Иван-город

Марина подливала чай и была немного растеряна. Она не привыкла говорить с Андреем на такие темы.

– Ну, я с Сергеем не была знакома так близко, как ты. Я помню, что ты с ним много времени проводил. И, в целом, я думаю, что он крепок в вере. Возможно, у него был период духовного поиска и жажды. Возможно, он проходил тогда свой путь… Ну, не знаю… Он, видимо, делился с тобой чем-то сокровенным, но думаю, ты что-то не правильно понял. Или понял по-своему. Андрюша, странно всё просто…

– Тётя Марина, да я и сам не вспоминал про это, но я видел сон вчера. Такие сны видел Серёжа и говорил, что это Бог приоткрывает так будущее. Я видел, что я умер и лежу в глубокой траве. Никого со мной нет, я совсем один. Трава очень высокая, и синее небо в глазах. Я думаю, что это Бог коснулся меня и зовёт к себе.

– Андрей… Милый. Ты мне не просто знакомый брат из церкви. Ты ведь мне почти, как сын. Можно я тебе скажу, что я думаю?

Андрей обрадовался. В целом, он очень хотел услышать хоть чьё-то мнение о его переживаниях. Идя к Марине, он на это и рассчитывал. Он уважал её как христианку и когда-то решил для себя сидеть рядом с ней на служениях именно по этой причине. Он знал, что она честная и порядочная женщина. Она рассказывала, что всю жизнь работала большим начальником на каком-то советском производстве, что в жизни не брала даже коробки конфет и всегда всё делала честно. Андрей очень надеялся, что Марина его поймёт и прочувствует его новый духовный опыт. Он смотрел ей в глаза и ждал её слов…

Марина тем временем немного задумалась и было видно, что старательно подбирает слова. Она уже так делала не раз при общении с Андреем. Чаще всего это касалось тех моментов, когда ей приходилось ссылаться на его недуг в тех или иных вопросах. Считая Андрея всё же сильным человеком, она, хоть и с болью, но всегда говорила с ним прямо. Видимо за эти качества, с её слов разумеется, её и называли на работе «Железякой».

– Андрей, ты помнишь, сколько людей приходило и уходило из нашей церкви? Я сейчас не говорю о тех, кто ушёл в мир. Я о тех, кто искренне искал истины… Ты помнишь? Наблюдая за их горьким опытом, я поняла одну вещь… Знаешь, какую?

– Какую, тётя Марина?…

– Не стоит уходить в духовный экстремизм. Ты меня понимаешь? Знаешь, что такое экстремизм?

– Не совсем… Ну, это когда бомбы взрывают?

– Хм… Почти. Послушай… Ты хороший и добрый парень. Ты спасён нашим Спасителем Христом. Ты в церкви. Понимаешь, ты в Его церкви и ты Его дитя. Если ты слышал когда-то чей-то опыт, тебе кто-то что-то рассказывал, или ты смотрел в интернете, это не означает, что это правда и так нужно поступать всем. У тебя свой путь, и я считаю, ты правильно идёшь по нему. Духовная смерть, воскресение… Это всё правильно, но кто мы такие, чтобы это понять? Мы просто Его дети и живём Его благодатью. Мы не можем прыгнуть выше головы. Ты меня понимаешь?

Скажу честно, я немножко поняла тебя сегодня. Я видела, как ты волновался за кафедрой и как для тебя всё это серьёзно. Но, если честно, я испугалась. Мне кажется, что это не твои мысли. Я верю, что тебе что-то снится и ты о чём-то серьёзном размышляешь… Но посмотри, где все те, кто говорил об этом же до тебя? Сколько людей выходили и говорили о духовной жажде, о каких-то там прорывах… Все они просто сломались. Мы – немощные и не можем всего того, чего бы нам, может, и хотелось. Я боюсь, что и ты можешь больно ударится. Ты будешь ждать чего-то сверхъестественного, а потом просто уйдешь. Тот же Серёжа… Слава Богу, что он тогда не дошёл до крайней точки. Где бы он сейчас был? А тебе и вовсе нельзя принимать всё так близко к сердцу. Я, конечно, рада, что ты такой духовный брат стал, и я даже не ожидала от тебя таких серьёзных суждений… Но, прошу, будь собой. Ты ведь всегда был счастлив, и тебе всего было достаточно…

Марина сказала всё это с такой огромной любовью и заботой, что Андрей сидел и качал головой, не решаясь возразить ни одному её слову. Да и кто он такой, чтобы спорить с образованным человеком, который так доходчиво и деликатно ему всё это посоветовал. Марина продолжала гладить его по руке и, улыбаясь, смотреть на его взъерошенную голову. В целом, ей всегда удавалось правильно повлиять на Андрея. И сейчас она была уверена в том, что больше они к этому вопросу не вернутся.

Андрей тем временем молчал и уже собирался улыбнуться и поблагодарить Марину за понимание и добрый совет. Однако, он поднял глаза и стал кивать с каким-то странным детским прищуром:

– Тётя Марина… я, наверное, просто вам никогда не говорил… Наверное, стеснялся, или момента не было подходящего… Просто я хочу сказать, что я не экстремист. Я всегда был таким, но иногда я просто отвлекался. С первого дня, как я услышал о Христе, и с тех дней, когда я стал общаться с Сергеем, я чётко решил для себя, что я хочу увидеть Бога. Может, я в чем-то и путаюсь и не всегда все правильно понимаю, но одно я понимаю точно. Я всегда хотел подойти к Нему и встать перед Ним на колено, как рыцари встают перед королём. Понимаете? Просто я потом перестал этого хотеть. Сначала мы делали ремонт долго, потом то походы, то ещё что-то. В общем, я забыл про мечту… А вчера вспомнил. Вспомнил сон, Серёжу… Знаете, я во сне лежал мертвый в глубокой траве… И мне было хорошо. Понимаете?

– Андрей… Прости… Но не совсем. Будешь ещё чай? Я поставлю?

– А… Нет. А сколько времени?

– Девять.

– Ай яй… Меня мама прибьёт. Мне нужно бежать. Давайте я ещё раз приду и мы договорим? Просто, вы же знаете, как мама меня строго… Ну, заботится строго обо мне.

– Да знаю, знаю… Хорошая мама у тебя. Волнуется и правильно делает. Ты нам нужен живой и здоровый.

Марина уже держала пуховик и шапку в руках, пока Андрей возился с мокрыми шнурками.

– Как-то толком и не поговорили… Я столько Вам ещё хотел рассказать. Просто понимаете, для меня это очень важно… Я думаю, у меня получится. У кого-то же получается. Кто-то же исцеляет больных? Кто-то же помогает инвалидам? Говорят, что есть люди, с которыми Бог лично говорит…

Марина продолжала умиляться таким фразам Андрея, которых она от него никогда не слышала.

– Андрей, дай тебе Бог. Всего самого самого. Чтоб Он всегда тебя хранил… Ты и так особенный. Он и так тебя любит, без всяких там смертей…

– Тётя Марина, ну, мы еще поговорим. Спасибо за чай. Я полетел.

– Ну лети, лети.

Андрей выскочил на лестничную клетку и вызвал лифт. Марина стояла в отрытой двери и ждала вместе с ним. Затем он зашёл в кабину лифта и ещё раз попрощался. Марина когда-то давно ходила в православную церковь, поэтому традиционно перекрестила его правой рукой и тоже помахала. Обоим встреча показалась незавёршённой и нерешённой. Андрей винил себя, что поздно пришёл и долго раскачивался, рассказывая про всякие пустые вещи. Что хотел поговорить так о многом, а не сказал почти ничего. Марина жалела несчастного Андрея, которому обязательно был нужен мир и покой, а не духовные терзания… Но оба успокаивали себя мыслью о том, что при следующей встрече они ещё обязательно друг другу что-то докажут.

В понедельник Андрей встал в шесть утра и начал собираться на работу. В пластиковом контейнере были приготовленные на обед макароны и несколько котлет. Мать вставала вместе с ним, чтобы проследить за тем, правильно ли он оделся, ведь была зима. Затем она просила его быть аккуратней и снова ложилась спать.

Уже седьмой месяц Андрей работал у брата Римаса. Тот был одним из шустрых братьев церкви «Путь Веры». Таких, как Римас, очень часто ставят в пример тем, кто совсем недавно пришёл в церковь и имеет проблемы с алкоголем. Римантас, а именно так к нему обращались подчинённые, когда-то был бандитом. В девяностые натворил грязных дел. С его слов, делал много незаконного и опасного. Имел уважение в городе, отсидел в тюрьме несколько лет за разбой. Затем начал пить и употреблять наркотики. Попав в христианский реабилитационный центр, смог одолеть все свои зависимости и по окончании лечения стал членом церкви пастора Бориса. Спортивное телосложение, наглые повадки, умение добиваться своего – всё это помогло сколотить неплохую бригаду рабочих маляров и штукатурщиков. Так он стал предпринимателем, а именно хозяином небольшой строительной фирмы. В целом, это была бригада из пяти человек, на протяжении нескольких лет выполнявшая ремонты в квартирах горожан за среднюю стоимость. Римас предпочитал, чтобы его бригаду всё-таки называли строительной фирмой. К сожалению, оснований для этого не было, ведь работали они в чёрную, не имея никакой регистрации и не платя никаких налогов.

Набравшись христианского сленга во время лечения, Римас моментально вписался в церковную жизнь и с первого дня использовал любую возможность, чтобы поговорить в микрофон. Он часто свидетельствовал о том, как Бог изменил его жизнь. В подробностях рассказывал о своей грешной жизни до встречи с Богом и о том, как теперь благословенно он живёт. Борис Сергеевич разрешил Римасу встать у руля им же и придуманного служения «Жизнь без наркотиков», которое заключалось в еженедельных встречах бывших наркоманов. Они собирались в помещении церковного кафе и рассказывали там друг другу, как они борются с желаниями и как Бог им помогает. Римас был лидером этого служения и набрал себе бригаду рабочих именно из таких ребят.

Когда Римас увидел Андрея, носящего ведра с раствором при строительстве церковного крыльца, то предложил ему пойти чернорабочим в его бригаду. Андрей рассказал об этом маме, но та категорически запретила. Андрей очень хотел работать и зарабатывать свои собственные деньги, однако закон запрещал ему это делать. Он получал от государства пособие по инвалидности и раз в год проходил обследование в Каунасе. Если бы комиссия узнала, что он имеет самостоятельный дополнительный доход, то моментально лишила бы его пособия. Узнав об этом, Римас сам пришёл к Андрею в дом и объяснил родителям, что официально оформлять Андрея он не собирается, и таким образом никто не узнает, что он где-то работает. Вскоре мама дала добро, ведь деньги не бывают лишними. Андрей хотел прикупить себе кое-что из техники, но пока все деньги шли, как говорится, в семью.

Андрей получал втрое меньше остальных в бригаде, так как пришёл туда учеником. Римас не заметил, или не хотел замечать, что уже через пару месяцев Андрей мог самостоятельно шпатлевать стены, клеить обои и красиво красить стены и потолки. Зарплата его от этого не менялась и, конечно же, даже заикаться об этом Андрей и не думал.

Началась очередная рабочая неделя, и на ближайшие пять дней Андрея ждала двухкомнатная квартира на пятом этаже, где нужно было много чего переклеить и перекрасить.

– Салют, Андрей! Сегодня с Семёном на двушку. Там на месте тебе Семён всё покажет, я его в пятницу туда возил, показал фронт работ. Я к вам заскочу к вечеру, если что – звоните, я на телефоне. Если хозяин будет приходить со своим мнением, то направляйте его ко мне. Пусть вам мозг не выносит. Говорите: «Римас – наш начальник, с ним и обсуждай нюансы», – Римас переодевался в рабочее и отправлял Андрея с напарником на другой адрес. Наверное, ему нравилось напоминать своим подчинённым, кто тут главный.

Семён, с которым предстояло работать Андрею, был типичным бывшим наркоманом. На лице остались следы прошлой жизни. И хоть Семён и напевал христианские песенки, Андрей не говорил ему ни слова о вере и Иисусе на протяжении всего рабочего времени. Несмотря на то, что они и ходили в одну церковь, Андрей никогда им не верил: ни Римасу, ни ему подобным. Все верили и радовались, слушая их невероятные и красочные свидетельства, а Андрей почему-то не верил. Семён пытался заводить духовные разговоры в перерывах, но Андрей притворялся, что не очень в этом разбирается и не поддерживал беседы.

Вечером к ним приехал Римас. Прошёлся пальцами по стенам, показал, что переделать. Привез валики и материалы. Затем достал из кармана комбинезона две пачки печенья и пакет с сахаром.

– Ну что, чай есть у вас? Давайте, всё на сегодня. Пусть подсыхает. Тащи с кухни табуретки.

Втроем прошли на кухню и стали там хозяйничать. Отыскали и чай, и кофе, и даже какао. Решили попить кофе. Семён с кем-то переписывался по телефону и резко засобирался уходить:

– Римас, можно я пойду уже. Нужно очень. Там подъехали за мной.

– Кто подъехал? Смотри мне, узнаю, что употребляешь, – с работы вылетишь. Ты помнишь, когда тяжело – молись Христу и проси у него помощи.

– Римас, да ты чего? Просто друг мой с армии. Он в городе на два дня. Он не пьёт и не курит даже.

– Какая армия, что ты мне мелишь. Смотри, утром мне мочу сдавать будешь…

Семён трусливо смеялся, Римас держал марку лидера и авторитета. Андрей пил кофе молча наблюдая за происходящим и не совсем понимал их словесной перепалки. Подняв чашку у лица он смотрел то на одного, то на другого.

– Всё, свободен. С Богом. Чтоб завтра в восемь как штык…

Семён ушёл, на кухне стало тихо.

– Вот так Андрей. С ними только так. Меня также пасли в центре. Я два раза чуть не соскочил. Там, конечно, парни толковые. Надо было там оставаться работать, мне предлагали… Я отказался. Домой хотел. Теперь вот с вами тут вожусь.

Андрей молча ел печенье, запивал кофе, и лишь жестами головы реагировал на сказанное Римасом.

– Короче, заказ намечается хороший. Потом, возможно в марте, ещё один. Нужно тебе штукатурку осваивать. Людей реально не хватает… станешь чисто мастером, а чернорабочего я найду.

Андрей решил не дожидаться развития разговора и поведать начальнику о своих планах:

– Римас, я в марте ещё поработаю… и в апреле, наверное, тоже, но в мае я уеду. Поэтому сильно на меня не рассчитывай. Я пока не знаю точно, когда и куда, но, думаю, в июне меня тут уже не будет.

– Опа! Что-то новенькое. А куда едешь? С родителями?

– Говорю же, не знаю… Куда Бог покажет.

– Стоп. Стоять! Ты случайно не про… Слушай, я вот и хотел спросить тебя про вчерашнее. Я ничего не понял, так как выходил из зала, но что-то ты вчера такое классное говорил. Про смерть и жизнь. Нам в центре тоже часто говорили про рождение свыше. Хорошо помню, как Господь мне дал родиться заново. У меня зависимость пропала четвёртого июля. Я помню тот день отлично. А вчера ребята сказали, что Андрюха в осадке полном. Тебе нужно евангелизировать людей. Может, ты евангелист?

– В осадке? Что это? Нет, я не в осадке. Я просто Бога хочу увидеть. Хочу умереть духовно, чтобы воскреснуть. Думаю, тут у меня это не получится. Думаю, я куда-то уеду. Наверное, в деревню. Мне даже сон приснился, что я в траве высокой лежу. Я точно знаю, что умру в траве. Наверное, духовно, но буду лежать в траве. Я молюсь каждое утро и вечер. Надеюсь, скоро Иисус мне покажет дорогу…

Римас цокнул и начал рвать зубами вторую запакованную пачку крекеров. Он всегда считал Андрея отсталым человеком и даже однажды на одном из объектов при всех назвал его полоумным, когда тот пытался зашпаклевать стены штукатуркой.

– Я всякое слышал и видел… В центре у нас чудак был. Говорил, что ему суд приснился. Как закончил лечиться, так пошёл и сдался ментам… ээээ… полицейским. Рассказал, как и где кого вставил. Короче, чистосердечка. Два года дали. А я вот думаю – зря. Он, конечно, духовный был. На три месяца раньше меня попал в центр и, когда я пришёл, он уже покаянный был. Молился четко, прям нас всех за душу брало. Стаж у него тоже был серьёзный, два года на героине. Короче, не мне его судить, думаю, Христос его наградит в раю за такой поступок… Но я потом думал: а в чём смысл? Два года тянуть… Смысл? Ты раскаялся – и Бог тебя простил. Иисус кровью заплатил за тебя. Всё! Кому толк от этой тюрьмы? Вот я, например. У меня бизнес, я служение создал, и через нас уже троих с нашего города в центр отправили. А, предположим, я бы сидел сейчас… Есть ведь за что… И что? Не знаю. Я считаю, у бездельников может и есть время на всю эту глубокодуховность, но современный христианин должен действовать. Ну, с тобой мне всё ясно… Извини конечно, я по-христиански, без подкола. Ты там болеешь, толком ничего не видел… Скучно, наверное. Да и то… Зачем тебе это? Тем более ехать ещё куда-то. Я не буду тебе ничего советовать и учить, так как ты в Боге дольше меня ходишь… Да и ситуация мне твоя не совсем понятна. Говорю же, больше половины пропустил, выходил из зала. А знаешь что? Иди вон к пастору Борису на приём. Ну, понимаешь о чём я? К нему все ходят за советом: когда у кого-то сложная ситуация в жизни, или когда ломает кого… Или, как у тебя, духовные непонятки там… Он помолится за тебя, может что посоветует. Он священник, Богом нам поставлен. Мне помогало всегда. Он помазанник. Через него Дух Святой говорит часто.

Андрей вдруг поставил чашку. Стал сдирать с пальцев присохший грунт… Опустил глаза в пол как-то виновато.

– Да. Точно. Надо было мне вчера с ним поговорить. Меня сёстры немного задержали. Наверное, если бы он мне попался на глаза, я бы к нему подошёл поговорить. А может, он и сам бы захотел поговорить со мной. Послушай, Римас, а как к Борису Сергеевичу записаться? Я просто не знаю. Я с ним вообще редко общался. Там день какой-то есть? Там надо прийти как-то заранее или что?

– Ну, я по телефону звонил, да и всё. Говорил, что хочу встретится. Договариваешься на день и время… Так, как он раньше по четвергам принимал, такого уже нет. Просто звонишь, и всё.

– А ты можешь сейчас позвонить?

– Сейчас? Ну да. А зачем?

– Ну, записать меня. Ну, в смысле, я бы очень хотел встретиться. Мне нужно.

– Так вот возьми мою трубу, звони, говори…

– А, ну да. Набери Бориса Сергеевича, пожалуйста, а то я не знаю, как в твоём телефоне набирать.

Римас быстро отыскал в записной книжке нужный номер и передал Андрею телефон с раздавшимися в трубке долгими гудками:

– Держи… Разговаривай.

Андрей вежливо поздоровался и объяснил пастору, что это говорит он, а не Римас. Затем они долго не могли выбрать время для встречи, но всё-таки к чему-то пришли. Римас в это время тщательно мыл чашки, чтобы хозяева не заметили, что кто-то из них пил. Стоя спиной, слушал, как запинается и заикается Андрей, прощаясь с пастором по телефону. Затем Андрей засобирался домой, поблагодарив Римаса за печенье и работу, которую он ему дал. Андрей оделся и быстро вышел, спеша на маршрутку. Римас подошел к оконному проему проверить, чем весь день занимался Семён. В окно он увидел Андрея, выбегающего из подъезда и одевающего на ходу шапку. Побарабанив пальцами по подоконнику, сказал в полголоса: «Набрал дураков… Прости, Господь…»

На следующий день Андрей работал быстро, так как торопился пораньше домой. Объяснил Римасу, что сегодня пойдёт к пастору на приём в офис, что нужно ещё будет дома переодеться и не опоздать. Римас отшутился, что завтра Андрею придется остаться работать до ночи, но всё же отпустил…

– Иди, переодевайся. Скажи пастору, что я тебя отпустил ради такого случая пораньше…

– Спасибо. Я полетел.

Придя домой пораньше, Андрей сообщил маме, что сегодня идёт к Борису Сергеевичу на приём, и по такому случаю ему нужна чистая рубашка и брюки. Мама была наслышана о пасторе Борисе, да и вообще заочно знала всех членов церкви. Как-то раз, после долгих уговоров Андрея она даже пришла на Рождественское служение, где Андрей играл эпизодическую роль в молодёжной постановке… Однако, больше она порога церкви не переступала. Сперва по надуманным причинам, а затем и вовсе дала Андрею понять, что это его личное увлечение и пусть скажет спасибо, что его туда вообще пускают. Андрей тогда испугался и больше маму не агитировал. Хотел было познакомить её с Мариной, но и эта попытка не увенчалась успехом. Мама чётко дала понять, что никого в гости не приглашает и сама ни к кому не пойдёт… Так или иначе, при всем при этом у неё хватало мудрости и терпения не мешать Андрею в его церковной жизни. Иногда даже она сама спрашивала о его успехах, друзьях и новостях. Именно поэтому, когда Андрей рассказал про вечернюю встречу с пастором, она была немного удивлена.

– С Борисом Сергеевичем? Это он тебя пригласил, или ты сам напросился?…

– Мама, я сам записался. Просто у меня есть вопросы духовного характера, и мне нужно с ним посоветоваться. Ты не поймёшь.

– Исповедоваться пойдёшь? Уж тебе за что там исповедоваться? Это они вон пусть к тебе ходят за советами. Ты сколько там пропадал на этих стройках бесконечных. И всё за спасибо. Ни копейки ведь не дали… Деловые, советы у них ходишь просить…

– Мама, я не работал, а служил. Это разные вещи. Вот у Римаса я работаю, а там я всё для Бога делал. Меня там, кстати, кормили. Помнишь, я и домой американский майонез приносил?

– Ой… Давай иди лучше мой голову, весь в пыли вон… Брюки я тебе приготовлю.

Мама Андрея недолюбливала церковь. Она знала, как часто его использовали там. Она видела его искреннее желание помогать всем и во всём, и её это раздражало. Когда ему было пятнадцать и шестнадцать лет, дома случались скандалы на эту тему, но теперь, когда он был взрослым и даже работающим человеком, мама могла лишь вставлять комментарии. Андрей их даже и не слышал. Точнее, слышал, но воспринимал, как юмор. Улыбался и отшучивался.

Выйдя из ванны, Андрей увидел на стуле сложенные брюки и рубашку. В этот момент он начал сильно волноваться и думать о том, что же он скажет пастору… Стал мысленно репетировать разговор и представлять, как он будет объяснять Борису Сергеевичу свои мысли и переживания.

В семь вечера Андрей вбежал в здание церкви и устремился на второй этаж по центральной лестнице. Перед входом в зал находилась дверь с табличкой на английском языке «Office». Она появилась недавно, несмотря на то, что офис существовал с первого дня этой церкви. Даже когда здание еще было в ужасном состоянии и первые собрания проходили практически на кирпичах, офис уже был. Ремонт в нём сделали сразу, чтобы пастор мог спокойно трудиться и заботиться о судьбе прихожан в уютной обстановке. Возле двери в корридоре стояло несколько стульев… Уже давно. Видимо, ожидалось, что к пастору будет собираться очередь посетителей, но ее там никогда не было. Андрей сбавил темп и отдышался, прежде чем постучать. Он пришел вовремя, однако на его стук никто не ответил. Тогда Андрей вновь спустился на первый этаж и подошёл к комнате с окошком, где в этот день дежурил брат Марюс.

– Марюс, а пастор уже ушёл? Я ручку дёрнул, а там закрыто. Мы на семь договаривались встретиться, я, вроде, вовремя.

– Его не было ещё. Ты посиди, подожди. Ко мне зайди пока. Сто лет с тобой не разговаривали…

Андрей обошёл комнату и зашёл через дверь, чтобы не разговаривать через окно.

– Может, он забыл? Ну, мы договорились на вторник. Сегодня же вторник?

– Да не переживай. Значит, задерживается. Придёт, раз договаривались. Ты пешком? Как там погода, метёт ещё?

– Да нет уже. Я пешком…

Город, в котором жил Андрей, был небольшой. Круглый, компактный. Таких в Литве много. В советские годы здесь проживало около сорока тысяч, однако теперь оставалось не больше двадцати. Население составляли в основном литовцы, русских людей оставалось всё меньше.

Однако, в церкви было наоборот: литовцев можно было пересчитать по пальцам. Во многом это было связано с тем, что пастор церкви был русским и служения проходили на русском языке. Однажды кто-то предложил хоть иногда петь песни на литовском, но эта идея не прижилась. В целом, Андрея и многих других притягивала русскоязычная атмосфера, которая была большой редкостью в свободной и независимой Литве. Многие прихожане даже и не скрывали, что оказались в церкви во многом по этой причине. Андрей вовсе не знал литовского языка, так как родился в русской семье и всё детство провёл дома с родителями и сестрой. Он посещал русскоязычную школу, программа которой включала в себя обязательное изучение государственного языка, однако по этому предмету у Андрея были лишь плохие отметки. С остальными предметами тоже были большие проблемы, потому родители приняли решение не переводить сына в девятый класс. А Марюс был из тех, кому не представляло никакого эмоционального труда разговаривать по-русски.

– Андрей, присаживайся. Я минут через десять позвоню Борису, если он не придёт. Не переживай. Ты мне вот что скажи: что это было в воскресенье? Я от тебя такого не ожидал. Ты такие вещи говорил серьёзные… Я вообще не помню, чтобы кто-то так со сцены в микрофон говорил. Вижу, что ты духовно вырос… Такая сила была, такой прорыв… Просто не все, наверное, поняли, о чём ты говорил, но я понял сразу. Ты говорил про жизнь, брат, а об этом так мало говорят. В основном, все говорят про привычные рамки, – а ты про жизнь. И хорошо, что Сергея вспомнил. Тот ведь живёт теперь классно, не то что мы тут: от зарплаты до зарплаты. Молодец, брат. Так держать. Надо воодушевлять всех. Ты к пастору по этому вопросу? Он сам тебя вызвал?