слабоватым. Но уже через минуту почувствовала приятное тепло в желудке, покраснели щеки и заблестели глаза.
С тарелки быстро исчезли овощи и мясо. Это я все съела сама? – удивилась Катя давно позабытому чувству, когда хочется есть много.
– Принести добавки, мам? – спросила Лиза.
– Я сама, – Катя взяла тарелку и направилась к раздаче. Вслед за ней пошла Лариса.
Над каждой стойкой возвышались приветливые официанты и повара. Турки улыбались и пытались наложить Кате кусок побольше и посочнее.
– Гут, гут. Харашо. Пожалуста, – слышалось со всех сторон.
Расслабленные и довольные соотечественники пропускали Катю к подносам с едой. Советовали, что лучше сегодня взять.
– Не забудьте, что вон там есть фрукты – виноград и арбуз. Удивительно вкусные, – поведал ей раскрасневшийся от загара и напитков мужчина, представившийся тут же Егором из Красноярска. Егор работал в Газпроме, и приехал отдыхать большой семьей вместе с тещей, женой и четырьмя детьми. Все это мужчина поведал, пока им накладывали удивительно аппетитно пожаренную рыбу в кляре.
Потом ситуация развивалась слишком стремительно. Катино сознание не успевало за событиями. Вкусная еда. Глоток бренди. Тост и слишком длинная пафосная речь Артема про семейные ценности и его любимую мамочку. Снова вкусная еда и глоток бренди. Затем десерт и обещанный красноярским газовиком виноград.
После ресторана семейство Громовых оказалось в караоке. Катя пела «Рябиновые бусы» и «Виновата ли я». Были даже танцы и прогулки под чернющим звездатым турецким небом.
День второй
Катя проснулась от желания выпить не меньше, чем десятилитровую канистру воды. Глянула на часы – 3:17. На соседней кровати тихо сопела Лариса. Не включая свет, Катя нащупала поллитровую бутылочку воды на тумбочке и выпила ее залпом. Отметила, что голова совсем не болит. Это хорошо. Значит, алкоголя выпила вечером совсем немного. А пить хочется из-за жары. Здесь, в Турции всегда хочется пить. Климат такой. Всегда приято обманываться.
Стараясь не шуметь, Катя вышла на балкон. Внизу замер темно-синий бассейн. Вдали из темноты давило большое море. На горизонте застыли огоньки кораблей. Неужели эта красота останется здесь навсегда? Даже, когда ее не будет?
Море, воздух, пляжи были почти такими же, как в далеком 2004-м году. Катя потом приезжала в Турцию часто. Курорты Средиземного моря находились сравнительно близко и стоили относительно недорого. Здесь год от года ничего не менялось. Молодые приветливые турки, свежайшие фрукты, ласковое солнце и белый песок.
Надышавшись теплым ночным воздухом, Катя захотела прогуляться. Спать не хотелось. И когда еще появится возможность прогуляться без опеки Ларисы? Никогда при свете дня медсестра не позволит Кате гулять одной. А сейчас никто ее не остановит.
Катя накинула халат, и бесшумно выскользнула в коридор. Выложенные белой керамогранитной плиткой полы предательски звонко отдавались при каждом шаге в просторном и по ночному пустом отеле. Катя мысленно выругалась. Медленно спустилась на первый этаж.
Подходя к бассейну, увидела сидящего на скамейке Артема.
– Привет, Тема, – Катя погладила сына по голове.
– Привет, мам, – Артем привстал, помог матери сесть рядом, – ты почему не спишь?
– Я часто не сплю ночами, сынок. Может, возраст, а может и болезнь. Не знаю. Какая разница? Ты-то почему не спишь?
– Мне нужен твой совет. Я почему-то был уверен, что ты сегодня ночью придешь сюда.
– Ты меня ждал, получается?
– Если честно, да.
– Говори тогда, что тебя терзает.
– Мам, ты только не переживай. Ничего страшного я не скажу.
– И?
– Я хочу уехать из страны.
– Куда?
– В США. Туда многие наши едут. Америка – хорошая страна. Уровень жизни высокий, образование самое лучшее в мире, широкие перспективы в карьере и так далее.
Катя не ожидала. Она тяжело отпускала детей из родительского дома. Ей всегда хотелось, чтобы ее маленькие крошки оставались рядом с ней навсегда.
– Детям надо жить отдельно, – утверждал Сергей.
Катя с трудом, но смирилась. Свыклась и приняла мысль, что дети в скором времени заведут семьи, затем у них родятся собственные дети, будут свои горести и беды, о которых Катя будет узнавать с большим опозданием во время празднований Нового года или Дня рождения мужа.
Но зачем ехать в США? Это же далеко.
– Зачем? – спросила Катя, – как мы будем видеться?
– Мам, я уже большой, – Артем наклонился вперед и говорил для ночного разговора слишком громко, – мне надо думать о будущем. В Америке больше возможностей. Ты понимаешь, там все заточено под успех, под бизнес. У нас же в стране главное – это бюрократия и государственность. Понимаешь?
– Потише, сынок, – Катя погладила сына по спине, – люди спят. Никому не надо слышать наш разговор. Ты все-таки не ответил на мой вопрос: как мы будем видеться?
– Есть видеосвязь. Мы уезжаем не на другую планету, можно прилетать. И вы с папой можете приезжать к нам в гости.
– Рита едет с тобой?
– Ага. Ей тоже нравится моя идея. Дети у нас родятся, сразу получат гражданство США. Это же здорово.
– Наверное. Дети – это хорошо. И свадьбу сыграете в Америке?
– Про свадьбу мы еще не думали. Это не важно.
– Зря. Свадьба – это красиво. Свадьба – это важно. И когда вы собираетесь лететь?
Артем повернулся к матери. Взял ее за руку.
– У нас билеты на 29 июля.
– Понятно.
Катя не хотела плакать, но слезы, наверное, конденсировались прямо из воздуха. Ничего не поделаешь – Средиземноморский влажный тропический климат.
– Мам, не плачь.
– Я не плачу. Значит, решение ты принял давно. Почему молчал?
– Не хотел тебя расстраивать.
– Или ждал, что я умру раньше? – у Кати сжались кулаки до белых костяшек. Да что же это такое! – ты, Тёма, не хотел расстраивать мамку?
– Мам, я не жду твоей смерти. Что ты такое говоришь?
– То, что вижу, то и говорю. Задержалась я по-твоему на этом свете?
– Мам!
– Когда отцу сказал про Америку?
– Давно. Почти, как решил. Это он попросил не говорить и не расстраивать тебя. Сказал, что тебе и так тяжело, что ты привязана к детям и так далее.
– Заботливые вы у меня мужчины, – Катя вытерла ладонями нос и лицо, почему-то не взяла с собой носового платка или салфеток, теперь наматывала скользкую сырость на ладошки, – я все поняла. Спасибо, что предупредил. Езжайте, коли так решили.
– Хочешь я не поеду? – вдруг воодушевился Артем и повернулся к матери.
– Не хочу. Зачем мне это? Вы с отцом лучше не списывайте меня со счетов. Надо было сразу сказать. Жаль, что вы так относитесь ко мне.
– Как, мам?
– Как к списанной старой телеге. У всех вас новая и интересная жизнь, а меня лучше не беспокоить. Мне главное, дожить короткий век, никого не задев лишний раз. Так?
– Не так, мам. Прости, если что.
– Я не обижаюсь, – Катя встала и подошла к бассейну, зачерпнула ладошкой хлорированной воды и умылась, – у тебя впереди большая жизнь. Проживи ее достойно и интересно, сынок. За меня, за Ваню, за всех, кто не смог.
– Мам, зачем ты так? Мне как-то не удобно.
– Брось, сынок. Все пустое. В Америке, действительно, может быть интересно. Но не кажется ли тебе, что в нашей стране тоже есть места, куда можно приложить свои таланты?
– Я долго думал. В Америку надо ехать молодым. Там, чтобы добиться успеха, надо много работать. Сюда, если что, всегда можно вернуться.
– То есть наша страна для тебя, вроде как запасной вариант?
– Примерно так. Не говори только про патриотизм, про память дедов, про березки и великий русский язык!
– Хорошо, не буду. Но знай, русскому человеку и правда бывает тяжело на чужбине. Почитай любого писателя-эмигранта. Увидишь там хрустальную тоску по родине. Хотя, возможно, тосковали они только потому, что вернуться было нельзя. Ты же вернешься?
– Я буду приезжать,
– На свадьбу приглашай, а лучше приезжайте к нам. Сыграем в Москве.
– Обязательно, мам.
– И на похороны приезжай, – улыбнулась Катя.
– Мам!
– Шутка. Иди в номер. Я посижу еще.
Артем поцеловал, обнял мать и понуро поплелся в отель.
Прохладный ночной ветерок пробежал рябью над бассейном. Катя съежилась и обняла себя.
Как же так получилось, что она не заметила, как ее родной сын мысленно живет за океаном? Неужели Катя слишком много думала о себе и совсем забыла про детей? Неужели гибель Вани затмила ее материнские чувства к младшим детям? Она эгоистично страдала и изводила себя, не взирая на родных и близких?
А теперь ее болезнь и скорая кончина станет укором для живущих. Мол, пускай вспоминают, кого нет рядом. Не ценили…
Или Катя так сильно хотела оказаться рядом с Ваней, что готова положить за это желание собственную жизнь? Да, она скоро будет рядом со старшим сыном. Она сможет его обнять и поговорить. Если, конечно, за порогом смерти что-то есть. А если нет?
Катя направила себя в роль жертвы. Все родные должны страдать и скорбеть от невосполнимой потери. Так же, как она страдала по Ване. Но в итоге получилось совсем по-другому. Ладно Сережа нашел себе женщину и компенсирует недостаток Катиной ласки на стороне.
Но дети? Как они могли не заметить глубину Катиных мучений? Получалось, что жизнь продолжалась без нее. И продолжится далее. И солнце не остановится. Земля продолжит вращаться вокруг оси. Артем поедет в США с Ритой. Они поженятся. У них родятся дети. Но всего этого Катя никогда не увидит.
Она не узнает, за кого выйдет замуж Лиза и Маша. Сколько у дочерей будет детей. Уедут ли они в Европу, США или Турцию на ПМЖ? Или останутся в России?
Почему Кате досталась такая судьба – уйти слишком рано? Или она сама выбрала столь странную долю?
Нельзя было семь лет назад отпускать Ваню. Нельзя.
А сейчас нельзя отпускать Артема. Что его ждет в далекой стране? Там же афроамериканцы и дикие не наши законы. Ее мальчику там будет тяжело. Надо его остановить.
Или пора отпустить детей? Ведь они уже взрослые и сами должны набивать шишки и выбираться из проблем, которые сами себе создают…
– Я хочу увести Катю из деревни, – сразу сообщил Сергей, как только сели за стол, накрытый для непонятного для Катиных родителей гостя из Москвы, вернее из Красногорска.
– А ты Катерине жених или муж? – спросил отец Кати и поставил, уже поднесенную было ко рту рюмку, на стол, – мы чего-то не в курсе. Или ты, доченька, объясни, кто же это к нам приехал.
– Мама, папа, это – Сергей. Я вам про него говорила. Он мой друг.
– Ты не говорила, что собираешься уезжать неизвестно куда, неизвестно с кем. Где вы будете жить? В качестве кого ты едешь? Любовница? Жена?
– Катя, можно я? – Сергей встал, выпил рюмку до дна, занюхал рукавом, – мы с Катей знакомы уже почти год. Мы переписывались и все такое. Я в курсе большинства проблем, которые ее окружают. Я знаю про Алексея. Я знаю даже самого Алексея. Я вместе с ним служил, он младше меня на год.
– Лихо завернул сюжет, парень, – вставил отец, взглядом найдя недопитую рюмку, из которой каждую секунду испарялось сколько-то там молекулярных слоев чистейшего спирта.
– Кате сейчас в деревне тяжело, – продолжил Сергей, – здесь каждый ее знает. К матерям-одиночкам на селе относятся неприветливо, мягко говоря. Почему-то людская молва делает из вашей дочери плохого человека, хотя она совсем не такая. Я думаю, что Кате надо поменять место жительства. У меня в Красногорске отдельная от родителей двухкомнатная квартира. У меня отец строитель. У него получилось расширить жилплощадь.
– О, как, – Виталий Петрович устал смотреть на рюмку, взял и опрокинул ее.
– Я Кате никогда не говорил этих слов, но сейчас скажу, – Сергей дотянулся до бутылки, подлил себе и Виталию Петровичу, – я ее люблю, дорогие родители. И не могу представить себе жизни без нее. Это не значит, что она поедет со мной в качестве жены. Если захочет выйти за меня за муж, я буду только рад. И прямо сейчас предлагаю ей руку и сердце. Но пока она сама не захочет замужества, я ее пальцем не трону и силой в ЗАГС тянуть не собираюсь. За тебя, Катя!
Сергей опрокинул рюмку. Взял из миски соленый огурец. Хрустнул. Закусил. Сел на табуретку.
– Я все сказал.
Родители переглянулись. Катя раскраснелась. Ванька сопел в коляске рядом.
– А ты, что скажешь? – спросил отец Катю.
– Мам, пап, я ничего о планах Сергея по замужество не знала. Он мне приглашение в Москву озвучил полчаса назад. Пока не знаю. Думать надо.
– Твое мнение, мать? – продолжил опрос родственников отец.
– Мое мнение такое: Сергей – очень хороший человек. И благородный. Это видно сразу. Он Катю не обидит. Я чувствую. Но можно ли без любви в семье жить? Может лучше дождаться Алексея из армии и с ним обсудить дальнейшую судьбу Ванечки? И Кати?
– Что тебе не понятно про этого подонка Алексея? – отец строго посмотрел на мать.
– Может, Леша неправильно понял ситуацию. Может, ему что-то показалось. Приедет, увидит сыночка, его сердце и растает.
– Ага. Понятно все с тобой.
Виталий Петрович встал, подошел к окну, одернул занавеску вправо. Сейчас бы закурить, – подумал, но бросил эту пагубную привычку еще три года назад. В доме табака не было. Глянул на Сергея – этот слишком правильный, курить поди не пробовал, потому что папенька запретил еще в третьем классе. Тьфу. Лешка, он был свой, понятный. А этот, залетный. Чистоплюй. Что с него взять?
– Кать, а ты что про любовь думаешь? – отец пригвоздил острым взглядом Катю, – можно жить без любви? И кого ты сейчас любишь?