Он и она минус он и она

– Отцом?! У тебя есть отец?

– Но я же есть, по логике отец у меня тоже есть.

– Я думал… Ты никогда не говорила о нем.

– Потом, потом…

В этот миг Надежда Артемовна развернулась, а дочь и Платон, как школьники перед строгой учительницей, выпрямили спины. Она не обратила на них внимания, потому что в кухню вбежал Ваня, рванувший с порога, никого не замечая, к столу у плиты, там стояло блюдо с пирожками, один он схватил и – в рот. Бабушка, конечно, переключилась на внука:

– О! Вот и наш Иванушка. Почему такой грязный?

– Мы ужиков искали, – ответил мальчик с набитым ртом.

– Понятно. Посмотри, кто приехал…

– Мама! – кинулся к Камилле с визгом Ваня, обнял ее за шею, не выпуская пирожка из рук. – Ма-а-а-а…

Мальчик явно не страдает отсутствием аппетита, он здоров физически и морально, набегавшись, примчался с красными щеками, будто их намазали свеклой, со спутанными темными волосами. Камилла обнимала его, целовала личико в грязных потеках, оба смеялись, радуясь встрече.

Всякий раз, когда она обнимала сына, одновременно вспоминала, как намеревалась избавиться от Ивана. В то время она не соображала ничего, а сейчас ее терзала жгучая вина за те мысли, продиктованные страхом остаться наедине с маленьким ребенком. Почему-то Камилла сразу отсекла помощь излишне принципиальной и строгой матери, боялась навлечь на себя ее гнев, а как было стыдно… словно она последняя шлюха из притона.

Надежда Артемовна уловила: с дочерью что-то не так, наблюдала за ней и поймала с таблетками – какая пошленькая тривиальность, безответственность. Мать не позволила ни умереть ей, ни избавиться от ребенка, поймав за руку дурочку. Без сюсюканий, а со свойственной прямотой Надежда Артемовна объяснила, что за удовольствия тоже надо платить, так устроен мир, платят все абсолютно. Кто-то дальнейшими успехами – если не нарушит законы мироздания, а кто-то крахом амбиций, когда переступит через все запреты. Расплата Камиллы – ребенок, она обязана его принять, и это не наказание, а наука. Впавшей в депрессию бедняжке сложно было понять, о чем шала речь, тем не менее суровая и бескомпромиссная Надежда Артемовна поддержала ее и окружила заботой опять же без сюсюканий.

– Боже мой, Ваня… – отстранив от себя сына, рассмеялась Камилла, забыв на минуту о двух смертях за плечами. – Какой ты грязнущий… а чернозем под ногтями… Мама, он легко одет, ведь на улице прохладно.

– Ничего, пусть иммунитет тренирует, – сказала бабушка.

Ваня лишь шмыгнул носом, спрятав руки за спину, и, нахмурив брови, уставился на маму серо-голубыми глазами, показывая своим видом, что его устраивают потеки и грязные руки.

– Ма, а где папа? – вдруг вспомнил мальчик.

Папа… и болезненный толчок в сердце на миг перехватил дыхание Камиллы. Она погладила его по щеке, натянув улыбку, но ответить… А что отвечать ребенку?

– Он уехал, – подсказал Платон.

– Дядя Платон! – наконец заметил Ваня гостя, несмотря на то, что тот сидел рядом с мамой. Но мужчины однозадачные существа, Ваня пусть маленький, но тоже мужчина. – Привет, дядя Платон.

– Привет, дружище, – протянул тот ему руку.

Мальчик по-мужски и со всего маха ударил своей ладошкой о мужскую ладонь, затем снова повернулся к Камилле, задав следующий вопрос:

– Ма, а папа надолго уехал?

– Очень надолго… – вымолвила едва слышно она, гадая, как долго придется врать сыну. – А что у тебя под футболкой шевелится?

Ваня запустил руку за пазуху и вытащил… Камилла, инстинктивно вскрикнув, подскочила с места, увидев змею, сын поспешил успокоить всех:

– Это ужик! Ужик! Мама, не бойся, он не кусается, только щиплется. Я же говорил, мы ужика искали… и нашли.

– Что, страшно? – злорадно ухмыльнулась Надежда Артемовна. – Да, так и живу с лягушками, ужиками, ящерицами. Постель проверяю перед сном, чтобы не лечь рядом с рептилией. Привыкай, Камилла, он у нас натуралист, главное, чтобы крокодила не завел.

– Ванечка, сынуля, – зачирикала дочь, не решаясь приблизиться к нему. – Ты не хочешь выпустить змейку на волю? Ей там будет хорошо…