Операция «Ух», или Невеста для Горыныча
- -
- 100%
- +
– Царевна Змеина.
Я чуть с лошади не свалилась от такого поворота, закашлялся и Иван позади.
– Змеина? Или ты имеешь в виду, что она очень даже ничего в том смысле, что ничего красивого в ней нет?
Мои руки сжались на поводьях особенно сильно, я сцепила зубы. Не впервые меня обсуждали, не впервые оскорбляли. Впрочем, я и сама обычно старательно поддерживала эту легенду.
А вот Елисей продолжал шептать.
– Внешность не главное. Она явно умна, сильна, – принялся он перечислять мои очевидные достоинства. – Магия впечатляет. Ты же видел, как она этого Гельмута легко в мрамор превратила. Фух – и все! Не баба, а каменная стена!
– На этом достоинства закончились, – резюмировал царевич. – Но ты явно к чему-то клонишь, я только не пойму к чему.
А я вот прекрасно понимала, но мне хотелось услышать.
– Ну как же, – деловито начал Елисей. – Вот смотри, царь Гвидон явно надеется на то, что из похода дочурка вернется уже с женихом, а лучше с мужем. Так?
– Ну, – согласился Иван.
– А еще лучше, если две дочурки будут с женихами. Логично?
– Согласен.
– Дальше проще. Горыныча Змеина сделает статуей, и на сердце Василисы останется только два претендента. Гельмута ведь с нами нет, а Вихрь и Финист даже не конкуренты. Так что остаемся ты да я!
– Василису не трожь, она моя! – резко возбудился царевич.
– Да что ты, что ты, – принялся успокаивать его друг. – Даже не собирался. Василису можешь оставить себе. А мне Змеина к сердцу пришлась. Так и бьется, как воробушек. Едва только взгляну на нее, так сразу трепыхается сердечко и куда-то ниже уходит.
У меня аж во рту пересохло от таких признаний.
Хотелось обернуться, чтобы посмотреть в лицо Елисею. Вдруг там окажется ехидная улыбка.
Но если я обернусь, значит, точно выдам, что подслушивала.
Я еще крепче сцепила зубы, в душе поселились странные эмоции. Смешанные, словно буря перевернула в душе кадушку с чувствами.
С одной стороны, меня вроде бы оскорбили. И даже поделили.
А с другой, совершенно неожиданно, я услышала, что кому-то понравилась. Словно кто-то меня наконец смог рассмотреть за неприглядной внешностью.
Это было странное ощущение, неизвестное мне до этих пор.
Я хотела еще послушать, о чем эти двое говорят, но внезапный порыв ветра едва не снес меня с лошади.
Вцепившись в поводья, я кое-как удержалась в седле.
Между плотных деревьев пронесся смерч из снега и тут же стих.
Позади раздался болезненный вскрик, и я обернулась.
Тут же поняла, что мне еще повезло удержаться. Царевича Ивана с Елисеем снесло, и теперь оба торчали ногами вверх из сугробов.
Пришлось спешиваться и бежать на помощь. Тем более что к несчастным так же спешил Финист.
Вдвоем мы быстро вытащили царевича Ивана.
– Это что такое было вообще? – осоловело моргал он, пытаясь отряхнуться. На его лице – губах, носу и ресницах – налипли крошечные снежинки-льдинки, делая его похожим на снеговика.
– Понятия не имею, впервые такое вижу, – ответил Финист, помогая уже тащить Елисея.
Этого несчастного в снег закатало особенно плотно, словно еще и сверху чем-то потопталось.
– Здесь так бывает, – раздался неожиданно спокойный голос сверху. Это Вихрь, даже не собиравшийся слезать с коня, просто подъехал поближе и наблюдал, как мы возимся в снегу. – Атмосферные волнения. Иногда как налетит, как снесет… да в овраг.
Я гневно на него зыркнула. Долго он в седле сидеть будет, а помочь?
– Какой еще овраг? – все же спросила я.
– Да тот, – Вихрь неопределенно махнул в чащу. – Глубокий, до самой Нави. Мы его как раз по кромке сейчас объезжаем.
Я подозрительно уставилась на егеря.
– На карте не было никакого оврага, да еще и до Нави. Откуда он взялся?
Вихрь плечами пожал так спокойно, словно рассуждал про ромашки.
– Бабка говорила, всегда он тут был. С сотворения мира. А вот то, что его на карте нет, ничего удивительно. Кто ж его на карте нарисует, если все кто овраг видел, в нем сгинули!
Звучало здраво, за исключением одного раздражающего “но”: мы с Финистом все еще выковыривали Елисея из снега.
– Отлично, с оврагом понятно. А теперь, может, слезешь и поможешь?
– Зачем? – словно не понял моего вопроса Вихрь. – Я бы вот ничего не трогал на вашем месте. Пусть сам выбирается. Этот ваш царевич, княжич или как его там. Он, конечно, женоподобный слегка, тонковат, длинноват, но, чай, не девочка!
Я зарычала.
– Что значит зачем? Мы еще и суток не проехали, а у нас уже минус один спутник. И мне бы не хотелось терять второго.
– Тоже мне проблема, – буркнул Вихрь, но все же стал спускаться.
Так же нехотя он отогнал меня и Финиста, а заодно Ивана, который только под ногами путался.
Внук Яги одной рукой ухватился за торчащее голенище Елисея и дернул, будто вполсилы, вверх.
Словно репка из-под земли, наружу показалась замерзшая физиономия Елисея. Красная, а местами даже синяя.
– Благодари царевну, – сквозь зубы прорычал Вихрь. – Так бы сам выбирался.
На этом он отряхнул руки от снега и ретировался в сторону, пока остальные хлопотали вокруг. У Финиста обнаружился целебный жир, которым намазали подмерзшую морду Елисею, а у Ивана-царевича фляга с чем-то крепленым. Явно не вином.
Елисей же растекался благодарностями в мой адрес, преданно заглядывал в глаза, зачем-то пытался хватать за руки и даже лез их лобызать.
В ужасе я отдернула пальцы прочь. Этого мне еще не хватало!
– Царевна, вы покраснели, – словно издеваясь, заметил Финист. – Кажется, боги начали слышать молитвы вашего батюшки.
– Чтоб тебе Марьюшка язык оторвала, – огрызнулась я и тут же добавила: – И оторвет, я тебе гарантирую. И не только язык, если не заткнешься!
Но Финиста явно ситуация веселила. Он хоть и умолк, но то и дело поглядывал то на меня, то на Елисея.
– Ах, Змеинушка, как же раньше я не замечал в вас благородства девичьего, никакая краса не сравнится с добротой вашего сердца… – рассыпался тот, а я уже начинала жалеть, что не оставила его в сугробе.
– Не знаю, о каком благородстве речь, а мне просто не хотелось писать потом похоронные письма вашему батюшке, – отшила я. – Объяснять, в каких лесах я потеряла его сына. Так что не придумывайте себе ничего лишнего, Елисей Берендеич.
На этом я развернулась и ушла к своему коню.
После этого мы еще несколько часов брели по лесу, пока лошади не начали подавать признаки усталости.
– Привал, – постановил Вихрь. – Впереди будет хорошая поляна для ночлега. Остановимся там.
Глава 6
Полянка, про которую говорил Вихрь, и в самом деле выглядела перспективной для ночлега.
На аккуратной, ровной, словно специально подготовленной для остановки площадке было удивительно уютно для леса.
Снега почти не навалено, от него по бокам укрывали густые кустарники, сверху плотной кроной нависали ели, а еще лежал огромный камень в два моих роста, будто кусок древней стены – казалось, за ней можно спрятаться вообще от любых угроз.
Непонятно только, откуда он тут взялся, до гор было еще далеко, а таких огромных валунов в равнинном царстве батюшки отродясь не водилось.
Впрочем, сейчас меня это мало волновало.
Я поняла, что и в самом деле устала. Хотелось сесть отдохнуть, но не все было так просто.
– Нужно набрать хворост для костра, – огласил Вихрь.
– А как же лучина? – робко спросил Елисей.
Он как самый подмороженный после пребывания в сугробе еще не до конца отогрелся, то и дело его трясло от холода, а может, и еще от чего.
На Вихря он почему-то посматривал с опаской.
– От лучины все не согреемся, – мрачно отозвался Финист, который стал невольным хранителем сего артефакта. – Не сильно-то от нее и тепла много, сколько нес ни разу не пригрела.
– Да кому нужна лучина, – отмахнулся Иван-царевич. – У нас есть самобранка, у нее вино. Нет ничего лучше зимним вечером, чем вино, теплая дружеская компания и женщины!
Волосы на моей голове зашевелились и зашипели, Иван же, понимая, что ляпнул глупость, принялся оправдываться:
– Я не то имел в виду, царевна. Вы ж тем более и не женщина…
Крайняя прядь превратилась в змею, боковым зрением я видела, как она уже выпустила клыки…
Иван же стремительно бледнел.
– То бишь женщина, но не до конца. В общем, я имел в виду другое.
На помощь царевичу пришел Финист. Похлопав незадачливого принца по плечу и едва скрывая улыбку, он произнес:
– Царевич имел в виду, что вы, царевна, входите в дружескую компанию.
– Да-да, – закивал царевич. – Ну какие женщины, мое сердце принадлежит вашей сестре. И никому кроме! Я сцепила губы, сощурила глаза. Ага, конечно. Так и поверила, вешай эту лапшу кому другому.
Впрочем, пока с царевичем в качестве спутника приходилось смиряться.
С ужасом я представила, что, возможно, с ним же придется смириться и в качестве родственника, если с Горынычем все сложится самым печальным образом.
Выбирая между Иваном и Елисеем, Василиса точно выберет первого. Тут я даже не сомневалась.
– У вас чешуя блуждает, – неожиданно вырвал меня из дум тихий голос Вихря.
Я вздрогнула и повернулась.
Егерь стоял удивительно близко, буквально плечом к плечу со мной, и как только смог подкрасться.
– Что? – не поняла я.
– Чешуя, – тихо ответил он, кивая на мое лицо. – Она то проступает, то прячется. Со щек на нос и обратно. Когда есть, когда нет.
Я схватилась ладонями за лицо, прощупывая. Сейчас чешуи в самом деле не было, а ведь утром, когда мы выезжали из дворца, – я точно помню, что натянула перед зеркалом самую паскудно противную чешуйчатость. Но то ли сама забылась, то ли мороз повлиял – сейчас чешуи не было.
Пришлось сосредоточиться, вернуть все обратно.
С уст Вихря слетел смешок.
– Бабка моя тоже мухомор на носу отращивала, – зачем-то сказал он и, развернувшись, отошел.
Я задумчиво взглянула ему вслед, его спина мелькнула за пределами поляны, скрываясь за соснами.
– Эй, куда это он? – спросила я у Финиста, тот как раз раскатывал самобранку, пока два царевича ломали ветки кустарника для костра.
– Вихрь?! – удивился Сокол. – А я почем знаю. Ежели он вам не доложил, царевна, то мне уж подавно не отчитывался. Может, безопасность проверяет.
– Может… – согласилась я. – Я схожу посмотрю.
Финист напрягся.
– Я с вами! Ваш батюшка приказал, это самое… Честь вашу… беречь!
Я косо взглянула на него, возможно, весь сарказм этого мира сейчас отражался на моем лице. Финист даже затылок почесал.
– Ага, понял. Честь она сама ваша… при вас.
– Все верно, – согласилась я. – Ты лучше за этими присмотри, – я кивнула на царевичей. – Бедовые они какие-то.
По следам на снегу я вышла за пределы полянки, стараясь двигаться как можно тише. Почему-то мне хотелось ответить Вихрю тем же, подкрасться так же незаметно, как и он ко мне.
По-детски сказать: “Бу!”, хоть я и понимала: напугать не смогу, но его замечание про чешую я восприняла как гол в свои ворота. Хотелось выровнять счет.
Я потрясла головой.
Вот опять какое-то наваждение. Откуда только берется. Впрочем, сколько себя помню, они всегда были со мной – эти странные слова и понятия, всплывающие из ниоткуда в голове. Я с детства легко вворачивала их в речь, шпарила ими, приводя порой в ужас окружающих, особенно царевну Лебедь.
Та и так меня недолюбливала, а после такой тарабарщины вообще заявляла, что я проклятая.
Впрочем, со временем к этим странностям привыкли. При дворе даже стали применять некоторые словечки, прижилось, в общем.
Я старалась ступать след в след, подобрала полы шубки, чтобы те не шуршали, задевая небольшие снежные сугробы.
Тьма вокруг сгущалась, но меня она не пугала. Это человеческие глаза были плохо приспособлены к темноте, но не змеиные… Мир мгновенно преобразился, окрашиваясь в синие цвета.
Я искала в этих миллионах оттенков синего и серого яркое пятно тепла и нашла… Вдали, метрах в десяти, словно звезда, сошедшая с неба, ярким факелом сияла человеческая фигура.
Я даже зажмурилась.
Горячий, слишком горячий…
Пришлось вернуть себе обычные глаза, так непривычно и даже больно оказалось смотреть на егеря.
“Нужно чаще тренироваться, – подумалось мне. – А то совсем отвыкла на людей смотреть”.
Я все еще подкрадывалась и уже видела Вихря обычным зрением, когда он, не оборачиваясь, произнес:
– Тише, царевна. Спугнете…
Я замерла от неожиданности и досады.
Да как так-то!
– Кого? – шепотом спросила я.
– Ее… – Вихрь вглядывался во тьму и протягивал руку вперед, словно щупал ее.
Тьма шевельнулась.
Выглянула вперед, и я едва не завизжала от испуга, закрыла свой рот руками, чтобы не издать ни звука.
Даже дышать стало страшно.
Навстречу Вихрю вышло чудовище.
Огромное тонкое тело на паучьих ногах, оно ступало в снег, проваливаясь острыми черными конечностями, но делало это абсолютно бесшумно. У тьмы обнаружилась женская фигура, растущая прямо из паучьего тела, и лицо… без лица. Провалы глаз и рта, без носа. Казалось, монстр сейчас нападет и убьет и меня, и Вихря. Один взмах страшных острых ног, и мы станем нанизанными, как добыча на вертел, ужином страшного существа.
Выход был один – сделать монстра камнем.
– Не смейте, – будто прочел мои мысли Вихрь. – Это Нерда. Она безобидна… присмотритесь, царевна.
Вихрь все еще стоял с протянутой рукой, существо принюхалось к воздуху и потянулось к его пальцам. Прижалось страшной щекой к его ладони. Замерло. Пригрелось, будто кошка…
Замурлыкало странным утробным звуком.
В моем горле пересохло, но руки ото рта я убрала. Кричать больше не хотелось.
– Она вышла на наши голоса, – пояснил Вихрь. – Услышала и двинулась. Зимой не хватает еды, и она ищет.
– Кого бы сожрать? – предположила я.
– Ну что вы. Разве она похожа на того, кто может нас сожрать?
Я округлила глаза. Ответ казался очевидным.
– Вообще-то да.
– Взгляните на ее руки, – подсказал Вихрь.
И я вгляделась в тьму, у которой от женской части тела и в самом деле росли руки: мохнатые, как и все остальное, видимо, чтобы монстр не замерз, но в руках я увидела лукошко.
Старое, словно найденное монстром сто лет назад. Явно множество раз сломанное, но после починенное, залатанное какими-то ветками, почерневшими листиками. В лукошке лежали ягоды, скромная кучка рябины, набранная в зимнем лесу с огромным трудом… и какой-то яблочный огрызок.
– Нерды не едят мясо. Но люди боятся их из-за грозного вида. Почти все истреблены. Хорошо, что я увидел ее раньше, чем она вышла на поляну.
– Царевичи бы на нее напали, – догадалась я.
– Я бы не успел ничего объяснить.
– Она понимает речь? – спросила я. – С ней можно договориться?
Вихрь загадочно пожал плечами.
– Когда как… подойдите, царевна, не бойтесь.
Я робко шагнула вперед. Признаться, я даже не ожидала, что мне будет так боязно это делать. Вихрь утверждал, что Нерда безопасна, но весь ее вид внушал обратное.
– Я сейчас возьму вашу руку, не пугайтесь…
Его пальцы коснулись моих, скользнули по коже, бережно взяли ладонь…
От руки Вихря шло приятное тепло, я даже немного потерялась в этих ощущениях. Ведь среди морозного леса это казалось таким странным.
Егерь протянул мою ладонь Нерде, та осторожно принюхалась к воздуху.
Всхрапнула. Будто лошадь.
Я хотела отдернуть пальцы, но Вихрь удержал, да и Нерде как-то с укоризной произнес:
– Не ревнуй… – Прозвучало странно.
Я покосилась на внука Яги, тот же пояснил:
– А вы чего хотели? Она все-таки тоже девушка, пусть и своеобразного вида. Мы знаем друг друга уже много лет, еще со времен как у бабки летом ребенком гостил.
Вихрь говорил ласково, его интонации убаюкивали, и чудовище, словно завороженное, вслушивалось в его голос.
Рука Нерды коснулась моей, я ощутила, как кончики ее шерсти щекочут кожу. Все длилось буквально мгновение, а после монстр, ничего больше не делая, отступил и ушел.
Просто скрылся в чаще.
Я недоуменно обернулась к Вихрю.
– Она просто ушла? – не поверила я.
– Да, – кивнул тот. – Вернется, когда мы уйдем.
– Но мы же ничего ей не говорили. Не просили, не объясняли, не обещали.
– А иногда этого и не надо, – спокойно ответил егерь. – Иногда и без слов все понятно. Нужно вернуться в лагерь, царевна. Думаю, там уже все готово к ужину.
Несколько мгновений я задумчиво молчала, а после потянулась к мешочку с орехами, который был повязан у меня на поясе. Мне ничего не стоило отвесить горстку для Нерды.
– Минутку, – попросила я, подходя к облетевшему дубу. Там до сих пор на нижней ветке болтался каким-то чудом уцелевший листочек.
Потянулась к нему, сама не смогла достать, но мне помогли.
Более высокий Вихрь с легкостью сорвал лист.
– Решили букетик собрать? – поинтересовался он.
Я недобро зыркнула на него и ничего не ответила.
Просто молча выложила на листочек орехи и оставила под дубом.
– Вот теперь можно идти, – буркнула я и сама пошла по своим же следам обратно.
Вихрь следовал за мной.
До поляны мы добрались в тишине, а вот уже там…
Я тяжело вздохнула, оглядывая раскинувшуюся картину…
– Мдэ… – емко выразил мои мысли Вихрь.
В тусклом свете негаснущей лучины на расстеленной скатерти-самобранке как на покрывале расположились двое царевичей. Они устало попивали вино, глядя, как несчастный Финист пыхтит, пытаясь развести костер из худой охапки хвороста.
Финист дул щеки, тяжело дышал, хворост коптил вонючей гнилой гарью, но об огне или хотя бы искрах и речи не шло.
– Вы помочь ему не желаете? – сурово глядя на Ивана и Елисея, спросила я.
– А что мы? – даже не понял, что не так, Иван. – Мы хворост принесли? Принесли. Теперь вот! – он поднял бокал с вином. – Пока огня нет, греемся. У Елисея вообще обморожение, ему больше всех надо.
Елисей закивал.
– Вы не серчайте, царевна Змеина Премудрая.
У меня аж глаз дернулся от дарованного мне прилагательного совершенной формы. А вот Елисей, явно гордый комплиментом, продолжал:
– Вам тоже не помешает согреться, пока Финист над костром колдует. А то не царское это дело… Хотите медовухи?
– Не хочу, – припечатала я и уже была готова пойти на помощь Финисту, как меня отстранил Вихрь.
– Я сам. Отдыхайте, царевна.
Но вот так отдыхать по приказу я как-то не привыкла.
Так и стояла столбом над поляной, наблюдая со стороны за тем, что будет делать егерь.
– Там за камнем ветки сухой рябины были, – сказал он Финисту. – Принеси пару лучин, а я тут пока…
С тяжелым вздохом Ясный Сокол поднялся и ушел на поиски сухой рябины. Весь его вид говорил о том, что он проклял все на свете в этом походе, но если бы не Марьюшка…
Над поляной же с каждой минутой все сильнее сгущалась ночная тьма. Даже лучина потускнела… И если бы не веселый звон бокалов закадычных царевичей, обстановочка была бы совсем гнетущий.
Сев у неразведенного костра, спиной ко мне, Вихрь склонился к даже не тронутому огнем хворосту.
Своим чутким слухом я услышала, как егерь набирает в легкие воздух и медленно выдувает тонкой струйкой… Еще один вдох, и еще… Как легкий всполох света озарил поляну. Затем послышался легкий треск, все сильнее и сильнее.
От радости и недоверия я подскочила ближе к костру, а Вихрь уже выпрямился в полный рост.
– Ну вот, – гордо выдал он. – Годы практики, теперь надо только поддерживать! Где там рябина?
Как раз вовремя из-за каменного уступа вышел Финист, таща с собой в богатырской охапке целый ворох наломанных веток.
Оставалось только непонятным, чем занимались царевичи все то время, пока нас не было. Если Финист и Вихрь справились с задачей за минуту.
Впрочем, а чего я хотела от царских сыновей соседних государств? Холеные, лелеянные, с кучей нянек, игрушек-развлекушек.
Взять хотя бы Василису…
Я тяжело вздохнула.
Может, для кого-то прозвучало бы и странно, но сестру, несмотря ни на что, я все равно любила. Понимала, почему она выросла такой.
А почему я другой.
От меня даже няньки сбегали, в то время когда вокруг нее хлопотали десятки самых лучших.
За роль ее кормилицы боролись, ведь царевна Лебедь напрочь отказалась кормить Василису грудью – мол, испортит фигуру.
Мне же доставалось козье молоко с деревянной ложки. Ни одна кормилица в здравом уме не хотела подходить ко мне, боясь получить укус змеиными зубами от вечно оборачивающегося в чешую младенца.
Так и росли, а когда стали постарше, тут и сам отец смекнул, что мы слишком разные, чтобы нас одинаково воспитывать.
Хотя поначалу Гвидон пытался: выписывал мне и Василисе лучших учителей, но только она сбегала с уроков, предпочитая грамоте примерку украшений с дорогими каменьями. А я все глубже погрязала в свитках.
Учителей слушала, иногда поправляла, потом начинала спорить.
Помню, как едва не подралась с заморским звездочетом. Тот без тени сомнений уверял меня, что земля плоская, лежит на трех черепахах, и вообще солнце скоро налетит на земную твердь.
У меня же волосы на голове шипели и едва в обморок не падали от такой чудовищной жути.
Я топала ногами, говорила, что Земля круглая и крутится вокруг Солнца. Откуда это взяла – сама не знаю, но у меня буквально нутро переворачивалось, когда мне пытались доказать обратное. Тем более с каждым годом их аргументы становились все лучше.
– Ну сама посуди, как земля может быть круглой, – устало убеждал меня сам батюшка. – А как же Навь? Где она?
– Под землей, – бурчала я.
– Во-от, – тянул он. – А если земля круглая, то как у нее может быть это самое “под”? Никак не может, значит, земля какая?
– Плоская, – шипела я.
Не то чтобы соглашаясь, но решая не спорить, а разобраться после, как вписать в существующую картину мира все то, в чем я была по каким-то причинам уверена.
– Царевна, – отвлек меня от мыслей голос Финиста. – В ногах правды нет, садитесь, ужинать.
Для меня уже постелили шкуры, снятые с поклаж, туда и присела. Тихо щипала хлеб, заботливо предоставленный самобранкой, таскала ломтики сала да дольки чеснока. Мне стесняться было некого, тем более и целоваться ни с кем не собиралась. А вкусы мои были весьма специфичны…
Слушала разговоры, которые, казалось, текли вообще на отвлеченные темы. Разомлевший от вина Иван-царевич рассказывал про быков огромных, которые в его царстве живут. Как охоту на них раз в год устраивают.
Елисей кивал, поддакивал и, кажется, начинал уже дремать. Голова его то и дело клонилась к плечам, а глаза прикрывались.
Финист наворачивал свиной окорок, шумно прихлебывая медовухой.
Вихрь тоже не гнушался мясом, выбрав хорошо зажаренного гуся.
Испортил идиллию тот, от кого вообще не ждали.
Котомка Вихря неожиданно раскрылась, и оттуда на свет божий показались двое… Клубок-колобок и растущая из него Гриба.
– Та-дам! – торжественно выдала она, размахивая грибными юбками, так что даже мне такое поведение показалось срамотой немыслимой. – Вы не ждали, а мы пришли! Тухло сидите, ни песен, ни пошлых анекдотов! Ни игр развратных!
У меня аж глаз дернулся.
Вихрь потянулся рукой за клубком в попытке поймать. Но тот неожиданно оказался достаточно прытким для “грибного мутанта-инвалида” – ускакал с Грибой на другой край самобранки.
– А ну лезь в сумку, – сурово рыкнул он на Грибу.
– Вот еще, – хихикнула она. – Там скучно. А собеседник из этого, – она скосила глаза вниз, на клубок, – такой себе. Бурчит что-то на непонятном, то про Ньютона, то про штаны какого-то Пифагора. Так что я отказываюсь, требую душевных разговоров развратного содержания.
Я аж поперхнулась.
Финист перестал жевать.
Иван-царевич икнул, Елисей захрапел и тут же получил в бочину локтем от друга.
– А? Что? Где? – принялся озираться он и тут же примолк.
– О! – еще больше ожила Гриба. – Щас будем играть. В «Что? Где? С кем? И когда?». Классно я придумала, да?
Я недоуменно покосилась на нее, на остальных и поняла, что меня играть совсем не тянет.
– А ну лезь в сумку, – начала уже я. – А то в камень обращу. Мы не договаривались на игры. Только на твою транспортировку до точки высадки.
Гриба замотала шляпкой и принялась резво скакать на клубке по поляне.
– Сама не полезу, и поймать не поймаете. Скучно мне! Вот развлечете, тогда так и быть. Посижу до следующего привала в сумке.
– Я… ик… отказываюсь, – послышалось от Ивана. – Только грибного произвола мне не хватало.
Гриба схватилась за сердце. Притворно так и надломленно.
– А что ж царевичи так игры испугались? Аль скрывают что? Или просто трусишки и испугались? Меня? Безобидного грибочка?