Темный инстинкт

– Сергей, прошу прощения, но там какой-то парень на машине вас спрашивает. – Мещерский почувствовал на плече чью-то руку. Бело-красный фирменный Петр Новлянский кивнул ему, распространяя вокруг себя аромат дорогих мужских духов.

– Меня спрашивает?

– Вас и вашего приятеля.

– Кто же это?

«Яппи» пожал узкими плечами:

– Пригласить его в дом?

– Нет-нет, сейчас мы выйдем, – Мещерский поспешно поднялся.

Он разыскал Кравченко – тот сидел на террасе с появившимся откуда-то Андреем Шиповым. Сопрано держал в руке стакан молока и пил его маленькими глотками. В белесых потертых джинсах и синей хлопковой футболке он казался совершеннейшим подростком. На его шее поблескивала золотая цепочка.

Они с Кравченко о чем-то оживленно беседовали, а когда подошел Мещерский, умолкли.

– Интересно, кому это мы понадобились? – заметил Кравченко. – Хотя я, кажется, догадываюсь.

Шипов вышел вместе с ними. У ворот стояли потрепанные вишневые «Жигули», а за рулем – оперуполномоченный Сидоров собственной персоной.

– День добрый, – поздоровался он подозрительно приветливо. – Вадим, Сережа, вас не затруднит снова кое в чем оказать нам помощь?

Мещерский хотел было огрызнуться: «Да вы что себе позволяете?» – но Кравченко уже жал оперу руку, словно лучшему другу, и дергал дверцу машины.

– А в чем дело, простите? – спросил Шипов встревоженно. – Это мои гости. А вы, собственно, кто такой?

– Это сотрудник местного уголовного розыска. Мы вам, Андрей, рассказывали вчера. – Кравченко вздохнул.

– А, случай на дороге, убийство. А куда же вы их забираете? На каком основании?

– Да не волнуйтесь вы так. – Сидоров лучился душевностью. – Украду ваших друзей всего на часок. А потом лично домой доставлю.

– Но как же это…

– Андрей, все в порядке. – Кравченко махнул рукой. – Мы скоро вернемся. Серег, не стой как столб. Садись. Видишь, человек занятой ждет нас. Так, что ли, занятой человек, а?

В машине Сидоров весьма развязно спросил:

– Что это за красавчик такой настырный?

– Муж, – коротко ответил Кравченко.

– Муж? Зверевой?!

Мещерский поморщился – от такой наивной несдержанности.

– Ни хрена себе!

– Вы видели Звереву? – ледяным тоном осведомился Мещерский.

– По телевизору. Концерт какой-то передавали. Она все арии пела. Маловат муженек-то у нее. В сыны годится. Сейчас мода, что ли, пошла на такие мезальянсы?

Мещерский отметил, что словечко «мезальянс» опер произнес с особым шиком, «в нос» – нате, мол, вам. И мы понимаем, мол.

– Мода-мода, – Сидоров лихо заложил поворот, аж тормоза взвизгнули. – Словно с ума все посходили.

– Куда вы нас везете? – не выдержал Мещерский. – Что это все значит, в конце-то концов?!

– Да понимаешь, такое дело, друг. Ну, тот осмотр, что мы делали-то при вас. Не на всем вы тогда расписались. Лопухнулись мы в спешке. Там еще схему пришлось начертить, фототаблицу сделали, ну и… Мне Валентина наша из прокуратуры с утра телефон оборвала – вези немедленно понятых, пусть распишутся, а то уедут отпускники – и поминай как звали. Ну, черкнете сейчас завиток, она вас быстренько допросит и…

– Допро-о-сит? – Мещерский уже негодовал. – Зачем?

– А на случай сомнений в суде, – опер подмигнул. – Страхуемся мы так. С судом у нас знаешь как? Во, – он чиркнул ребром ладони по горлу, машина при этом лихо метнулась на встречную полосу. – Председатель – зверюга. Тигр. Милицию на дух не переносит. Что ни принесешь – протокольную там, ордер, – все ему липа. А с понятыми вообще лютует, все в подлоге нас подозревает. Вот мы и придумали понятых допрашивать на протокол, чтоб комар носа не подточил.

– Так допрашивает же прокуратура, – хмыкнул Кравченко.

– А дело-то мы раскрываем. Вот нас потом и долбят в суде как дятлы. Так что, ребята, выручайте по второму разу.

– Я так и знал: так просто теперь ты от нас не отстанешь.

– Ну! – Опер широко улыбнулся. – Работа такая. Вы из Первопрестольной ведь? – спросил он немного погодя. – Я сразу там, на дороге, понял. Даже еще документы ваши не смотрел. По выговору. А я в Москве учился, между прочим, в Вышке – Высшая школа милиции. Пять лет отбарабанил.

– Земляки, значит. – Кравченко по-хозяйски потянулся к «бардачку», нашарил там пачку сигарет. Курил он редко – сегодня что-то нашло. – А сам откуда?

– Городок такой есть в Подмосковье, Железнодорожный. Слыхали?

– Слыхали. А как же тебя, Саша, сюда, в карельские болота, занесло?

– Женился, – опер хмыкнул и уточнил: – По любви.

– Ну, это дело хорошее.

– А через полтора года развелся. Теща меня чуть-чуть до дыркиот табельного не довела.

– Тещи – заразы, – поддакнул Кравченко. – А потом что?

– Снова женился.

– Опять по любви?

Сидоров дал ему прикурить.

– Вроде. Я не понял даже. С этой мы тоже недолго миловались: скандалить стала – поздно прихожу да много пью. Ну, я навязываться не стал. Только вот без квартиры в результате остался.

– Значит, один тут теперь?

– Почему один? Баб много. Курортницы тоже. Хотя сейчас, конечно, размах не тот. Местные все в расстроенных чувствах – с работой стало туго. Мужики их ни черта не зарабатывают. Фабрика тут была мебельная – так коту под хвост ухнула. Санатории по полгода пустуют. А работы нет, лопать нечего – с голодухи и на любовь не тянет. Так что… Скучно здесь, ребята. – Сидоров вздохнул. – Водка, водка, водка. Раньше финны к нам табунами ездили, пили тут все выходные. Мы их потом штабелями в автобусы грузили. А теперь… Так что убийство вроде встряхнуло всех. Хоть стимул появился.

– Ну да, воля к жизни, – процедил Мещерский. – Но вы обратно-то нас довезете, надеюсь?

Опер обворожительно улыбнулся.

В прокуратуре они промаялись битых два часа. У следователя шла какая-то очная ставка. И она распорядилась, чтобы понятые подождали. Сама же процедура проставления подписей на схеме-приложении к протоколу осмотра места происшествия и фототаблице и допрос от силы заняли минут пятнадцать.

– Мы еще вам чем-то можем помочь? – вежливо спросил следовательшу Мещерский.

– Пока это все. – Ее прокуренный бас громыхнул в тесном кабинетике, где было просто не продохнуть от сизого дыма. А мощный бюст, обтянутый серым мохеровым свитером, был густо посыпан пеплом, словно голова грешника.

– Когда убийцу задержат? – осведомился для порядка и Кравченко.

– Это не ко мне вопрос.

– Ну, у нас же друзья на даче волнуются. Шутка ли, на воле бродит псих с топором!

– Сейчас много психов бродит. – Она закурила новую сигарету. – Как долго вы тут еще пробудете?

– Не знаем, возможно, неделю.

– Ясно. До свидания. Спасибо за помощь.

– Чистый комиссар из «Оптимистической», – поежился Кравченко, когда Сидоров сажал их в машину (на часах было уже четверть третьего). – Так и подмывало спросить: «А ктоне хочет комиссарского тела?»

Опер ухмыльнулся:

– Да будет вам известно, у нее муж – фермер. Нутрий они разводят. Натуральное хозяйство, так сказать. Валентина все хвалится – дотяну до пенсии, пошлю вас всех в баню и буду крысят на шубы разводить. На хлеб с маслом хватит.

Мещерский подумал, что наверняка прокурорша отправилась на осмотр места происшествия прямо от своих нутрий: получили объяснение и ее грязные резиновые сапоги, и нелепая куртка.

– Новости-то хоть есть у вас по розыску этого ублюдка? – осведомился Кравченко.

– Если б он просто ублюдком был, – Сидоров мечтательно вздохнул. – С таким бы я церемониться не стал. При задержании – щелк и… А кто мне докажет, что это не самооборона была? Только ведь он вроде больной.

– Как его величают-то?

Опер полез в нагрудный карман и достал глянцевую карточку фоторобота.

– Любуйтесь на всякий пожарный.

Приятели рассматривали подозреваемого в убийстве психопата.

– Нестарый еще, – заметил Кравченко, – правда, уже лысеть начинает. От лишений, что ли? А по лицу и не скажешь, что с приветом. Из интеллигентов?

– Работал в КБ точной механики в одном «ящике» закрытом. Вот тебе и отбор оборонки. Там, видно, и свихнулся. – Сидоров перевернул снимок. – Пустовалов Юрий Петрович, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, уроженец Ленинградской области.

Мещерский внимательно смотрел на фоторобот – костистое невыразительное лицо, тусклые глаза, тонкие губы, впалые щеки, точно их втянули в себя в поцелуе, а вернуть на прежнее место позабыли. Было в этом лице нечто раздражающее: болен человек, опасен, безумен. А что с ним поделаешь? И правда, не стрелять же его как бешеного пса…

Подъехали к воротам. Бесшумно повернулась черная коробочка камеры, блеснув линзой объектива на солнце. Створка ворот поехала вбок. Охранники из будки не появились.