ВВ. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Редактор Елена Милиенко

Корректор Ирина Суздалева

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Елена Терновцева, 2025

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-9237-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В хорошие времена хочется приумножить счастье, в плохие – подзарядиться им.

Серия добрых рассказов «ВВ» как раз нам в этом поможет. Здесь не про хорошее, прекрасное и чудесное. Вы почувствуете разное: и радость, и печаль, они же как сестры… По-доброму будет потому, что книга каждой своей частью дает надежду, чтобы идти и идти…

И, следуя к своей мечте, под взором говорящих молчунов, можно найти не только родственную душу, но и сосчастливца. А кто такой сосчастливец? Об этом вы сможете прочитать здесь.

Серия 1. После

«Эх, Валек…» – щурясь от солнца, вздыхал Вася.

Он сидел на крыльце бани, недалеко от большого двухэтажного деревянного дома. Весеннее солнышко светило в глаза, словно хотело вытащить Васю из себя, отвлечь, поиграв с ним в жмурки.

«Кто бы мог подумать, что я буду сидеть на твоем месте, жить в твоем доме с твоей…» – продолжал размышлять Вася так же, как продолжал безуспешно бороться с лучами света и всматриваться вдаль.

А солнце никак не унималось. Дневное светило не давало страдальцу как следует разглядеть нацарапанную на зеленом деревянном заборе надпись. А ограждение когда-то было бордовым. Это их… дело. Васи и Валерия Николаевича. Вспомнив давнее происшествие, Вася зажмурился от нахлынувших приятных воспоминаний.

Вообще он хорошо помнил эти буквы и мог даже на них не смотреть. Достаточно было просто закрыть глаза – образы появлялись сами. Он хранил в голове каждый штрих, каждую стремившуюся сбежать извилистую линию, которую мальчишки пытались вернуть на место. Он бы и в кромешной темноте нашел это место и эти «милые каракули», как нежно называл их Валерий Николаевич.

«Осталось только „ВВ“», – вскоре вновь опечалился Вася.

Часть доски, на которой жила надпись, отсутствовала. Краска на украшенной завитушками планке немного облупилась, а уходя, так цеплялась за жизнь, что вырвала «+», который был выведен между буквами.

«Да так даже лучше. Теперь мы будто ближе друг к другу. Или это бессовестное облезлое пятно словно пропасть? – Вася мучительно прикрыл глаза. – Нет, не пропасть, просто стерлось все лишнее, чтоб ничего нам не мешало быть вместе… хотя бы тут», – отвечал себе он.

Послышался знакомый звук. Вася открыл глаза.

«Коля», – улыбнулся грустивший.

Вот уже заборные часовые расступились, приветствуя и пропуская «ауди» серебристого цвета. Машина протиснулась. А вместе с ней зашла и радость. Вася всегда любил Николая, даже когда он, Вася, не был частью этой семьи.

Дома тоже услышали шорох шин и выглянули из-за двери. Мужчина вышел из машины, махнул рукой женщине и быстро приблизился к Васе. Потискал его, такого тепленького от солнца.

– Привет, Василек! Ну как ты? – с дружескими поглаживаниями ласково произнес прибывший.

Услышав глухое короткое приветствие, Николай перевел взгляд на Маргариту и уже стремительно направился к ней. Через пару секунд мужчина стоял возле жены.

– Теперь твоя очередь, – Николай нежно обнял любимую и поцеловал.

Они всегда мило приветствовали друг друга и еще теплее прощались. Затем мужчина проскользнул в дом.

«Сейчас и меня пригласят», – прикидывал в голове Вася.

– Ва-а-ася-я! Пойде-е-ем обе-е-да-а-ать! – позвала Маргарита, кутаясь в теплую серую кофточку.

«Тепло стало, без куртки вышла», – обратил внимание греющийся на солнце.

Жизнь на улице научила его наблюдательности. В зависимости от погоды Маргарита меняла только накидки. На ногах в любой обстановке – зимой, весной, осенью – были прозрачные резиновые тапочки с цветочками. Но если было очень холодно, то, чтобы не заболеть, она заботливо утепляла ножки носками по сезону: в стужу – толстенькие, при легкой прохладе – тоненькие хэбэшки. Только летом она выгуливала босые ноги.

«Меня зовет… наша Марго. А ведь были времена, даже злилась на меня она. А теперь мы вместе».

Женщина стояла на крыльце. Она знала, что Вася пойдет медленно – рана в теле заставляла замедлять движения. А та, что на сердце, заставляла и само время идти медленнее.

– Да иду я, иду, – бормотал Вася, подходя к крыльцу, где его терпеливо ждала Маргарита.

Он поднялся по ступенькам и остановился в нескольких шагах от нее. Она стояла и нежно и печально смотрела то на подошедшего, то на банное крыльцо. Вася обернулся.

«Да, вчера мы там сидели вдвоем с Валерием Николаевичем», – вновь загрустил он.

Вася вспомнил, что вчера был такой же солнечный день. Он предложил Валерию Николаевичу поиграть:

– Валек, пойдем ловить солнечных зайчиков.

– А я, Васька, ловлю. Спиной только. Это медленная охота на живца. Придет время, и заяц, да такой упитанный, сам на меня напрыгнет. И тут уж я его не отпущу. Будем вместе с ним сидеть.

– Да ты не Валек, ты – Валенок! – засмеялся Василий.

– Не Валенок, а Валерий Николаевич так-то, – ответили с фальшивой обидой. – Так меня величают домашние. Ты же знаешь, что я Визард по паспорту, – важно, но мягко продолжил Валерий Николаевич.

– Да, это все Коля. Я помню. Из-за него ты стал Валерием.

– Так и было. Но мне так больше нравится.

«Это было до, а сегодня – после», – покачал головой горюющий.

Маргарита, глядя, куда был направлен Васин взор, тяжело вздохнула:

– Ну пойдем, Вась.

Рядом с ней было тяжело и легко одновременно.

«Нужно держаться рядом», – закивал Вася.

Он, поворачиваясь к Маргарите, коснулся взглядом номера отдыхавшей с дороги машины.

«Три „В“. Где же ты, маленькая беленькая „В“?» – стал размышлять Вася.

– Ва-а-ась, – вывела его из раздумий заботливая женщина. – Пойдем?

Вася подошел к двери, куда уже отступила Маргарита. В это время выглянул Николай:

– Где там наш Василий Николаевич? (При этих словах его жена печально улыбнулась.) Заходи, Василек, заходи, сынок. Пошли обедать.

И Вася подошел к своим. Потерся им о ноги. Маргарита присела и протянула к нему руки. А он, накрутивши хвостом положенное число оборотов, скользнул в ее объятия.

«Люблю ее, Марго. Нашу с тобой Марго», – промурлыкал про себя Васька.

Серия 2.

Время для любимых

В тот день после обеда Николай остался работать дома. Мог себе позволить и пользовался этим довольно часто. Он, как считали некоторые эксперты жизни, а по совместительству соседи неподалеку, вообще любил прохлаждаться дома, то есть был писателем. А писать – дело непыльное.

«Можешь отвлечься и подремать или кино посмотреть», – особенно часто так думала о Николаевом труде добропорядочная и сердечная гражданка, дама в годах и за стенкой – баба Тома.

Окна кабинета у Шубских выходили на кухню Тамары Петровны. А рабочий стол Николая и Маргариты был вплотную приставлен к окну.

«Да еще и яблоня эта, будь она неладна!» – нередко переживала соседка.

Сколько же неудобств бабушке доставляла кучерявая красавица Шубских летом! Все своими веточками пыталась закрыть милые хозяйские окна.

«Я встала, а он уже сидит, яйца пожарила – еще и не поднимался, суп сварила – до сих пор на стуле, в магазин сбегала, а он и поныне… Интересно, обедал хоть, нет? И так не может, видимо, физически работать, только сидя кое-что делает. Бедненький, еще же хилее будет», – мысли подобного рода не раз крутились в голове у бабы Томы.

Бедная Тамара Петровна! Как тяжело ей было: участливой женщине приходилось видеть, как неправильно живут люди.

«Вот жена досталась ему. Не беспокоится о нем, не заставляет вставать да ноги разминать. Я вот своего Генку берегу. Увижу, например, что спит без подушки, дак обязательно разбужу – неудобно же ему. Или газету сидит читает. А я смотрю на него и чувствую, что ноги у него затекли. Заставляю встать и походить. Охилел бы без меня Геннадий. Повезло ему со мной, не то что Николаю…» – в тот день не переставала выражать сочувствие заботливая душа.

Если бы баба Тома в тот момент выглянула в кухонное окно, то она бы обрадовалась – Николай перестал печатать. Васька, сладко дремавший под тихое постукивание клавиш, проснулся, не смог спать – мечтательно-зевательный ритм сбился. Мужчина встал, задумчиво походил по комнате, затем подошел к зеркалу.

На этого «хиляка» можно было долго смотреть. Высокий, стройный, при этом мускулистый, с широкими плечами, за которыми прятались все те, кому он помогал. Глаза небесно-голубые. Ничем не разбавленные, никаких других оттенков и штрихов они принять не могли. В этом был весь Николай – «одного цвета»: любил ясность и определенность во всем и сказочную честность. И этого же ждал от других.

Чистые глаза оформляли черные красиво изогнутые брови. Даже борода мужчины была очень красива. У него не было времени ее постоянно оформлять, а она это чувствовала и сама росла аккуратно, стараясь лишний раз его не тревожить. А вот волосы его, густые и темные, росли жестковатыми – ну хоть какая-то колючесть присутствовать была должна. Он же Коля, да и вообще человек.

С минуту посмотрев на себя в зеркало, Николай повернулся к Ваське. Хотел что-то сказать, но не стал. Недавно проснувшийся это заметил.

«Наверное, у него было желание…» – подумал Васька.

Мужчина подошел обратно к столу и сел. Снова взялся за ноутбук и стал отбивать ритм.

В тот момент Васька спать уже не хотел. Он смотрел на Николая и думал, что вновь лежал… на мягком и теплом. Так же, как еще недавно у Антонины Сергеевны. У нее, кстати, тоже был ноутбук. И тут Васька вспомнил, как не так давно он и Валерий Николаевич пробирались в Колин кабинет.

– Может, не надо? – уговаривал тогда Васька Валерия Николаевича.

– Конечно, не надо, но необходимо. Хочу тебе кое-что показать. Вот мы с тобой часто говорим о стихах. Я тебе рассказываю, что помню из Колиного… или из Заречного. Давай же покажу, куда их Коля складывает. М?

– Что складывает? – не понял Васька.

– Ну стихи. Хочешь? – настаивал Валерий Николаевич.

– Очень хочу, Валек, но боюсь.

– Не бойся. Ты же бывший хулиган. Да и это ради искусства. Мы должны разбираться во всех тонкостях дела. – И они пошли на вылазку.

– Дак это же ноутбук! – заметил Васька.

– Да, а ты откуда знаешь? – удивился Валерий Николаевич.

– У Антонины Сергеевны дома такой. Она по нему звонит.

– По такой гигантской раскладушке? Кому? Великанам? – улыбнулся Валерий Николаевич.

– Нет, – расстроился Васька. – Детям и внукам.

– Да знаю я. Шучу, не обижайся. Коля тоже так звонит по делам. И бабушка с дедушкой еще нам звонят часто, хотят на меня посмотреть да на Макса с Сашкой. А кстати… Ты же говорил, что родные у Антонины Сергеевны живут недалеко?

– Да, так и есть, Валек, – грустно произнес Васька. – Здесь рядом. Да у них и машина есть. Но почему-то звонят только, а приезжают очень-очень редко. Я видел их только два раза за все время, которое я с ней живу. Каково моей сосчастливице, а? Я хоть и не сильный любитель объятий, но даюсь же. Ей необходимо внимание. Да и уважаю я ее.

– Во-о-от, Василек. В этом некоторые люди. Я вот при всей своей занятости всегда нахожу время и позволяю мальчишкам, Коле и Марго себя погладить. Это же четверых надо обойти! А если еще бабушка с дедушкой приезжают… Понимаешь, для любимых всегда должно найтись время. Всегда. Ты же еще помимо Антонины Сергеевны находишь время для Шустрика! А… ты не такой простой, Василий, – заметил Валерий Николаевич, – продвинутый – в технике разбираешься.

– Да, – смущенно и кротко промолвил Васька и медленно пошевелил кончиком хвоста. – Почти за два года с Антониной Сергеевной я многому научился. А потом и ты, конечно, меня учишь.

Хвост Валерия Николаевича радостно устремился вверх, сам он засиял и добавил:

– Спасибо. Я немного отвлекся. Вот в этом ноутбуке, Василек, стихи и живут. Коля пишет, затем мне читает. Люблю стихи… – мечтательно прошептал он.

Вспомнив тот случай, Васька улыбнулся.

Жаль, не было Валька рядом. Коля раньше все время читал Валерию Николаевичу то, что сочинил. Тот бы оценил. А Васька? Нет, он не тонкая натура, он только тянется к прекрасному. Он привык к холодным улицам. А на улице на стихи не выделить много времени. Это в настоящее время Васька уже кое-что понимает. А пару лет назад он знал только про поэта Заречного, хотя при этом так мало слышал что-то из его творчества. Только Валерий Николаевич основательно познакомил Ваську с произведениями этого известного поэта, а до этого были в основном отрывки и пересказы.

Несмотря на то, что ласковые руки и слова грели Ваську уже почти два года, не считая последнего месяца, год на улице оставил рубец на его сердце. Это с дедом Павлом он поменял улицу на дом, но длилось это недолго. А за пару лет тепла Васька был обязан уже своей сосчастливице Антонине Сергеевне. Ее он вспоминал с нежностью, благодарностью и грустью. Это она положила конец скитаниям маявшейся души – взяла его, годовалого парня, к себе.

А что было до? Васька был предоставлен сам себе. Он не помнил многого из своего детства, но при этом многое само автоматически врезалось ему в душу. Так, он смутно помнил маму. Вернее, только ощущения тепла, любви и спокойствия. А потом остался один. Почему? Он вспомнить не мог.

Затем он, малыш, встретил их. Сколько их было, Васька точно не знал.

Серия 3.

Бесхвостые и огонек для ноября и жизни

Некоторые члены «Неуловимых», как называл их Том, менялись. Постоянных проказников, включая Ваську, было две передние лапки – десять.

Валерий Николаевич как-то отметил:

– Понимаешь, Василек, вот у нас на каждой передней лапке по пять пальцев. Четыре из них расположены рядом – мы ими пользуемся постоянно, а один палец… вот этот, который чуть выше остальных, – тут он встал на задние лапки и показал свой пальчик на правой передней лапке, – мы бережем. Он для особых случаев. Ну ты и так это прекрасно знаешь.

Валерий Николаевич сделал паузу. Затем, некоторое время помолчав, продолжил:

– Это все так похоже на тех хулиганов, про которых ты рассказывал. Эти два пальчика, стоящие особняком на левой и правой передних лапках, как Том с Хвостом – для лазанья по деревьям, заборам, спуска с высоких построек, то есть хождения по наклонной. А в остальное время данные пальчики бездействуют. А эти товарищи, надо сказать, морально сильно опустились, – Валерий Николаевич закончил свою мысль и тяжело вздохнул. – И жизнь на улице не оправдание. Ты же знаешь Тимофея, Потапыча – не в ласке они воспитывались, много бед в жизни повидали, но не обозлились.

Васька тогда в очередной раз поблагодарил судьбу за встречу с другом. Какой мудрой и чуткой была его родственная душа.

Валерий Николаевич был прав. Том и Хвост всегда были словно поодаль от остальных. И это понимал каждый член банды, кроха и взрослый, с большим числом болячек и с маленьким. Даже он, малыш Васька, которому на тот момент, когда он встретил Тома, было шесть людских месяцев, сразу понял, что к чему.

Васька до сих пор помнил данную встречу. Именно с этого знакомства продолжались его воспоминания, которые обрывались на мгновениях жизни с мамой.

Малыш Васька спешил к Зинаиде Павловне – одной из добрых подкармливающих его бабушек. У него так сильно урчал и ныл живот. Он ни о чем думать не мог: «Лишь бы успеть. Поскорей бы закончился этот парк». Баба Зина наверняка оставила ему что-нибудь поесть, но на съедобное на улице большая очередь. Обед не ждет, он исчезает через минуту после появления.

Подбегая к очередной скамейке, Васька заметил женщину, кормившую светло-серого котенка. Через секунду его настиг он – божественный запах счастья, то есть сосисок! Васька устоять не смог.

«Вот же она, еда! А до бабы Зины еще бежать и бежать. Да я быстро…» – подумал рыжий комочек и подбежал к манящей лавочке.

Васька посмотрел на женщину и котенка. Женщина улыбнулась, а светло-серый комочек испуганно взглянул на Ваську, а затем быстро перевел взгляд куда-то в сторону деревьев.

«Странно», – мелькнуло в голове у Васьки.

К сожалению, у малыша гудел живот. Не до чужих взоров было ему. Голодное урчание заглушило все мысли и опасения.

Женщина положила половину сосиски и рядом с Васькой. Он ее жадно проглотил. Затем оприходовал еще одну щедро выданную половинку. Наскоро засунув в себя сосиску, Васька подошел к доброй душе поближе и дал себя погладить.

Когда Васька терся о женские ноги, то заметил, что светлый пушистик съел только четвертинку сосиски, а все остальное оставил, хотя было видно, что он хочет есть.

Добрая женщина успела провести по мягкой рыжей шерстке пару раз, как ее окликнули. Она быстро встала, взяла пакеты с сосисками и хлебом, положила их в сумку, надела перчатки и пошла навстречу девочке и мужчине. Кормилица хвостиков сделала пару шагов, затем всплеснула руками и вернулась – положила еще по сосиске для каждого мурлыки. Добавила и немного батона. Потом она ушла уже насовсем.

Пока Васька смотрел на уходящую благодетельницу, сзади подошли двое. Вот на него уже смотрели трое: рыжий, черный и светло-серый хвосты.

Рыжий подошел ближе остальных и медленно произнес:

– Как относишься к бесхвостым?

– К кому? – не понял Васька и прижал хвост к задним лапкам.

– К людям! – недовольно фыркнул рыжий. – Сколько бесхвостых можешь обходить за день?

Васька долго смотрел на рыжего и черного котов. Их глаза не выражали ничего, но воздух при этом был наполнен тревогой, а его лапки подкашивались. Затем Васька перевел взгляд на светло-серого – тот опустил глаза.

Как потом узнал Васька, в банде было принято ненавидеть людей и за этим тщательно следилось. Основной закон «Неуловимых» гласил, что у бесхвостых можно только брать.

Сердце Васьки еще больше сжалось, и он едва слышно прошептал:

– Троих.

Рыжего кота звали Том, как в мультфильме «Том и Джерри».

Лариса в детстве была без ума от игривого и озорного бело-серого мультяшного кота. Свое восхищение ее любимым персонажем она передала и дочке – Катенька постоянно смотрела на проделки Тома по телевизору и мечтала завести такого же хулигана.

Катюша долго просила у родителей котенка и очень огорчилась, когда мама принесла рыжий, да еще и не слишком пушистый комочек. Но что ж было делать – Катеньке очень хотелось играть с каким-нибудь малышом, а рыжик был хоть и не таким, как надо, но очень милым. Пришлось тискать солнечного котейку.

А когда Том подрос, то у Кати он уже не вызывал нежных чувств – он же был уже большой. Тома оставили на улице и взяли для Катеньки нового мурлыку – правильного, то есть маленького, пушистенького и серенького.

Том, уже будучи взрослым, в отличие от многих других, когда-то бывших домашними, котов не стал менять себе имя – это бы означало достать часть занозы и, возможно, со временем немного утихомирить свое сердце. Он выбрал другое – наказывать людей и только брать, ничего не давая взамен.

Валерий Николаевич потом показал Ваське настоящего Тома – у Шубских в кладовке была картинка с изображением серого шаловливого, но неудачливого ловителя мышки. Уличный кот оказался совсем не похож на кота из мультфильма. И не потому, что был рыжим. Просто или совсем сложно, но Том из «Неуловимых» сильно и безнадежно осерчал на жизнь.

Когда «неуловимый» Том вместе со своим подлапным Хвостом сидел в кустах и следил за выполнением задания членом своей банды, то увидел, что маленький Васька, как и малыш Тишка, растрогал женщину.

«Такая же, как та бесхвостая», – со злостью подумал Том тогда.

На Ваську он не злился – им с Тишкой оставили еще по одной сосиске. Значит, с ним можно работать – будет для них умилять коварных бесхвостых.

Когда Васька рассказал Тому про тех, кто его кормит, главарь банды предложил:

– Пойдешь с нами? Будешь сыт – будешь по десять бесхвостых оббегать. Тебя как зовут?

– Баба Зина зовет Мишкой, баба Катя – Мурзиком, а Настя – Тишкой, – пояснил Васька.

– Тишка и Мишка у нас уже есть. Будешь Прошкой. Пошли.

И Васька-Прошка пошел, сам не зная почему. Том шел впереди, Тишка рядом, а позади – черный Хвост.

Тишка, заметив, что Васька-Прошка рассматривает его, на ходу сказал:

– Я за тобой пригляжу.

Затем светло-серый комочек немного убежал вперед, все так же смотря на маленького рыжика. И так увлекся разглядыванием нового члена банды, что врезался в очередную скамейку. Васька-Прошка подлетел очень быстро. Увидев, что с Тишкой все хорошо, рыжий хвостик немного отступил назад и, со скромной улыбкой, ответил:

– Это за тобой нужно приглядеть.

Малыши улыбнулись друг другу. Тишке никогда не требовалось время, чтобы прийти в себя. Он переключался мгновенно – вот он уже снова был готов бежать и играть.

– Смотри, как я могу! – воскликнул Тишка.

Он был озорным, любил крутиться и вертеться. Светло-серый пушистик встал на передние лапки.

– Не выпадет сосиска? – играюче сказал Васька-Прошка.

– Нет. – И они засмеялись.

– Знаешь, Прошка, я всегда укачиваю сосиски после еды – кручусь, встаю на передние лапки. Том говорит, что бесхвостые нас кормят только самыми вредными сосисками. Вот я с ними и играю – качаю. Они становятся добрыми и не вредничают у меня в животе.

Васька-Прошка посмотрел на Тишку – он не шутил. Какой же он был милый и непосредственный. Да, еще маленький, почти такой же, как и сам Васька-Прошка. Но тот свет, который жил в Тишке, просто не смог и не сможет погаснуть от условий жизни на улице. Его душа вмещала столько тепла, что казалось, и Том мог оттаять. Том это чувствовал и держал Тишку на расстоянии – общался только по делу. Рыжий «неуловимый» не мог допустить, чтобы его израненное сердце обнажилось снова.

Вот так Тишкино тепло начало греть и Ваську-Прошку. Это напоминало запуск людьми отопления в холода. Для маленького рыжего хвостика отопительный сезон начался поздно. Но он начался. А это было крайне необходимо – на дворе стояла промозглая, снежно-сырая ноябрьская осень.

Серия 4.

Согревающие песнопения

Вот уже несколько недель Васька-Прошка жил с «Неуловимыми». Первую неделю вливания в уличную команду он ходил на задания с Тишкой. Два малыша так сильно умиляли своих кормильцев, что вдвоем за день могли собрать недельную норму запасов на один хвост. Следующую неделю Васька-Прошка выходил либо с Тишкой, либо с Мишкой – братом своего личного огонька. Однако Том и Хвост всегда были где-то неподалеку.

Только через месяц маленькому рыжему хвостику доверили совершать обход без Тишки и Мишки. Однако иногда они могли работать и вместе.

Часть собранной провизии доставалась малышу, а часть – в виде похвостного налога – банде. Такая повинность не только поощряла «два отдельно стоящих пальца», но и позволяла приглядывать за теми хвостами, которые не могли позаботиться о себе сами.

Васька-Прошка обходил за день уже по пять бесхвостых: за хорошие результаты ему оставили бабу Зину и Настю, а от бабы Кати пришлось отказаться – она была на территории другого хвоста. Зато ему вручили еще троих продовольстводателей.

Да, рыжий хвостик обходил тогда немало бесхвостых, но и на улице уже царила зима – красивое и опасное время года. Зимой было сложно, и не только из-за холода. Хвостикам нужно было собрать привычное количество еды за меньший промежуток времени. А люди меньше бывали на улице, и даже когда появлялись, то, укутанные до самого кончика носа, быстро шагали и ничего не видели вокруг – о себе бы позаботиться, не до других в такое время.

Начиная с того времени Том и Хвост уже не сидели в кустах и не смотрели на маленького рыжего хвостика при каждой вылазке. Лидеры банды не хотели лишний раз выходить на улицу, тем более у них было трое работающих малышей – дела шли куда лучше обычного.

Лишь изредка Хвост, правая лапа Тома, сопровождал Ваську-Прошку – обычно в самые сильные морозы. Руководящий хвост боялся, что малыш попросту замерзнет и не донесет собранных запасов до дома, поэтому и отправлял товарища их страховать. «Наклонисты жизни» в жуткие холода всегда отправляли работать именно малышей, оставляя в тепле большинство взрослых хвостов – бесхвостые в стужу реже отказывали именно маленьким беззащитным комочкам.

Что касалось Хвоста, то он вроде и не был плохим. Но он так боялся Тома, что страх заставлял его делать дурные вещи. На самом деле хвоста не было, вернее, был маленький обрубок: зеленоглазый черныш потерял его в драке с собакой. Просто гладкошерстный уголек, пытаясь выслужиться перед главарем банды, все время ходил за ним по пятам, поэтому черныша и стали называть Хвостом.