Отсроченное завтра

– Нет, что вы! – поспешно, слишком поспешно ответила она. – Я как раз никак не могу сосредоточиться. Мысли разбегаются.

– Знакомое чувство, – он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. – Иногда лучший способ сосредоточиться – сменить локацию. Тишина здесь обманчива. Она не помогает, а давит. Слишком много призраков прошлого на квадратный метр. – Он обвел взглядом высокие стеллажи, и на его лице на мгновение появилось выражение легкой брезгливости.

С этими словами он повернулся и пошел к выходу, его высокая, чуть сутулая фигура легко и бесшумно растворяясь в полумраке между стеллажами, как призрак.

Алиса стояла как вкопанная посреди прохода, с горящими щеками и тяжелым фолиантом по сюрреализму в руках, которую она сама не помнила, когда и зачем взяла. Она чувствовала себя абсолютно обескураженной, сбитой с толку, растерянной и до странности, до дурацкой радости оживленной. В груди что-то пело и звенело.

Она вернулась за свой стол и тщетно пыталась вернуться к статье. Но слова упрямо не складывались. Теперь в голове, словно навязчивый мотив, крутилась только одна фраза: «Лев. Режиссерский, пятый курс».

И еще, то самое, от чего по коже бежали мурашки: «Вы – приятное исключение из правила».

И самое главное, то, что заставило ее задуматься: «Тишина здесь давит. Слишком много призраков прошлого на квадратный метр».

Она закрыла ноутбук, поняв, что работа сегодня явно не клеится. Собрав вещи, аккуратно положила книгу на место и вышла из библиотеки. По дороге ее взгляд невольно выискивал его в каждом закоулке, за каждым углом, но его нигде не было видно. Он растворился бесследно.

Дождь почти прекратился, небо на западе начало светлеть, разрывая сплошную серую пелену узкими полосками холодного розового и лимонного света. Лужи на асфальте стали огромными, темными, почти черными зеркалами, в которых отражалось проясняющееся небо, оголенные причудливые ветки деревьев и фасады старых домов. Алиса шла, не спеша, глядя под ноги, и в каждой луже, в каждом дрожащем отражении ей чудилось его лицо – спокойное, отстраненное, с глазами цвета морского стекла, не видящими реального мира, но видящими что-то свое, сокровенное.

Она понимала, что эта случайная утренняя встреча, этот неловкий, унизительный момент ее падения, вдруг обрели какой-то новый, странный, мистический смысл. Как будто кто-то взял обычный, заурядный кадр из ее жизни и снял его на другую, более чувствительную пленку, под другим, драматичным углом, с иным светом. И теперь она видела в этом кадре то, чего не замечала раньше – скрытую драматургию, напряжение, красоту и боль.

Она еще не знала, что это и есть самое начало. Начало того, что он сам назвал бы «монтажом реальности». А она потом, много позже, назовет «падением в другую жизнь». Падением, из которого уже не будет привычного, мягкого приземления.