- -
- 100%
- +
– Не волки это, Афоня, а оборотни! Их ещё волколаками называют. Сам посуди: следы и волчьи, и человечьи. А волос чёрный? Точно тебе говорю: оборотни! Поиграть они приходили.
Афанасий побледнел, как портянка!
– Какие-такие оборотни, Нюра? В них же Марксизм-Ленинизм верить запрещает!
– Ну, а кто, тогда?
Лесник промолчал, но слова жены застряли в памяти.
Уже после Нового Года он наткнулся на странные следы ещё раз, почти там же. Следы были совсем свежие, не старше часа или двух, и Брых впал в настоящую истерику. Пришлось его приструнить хворостиной.
Слух о волках-оборотнях распространился по округе. Люди, особенно женщины, боязливо перешёптывались в очередях и на работе о страшных чёрных чудовищах. О том, чтобы пойти погулять в лес, даже ближний, не было и речи! Секции лыжников было настоятельно рекомендовано тренироваться на стадионе. О странных волках доложили Секретарю Райкома КПСС товарищу Рамкину. Тот нахмурил мохнатые, как у генсека, брови (которыми очень гордился), и приказал вызвать лесника. Тот прибыл незамедлительно, на следующий же день.
– Садитесь, товарищ… э-э… Сомов! – пригласил товарищ Рамкин и гостеприимно спросил:
– Чайку со мной выпьете?
– С нашим удовольствием, – ответил Афанасий, осторожно садясь на стул для посетителей.
Он ощущал некоторую робость, ибо впервые лицезрел вблизи столь высокое начальство. Для такого случая жена заставила его надеть костюм (коричневый) и синий, в белый горошек, довоенный галстук к белой рубашке.
Секретарша принесла чай и баранки. Афанасий хотел по привычке налить напиток в блюдечко, но постеснялся.
– Курите! – подтолкнул ему пачку «Герцеговины Флор» Рамкин.
– Благодарствуйте!
Душистый дым успокоил взвинченные нервы, и Афанасий расслабился. Некоторое время они пили чай молча, а затем товарищ Рамкин, якобы небрежно, спросил:
– Что там насчёт волков, Афанасий… Савельич? Весь город слухами бурлит!
– Это не я! – быстро ответил лесник, – Это, наверное, баба моя растрепала!
– Так, что по делу?
И лесной страж принялся рассказывать, для убедительности чертя пальцем на полированной столешнице:
– Обходил я, как обычно, свой участок. Вдруг, вижу – лыжня свежая, в ельник упирается. Я пса послал, а он тут же с визгом вернулся. Хвост поджал и ко мне жмётся. Пошёл сам посмотреть, а там следы волчьи! Два следа! И людские следы, тоже два – босые. Невеликие, не как у взрослых. А на поляне снег весь взрытый, как будто там танкисты учения проводили! И два волоса я подобрал чёрных. Что думать – не знаю. Нету в природе чёрных волков! А последних серых ещё в сорок восьмом истребили. Я сам в той облаве участвовал, восемнадцать хищников тогда взяли.
О предположении жены насчёт оборотней он умолчал, памятуя о Марксизме-Ленинизме.
Секретарь райкома задумался. Чтобы думалось легче, тоже закурил.
– Может быть, снова облаву устроить, Афанасий Савельич? Кинем клич, охотников наберём, загонщиков…
Сомов отрицательно покачал головой:
– Не получится, Иван Трофимович. Они в моём лесу не живут, приходят только… иногда.
«Не буду ему на людские следы напирать! Пусть сам догадается, что оборотни!»
– Где ж они, тогда, живут-то? – озабоченно шмыгнул носом Рамкин.
– А кто ж их знает! Надо соседей поспрашивать, Николая да Кешу, не было ли у них чего-нибудь подобного. Только Кеша уже не в нашем районе, а в Сабуровском.
– Это не важно, что в Сабуровском… Да, вы правы, товарищ Сомов. Необходима дополнительная информация.
По смене тона на официальный, Афанасий догадался, что аудиенция окончена.
– Разрешите идти?
– Идите. И смотрите в оба!
– Есть смотреть в оба! – молодцевато вытянулся бывший гвардейский старшина.
Участки Николая и Иннокентия были от города далековато – километров двадцать пять-тридцать, а от Афанасия – километров пятнадцать. Сомов назначил им встречу в Моршанске, использовав для этого Брыха. Дело в том, что дома у него, в стеклянных банках, специально на такой, вот, случай, сохранялись портянки. В одной Николая, в другой – Иннокентия. Дав псу понюхать, привязывал на ошейник письмо – и вперёд! Пёс неоднократно бывал у обоих и дорогу знал. К вечеру возвращался с ответом. Этот метод связи был очень удобен: ни марку на конверт клеить не надо, ни в почтовый ящик письмо бросать. А самое главное – быстрота! По почте когда ещё письмишко дойдёт! Может, даже через неделю.
Итак, через три дня, в субботу, они встретились в Моршанске. В пивной, где же ещё? Все трое были людьми солидными, а потому взяли пива не ради пьянства окаянного, а здоровья для, и дабы не отвыкнуть. Водкой усугублять не стали, хотя Николай и пробормотал:
– Пиво без водки – деньги на ветер!
– Дело серьёзное, Коля, – качнул седой головой Афанасий, – Мы тута не для пьянства собрались, а дело важное обсудить. Сам Секретарь Райкома, товарищ Рамкин поручение дал!
Лесники впечатлились. Отхлебнув пивка и закусив лохмотком вяленого леща, Афанасий рассказал им про чёрных волков вкупе с человеческими следами.
– Дважды видел, второй раз под Рождество. Опять лыжня в чащобу, под ёлкой снег примят от поклажи и лыж. И следы! Причём, волчьи вперемешку с людскими! А снег на поляне весь изрытый, видать, носились они там, валялись да боролись. Играли, в общем. Судя по всему, молодые. Матёрые звери так себя не ведут!
– Ага, разве что, когда спариваются, – подтвердил Иннокентий и закурил.
Афанасий тоже закурил беломорину, смяв мундштук крест-накрест.
– Я Нюре рассказал, а она и говорит: оборотни это, Афоня. Волколаки. Ей в детстве бабушка рассказывала.
Друзья дружно ахнули.
– Во-во! Я тоже, было, ахнул. А потом подумал-подумал… Кто же ещё, как не оборотни? Чёрных-то волков не бывает!
– Не бывает, – согласился Николай, – А дальше-то, что было?
– Дальше… дальше слых по городу прошёл, что в лесу оборотни. Нюрка растрепала своим языком бабьим. Народ в панике, даже в ближний лес никто не ходит, лыжники на стадионе тренируются, круги унылые наматывают.
Афанасий допил кружку и продолжил:
– И вызвал меня, значит, сам товарищ Рамкин. Чаем с баранками угостил, честь по чести. Рассказал я ему всё, только слово «оборотни» не употребил.
– Почему? – удивился Иннокентий, сдувая пену с усов.
– Потому! Марксизм-Ленинизм всякую мистику и волшебство не признаёт, и верить в оборотней не велит! Если товарищу секретарю надо, пусть сам догадывается. И сказал он мне так: дополнительная информация нужна. Спроси, говорит, своих коллег, может, у них что подобное было. И велел смотреть в оба, бдеть, значит.
– Да, уж, будем бдеть! – серьёзно согласились друзья.
– Не было у меня никаких волков, – сообщил Николай после третьей кружки, предварительно обстоятельно подумав.
– И у меня не было! – подтвердил Иннокентий, которого маленько повело от четырёх кружек.
Они поговорили ещё полчасика на всякие не относящиеся к делу темы и разошлись восвояси.
И до Романа, и до Оли тоже дошёл слух о чёрный волках. Роман позвонил подруге и предложил сходить в кино.
– Новый цветной широкоэкранный художественный фильм «Трактир на Пятницкой»! Про революцию!
– Да ты што-о! Хочу! – ответила Оля, отлично понимая, что это просто предлог встретиться, чтобы поговорить без помехи.
– Тогда сегодня, сеанс в двенадцать ноль-ноль! Я тебя приглашаю!
– Твой намёк поняла! Приду!
Повесив трубку, Роман пошёл на кухню, где мать лепила воскресные пироги.
– Мам, а, мам! Дай рубль… пожалуйста!
Алла испачканной в муке рукой откинула свалившуюся на глаза прядь:
– Куда собрался, сын?
– В кино. «Трактир на Пятницкой». В двенадцать сеанс.
– Возьми, вон в сумочке… А с кем идёшь-то?
В глазах Аллы зажёгся огонёк любопытства.
– С девочкой одной, – ответил сын, шаря в сумочке.
Любопытство во взоре матери заполыхало пожаром в пампасах!
– Я её знаю?
– Нет, мам. Она не из нашей школы.
– А как её зовут?
– Оля. Ладно-мам-спасибо-я-пошёл! – сбивчиво протараторил Роман, почему-то застеснявшийся.
– Слушай, возьми ещё рубль! Угости её пирожными и лимонадом, что ли!
– Отличная мысль! – сын чмокнул мать в испачканную щёку и был таков.
Алла вздохнула. Растёт ребёнок! Скоро четырнадцать стукнет… Вот, уже и девочка у него завелась! А давно ли…
Перед сеансом друзья солидно прошествовали в буфет. Лимонад «Дюшес» и пирожные «Эклер»! Божественно!
– Слушай, Оль, похоже, засветились мы! – негромко открыл разговор Роман, – Слух слышал вчера про чёрных волков в лесу. Дескать, не простые волки, а оборотни.
– Ага, я тоже слышала, – кивнула Оля, откусывая пирожное.
Колбаска крема неожиданно выползла сбоку и испачкала ей подбородок. Девочка тихо ругнулась и вытерла беспорядок салфеткой.
– Ещё вон там… в уголке рта, – подсказал Роман, морщась от пузырьков газа, шибавших в нос.
– Что делать будем? – деловито спросила Оля.
– Г-м… Затихариться надо. Или в другой лес поехать, в Сабуровский.
Оля задумалась.
– Далеко, Ромчик. На лыжах не дойти!
– А мы на электричке! До Сабурова всего шесть остановок, а там на лыжах всего километров пять до озера!
– Ну, ты и голова! – восхитилась Оля, – Тебе пальца в рот не клади! Я, лично, ни за что не положила бы!
– Гувер – это голова! И Гинденбург, тоже голова! – засмеялся Роман, тоже любивший бессмертный роман Ильфа и Петрова «Золотой Телёнок».
Прозвенел первый звонок, заставляя поторопиться с лимонадом.
Когда погас свет и начался журнал «Новости Дня», Оля взяла Романа за руку и не отпускала до самого конца сеанса. Он тихо млел.
Через два воскресенья (на дворе стоял уже март, температура держалась всего на минус пяти!) ребята сели на восьмичасовую электричку до Тамбова.
– Граждане пассажиры! Наш поезд следует до станции Тамбов-два со всеми остановками. Просьба не курить в вагонах и тамбурах. Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Балахино! – жестяным голосом проквакал динамик.
Народу в вагоне было довольно много. Нет, свободные места были, но через две остановки в проходе уже стояли люди. Многие были с лыжами. Это слегка обескураживало!
– Во, все лыжники в Сабуров наладились из-за волков, чтоб в нашем лесу не кататься! – шепнула Оля с досадой.
– Разберёмся, – шепнул Роман в ответ, – Уйдём подальше по целине…
Оля вздохнула. По большому счёту, она не очень любила ходить на лыжах.
Сойдя в Сабурове, они доехали до конечной остановки автобуса номер два. Шлакоблочный завод. Дальше, в километре, начинался лес. Хорошо укатанная лыжня приветливо посверкивала на солнце. Поехали! Народу в поле зрения не усматривалось.
– Ты здесь раньше бывал? – поинтересовалась Оля.
Роман сдул с носа каплю:
– Был, только летом. С отцом на озеро рыбачить ездили.
– Ну, и как рыбалка?
– Не очень. Поймали пяток карасей, и всё! Батя потом на базаре ещё восемь штук купил, чтоб не стыдно было домой возвращаться!
Оля захохотала.
До озера дошли быстро. Людей по-прежнему было не видно, но ребята, посовещавшись, решили пройти немного дальше. Озеро слишком притягательный пункт. Обязательно кто-нибудь припрётся, не сейчас, так позже. Ещё через два километра нашёлся подходящий ельник. Все ёлки держали в лапах ветвей толстые слоистые комья искрящегося снега и, казалось, улыбались. Почти каждая ель опускала ветки близко к земле, как бы обещая укрыть ими всех желающих сереньких заек. Там и сям виднелись какие-то кочки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся пеньками, занесенными снегом. Кто-то под Новый Год нарубил тут молоденьких ёлочек, явно незаконно!
Глава четвёртая
Прежде, чем раздеться, Роман нарубил топориком лапника.
– Это чтобы босыми ногами вставать было не холодно.
– Здорово! Как мы раньше не додумались? – воскликнула Оля.
– Хорошая мысля приходит опосля! – развёл руками изобретатель.
Они перекинулись в волков и побежали искать дичь. Сначала рядом, Роман чуть впереди. Он слышал дыхание Оли и иногда оборачивался, чтобы встретить её взгляд. Глаза подруги улыбались, и от этого становилось так приятно, что бурчало в животе. Затем Роман побежал направо, описывая широкую дугу по часовой стрелке и стараясь держаться против ветра, а Оля в противоположном направлении. Час – ничего. Только сверкающий алмазными брызгами наст. Запахов – ноль. Второй час… Роман почуял лося! Тот был недалеко, в километре или около того, и ветерок отчётливо доносил его запах. Странно, пахло как в коровнике, пионеры ездили летом в колхоз «Путь Ильича» для шефской помощи селу. Пионеру Чёрному тогда поручили убирать навоз.
«Прямо, как корова пахнет! Только пожёстче.»
Вернувшись к Оле (она была недалеко), он показал ей направление. Вскоре и она почуяла лося. Азарт забурлил в крови охотников! Без слов они распределили роли: Роман гонится за лосем, а Оля отвлекает и пугает его, заставляя затормозить. А там видно будет! По отпечаткам копыт, налившихся густой синевой, вскоре стало ясно, что лось небольшой, годовалый или около того. Тем лучше! Разойдясь метров на пятьсот, они, наконец, увидели его на поляне. Действительно, молодой самец: рога небольшие, всего один отросток на каждом. Роман принялся заходить сзади, а Оля зарылась в снег на пути отступления животного. Заметив хищника, лось бросился наутёк, но на пути у него встала волчица с оскаленной пастью и вздыбленной на загривке шерстью. Тот замешкался, и Роман догнал его в несколько прыжков. Бросок! Низко, под брюхо! Вывернув голову, он полоснул клыками складку кожи и отскочил. Алая кровь залила снег. Лось остановился и развернулся к Роману, приняв оборонительную стойку.
«Эге! Щас копытом кэ-эк долбанёт, костей не соберёшь!»
Волк (сейчас Роман был только волком!) переместился правее, выбирая момент для новой атаки. Лось тоже повернулся, и теперь Оля была у него сзади. Она не замедлила этим воспользоваться: прыгнула и порвала брюхо. Эта попытка была удачнее: из раны показался сизый, дымящийся ком кишок! Лось в отчаянии повернулся к Оле, пытаясь достать её передним левым копытом, но она отскочила.
«Теперь никуда не денется, с распоротым-то брюхом!» – возликовал Роман и прыгнул, намереваясь вцепиться в кишки и вытащить их наружу. Удалось! Кишки окровавленными петлями скользнули на снег. Лось, вне себя от боли, рванулся, и Роман, поскользнувшийся на твёрдом насте и не успевший увернуться, получил удар копытом в правый бок. Ого! Это было… было… как под машину попасть! Он покатился по снегу, не в силах вздохнуть, скуля от боли. Краем глаза увидел, как Оля прыгает и рвёт добыче горло. Фонтан крови метра на два! Глаза лося медленно остекленели, он зашатался и тяжело упал на бок. Задние ноги его судорожно подёргивались. Повизгивая от возбуждения, Оля продолжала рвать горло, пока лось не затих полностью. Затем она подошла к лежащему партнёру и лизнула его в нос. Только спустя минут пять Роман смог отдышаться и встать на лапы. Бок болел совершенно раскалённой болью.
«Наверное, ребро сломано. Или два…»
Оля приглашающе мотнула головой в сторону туши. Кое-как, собрав все силы, он сунул морду в рану на животе. Печень! Откусив несколько кусков, заел салом, в изобилии устилавшим брюшную полость. Полежал, отдыхая, затем поел ещё. Оля же лопала безостановочно. Ей достались остатки печени, сердце, селезёнка и почки. Мясо они есть не стали. Роман с горечью подумал, что, не будь он ранен, съел бы втрое больше. Скуля и подвывая, он потихоньку пошёл к «базе». Оля последовала за ним спустя несколько минут, с сожалением оторвавшись от пиршества. Добравшись до спрятанных лыж и одежды, они перекинулись в людей, и Оля осмотрела бок, трогая его сильными пальцами.
– Как минимум, два ребра у тебя сломано! И синячина величиной в тарелку! – деловито сообщила она, – Сейчас перевяжу, легче будет.
Она взяла свою рубашку (мальчиковую, кстати) и разорвала её на несколько широких полос, после чего приказала:
– Выдохни и задержи дыхание!
Роман послушался, и девочка довольно ловко спеленала его грудь. Во время наложения повязки он краем глаза увидел волосы у неё на лобке. Их было больше, чем у него!
– Ну, вот, и всё! Можете дышать, больной! – засмеялась Оля, без стеснения одеваясь.
Роман осторожно вдохнул морозный воздух: в самом деле, совсем не так больно, как раньше! Кряхтя, попытался нагнуться за одеждой. Ой-ёй!
– Погоди, я тебе одеться помогу! Поднимай ногу! Теперь другую! Так, с трусами мы справились. Теперь треники! Теперь штаны! … Теперь свитер!
Прикосновения её рук были невыразимо приятны. Затем, закончив процесс одевания, она опустилась на корточки и застегнула ему лыжи.
– Идти-то сможешь, Ромчик?
– Смогу…
Конечно, идти пришлось медленно. До остановки автобуса они добрались, когда уже смеркалось. Старенький Икарус тащился от Шлакоблочного Завода до вокзала целую вечность, но ребятам повезло: удалось сразу сесть на электричку.
Согревшись в душном тепле вагона, Роман отживел и включил любопытство:
– Слушай, Оль, а где ты всему этому научилась? Ну, повязку, там… и вообще?
– У меня мама фельдшером на «Скорой Помощи» работает, – важно ответила девочка, – Она, кстати, сегодня на сутках.
– Во, надо же! А батя у тебя кто? – задал вопрос Роман, удивившись, что не догадался спросить об Олиных родителях раньше.
– Нету у нас папки, – вздохнула Оля, – Мама говорит, что сама меня родила.
– Так не бывает! – неуверенно возразил Роман.
– Бывает, ещё как бывает. И не такое бывает, Ромчик!
Она отвернулась к окну и остаток дороги они молчали. Расставаясь, Роман неуклюже поцеловал Олю в щёку:
– Спасибо тебе за всё, подруга! Добрая была охота!
Оля молча повернулась и, вскинув лыжи на плечо, ушла быстрым шагом.
«Обиделась, что ли, что я её поцеловал?» – раскинул мозгами внезапно повзрослевший мальчик, – «Так я ж по-дружески…»
Дома родители, конечно, уже волновались: ещё бы, восемь вечера! Увидев перекособоченную фигуру сына, они, вообще, всполошились:
– Что с тобой? Что случилось? Ты ранен?
– Ранен… Ребро сломал, – сообщил «радостную» новость Роман, неловко снимая куртку.
Мать закатила глаза, делая вид, что собирается упасть в обморок. У неё была артистическая натура, и Алла частенько очень графично изображала свои переживания. Отец оттолкнул её и помог сыну раздеться до пояса. Размотал повязку.
– Ого! Кто это тебя?
– Да, я сам, батя. С горки ехал, на пень налетел со всей дури… – соврал Роман.
– Боком?! Однако! Это надо же так умудриться! Впечатление такое, что тебя лось брыкнул!
Роман дёрнулся от неожиданности. Отец не заметил.
– Мать! Принеси-ка простыню покрепче и ножницы!
Разрезав простыню на широкие полосы, он туго запеленал грудь сына, кусающего губы от боли, и зашил суровыми нитками. Затем смочил повязку уксусом.
– Это чтобы ткань села и ещё плотнее держала, – объяснил папа Коля, проходивший на службе санинструктаж, а потому владевший искусством оказания первой медицинской помощи.
– Куда уж плотнее… – пропыхтел парень, – Ни вздохнуть, ни пёр… ни пукнуть…
– Коля, я в «Скорую» позвоню? – неуверенно спросила Алла, – Может, рентген надо сделать…
– Да ну, беспокоить людей, на ночь глядя! И так всё ясно: два ребра сломаны. Повязку я наложил, Пенталгин сейчас ему дам. Поправится! Завтра в поликлинику его своди, к травматологу, за справкой для школы. Пусть дома несколько дней отлежится.
После проглоченной таблетки Пенталгина боль отступила, и Роман уснул. Спал хорошо, но иногда просыпался от неловких движений.
Оля, придя домой, разделась и долго рассматривала себя в зеркале. На неё серьёзно смотрело отражение девочки-подростка.
«Ты жирная!» – обвинило отражение.
Обидно, конечно, но оно было право.
«Фигура ни то, ни сё… Сиськи едва видны, а талии совсем нету! Да, ещё очки эти дурацкие!»
Со вздохом оделась. Нравится ли она Ромке, вот вопрос! Ведь, поцеловал же сегодня? Хотя, если бы за поцелуй можно было ставить оценки, она бы больше тройки не поставила. Вообще-то, она никак не могла классифицировать их отношения. Мальчик ей нравился, но уж влюблена она точно в него не была!
«Значит, у нас просто дружба!» – твёрдо постановила девочка, поджигая конфорку и ставя на неё чайник.
Пока он закипал, задумалась: она сегодня слопала килограммов пять мяса, но, несмотря на это, снова проголодалась! Как такое может быть?
«Надо жрать поменьше, а то талию никогда не дождусь…»
Понедельник. Лесник Иннокентий Парфенов обходил свой участок с Булькой, средних размеров сукой, похожей на лайку, но таковой не являвшейся. Тем не менее, она была умная и сообразительная, что сильно помогало в работе. Время приближалось к полудню, а, значит, скоро надо будет сделать привал и перекусить. Вот, сейчас ельник кончится, и тогда… И тут лесник увидел лыжню! Пошёл по ней и под елью увидел припорошённые снегом еловые лапы, а рядом – волчьи следы! На душе стало неуютно. Булька заскулила, прижимаясь к валенку хозяина.
– Цыц, дура! Нету здесь волков, ушли они! – прикрикнул Иннокентий.
Подошёл ближе. Человечьих следов, как рассказывал Афоня, не было. Нагнувшись, понял обрывок рукава рубашки. Явно не взрослого человека рубашка, манжета слишком узкая! Зачем бы надо было рубашку рвать? Спрятав находку, осторожно пошёл по следу, зарядив ружьё картечью. Булька боязливо семенила сзади. Следы то сходились, то расходились веером, а через час с четвертью устремились на северо-восток. Пройдя ещё с километр, Иннокентий увидел тушу лося Васьки, своего любимца.
– Блин! Хищники проклятые! – расстроился Парфенов.
Он этого лосёнка знал с самого рождения, тот вырос на глазах, часто приходил на устроенный специально для него солонец – кормушку с насыпанной на неё крупной серой солью, где лесник его тайком фотографировал. И, вот, на́ тебе! Загрызли, гады!
– Что ж ты, милый, не совладал-то? Вон, копыта какие! Дал бы им раза́, хватило бы сдохнуть!
Васька не ответил, конечно. Осмотрев тушу, Иннокентий удивился: она была почти нетронута! Волки сожрали только требуху, а мясо – нет. Насколько он знал, обычно, после удачной охоты, звери жрут до отвала, затем спят, затем опять жрут. И так суток трое! А тут лишь слегка закусили… и ушли. Кстати, куда? А обратно в ельник! И там их следы обрывались…
С тяжёлым сердцем отрубив задок – не пропадать же добру – и вырезав язык, Иннокентий пошёл домой, кинув ломоть собаке. Дома написал письмо Афоне, дал Бульке понюхать его портянку и отправил с посланием. А сам поджарил мясца, отварил картошечки и выпил за упокой души лося Васьки сто пятьдесят граммов самогоночки. В то, что у зверей есть душа, он верил твёрдо. Конечно, она у них не такая, как у людей…
Роман провалялся дома неделю. Чуть с ума не сошёл от скуки! Несмотря на цветной телевизор «Рубин», купленный родителями на деньги, полученные за клад, и книги, приносимые мамой из библиотеки. Целый день не почитаешь, а по телеку не так уж много интересного. Почему-то понравилось смотреть учебный канал – уроки испанского языка. Там была такая сексапильная ведущая-кубинка! Но – только два раза в неделю по полчаса. Короче, все бока пролежал. Пару раз приходила навестить Оля, но, увы, в присутствии матери, так что, поговорить о сокровенном не получилось – не шептаться же! Зато она помогла с уроками, особенно по математике, с которой у Романа было напряжённо.
Алле Оля понравилась.
– Хорошая девочка, обстоятельная, вежливая, скромная! – рассказывала она мужу, – И учится хорошо, нашему оболтусу по математике помогает.
– Красивая, хоть? – напрямик спросил майор.
– Не очень… – вздохнула Алла, – Но симпатичная. Подрастёт, будет фигура. Сейчас, пока, нету.
Роман пошёл в школу. Ребра ещё заживали, поэтому о поездках в лес не могло быть и речи. Да и весна наступила: на лыжах не пойдёшь, а на велосипеде не проедешь. С Олей, тем не менее, встречались регулярно, пару раз в неделю. Ходили в кино или просто гуляли в городском парке. Держались за руки, беседовали, обсуждали прочитанные книги. Но не целовались, хотя обоим очень хотелось.
В мае, когда, как поётся в песне, «всё стало вокруг голубым и зелёным», Роман, выждав хорошее настроение у отца, сел напротив и заявил:
– Батя! Мне нужен мопед.
Отец задумчиво посмотрел на сына. Занятия с гантелями сделали, наконец, своё дело: парень раздался в плечах, на пузе появились кубики мышц, бицепсы ощутимо круглились. На верхней губе пробивались усики.
«Четырнадцать лет скоро…»
– Сынок, на них же с четырнадцати лет разрешено ездить, а ты ещё молодой у меня…
– Ерунда! Кто меня остановит? Я, может, вообще, на все пятнадцать выгляжу!
– Ну, это ты загнул! Но мопед – вещь хорошая. Купим! А где хранить будешь?