- -
- 100%
- +
Глава 1 Когда женитьба единственный выход… от безысходности.
Все начиналось вполне безобидно. Лирично, даже. Наш король Наум надумал жениться.
– Жениться вам надо, Ваше Величество, – со вздохом промолвил Ярослав, откладывая в сторону очередную бумажку. Седые брови почётного боярина сейчас были сурово надвинуты, – седьмая челобитная за неделю! Седьмая! И все утверждают, что в тягости. И что от вас. Исключительно.
– Исключительно, – подтвердил Наум, завершая опасный маневр, таракан проскочил между пером и книгой и наконец забежал в кубок, который быстро превратился в темницу.
– Что?!
– Говорю, что в тяжести, исключительно от меня. Другие мужики к ним в это время не хаживали, я проверял.
– Да ведь не шутки же! – терпения у старого советника никогда не водилось, – ведь их отцы, дядюшки и братья так досаждают, что хоть в пору самому жениться. На всех.
– Ну вот и женись…
Наум перевернул кубок и счастливый таракан, виляя задницей, уполз куда-то под стол. Совет прошёл как обычно. Казна пуста, копи дают втрое меньше металла, чем надо, потому как оборудование старое. О том годе случился неурожай зерна, и сегодня решали, садить ли больше или разрешить крестьянам взять оттудова на еду. Яхоны снова выступали с прошением о присоединении Рильских островов, но только чорта им лысого, а не острова. Наум так и сказал, ну может чуть дипломатичнее.
– Так мне то незачем. Я-то своей женитьбой страну не спасу. Да и женат вроде ишшо.
– Можно подумать, я спасу.
Из тех боярских дочек, чьи челобитные сейчас лежали на столе, только двое имели хоть какое-то приданное, остальные кроме как древностью рода, да большими сис…., амбициями, ничем похвастаться не могли.
– Так ведь и я о том. Боярин убедился, что в царских палатах они одни, и подсел к Науму за стол. Ужин давно уже кончился, оставив после себя гору объедков. Бояре любили покушать, особля если ужин был за королевский счет, а не за их собственный. Оттого и старались не просто посидеть, но засидеться до седьмой чашки чая, который здесь подавали с крендельками и маслицем и икоркой красной, да черной, ватрушками и прочим печевом. Печево у королевской кухарки выходило отменным настолько, что боярские животы к концу сего мероприятия дюже нависали над поясом. Боярам это не мешало, а казне, и без того тощей – так даже очень. Ярослав, пожалуй, единственный, который знал меру во всем, в том числе в питие и приеме пищи. Тем более, что он, как всегда, остался, когда все уже разошлись.
– Так и я о том, – повторил он, аккуратненько пристраивая руку на рукаве короля, – это ж смотря какую невесту взять. Смотря какую. Чем сеять направо да налево, ваше Величество, не лучше ли сеять куда надобно, то бишь жениться и обзавестись законным наследником. А то давеча вдова боярина Морозова так на меня пузом наехала, думал из палатей вылечу.
– Морозова… Морозова… – Наум нахмурился, вспоминая, от чего рыжие его брови совсем уж неприлично сошлись на переносице, а симпатичное, конопатое лицо государя стало совсем уж мальчишеским, – это такая стройная, черноглазая, востроносая?
– Нет… Высокая, полная, то есть очень полная, и рябая.
– Так то ж не я! – с облегчением рассмеялся Наум, припоминая сие особу.
– В том то и дело, что не вы. А поди теперь докажи, где вы, а где не вы. Они лезут и лезут, лезут и лезут, и все на трон королевский и к вам в опочивальню. Но что б супругой законною, а не абы как.
Наум покаянно вздохнул и почесал кудрявую бороду. Вот всё он умел: и смотры военные и яхонцам кукиш, и англицкому послу – дулю, когда тот решил в Рось свои отходы ввозить. Точнее не посла отходы, а всей страны, кои после их урановых рудников остаются. Вот всё мог, а бабе отказать – нет. Баба она же не посол, губки намалинит, очи томные, грудью вздыхает, грудь под платьем колышется, мягкая, теплая, а баба еще и ручку на колено так раз, под столом, и ножкой так раз, по ножке королевской, ну и вот. Вот и выходит, что выходит. Только бабы оне сущи коварные, сначала страсть, любовия, а потом орут – женись. А он бы и рад, так не на всех же. Не басурманин какой.
– Вот я и говорю, жениться вам надо, барин?
– Почему барин то?
Да так, вспомнилось что-то…
– Ой нет… Не надо
Рассказы Ярослава были давно известны далеко за пределами дворца. Богатая молодость и говорливая старость давали такой творческий пинок старшему советнику, что всякий, кто имел несчастье встретиться с Ярославом, рисковал часа два выслушивать поучительные истории о былых похождениях бравого боярина.
– Ну не надо, так не надо Советник, казалось, совсем не обиделся, а по сути решил, что сейчас действительно есть дела поважнее.
– Так а на ком жениться то?
– Именно хороших много, точнее фамилий хороших много, но так чтоб надежных, да с хорошим приданным, таких поискать еще. А девок у всех хватает. Даааа, урожай вышел на девок в этом году. И та подросла и эта заневестилась. И все дородные, пышные, справные. Но глупые и алчные к тому же, с кучей не менее алчной родни. А родня, если ей волю дать, и в опочивальню царскую полезет, что само по себе противно, но пуще того, в казну лапы запустят, а там уже и шарить нечего. Кукиш с маслом.
– Ну и кого предлагаешь?
– Ну Румянцеву, например.
– Я с ней не…
Ярослав подсунул очередной документ и с удовольствием полюбовался озадаченным лицом короля.
– Вы с ней не.... С этой точно. Потому как девица только вошла в пору замужества, а до того сидела в дальнем имении, как монашка в монастыре.
– Отчего так? Некрасива?
– Напротив. Говорят, очень хороша. Я сам не видел, но местные барыни дюже ругали. А вы же их знаете.
– Да… Тот еще гадюшник…
– Вот именно. А девица… У Румянцевых дар родовой, некромансерный. Говорят к черной ворожбе сподобны…
– Ну так и что? Наум на минуту оторвался от документов, задумчиво прикусил кончик пера, – шла бы к магикам. Там поди знают, что с такими делать…
– Она может быть и пошла, да отец у нее дюже суров. Бабе, говорит, не место в академиях.
– Экий дурак.
– Скорее баран упертый. Но вот скажите, положа руку на сердце, вы бы хотели себе такую жену?
– Нда… Пожалуйста, что и нет. Эдак весь век живи и оглядывайся, и думай, что в супе петрушка или беладонна. А остальные что?
– Марышкины спят и видят племянницу свою пропихнуть… Но её, говорят того этого, а она и не против.
– Не… Такую тоже не хочу. В семье гулящий должен быть кто-то один. Лучше, чтобы я.
– А про остальных вы и сами все знаете…
– Вот и думай…
– Ну и слушай. Королю то нашему Науму, стыдно признаться, тридцатник стукнул, а его ни одна баба ещё не охомутала. В смысле, не соизволила отвести под венец. Все время забываю, что здесь принято выражаться культурно. Выражаться могу, культурно не очень. Так вот. Обычный то мужик может хоть всю жизнь гулять, беречь себя от мозгоклевания, обычный может и любовницу держать, наезжать время от времени. Но то обычный. А то король. Король – он фигура значимая, не какой-то там мастеровой или купчишка. Король должен думать о престоле и о наследниках. О них то как раз наш король думал и даже очень хорошо. Настрогал налево и направо десятка два. И теперь их мамаши активно продвигают себя и свое потомство. Официального наследника нет, стал быть любой подойдет, ежели королевской крови. Советники взялись за головы, и за бороды тоже, друг другу. Ага. Ну и пришлось королю срочно искать себе невесту на стороне. Искал, искал, а они не находятся. Соседские давно пристроены, их ещё лет десять назад сосватали, когда наш все кобенился.
А тут, слышь ты, приходит письмо из дальнего княжества, Небольшое, но гордое государство. За горной грядой Сапские холмы. Холмы, как же. Зубы скорее, пики даже, что не у всякой армии есть, а меж ними тропки узенькие, только козлам и скакать. Даже не знаю, как тамошние ходют. Ну живут и ладно. И, значит, приходит письмо от их Совета, что мол, невеста у них есть. Светлейшая княжна Тамара вошла в возраст замужества и готова рассмотреть предложение нашего Наума. Портретик прислали, само собой. Ничего так, чернявая, носатая, с кинжалом за поясом. Но и в целом не уродина. А, что с кинжалом, так-то даже неплохо. Иные мужья такие, что без кинжала хоть в кроватю не ложись. Ага. Не понаслышке знаю. Мои то маменька с папенькой так и грызлись собаками. Пока друг дружку и не прирезали. А меня вот в приют забрали. Хорошо. В смысле, в приюте тоже не сладко, это так. Но мои то родненькие собирались меня вообще в Красный квартал сплавить. Знаешь? Ага. Вот. Дерьмо – место. А в приюте хоть и бедно, но чисто, еда опять же кажный день, а не когда моей маменьке в голову торкнет. Ну и ничего, выросла. Других не хуже. Представиться забыла, меня Данкой звать. А то ж не принято, чтоб совсем без имени. А настоящее ли нет, про то не думай, не твоего эльфячего ума дело. Что король?
– Ах, король…. Согласился. Да и то сказать, глупо отказываться. Там, говорят, за той девкой, Тамарой, такое приданное дали, что ахнуть. Самоцветов одних на четырех конях не свезти, золота, серебра, меховой рухляди и ну и так по мелочи. Лакомый кусь, только с подвохом. У них горян этих принято, что между собой, между княжествами сватать, а тут другая страна. Вот ведь смех, – я старательно пьяненько хихикнула, – невесту обычно сватают, а тут жениха. Да не абы какого. Короля!
Гонцы семь дней по дорогам трубили. Весть благую о скорой свадьбе. Ну этта они погорячились, король только отряд собрал, свиту себе, чтоб не одному ехать, витязи там, но их одних мало. Дороги ныне неспокойные, народец разный шляется, а тут обоз королевский. Тоже лакомый кусь. Вооот.
И поручил он набрать помимо основной стражи отрядец наемников, из тех, что поумнее. Я и набралась. А чего, перерыв у меня вышел. После ранения. Руку мне прострелили, во, да так, что пришлось к магикам идти. А те, чего, залепить залепили, а что подвижность ушла, так это не ихно дело. Я и разрабатывала, в кабаке сидела, а на заднем дворе мишень поставила, постреливала, а тут гонец. Посмотрел, как я с закрытыми глазами, с колена и с разворота леплю в десяточку, и говорит:
– Не хотите ли, уважаемая, короля до невесты сопроводить? Сто монет задатку, а сто после работы. Вкусно, скажи? Мне то деньги до зарезу нужны. Сестрица у меня младая замуж собралась, а приданого с гулькин нос. У приютских какое приданное? Честь девичья, и то, если девка, не только с косой, но и с мозгами. У моей то мозги есть, на швею выучилась, а деньги всё одно нужны. Я и согласилась. Здесь, в «Трех пескарях» сбор объявили, чтоб всё желающие. А завтра навроде турнир будет или смотрины. Хи-хи, смотрины, чай мы не невесты, да и на женихов не тянем, но, а как сказать. Отбор? Точно. Ну и посмотрят, кого оставить, а кого взашей. А магики что учудили. Наклонись поближе, на ухо шепну. По звездам смотрели, смотрели, в трубы эти, как их, позорные. Подзорные? Ну да точно. А я как сказала? И вот звезды им там нашептали, будто невеста эта, самого дьявола дочь. А от такой, говорят, проку не будет, и не детки родятся, а чумуродины. И что вообще королю к ней ехать не след, а то, как бы хуже не было. Как будто у нас тут очередь из невест. Королевство наше тоже не ахти богатое, злата-серебра нет, а одним крестьянским трудом сыто жить не будешь. Фабрики? Есть какие-то. Как не быть, а всё ж такими невестами раскидываться не след, тем более с приданным. Так что магиков этих следовало сразу же в петлю и на веточку, чтоб не портили денежное дело. Как король их сразу не повесил, не знаю? Я б не сдержалась. Ну ладно, значится, прощевай, кто ты там есть, эльф, не эльф, ночь уже, а мне рано вставать.
Я зевнула, прикрыла глаза и сдвинула капюшон почти на нос, делая вид, что уже сплю. Выровняла дыхание, для надежности подождала пять минут, только потом чуть-чуть приоткрыла глаза, так чтобы ресницы не трепетали. Так и есть! Сидит, гад, магичит. Птичку слепил и чегой-то ей там нашептывает. Шпиён, как есть. А то подсел, понимаете ли, и давай расспрашивать. То да сё. Что за турнир, по какому, так сказать поводу. Ничего особенного я ему не сказала. Только то, что, итак все знали или догадывались. А вот на его реакцию мне было интересно посмотреть. На самом деле, я работала на Наума уже давно. Из статуса наёмницы не выходила, но и за темные делишки не бралась. А вот информацию собирала. И это мне поручено посмотреть на новых участников турнира. Нельзя же в самом деле доверять жизнь короля людям непроверенным. Одно дело мастерство, а другое, что за человек. Не засланный ли, а то матушки наследников – они такие. Изведут короля, а потом свое дитя на трон, а сами при нем – регентшей, до совершеннолетия. Да и родственников у всех, как поросят по осени. Вот Наум и опасается. Естественно, я тут была инкогнито, так сказать. Разыгрывала из себя саму себя, только более простую, если не сказать туповатую. Обожаю прикидываться дурочкой. Столько всего нового узнаешь. И о себе тоже. Вот эльфийский типчик, убедившись, что я сплю, и даже похрапываю, бесцеремонно сдвинул мои ноги в сторону и потянул к себе мою дорожную сумку. Я сделала вид, что пьяна в зюзю, и все внешнее меня сейчас мало беспокоит. Поверил, дурачок. Есть у меня такая особенность – абсолютная нечувствительность к алкоголю. Мамаша с папашей, бывало, от одной рюмки пьянели, а я вот, хоть ведро, а бестолку. Прадедово наследство. Он, говорят, из магиков был. Не знаю. Людей в поросят я не превращала, но кое-что тоже умела. Как с алкоголем. Хороший навык, если подумать. Полезный. Эльфийсий тип, уже не скрываясь, полез в мою суму, попытался вытянуть ремешок. Лезь, лезь, милый. Хрен тебе с редкой, а не моя сумка. В свое время я за эту сумку кучу монет отвалила, золотом. Зато на ней такое заклятие «Антивор», не то, что эльф, сам главный королевский маг, ее не вскроет. Не вскроет, не порежет, не сожжет. Уникальная вещь. Открывается только по моему слову. Ну или тому, кто у меня это слово выпросит. А таких близких людей у меня сейчас не водилось.
– Данка, лезь сюда. Яблоко будешь?
– А то!
Я взбираюсь по одним только нам известным щербинкам и усаживаюсь рядом с Валиком. Приютская стена под вечер – это нечто! Теплая, как печка в родном доме, гладкая, блестящая, отполированная нашими попами за столько то лет. Я любила это место. По одну сторону от укромного места был приютский сад, яблоневый. По весне он благоухал так, так что все пчёлы округи слетались на этот запах. А по осени в нем вызревали огромные желтые яблоки с такой тонкой кожей, что казалось само Солнце перекатывалось там, внутри маленького сочного плода. Яблок нам не доставалось никогда, ну или почти никогда. Сторож хорошо знал своё дело и любого покусителя на яблочки так отхаживал кнутом, что кожа слезала. С другой стороны, от кирпичной кладки можно было увидеть улицу: магазины и кофейни, кондитерские, откуда так пахло сдобой, что мы захлебывались слюной и завистью. Богато одетые горожане, не спеша устраивались на террасе. Дамы в полосатых, по моде, платьицах пили кофе или чай, маленькими кусочками откусывали лёгкие воздушные десерты или булочки, смеялись и разговаривали. Мимо спешили разносчики газет, подмастерья, помощники продавцов.; крякали самоходные телеги, иногда раздавался скрип колес и ругань. Это какой-нибудь лихач из Белого квартала спешил показать свою удаль. И пусть нам было голодно, а всё же и хорошо. Это место я любила… И красную кирпичную стену, теплую по летнему времени, и ветки яблонь, что, спускаясь, скрывали нас от прочих, и эту вот жизнь, которая была там, далекая, но красивая и о которой так сладко мечтать перед сном.
Пожалуй, во всей моей приютской жизни только это и стоило любить: наши мечты и моменты уединения без воспитателей и других детей, таких же, как мы, потерянных, злых, никому не нужных. А вот еще… Валик. Мой друг. Он, когда пришёл, сразу и заявил, что, мол, некто иной, как сын боярина Валицына. Незаконнорождённый. Поверили ему? Ага, как же. Да у нас тут каждый второй, потерянный в детстве барчук, на худой конец, сын купца. Приютские всегда себе выдумывают, что семью знатную, что историю душещипательную. А кому охота признаваться, что, мол, родился в канаве, и там же, скорее всего, сдохнет. Ну и вот. В первый же день Вальку отделали так, что он пролежал в лазарете месяц, вышел, и то же самое. Врать то все врали, однако ж не завирались. С пониманием. А Валька сразу им всем в лоб – вы – чернь, я – князь. Кому понравится? Мне понравилось. Что ни говори, а держался он по-иному. И смотрел прямо, и говорил грамотно. Ребятня из бедноты, как я, у них взгляд зверёныша, затравленный, кожа темная, зубы гнилые, в основном то. А этот ишь, чистенький. Поэтому в первый же день я ему тоже врезала, но во второй раз, всех кто полез, так отходила палкой, что уже мне штраф впаяли. Целый месяц на воде и хлебе. А Валик мне яблоки таскал. Вот эти самые, желтенькие. И главное, не крал. Сторож сам дал. Вот ведь языкатый. Так мы и сдружились. Валька старше был года на два. Вышел раньше. Обещал вернуться, устроиться на работу и меня забрать. Опекунство оформить. Не вернулся. Я искала, конечно. Но а толку… Теперь это дело прошлое. Мало ли как вышло, может шанс выпал выбиться в люди. Может уехал. А может и с отцом срослось. Валька не врал. И отец его – действительно не последний человек в государстве.
А я выросла и, после приюта, в Стрелки пошла. Отряд такой. Специальный. Время тогда неспокойное было. Война – не война, но на границе всякое бывало: орки лезли, эльфы зуб точили, ушами стригли. Это когда тятенька нашего Наума помер, а сам он в отъезде был. То да се, народец зашевелился. Трон без короля – лёгкая добыча. Вот и набирали молодь, из тех, кто поспособнее, в мечники там, или в лучники. У меня прабабка эльфийкой была. От нее и дар достался, глаз острый и рука точная, а технику я уж потом подтянула. Всяко в начале было. Смеялись, и под юбку лезть пробовали. То есть в сарае завалить. Юбки я не носила. А по рогам давала. Отстали. А как я первой в отряде стала, так и уважать начали. Даже эльфкой звали. Смешно. Какая из меня эльфка? Не то, что лицом не вышла, скорее уж манер не хватает, этой, как ее, утонченности. Мать моя, как узнала, что у нас в родне эльфы отметились, так вообразила себе, фиг знает что. Девке говорит своей эльфийское имя дам. Что б жилось легче. Данавиэль. Ага. Прям так легко жилось, хоть век не помирай. Это уже потом батя ей подзатыльник отвесил, Данкой меня стал кликать. Так и живу, обычным человеком.
Иногда только мелькнёт что-то такое, эдакое. И не запах, и не звук, вроде как знание какое или отголосок чужой эмоции. Вот и всё. Вот сейчас сижу, смотрю из-под ресниц на этого чистокровного и понимаю, до чего ж сумка ему моя важна. Ведь не вор. Хотя и среди остроухих всякие водятся. Тем паче не убийца. Тот бы и говорить не стал. А кто? Посланника отправил. Шпиён. Но какой? На кого. Откуда, куда, зачем? Как говорил мой наставник. Нет у нас с эльфами ни войны, ни дружбы. Слишком разные, слишком они иные. Территории наши им оказались на фиг не нужны. Непригодны для проживания. Им особые места нужны, а какие, про то эльф только и знает. Родниться с нами они тем паче не будут, людской век короток. Вот и спрашивается, чего рыщет? Там на турнир какой-то ушастый записался. Уж не этот ли? Поглядим, что за фрукт.
Девицу Этаниэль приметил давно. Интересная. В том плане, что грубая, конечно, неотёсанная, но симпатичная, в отличии от большинства наемниц, которых и от мужика то зачастую не отличишь. А эта ничего такая, стройненькая, попка круглая, тренировками накаченная, косы длинные, черные. Стоп, ну-ка? Ну да. Эльфы в роду водились, а теперь понятно, чего обратил внимание. Кровь, она всегда чует свое. Но вот девица, что сидела в корчме уже два часа за клюковкой и порядком наклюкалась, смачно рыгнула и полезла в рот пальцем, доставая оттуда, ну вероятно, остатки ужина. Да ну не… Ну ее на фиг такую кровь, сильно разбавленную. Но Наум четко указал на нее, и сказал, что точно возьмет ее в Свиту, а Этан на правах близкого друга просто не мог подпустить к нему абы кого. И пусть он приехал только вчера, а если быть честным, попросту сбежал, но уже успел узнать о предстоящем сватовстве, покушении и о том, что вскоре нужно будет собрать отряд наемников для охраны. Впрочем, пока Этан решил не отсвечивать, а просто походить в народе, послушать, что говорят, ну и приглядеться к тому, сему. Пригляделся. Народец в корчме водился разный, начиная от обычного торгового и служивого люда, до откровенных бандитских рож. Вечер был томный. Цветень месяц, теплые дни и не менее теплые упоительные вечера. В Предвечном лесу в это время цветет священная акация. Белые гроздья каплевидных цветов до самой земли, а внутри каждого соцветия длинный пестик, навроде языка. Стоит зазевавшейся бабочке сесть на язык цветка, как он тут же сворачивается, затягивая жертву внутрь чаши с пищеварительным соком. Ужасно. И красиво. Аромат смертельной акации привлекает бабочек со всей округи, и они пестрыми тучами день и ночь вьются вокруг своей Смерти, но даже не подозревают об этом. Эльфы делают из нектара этих растений самый смертоносный яд на земле. Он может быть и лекарством, если человек находится при смерти, тогда ему дают каплю сока белой акации, чтобы погрузить его в глубокий сон, тогда его смерть будет безболезненной и быстрой. Если нужно просто усыпить, достаточно и половинной порции, но рассчитать дозу очень сложно, поэтому к такому средству прибегают в самом крайнем случае. Но здесь весна была не такой. Холодная сырая. В городах бушевали эпидемии, теплый воздух не приносил облегчения, но наоборот, давал волю, дремавшим зимой, болезням, талый снег сползал неопрятно, клочьями гнилой овечьей шкуры, обнажая все то, что было скрыто под снегом: грязь, собачье дерьмо, крысиную падаль. Неудивительно, что люди дохнут, как мухи. Поначалу Этан не мог привыкнуть к узким улицам, вонючему сброду на них, портовым запахам рыбы и свиных шкур, из скорняцкого квартала напротив. Все это казалось ему чуждым, отвратительным своей обыденностью и приземленностью. Даже Храм Семи Богов на центральной площади не внушал ни уважения, ни трепета, хотя архитектор, видимо, насмотревшись эльфийских городов, пытался сделать его таким же утонченным, изящным, стремящимся ввысь, к звездам. Но у него получилось это откровенно плохо. Не имея под рукой необходимых материалов, того же белого мрамора, он брал кирпичи из местного серого камня, поэтому храм смотрелся не величественно, а убого, когда убогость стремится к величию, но от того смотрится еще более смешно и нелепо, как нищий притворившийся принцем. Впрочем, если не обращать внимания на грязь и вонь, то здесь не так уж и плохо. По крайней мере в корчме. Пойло неплохое, не сравнить к легким эльфийским винам, конечно, но они здесь были бы и не к месту. Ими только если начать, а так ни напьешься, ни согреешься. Толи дело местная Клюковка. Клюквы здесь, в северных краях и впрямь водилось во множестве, бабы собирали по нескольку корзин за сезон. Что-то оставляли себе, но большей частью сдавали местным виноделам. Нет, из нее делали не вино, но крепчайшую настойку на самогоне. Пробирала до костей. По мерзкой погоде самое то.
– Убери ноги, эльф! Местный народец не отличался гостеприимством, а стоящий напротив мордоворот так и тем более. Кривой нос и частичная беззубость лишь подтверждали давнюю пословицу «От осинки не родятся апельсинки». Видимо папаша этого малого был троллем, а сынок унаследовал и морду и запах. Самое главное, ноги Этана прилично стояли на полу и вроде бы никому не мешали, но изрядно нализавшегося забулдыгу мотало из стороны в сторону так, что идя до двери, он умудрился сбить кувшин с одного стола, опрокинуть стул у другого и уцепиться за грудь проходящий девки-подавальщицы, у третьего.
– Для равнувесию, – икнул перегаром забулдыга, ничуть не раскаиваясь за свой поступок. Девка фальшиво завизжала, но пара монет в подол быстро остудили ее «праведное» возмущение. Видимо ситуация ей была далеко не нова, а лишние монеты, они никогда не лишние. Сегодня Этану не хотелось потасовок, тем более он точно знал, что этой здоровой орясине хватит и пары пинков, чтобы отправить его в придорожную канаву, остужаться. А это скучно и неинтересно, поэтому эльф просто пожал плечами и отодвинулся на другой край стола, подальше в угол. А вот девчонка не догадалась. А зря. Полутролль еще пару минут посопел над местом, где только что сидел Этан, но увидел более интересный, с его точки зрения, объект.
– Уууу… красотуля… Мужик потянулся к наемнице, чтобы прижать ее, как только что прижимал подавальщицу. Но уже в следующий миг, оказался на полу с прижатым к горлу мечом.
– Убирайся! Пока я тебя не убрала. По частям.
Мужик было рыпнулся, но получил такой пинок по своей промежности, что счел за лучшее не связываться с бешеной бабой.