Сдобная Лиза и панки хой!

Внутри заброшенной стройки, на одном из верхних этажей вновь закипела жизнь. Расписанные рисунками и всевозможными неформальными надписями стены озарились светом от зажигалок и фонариков. «Эй… помнишь… а это ты писал…», «А это нарисовал такой- то тогда-то и тогда-то…»

Дернулись струны, и полилась нирвановская About a Girl – коренная композиция Миши гитараста. Все было хорошо, весело и душевно, народ подтягивался по полуразрушенным ступеням здания, шел в темноте, тусовался. Собрались даже те, вот уж кого-кого неожиданно было увидеть. Но Прихвостня среди них не было.

Лиза, как дикая охотница, выжидала, не теряя надежды. И иногда отходила от толпы, гуляя сама по себе по лабиринтам стройки, с ручным фонариком-жучком рассматривая местные «наскальные росписи». На этом этаже все как в музее. В панк-музее. Впереди тянулся длинный коридор, а по бокам его были комнаты и входы в «галереи». А заканчивался он пустой лифтовой шахтой, в которую страшно было смотреть. А перед ней был последний зал, самый, пожалуй загадочный и зловещий. Про него ходила страшная история. Раньше здесь обитали злобари-сатанисты, о чем говорила крупная, черная, на всю стену перевернутая пентаграмма, с козлиной рожей внутри.

Как-то раз один панк по пьяни замазал ее говном. «Не фиг вам здесь делать, проклятые отродья» – сказал он. Они на него обиделись и один, самый ярый, с нерусским именем Аронг, разозлился больше всех. И сказал: «А хрен вы будете здесь тусоваться. С этого дня место проклято. Попомните мои слова…» Что-то прошипел себе под нос и ушел. С тех пор Аронг и его немногочисленная компания в черном там не появлялась.

Но… шутки шутками, а спустя некоторое время Лиза узнала Аронга лично, а так же и то, что он неплохо зарабатывал, практикуя черную магию. Приворожить кого-нибудь, или убрать человека, наслать кошмары и прочее для него было делом обычным. В общем, атмосфера в этом зале и у лифтовой шахты была жутковатая. Лиза вернулась к тусовке после просмотра местного «Лувра», когда все начали уже потихоньку расходиться по домам.

ХОД КОНЕМ И ШВЕДСКАЯ СЕМЬЯ

Ход оказался безупречным, как в хорошей шахматной партии, а вот конь каким-то неправильным. И все пошло не так, как рисовала себе Лиза. Все работало, как часы, тусовка собралась. Народ подтягивался. И пусть с опозданием, но и он пришел таки в тусовку. И рад был видеть Лизу. И они обнимались. И целовались. И разговаривали за жизнь.

И… он закрутил роман с ее близкой подругой. И изменил надпись, которую он писал маркером в магазине, с «Прихвостень + Лиза» на «Прихвостень + (Имя Подруги)». Что чувствовала Лиза от этого? Тупую боль в груди. Недоумение. И даже более чем недоумение: потерю ориентиров. Хаос чувств. Притом он все равно приносил ей рисунки брата и прочие подарочки. Как мало нужно было для счастья в 15 лет…

Вот так и началась в жизни Лизы шведская семья. Из тусовки они уходили втроем, она, Прихвостень и Подруга. И провожали всех по порядку. Сначала Подругу. Потом Лизу. Потом Лиза Прихвостня (из тех соображений, что если парень неформал с девушкой идет, то меньше вероятности, что огребет по пути от гопоты тумаков).

***

Конечно, по- взрослому нужно было собрать всех втроем и расставить точки над i. Но, во-первых, никто не был взрослым, во-вторых – никто не учил разговаривать по делу прямо, а в-третьих – любовь слепа.

***

Вот как-то так все происходило. И он оставался по сути таки ничей, сам по себе. И, собственно, никто никому ничего не обещал. Потом, как казалось, все привыкли к сложившейся ситуации, но это оказалось не совсем так…

ВАЩЕ ОГОНЬ

Отношения в формате шведской семьи вроде как утряслись, как думала Лиза.и Но боль в груди росла таки. И, похоже, не у нее одной. И вот как-то подруга отводит ее в стороночку и молвит добрым голосом: «Слушай, Лиза… Ты не провожай нас больше с Прихвостнем, пожалуйста…» И что-то еще, а что именно, Лиза не помнила, потому что мозг стал моментально застилать красный туман бешенства.

Вот те и вся любовь. Вот и сиськи набок. Вот и дружба. Вот и панки хой! Вот и собрала тусовку. Вот тебе и Юрьев день. Вот тебе сегодня и сейчас. Вот и все мысли и страдания. Вот и все надежды. Вот и все песенки спеты. Вот и все усилия. И подвинули в стороночку. И мужика увели прям на глазах. И он то был не против!

В душе у нее кипело такое невообразимое дерьмо, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Лиза сохраняла внешне олимпийское спокойствие. И все было как обычно. Только она уходила теперь домой одна. А бешенство росло. Казалось, что оно не только заполнила все тело, но и выпирало за его пределы. Оно мучало и изводило Лизу.

В тот день было достаточно тепло, и вся толпа ушла тусоваться в посадки. И разожгли большой костер. Лиза пришла туда окончательно разъяренная внутри и каменно спокойная внешне. Поздоровалась со всеми вполне радостно, как и обычно. Подруга тоже была там. И тоже подошла обняться. И тут в голове у Лизы стали со страшной скоростью разрываться маленькие красные пузырики, они окружили мозг и устроили дьявольскую пляску.

Последнее, что помнит Лиза, до того, как свалиться прямо в костер, что она выкинула кулак правой руки в нее… Но потеряла равновесие, пошатнулась и следующая картинка была в виде огня слева и справа от головы, и мирных деревьев, на фоне темного неба. Она лежала и улыбалась. Теперь вместо бешенства наступило состояние На-Все-Наплевать. Все деяние заняло несколько минут, чьи-то сильные руки вытянули ее из огня, кто-то отряхивал, кто-то беспокоился… На ее голове не обгорел ни один волос. Чудо.

Лизе было глубоко насрать на это все…

ОКНА

Где-то между всеми этими кострами, разборками, гопами, холодом, подругами был маленький мирок, где были они только вдвоем. Он уставал тусоваться и уходил от людей туда, где его никто не мог найти, кроме Лизы. Куда-нибудь на пригорок. И они общались. О чем? Обо всем. Или иногда уходили от всех гулять, куда глаза глядят. Он дарил ей всякие смешные картинки, которые рисовал его брат, а один раз сделал просто шикарный подарок: огромный и синий плакат Nirvana. Подписал маркером «на долгую память Лизе от Прихвостня». Она была в восторге и повесила его над кроватью.

Была весна, и снег под ногами был как грязный серый сахар. Как-то, опять сбежав из тусовки, они проходили мимо чьих-то окон. Прихвостень узрел в них плакаты рок групп и это не оставило его равнодушным:

– Там живет какой то прикольный чувак! Нужно тоже позвать его! Как бы это сделать? А? Товарищ Лиза?

И он измыслил.

На следующий день Лиза пришла к народу, Прихвостень отвел ее в сторонку и сказал: «Смотри, что я придумал!», в руках при этом он держал лист, формата А3, где маркером было написано примерно что-то такое: «Привет! Ты тоже слушаешь Рок? Тогда приходи туда-то туда-то, во столько-то. Прихвостень и Лиза».

И они «пошли на дело». Уже стемнело, и по холодному и сырому весеннему городу стали зажигаться желто-оранжевые прямоугольнички. Дойдя до пятиэтажки, где они видели плакаты, Прихвостень подтянулся на подоконнике и одним махом налепил бумагопослание на окно, и постучал в него. После этого они быстро-быстро ретировались.

На следующий день никто новый в тусовку не пришел. И после тоже. Лиза с Прихвостнем пошли проверить окно, на которое было налеплено послание-приглашение. Оно было занавешено плотными шторами, а бумажки и в помине не было. Чувак предпочел остаться неведомым и незнакомым с ними. Ну, что ж. Много интересного пропустил.

ШАПКИ С ПОМПОНАМИ

В те времена, а именно начало нулевых, в провинции среди мужчин стояла невероятная мода на шапки с помпончиками на ниточке. Их носили все – начиная от подростков, кончая взрослыми и, наверное, осознанными (хотя здесь я могу и ошибаться) представителями сильного пола. И, частенько можно было наблюдать в троллейбусе такую вещь – на сиденьях в рядок располагаются спины в костюмах под «абибас три полоски», а на головах енти самые шапки. При движении транспорта помпоны абсолютно на всех головах покачиваются в одном ритме.

Но смешнее было видеть ряд насупленных рыл с одинаковым выражением. Чаще всего явной приметой особо злобного и тупого гопа были малюсенькие-премалюсенькие голубые глазки. А надбровные дуги такие, будто на них они отжимаются, были у всех. Как будто с ветки недавно слезли, надели три полосы и шапки и изучают местные достопримечательности из окон общественного транспорта.

Помпонные гопы были одной из любимых тем стеба Лизы и Прихвостня. Ах, да. И маленькие голубые глазки. И брови, на которых они отжимаются.

– Гопы, они тупые… Очень тупые. И злые.

И понеслось что-то из любимых анекдотов:

«Поймали инопланетяне металлиста, хиппи и гопа. И интересно им стало, как устроены их мозги. Начали с металлиста… вскрыли ему черепную коробку, а там… железяки, провода, запчасти от электрогитар, орет IRON MAIDEN… Сложный мозг у металлиста!

Как начали работать с мозгом хиппи – из его головы сразу полетели бабочки, повылазили цветы, изображения пацификов, засияли бисерные фенечки. Очень сложный мозг у хиппи!

Потом инопланетяне добрались наконец-то до гопа. Вскрыли его черепную коробку, а там… Пустота и две веревочки крест-накрест. И призадумались инопланетяне: что это за устройство такое? Наверное, очень сложное! Чудо земной инженерии! Микротехнологии! Гений в простоте, это все не просто так! Нужно исследовать! Р-раз! И перерезали одну из веревочек! У гопа отвалились уши. Р-раз! Перерезали вторую – отвалился помпончик…»

ОПАСНОСТЬ БЛИЗКО

Рано или поздно должно было произойти то, чего Лиза опасалось больше всего. Однажды он пришла на место тусовки и обнаружила, что никого нет. «Странно…» – подумала она. Предчувствие в воздухе было каким-то недобрым. Пахло тревогой. У нее билось сердце. «Так-так… что-то тут нечисто…» – напряжение внутри росло. И связаться ни с кем нельзя, т.к. мобильные телефоны в те времена были преимуществом крутых. У простых панков такой роскоши и в помине не было.

Лиза стала обходить возможные места, где могли бы тусоваться неформалы. Нос чуял запах беды. Она стала обходить заброшку, как услыхала за углом возню и голоса: «Держи! Лови! Не дадим им удрать!..» и что-то матерное. «Облава…» – молнией сверкнуло в ее голове. Звук ног бегущих людей. «Твою ж мать… Прятаться. Срочно…». И Лиза попятилась к крылечку, которое было полуразрушено, но позволяло забраться как-то на первый этаж стройки. Из-за угла внезапно выскочила мужская фигура в черной куртке. В ее мыслях пронеслось «Попала…» и тут она распознала силуэт (а дело было вечером). Это был Прихвостень.

Он только подъехал, тоже прочуял, что дело неладно, и стал искать убежище. «Я так напугалась! Хорошо, что тебя встретила… а теперь скорей, скорей прячемся… Я знаю одно место, это здесь». Она кивнула, показывая, куда, и он первый залез на высокое крылечко, протянул ей руку. Она вскарабкалась, и они пошли быстрым шагом по первому этажу, прислушиваясь к каждому шороху, т. к. гопота могла быть где угодно. Между тем, топот приближался. Вокруг стройки бегали гопники. Беглецы быстро прошмыгнули по стеночке и завернули за бетонную перегородку, затем протиснулись в узкое отверстие, за которым открывался коридорчик, примыкающий к корпусу работающей части больницы.