Нагретый песок приморского рая. Роман

– Ты очень хотел отрезать шланг. Вот здесь режь, где я отметил, – Фархад указал на метку, то была царапина на шланге, сделанная им при помощи гвоздя.

Сеймур напряг мышцы руки, и нож разделил резину. Замена камеры переднего колеса была готова.

– Теперь, так же, и со вторым куском разберись. Понял? – Фархад был горд самим собой, и не преминул показать это перед младшим братом. А перед кем же еще? Больше братьев у него не было. – Только пальцы смотри, береги, не порежься, а я тем временем, с цепью разберусь, – Фархад с чувством брезгливости стал разворачивать цепь велосипеда, скользящей в руках от обилия густого тавота.

Братья отошли в сторону от велосипеда, который был собран и готов к смотринам. Серебреный конь сверкал под солнцем одним цветом – цветом самого солнца.

– Клевый, какой у нас велик, – Сеймур сиял от счастья не меньше чем двухколесный, и не больше чем старший брат. Фархад улыбался, вкушая предстоящие ощущения рулевого и капитана корабля в одном лице.

– Хороший он у нас, надежный велик, – немногословно подытожил Фархад.

Велосипед, действительно оказался прочным и добротным. Привезенный, когда- то, в Баку из поверженной Германии, он был восстановлен и продан армянином Мишей семье Рагимовых. Один велосипед на двоих – на папу Идрис Мансуровича и дядю Эльдара. Они хорошо помнили тот день и цену, за которую их дядя, Максуд, бывший фронтовик, заплатил за изделие германского производства. По рассказам Идрис Мансуровича, торг был долгим и изнурительным. Миша не уступал, как под Москвой, а дядя Мамед наступал, как на Берлин, всей мощью всех фронтов Красной Армии.

Миша не был на войне. У него, как у всей его семьи были золотые руки. Он больше был нужен тылу, нежели фронту. Воин с золотыми руками большая находка для мародеров, и большая потеря для многодетной семьи и Родины, которую он защищал, сидя у себя в полуподвальной мастерской.

Фронтовик Максуд поначалу просил продать по совести, потом стыдил Мишу за неуступчивость и за отсутствие уважения к фронтовикам.

Говорят, что из подвала армянина, где создавались чудо – велосипеды, были слышны даже угрозы (выдать властям подпольное предприятие Миши по распродаже трофейного имущества, по завышенным ценам, т. е, по спекулятивным расценкам).

Миша стоял стойко, хотя насторожился от озвученной Максудом угрозы.

После часового торга, соглашение было достигнуто. Только велосипед был продан не за деньги. Хитрый Миша предложил обмен, так как не верил в твердость послевоенных денег.

Он запросил дорогое, он запросил швейную машинку бабушки Кюбры.

Акоповы знали про всех и про все, и что есть у соседей дома. У них получалось со всеми соседями общаться душевно.

Дядя Максуд назвал Мишу «подлецом», и уступил, ибо во дворе его ждали два подростка – Идрис и Эльдар.

Вскоре, два брата спешно стаскивали с четвертого этажа приданое бабушки – старую, неработающую уже давно швейную машинку, с мужским именем «Зингер».

Тем временем, дядя Максуд выкатил из подпольного цеха семьи Акоповых, хромированного коня без хвоста и на двух колесах. Велосипед был красив и надежен, только без фирменной эмблемы.

На вопрос, где эмблема, Миша ответил, что ее нет, ибо это генеральский велосипед, и выпущен по специальному заказу.

Акоповы были мастера выдать подделку за раритет. Раз нет имени, значит, надо придумать легенду.

Все подозревали, что хромовое одеяние велосипеда это творение золотых рук Акопова – старшего. Ни один здравомыслящий «германский генерал» не станет утруждать свои ноги излишним весом велосипеда. А вот дети, точно купятся на излишний блеск механизма, в который, особенно мальчики, влюбятся без памяти.

Дядя Максуд не сожалел о машинке, считал, что она уже непригодна и занимает место в доме. Он радовался счастью мальчиков. А Миша, рассматривая машинку, тоже улыбался. Он был мастером и хорошо разбирался в старине.

Напоследок, после сделки, дядя Максуд обязал Мишу помогать детям, ремонтировать велосипед.

Миша дал фронтовику «честное слово», что будет верен своему обещанию. И на радостях от удачной сделки, подарил мальчикам багажник – для второго брата, кто будет не у руля.

Все радовались, и бабушка Кюбра в том числе. Она не сожалела о потери любимой вещи, её внуки были на седьмом небе. Просто, в душе у нее что – то догорало – память о беззаботных днях ее молодости.

– Хорош велик, – еще раз похвалился Фархад, – Но Кюбры машинку мы вернем. Слышишь Сеймур, вернем домой обязательно, – посмотрев на велосипед, сказал Фархад.

– Обязательно вернем, – смело подтвердил Сеймур и в следующую же секунду спросил: «А как, мы это сделаем?»

– Как, как, просто, – ответил Фархад.– Выкупим обратно. Надо просто ждать и не терять их из виду. Наше должно вернуться домой.

Братья утихли, и думали уже только о швейной машине, которую никогда не видели, но помнили старенькую прабабушку Кюбру, которую когда – то сильно любили.

– Ну, все, теперь, марш за ластами и масками, – ткнув Сеймура локтем в бок, Фархад отвлек его от приятных воспоминаний. – Пора на море.

После быстрых сборов, мальчики уже стояли перед матерью в ожидании последних наставлений. За их спинами сверкал «генеральский» велосипед.

– Фархад! Ты все знаешь, – Хиджран знала с кем из братьев надо быть строже, – Чувство меры, и еще раз чувство меры. Слышишь?!

– Да мам, я все помню, – кивая головой, заверял мать старший брат.

– Сеймур! Если Фархад на тебя пожалуется, ты будешь лишён моря на всю неделю, – Хиджран щемило сердце от напускной строгости к младшему. Он был ранимым и все еще маленьким.

– Хорошо мам, буду слушаться, – покорно ответил Сеймур, лишь бы ощутить себя на багажнике велосипеда, стремящегося к морской прохладе.

– Ну, все, через час жду вас на обед, – жестко определила Хиджран время возврата.

– Как?! Всего час? Мам, так мало? – Возразил Фархад.

– Один час, для первого раза, будет вполне достаточно, – Хиджран резко отрезала все возражения сына. – Через час жду вас на обед!

– Фархад! Как мы поймем, что час прошел? – Спросил Сеймур, сидя на багажнике за спиной брата. – У нас же нет часов.

– Не знаю, как, но вовремя вернуться надо, а, то мама накажет. Ты же слышал, что она сказала.

Фархад набирал скорость, прилагал неимоверные усилия, чтобы разогнать хромированный велосипед и вес брата, который с прошлого года чуть прибавился.

Земля снова трясла, в этот раз уже велосипед. Опять Бельгийская земля надсмехалась, теперь уже над мальчиками, решившими искупаться и начать пляжный сезон.

– Когда стану взрослым, обязательно закатаю эту дорогу под асфальт, – изнемогая от нагрузок, процедил Фархад.

Братья лихо промчались мимо соседских мальчиков – Баксоветовской принадлежности, сидевших под забором, в тени, после футбольных баталий. Кто- то из футболистов, выбежав на дорогу, крикнул вслед серебряному велосипеду: «Эй, фраера! Чего тут разъездились?».

Для любимчиков городской власти лето тоже началось. Утихшая за год зависть к обладателям необычного велосипеда, заново взыграла.

– Козлы! – Крикнул Сеймур, усмехаясь ветру.

– Еще какие, братишка, – поддержал брата Фархад, издав, при этом, необычный возглас, вероятно, вызывающий раздражение не только у одного крикуна, но и у всей его футбольной команды.

Братья достигли железнодорожных путей. Спешились. Перетащив велосипед, они стали вглядываться в морскую даль. Дальше, их ждала колкая поверхность морского побережья.

Когда – то море отошло, оставив людям неприятность – множество острейших ракушек, а приятное унесло глубоко в море – золотой песок Каспия. И получилось – безногим рыбам – золото, а для людей – порезы на пятках.

В очередной раз Фархад запыхтел, набирая скорость.

Сеймур пытался удерживать равновесие, размахивая ластами, дабы облегчить работу ногам брата.

Ракушки раскалывались под тяжестью велосипеда, издавая не живой звук.

Скорость обдувала братьев, принося им свежие запахи моря.

Надуваемые от ветра, семейные штанины мальчиков напоминали черные шароподобные паруса, отнимая, тем самым, последние силы у Фархада – тягача по силе, и рулевого по старшинству.

В какой- то момент, Фархаду стало легче крутить педалями. Он растерялся, потому что не мог объяснить себе причину облегчения.

Позже стало ясно. Причина пронеслась мимо него, размахивая ластами.

– Эй, чокнутый! Подожди меня! Один в воду не лезь, – крикнул Фархад, уже к тому моменту, ослепшему и оглохшему от счастья младшему брату.

Сеймур забыл про все: про острые ракушки, про наказы матери, про брата, который был главным в команде. Его несло к морю – к матери всех людей на свете. Он надвигался на море, и оно становилось все больше, для небывалой любви и радости.

Мальчик вознесся, затаив дыхание. Сделал нырок во времени и в пространстве. Из холодной зимы, прямо в знойное лето.

Сеймур погрузился в море с желанием объять необъятное.

Чуть насладившись любимой обстановкой, ему захотелось подкинуть море к небу, и разглядеть это чудное сочетание тепла и влаги.

Фархад разбежавшись, тоже нырнул в море, огласив воплем свои неописуемые эмоции.

Братья стали визжать и одаривать друг друга брызгами щедрого Каспия. Море их уровняло и еще больше сблизило. Братья забылись. Время и шло, и останавливалось, растягивая для ребят удовольствие и радость.

Говорят, что для хороших людей, время иногда делает подобное исключение.