Запретная. Не остановить

- -
- 100%
- +
– Гордей, извини, я просто…
Замолкаю и пытаюсь собраться с мыслями, буквально возвращаясь в те времена, когда и пары слов от волнения при нем связать не могла.
Вдруг он снова шагает ко мне и мои рецепторы опять улавливают приятный, головокружительный аромат его лосьона и его гибкого, такого желанного для меня тела.
Я крепче вжимаюсь в стену и окончательно перестаю хоть как-то, пусть даже мало-мальски связно соображать. Но он не трогает больше. Он наклоняется и всего-навсего ведет носом по моему лицу, обнюхивая и щекоча своим будоражащим, нетерпеливо прерывистым дыханием.
– Все такая же красивая, – произносит негромко, а я загораюсь новым, опаляющим кожу пожаром.
Это волнительно до безумия. Приятно и очень, просто необычайно и до мурашек нравится мне. Расслабляет немного и помогает хоть на секунду, но представить, что он все еще что-то чувствует ко мне.
Всего-навсего крошечная, буквально еле ощутимая крупица нежности, и я готова признаться ему, что все еще безумно, практически до умопомрачения и дикой, неконтролируемой тоски, отчаянно в него влюблена.
– Если тебе захотелось поиграть со мной, то лучше сразу оставь эту затею, Бельчонок. Либо до конца, либо никак, – шепчет Гордей, едва добираясь до моего уха, а я снова хватаюсь за ткань его рубашки.
– Либо до конца, либо никак, – повторяет он. – Ты ведь понимаешь, что это значит?
Вскидывает руку и сжимает пальцами мой подбородок.
– И к херам романтику, – произносит, оттягивая слегка мою нижнюю губу и приоткрывая тем самым мой дрожащий рот.
Заглядывает в глаза так, будто собирается прочитать всю душу и даже чуточку больше.
– Это будет жестко. Я просто тупо поимею тебя во все места и отпущу на все четыре стороны.
Он говорит, а у меня пульс стучит в висках так, что за ударами я не могу расслышать биение собственного сердца. Но точно знаю, что оно громыхает так, словно его разорвет и вышвырнет из груди вот прямо в этот самый момент.
А он… убивает меня своими словами… Бьет… так точно, прицельно…
Болезненными, отточенными и попадающими по самому живому ударами. Такими, что не выжить мне уже после них.
…
Рада возникает неожиданно. Дверь распахивается, она застывает на секунду в дверном проеме, сканируя полутемное помещение взволнованным ищущим взглядом.
И пока она стремительным шагом направляется к нам, стуча каблуками и усиленно покачивая бедрами, я радуюсь, что Гордей не требует от меня немедленного, необходимого озвучивать прямо сейчас ответа.
– Вот вы где, Гордей! – наигранно бодро восклицает Рада и подходит буквально вплотную, бесцеремонно оттесняя Гордея от меня.
– А я потеряла тебя, представь? – верещит как ни в чем не бывало, обращаясь исключительно к Гордею и делая вид, что я являюсь всего лишь одним из предметов интерьера.
– Ну, что, пойдем? Ты обещал, что мы потанцуем с тобой, а потом еще разок прокатимся на байке.
Ее согнутая в локте рука ложится на его плечо, длинные тонкие пальцы щекочут его ухо и шею.
Гордей отступает от меня, и позволяет Раде утянуть себя к выходу.
– Думай, Бельчонок, прежде чем подойти ко мне в следующий раз, – невесомо произносят его губы напоследок, после чего они с Радой окончательно исчезают из моего поля зрения.
Как только это происходит, я сползаю вниз, на прохладный пол и обнимаю свои колени. Утыкаюсь в них носом и захожусь в непроизвольном, жалком и некрасивом, но никак не сдерживаемом, громком надсадном плаче.
Глава 9
Я готова
Как можно сказать, что тебе не понравится, если ты ни разу не пробовал?
АринаСколько раз за эти месяцы мне было плохо настолько, что, казалось, я умираю и больше никогда, ни при каких обстоятельствах не вернусь к нормальной обычной жизни?
Жизни, позволяющей мне существовать хоть сколько-нибудь сносно, а не так, чтобы с кровью и мясом всякий раз, стоит лишь подумать или услышать, или мельком взглянуть на фото…
И все же я всегда находила в себе силы подниматься и идти дальше. Шла, шла, шла… босиком по стеклам, раздирая ноги в кровь с уверенностью, что именно такой боли и страданий я и заслужила.
Полностью уверившись в подхваченную где-то фразу, что хуже, чем человек делает себе сам, ему не сделает никто и ничто.
А сейчас…
Сейчас я снова просто убита и ничего, абсолютно ничего не помогает мне успокоиться и убедить саму себя, что все у меня будет хорошо.
Не будет, потому что… не будет. Потому что Гордей стал таким… стал таким… жестким, непримиримым, очень грубым.
И, несмотря на это, я… я все еще так хочу с ним помириться. Хочу быть с ним, хочу, чтобы мы с ним вместе…
Но он сказал, что подойти к нему я могу только в одном случае. И этот случай…
О боже, мне даже в мыслях неудобно вспоминать о его словах, что уж тогда говорить об осуществлении всего этого в реальности…
Дверь открывается неожиданно.
Я вздрагиваю и тут же замираю, не дыша, а в голове бьется одна только мысль, он пришел. Он вернулся. Понял, что перегнул палку, избавился от Рады, и вернулся, чтобы успокоить меня, может быть даже обнять, и нормально со мной поговорить.
– Эй, кто здесь? – спрашивает вошедший и начинает двигаться вперед.
Голос, к сожалению, совсем не тот, что я мечтаю услышать, а через секунду передо мной, щурясь и слегка пошатываясь, предстает незнакомый парень достаточно внушительной, против моей не слишком мощной, комплекции.
В руке у парня почти полностью выпитая бутылка рома, а в глазах любопытство, сочетающееся сейчас с лихой развязной наглостью.
– Ооооо, – тянет парень, а я замираю, всем своим существом моля его о том, чтобы спокойно проходил мимо и даже не думал подкатывать ко мне.
Слезы высыхают.
Обещаю себе, что если благополучно ускользну, то не позволю себе больше раскисать.
– Какая красотка, – продолжает между тем парень, пробегая по мне глазами, а я думаю, в его кондиции любая бы девушка показалась ему красоткой.
– Отдыхаем?
Я подбираюсь и встаю на ноги.
Парень присвистывает.
– Привет, – широко улыбается он, слегка покачнувшись, но все же удержав равновесие.
– Привет, – говорю я, поскорее уводя взгляд в сторону, чтобы не провоцировать, – и пока.
Делаю шаг и собираюсь пройти мимо, но парень резко выбрасывает передо мной руку, и я врезаюсь в нее практически на полном ходу.
– Эй, ты куда убегаешь? – возмущается парень, обдавая меня удушливым облаком чего-то луково-чесночного с примесью алкогольных паров.
Я дергаюсь и непроизвольно отшатываюсь в сторону. Парень наступает и с силой притискивает меня к стене.
– Мы еще даже не познакомились, а ты уже сбегаешь.
– Я… через минуту вернусь. Мне в туалет надо, срочно, – выпаливаю я, практически не кривя душой, – иначе прямо на тебя сейчас блевану.
Парень хмурится и пока он соображает, что мне на это ответить, выскальзываю из захвата и уношусь прочь, опасаясь только, как бы ему не пришла в голову мысль развернуться и кинуться за мной в погоню.
Не приходит и я постепенно сбавляю темп, пока окончательно не перехожу на шаг, одновременно с этим пытаясь выровнять сбившееся от волнения дыхание.
С теплотой в душе вспоминаю о сестре.
Это она научила меня такому, казалось бы, простому, но вместе с тем действенному приему и я радуюсь, что он так хорошо, на удивление отлично сработал. Иначе… Иначе… я даже не знаю, чем бы все закончилось.
Мысли мои снова перекидываются на Гордея. Ушли они или все еще здесь? Рада сказала потанцуют, а потом поедут кататься. О том, что будет дальше, я стараюсь не думать.
Как только я появляюсь в общем зале, сейчас же начинаю отыскивать их глазами, и в этот момент на меня обрушивается шквал недовольства от подруги.
– Ну ты и проныра! – выпаливает Оксана таким тоном, точно я предала ее самые лучшие ожидания. – А казалась, надо же, такой себе скромной тихоней-недотрогой. И главное такая, парни меня не интересуют, а Горский так в особенности. А сама…
– Оксан, я все тебе объясню, – говорю я примирительно, потому как не хочется терять практически единственную здесь приятельницу.
И тут я замечаю их. Мысли об Оксане тут же улетучиваются из моей переполненной отчаянием головы.
– Ну, объясняй, а я послушаю, – хмыкает Оксана.
– Не сейчас, – бросаю отрывисто и сосредотачиваю все внимание на этих двоих, ухватывая и общую картину, и некоторые максимально болезненные детали.
Гордей сидит, развалившись на диване с бокалом чего-то темного в руке, выпивка, не выпивка. Рада с точно таким же бокалом пристроилась на одном из его колен. Полусидит, полулежит. Обнимаются, пьют, разговаривают, веселятся.
Разве что только не целуются прямо у всех на глазах, но все неуклонно к этому идет.
– Оксан, у тебя здесь что, алкоголь? – киваю я на ее бокал и, не дожидаясь ответа, выхватываю его и залпом выпиваю содержимое.
А потом быстрой уверенной походкой направляюсь к бару.
– Повтори пожалуйста, – прошу у бармена, а сама снова смотрю, просто-таки залипаю на них.
Гордей чуть поворачивает голову, скользит взглядом по залу, пока не останавливает его на моей фигуре. Смотрит. Медленно подносит бокал к губам и делает небольшой глоток.
– Твой коктейль, прошу, – прилетает сбоку от бармена.
Я киваю, благодарю на английском, и тут же пью, даже не глядя на содержимое и не поморщившись на этот раз. Продолжая утопать в омуте внимательных лазурных глаз.
– Ты это… напиться, что ли решила? – угадывает мои намерения подошедшая сбоку Оксана. – Настолько сильно зацепил?
– Сильно, – бормочу я, – и да, напиться.
– Так че ты сразу не сказала? Мы бы с тобой на пару что-нибудь придумали, чтобы Радку к нему не подпустить. Достался бы не ей, а хоть кому-нибудь из нас.
В этот момент веселая, раскрепощенная и уверенная в себе Рада громко смеется, а ее руки плотно обвивают Гордея за шею. Ее грудь со смелым вырезом декольте прижимается к его груди.
Наверное, когда они, наконец, решат уединиться, ему будет с ней хорошо.
– Почему он на тебя так смотрит? – не унимается Оксана и даже дергает меня за руку.
– Как смотрит? – спрашиваю я, и делаю, чтобы заглушить боль, еще несколько глотков.
– Не знаю. Странно очень. Так… блин, Арин, я правда не знаю. Ну, так… как будто он тебя хочет… то ли трахнуть, то ли убить. Вот так сразу даже не разберешь. Что между вами произошло, когда ты так нахально увела его при всех из зала?
– Я его поцеловала, – говорю я, не видя смысла скрывать.
Потому что уже как-то все равно.
Допиваю залпом коктейль, заказываю еще, прошу покрепче. А когда получаю, снова начинаю вливать его в себя. Методично, прицельно, глоток за глотком.
– Да, блин, Арииин… не шути так, а?
Я молчу.
– Нет, че, правда?
Неопределенно веду плечом.
– Нет, правда, что ли? – играет на нервах Оксанка. – Ну, пипец, вообще. Ну?
– Что ну?
– Ну… И как?
– Круто, – говорю я и замираю, потому что Рада в очередной раз говорит что-то Гордею, наклонившись к его уху близко-близко. Что-то такое, после чего они встают и начинают продвигаться на выход.
– Оксан, извини, – говорю я.
Залпом допиваю коктейль, расплачиваюсь с барменом, соскакиваю с барного стула и следую за парочкой по пятам.
Его рука, пока они идут, лежит на ее талии, но прямо на моих глазах она как бы между делом съезжает Раде на бедро.
Меня простреливает острым, таким всепоглощающим отчаянием, что даже в глазах темнеет на удушающий, и длящийся, словно кусочек вечности, миг.
Но вот я все же прихожу в себя и как ни в чем не бывало продолжаю следовать за ними.
Я мазохистка какая-то. Зачем, ну зачем я решилась на это дурацкое, глупое и никому не нужное преследование?
Недолго, впрочем, мне за ними и идти. Потому что в поле зрения попадает тот самый мотоцикл, который мы с Оксаной уже наблюдали сегодня, припаркованным у входа в прибрежное кафе, в котором эти двое ужинали и так мило общались при свечах.
Они направляются прямо к мотоциклу, и Гордей начинает отстегивать от него шлем. Рада красивым жестом поправляет свои длинные, распущенные по плечам волосы. Замирает. Наверное, этот шлем предназначен для нее и сейчас Гордей поможет ей надеть и закрепить его, чтобы он не слетел.
А потом они усядутся на эту громадину, и вдвоем улетят в ночь, оставив меня в компании моих вечных спутников – отчаяния, боли и гнетущего, опустошающего и снедающего секунду за секундой разочарования.
И хоть перед глазами от количества выпитого у меня все плывет, но что мне нужно, я вижу достаточно отчетливо. И, недолго думая, направляюсь вперед по курсу, и снова подхожу к ним.
– Привет, – говорю я и на всякий случай ставлю ноги на ширине плеч, придавая телу хоть немного больше устойчивости. Вдруг, Рада пойдет на крайние меры и захочет меня оттолкнуть?
Она смотрит на меня с такой ненавистью во взгляде, что не исключаю, совсем не исключаю этой возможности. Взгляд же Гордея снова ничего не выражает.
– Арин, это уже не смешно, – цедит Рада и упирает руки в бока.
Подготавливается, словно я начну отталкивать ее и забирать у нее Гордея.
Против второго утверждения у меня нет ни одного возражения.
– Извини, мне нужно… – я сглатываю, трясусь немного, хоть внешне изо всех сил стараюсь этого не показать.
И тут же поворачиваюсь к Гордею, чтобы побыстрее.
– Гордей, можно тебя на пару слов? – говорю я, и снова смотрю ему в глаза. – Наедине.
Пусть только он согласится, выпрашиваю, неизвестно у кого. Пусть только он согласится еще один раз.
– Нет, вы только подумайте, – начинает возмущаться Рада, но Гордей кивком головы указывает мне на небольшую поляну под тремя раскидистыми пальмами.
– Подожди здесь, – кидает Раде, и первым начинает идти в указанную им сторону, словно предлагая мне или передумать, или, если уж так приспичило, что и подождать нельзя, следовать за ним.
Я иду, в то время как Раде остается лишь стрелять в меня новыми порциями гневных испепеляющих взглядов. Но ослушаться Гордея она, как бы ей ни хотелось, не рискует.
Гордей доходит до поляны и поворачивается ко мне лицом. Разглядывает. Ноги широко расставлены, руки небрежно засунуты в карманы. Стоит с непробиваемым спокойствием, склонив голову набок и слегка покачиваясь на носках.
– Я согласна, – выпаливаю я, без церемоний и присущих мне многоуровневых предисловий.
– Согласна на что?
Гордей выгибает бровь, слегка морщит лоб, словно недоумевая.
– На то, что ты предлагал. Согласна… на все… – выпаливаю скороговоркой. – Только увези меня сейчас с собой вместо Рады.
Иначе я не выдержу и просто сойду с ума.
Гордей шагает ко мне, но я не отступаю и не уклоняюсь. Стою и продолжаю смотреть ему в глаза.
Он молчит, и я тоже молчу. Зависаю под звуки неистово тарабанящего и ожидающего в надежде, что он оттает хоть немного, сердца.
Больше мыслей в голове нет никаких. Только его глаза, запах и желание, чтобы он никогда не отпускал.
– Ну… – тянет он медленно, а я судорожно выдыхаю.
Сердечный ритм ускоряется и начинает превышать норму, наверное, в несколько десятков раз.
И все это из-за того, что я проявляю новые для себя качества, решительность и смелость.
– Если ты, конечно, на байке усидишь.
Неужели он понял, насколько катастрофически я сейчас пьяна? Или он говорит это просто так, что-то вроде шутки?
– Усижу, – уверяю я и облизываю отчего-то ставшие ужасно сухими губы. – Я… я буду держаться за тебя. И не свалюсь.
– Ладно, – наконец, кивает он, и я силюсь ему улыбнуться.
Мы идем обратно к мотоциклу и Раде, где я становлюсь свидетелем короткого, но, по всей видимости, эмоционального разговора между ними. Рада, что-то сказав, разворачивается на каблуках и чуть не в слезах убегает со стоянки. Но сейчас мне не до нее, у самой душу от волнения колошматит и рвет на части.
Гордей возвращается ко мне.
– Что ж, – говорит он, отстегивает все же шлем и вместе с ним подходит ко мне вплотную.
Поправляет мои волосы, а потом надевает и закрепляет шлем под подбородком.
Потом он усаживается на мотоцикл и предлагает, чтобы я располагалась сзади него.
Я сажусь и тут же скольжу руками ему на талию. А стоит обхватить, так зависаю, чувствуя себя в этот момент самой счастливой девушкой на земле.
– Ну, что, готова? – спрашивает Гордей и я согласно киваю ему в ответ.
– Готова.
На поездку, и на то, чтобы, наконец, расстаться со своей девственностью.
Я уже не та, что была прежде, совсем уже не та.
Теперь, когда он рядом, я готова абсолютно на все.
Глава 10
Я готова к близости с ним…
АринаЯ не знаю, куда Гордей везет меня, да и не все ли мне равно.
Главное с ним, даже не верится, после такого длительного и болезненного расставания.
Ощущать так близко, практически кожа к коже его силу, тепло, надежность…
Про надежность я все же не совсем уверена, ведь он не обещает теперь ничего. Но мне так хочется, ужасно и безумно мечтается, что я могу все равно доверять ему, буквально несмотря ни на что.
Так странно, ведь всегда червь сомнения в искренности его чувств беспокоил меня постоянно. Подкрепляемый мнением о нем со стороны и своими собственными выводами из некоторых его высказываний.
Но теперь… теперь сомнениям места не остается, я хочу попробовать, хочу раствориться, хочу довериться и дойти с ним до конца…
Я чувствую, что голова кружится все сильнее, и когда Гордей снижает скорость и останавливается, выключает зажигание, я различаю смутно знакомую обстановку и понимаю, что он без всяких церемоний привез нас прямиком к нашему отелю.
Что ж…
Разжимаю пальцы и неловко соскальзываю с мотоцикла, ощущая, что ноги намного слабее сейчас, чем были каких-то десять минут назад, когда я шла к ним с Радой и уверенно залезала на байк. Да и в общем, тело так плохо слушается… словно тот алкоголь, что я для смелости заливала в себя с таким усердием, дополнительно начал действовать и превращает мое тело в безвольное, непонятной и странной субстанции желе.
– Стоим, Арина, – говорит Гордей, когда я чуть ли не заваливаюсь на него, ища в нем так нужную мне сейчас крепкую надежную опору. – Не падаем. Иначе что мне прикажешь с тобой делать.
– Я стою, – с готовностью отвечаю я ему.
Обвиваю руками его шею, зарываюсь пальцами в его волосы и прилипаю к нему буквально всем своим жаждущим его прикосновений телом.
Вдыхаю его, пьянея от этого сильнее. Вбираю в себя его аромат, уверенность и силу, которые ничуть не померкли для меня, а кажутся еще привлекательнее, острее, необходимее.
Как только он снимает с меня шлем я подаюсь к нему и снова жарко и порывисто притрагиваюсь к его губам. Как в клубе, только сейчас я делаюсь еще раскрепощеннее.
– Я тебя люблю, – выдыхаю, зажмуриваясь и пытаясь неумело проникнуть языком в его рот.
– Сильно же ты напилась, – слышу в ответ и вместо того, чтобы подхватить поцелуй, Гордей резко, до боли стискивает мои запястья и снимает мои руки со своей шеи.
Не сбрасывает рывком, но быстро накрывает ладонями мои ладони и ведет ими медленно вниз по своей груди.
Я ощущаю, как она вздымается под моими ладонями, и чувствую, насколько горяча сейчас его кожа. Его пальцы, накрывающие и стискивающие мои.
Гордей уводит мои руки ниже, к своему плоскому твердому животу, а я поддаюсь новому порыву и… Раз он не хочет, чтобы я целовала его в губы, тогда… Я впиваюсь губами в участок его обнаженной, за исключением тонкой, поблескивающей цепочки, кожи на шее.
Целую, ничуть не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Я словно одержима им сейчас, не ощущаю и не вижу перед нами никаких правил и преград.
Я слышу тихий, хрипловатый стон в мое ухо. Я чувствую, как тело Гордея напрягается так, что кажется ни одной расслабленной клеточки на нем не остается.
Его ладони соскальзывают на мою спину и гладят. Напряженно, порывисто стискивают ткань моей блузки.
Я подцепляю его футболку и тяну ее наверх, а когда она выбивается из штанов, я ныряю ладонями под нее и, наконец-то могу дотронуться до его смуглой обнаженной кожи без всяких дополнительных преград.
Трогаю литой и плоский живот, и начинаю тихонько вести пальцами по кромке его штанов.
Гордей прикусывает мочку моего уха, задушено хрипло стонет, а потом… Я не знаю, но будто что-то срывает у него.
Он находит мои губы и впивается в них с такой жадностью, словно умрет в этот же момент, если не прикоснется и не получит. Если не поцелует и не обнимет.
Я загораюсь в точности так, как и он, и отвечаю, отвечаю со всей страстью, на какую я только способна. А когда Гордей подсаживает меня на сиденье мотоцикла и устраивается между моих ног, выгибаюсь и подставляю шею для его горячих, безудержных и сносящих в один момент все запреты поцелуев.
– Да, Гордей, да, целуй меня, целуй, – бормочу я, и он, мне кажется улавливает, и заводится еще… еще сильнее…
Весь мир превращается для меня в один волнительный, головокружительный, чувственно, упоительно прекрасный калейдоскоп.
А потому, когда он буквально отдирает меня от себя, я не могу понять, почему… что им движет… зачем, если так хорошо…
То, что мы все еще на стоянке перед отелем, доходит до меня не сразу. А когда доходит, даже это не останавливает меня от того, чтобы снова цепляться за Гордея, в надежде на новый кусочек безудержности от него.
– Идем, – говорит Гордей и тянет меня к освещенному входу за собой.
Я иду, хотя спотыкаюсь буквально на каждом шагу, потому что ноги заплетаются, а взгляд расфокусирован и не улавливает изменений в декорациях и рельефе местности.
– Мы… к тебе в номер? – спрашиваю, или скорее утверждаю.
Потому что выполняю то, что он озвучил, потому что я решилась и не отступлюсь и не поверну назад. Потому что сама хочу, я очень сильно хочу все снова повторить и продолжить…
Несмотря на то, что он, пока ведет и не дает упасть на поворотах и ужасно крутых сегодня ступенях, снова отстранен, холоден и бесцеремонен.
Едва мы оказываемся в комнате, как Гордей прислоняет меня к стене, а сам идет вперед и сдергивает с кровати одеяло.
Затем он поворачивается ко мне, притягивает нас с ним к кровати, и начинает расстегивать пуговицы на моей блузке. Одну за одной, быстрее, чем сделала бы это я сама. Я не сопротивляюсь. Мне нравится. Тем более бюстгальтер он на мне пока оставляет.
Все делает четко и словно на автомате.
Если он и выпивал в баре, хотя теперь я склонна сомневаться в этом факте, то кажется, что алкоголь полностью выветрился из него. Тогда как мой активно бурлит в крови и позволяет подвести меня к кровати и не поддаться при этом дикой, животной панике.
Даже самой себе не могу при знаться, что я до одурения боюсь первой близости с парнем, и очень, просто очень переживаю из-за этого.
Но сейчас я переживаю в сотни и тысячи раз меньше, я готова, хочу, я хочу…
– Ты один здесь живешь, без соседей? – бормочу я, промаргиваясь и крутя головой. Пытаясь оценить окружающую нас обстановку.
Гордей легонько толкает меня и я, итак позабывшая на время о равновесии, сейчас же лечу вниз и плюхаюсь спиной на мягкий, совсем не пружинистый и очень удобный матрас его кровати.
Я вижу перед глазами красивый узорный потолок и чувствую, как мои ступни освобождаются от балеток. Он стягивает одну за одной, чуть приподнимая мои ноги.
Затем Гордей склоняется надо мной, и тянется к пуговке на моих джинсах.
Я вздрагиваю вдруг, начиная судорожно вспоминать, какие трусики на мне сегодня надеты, а он быстро расстегивает, ведет молнию вниз и чуть ли не одним рывком стягивает с меня джинсы.
Я остаюсь лежащей перед ним в одном нижнем белье.
О боже! Боже, боже мой!!!
Разгоряченную кожу тут же начинает холодить, но я не трезвею особенно сильно, и я ожидаю, когда Гордей сам начнет раздеваться.
О, боже мой, сейчас я увижу его полностью без одежды. Я увижу его… его… его… тьфу-ты, черт, стесняюсь выговорить даже в мыслях. Путаясь в отголосках своего прошлого строгого воспитания. В общем… Сейчас он и я, сейчас он…
И в этот момент на меня плюхается большое, мягкое и теплое, уютное и кажущееся очень комфортным, одеяло.
Вот только…
– Гордей…
Он куда-то уходит, но через секунду возвращается обратно с бутылкой воды в руках.
– Пригодится, – говорит он и небрежно подкидывает мне бутылку.
– Гордей…, – снова лепечу я.
– Проспись, сначала, мелкая пьянчужка, – бросает мне Гордей, а потом разворачивается и быстро, я даже понять не успеваю, как, что и почему, покидает свою комнату.
То есть…
Едва мне достает труда присмотреться повнимательнее, как я различаю висящие на вешалки у стены свои шорты и платья. Дальше мой ноут на столе, а вон там дальше стоят Оксанина и Радина кровати…