Колобок, или приключения прохиндеев в России.

В трудах прошли три недели. Саня часто звонил, заезжал несколько раз. Всё шло своим чередом. Сделки такого рода меньше месяца не тянутся, не мешок картошки купить. Нужно ждать, пока изготовят спагетти, дождаться порожних вагонов. По времени пока было всё в порядке.

Согласно договору, в мой адрес должны были прийти два вагона, в каждом по двадцать шесть тонн спагетти. На вопрос, почему вагоны используются не на все сто процентов, а только наполовину, ведь вагон вмещает до шестидесяти тонн, мне объяснили, что коробки деформируются и теряют товарный вид. Оставалось только ждать.

Так прошло чуть больше месяца. Саня успокаивал, и я успокаивался, насколько это было возможно. Тревожный колокольчик в голове тихо звенел, не переставая, ведь кредит я взял сроком на два месяца. Да, мы заключили договор о совместной деятельности, да, знаем друг друга не один год. А что, если Саша добросовестно заблуждался и его попросту надули, а вместе с ним и меня?! А кредит? Нет, Саня не таков. Не бросит друга. А в чём, собственно, не бросит? Денег-то у него нет, если увязну с погашением кредита. Ситуация.

Не выдержав шквала панических мыслей, я позвонил ему домой. Недовольная Светлана, его жена, сказала, что он уже неделю не ночует дома. Вот так номер, вот так примерный семьянин. Надо ехать к нему в офис и выяснять, в чём дело. Стало ещё беспокойней.

Моя машина с неисправной коробкой передач месяца три пылилась во дворе дома, поэтому я вызвал такси и прямо с работы поехал к Сане.

Около его офиса я отпустил таксиста и спустился в подвал. Ещё выходя из конторы, зачем-то положил в карман диктофон. Сам не понял до сих пор, зачем. Подсознание подсуетилось или чувство осторожности. Применять диктофон прежде никогда не приходилось. Взял его по случаю, когда покупал новые телевизор и видеомагнитофон, навязали его за символические деньги.

Офис-склад, где работал Саня, находился в подвале шестиэтажного дома-сталинки, построенной в середине пятидесятых годов. Площадью около тысячи квадратов, он был совершенно пуст, только посередине одиноко торчал поддон с ящиками со спиртным. Проходя мимо алкогольного островка, я заметил, что половина ящиков пустые. Саня в загуле, что ли? Любопытно, с какой радости? Или с горя? Тут же мой нос уловил стойкий запах перегара, квашеной капусты, общественного туалета и вонючего дешёвого табака. Отвратительное амбре.

– Саня! Ты где?

– Здесь, чего надо?

Конюхов лежал на диване. Возле дивана стоял стол с объедками, пустые бутылки на полу, пепельница, наполненная окурками, и парочка мутных и грязных стаканов.

– Вот-те раз! Это я, Вадим!

– И что? Чего надо?

– С тобой, друг Санечка, поговорить.

– Говори!

И я выложил всё, что думаю, в абсолютно ненормативной лексике, обозначив его поведение глаголами и отглагольными выражениями, правда, не переходя на его опухшую личность.

Друзья так не поступают, негоже подводить друзей. Ведь подписали договор, из которого вытекает, что, если радость на всех одна, тогда и печаль одна. А он пьёт как лошадь и до безумия.

И тут он выдал:

–– Слышь, лошара сибирский, уши пушистые, вали отсюда! Какой договор? Радость я уже испытал: получил свою долю из отката Виктору, а ты, придурок, разбирайся с банком сам. И с Виктором тоже. Это твоя печаль. Подписывал ты – отвечать тебе, а договором можешь подтереться, разрешаю. Кредит мог и не брать. Это твоё решение, твой выбор. Мне-то какое дело? Сам взял, сам плати. Не обижайся, ничего личного, бизнес. А переходя улицу, смотри по сторонам, а то всякое случается.

Так посоветовал друг-товарищ Саня, сто лет знакомый однокурсничек, и пьяненько-поганенько засмеялся.

Голова резко закружилась, но на ногах я устоял. Как вышел из офиса, плохо помню, но точно без скандала. Пришёл в себя уже на улице. Шёл по ней и, следуя совету друга Санечки, оглядывался по сторонам, переходил дороги осторожно.

Во мне крепко сидело правило – никогда не выясняй отношения с людьми, которые стали врагами. Выясняют отношения только с теми, с кем хотят эти отношения продолжать. Врагов же надо бить всегда и везде, когда представится возможность. И не щадить. Я вспомнил о диктофоне. Разговор с Конюховым я записал, но кроме как свидетельством моей доверчивости и детской наивности эта запись ничем другим послужить не могла – лох он и в Африке лох.

Надо было что-то делать, но я не знал, что. Этот день, двадцать восьмое октября одна тысяча девятьсот девяносто второго года отпечатался в памяти на всю жизнь.

Я шёл по улице, было ни холодно, ни жарко. Хорошо, но не мне. На душе было темно и гадко. Думал я не о том, как подло меня обманули и кинули. Мысли крутились вокруг одного: как выпутываться из этой ситуации? Моральной стороной дела и воздаянием по заслугам займёмся потом, раздачей слонов тоже. Для начала следовало продлить договор, так как послезавтра он заканчивался. Но это всё завтра. А сейчас домой. Выпить, забыться и спать.

Утром, приняв душ и выскоблив щёки, подравняв бородку на чуть припухшем лице, я сказал себе, глядя в зеркало:

–– У меня всё будет хорошо, а у врагов плохо!

С таким настроением пошёл в банк. Думал, что и как правильно соврать, но в голову ничего путного не шло. Ругать себя за то, что поверил Сане, не буду. Позвоню Сергею Захарову. Следовало раньше узнать, за что он выгнал Конюхова из своей конторы, между прочим, одной из крупных коммерческих структур нашего города.

В банке нужно было объяснить причины пролонгации кредита. Решил, что врать не нужно, и сказал правду. Не всю. Зачем огорчать? Ольга Стефановна человек хороший. Поймёт, поможет и научит, как раньше. Помню, как в первый раз принес ей в банк экономическое обоснование кредита. Что там было написано! В основном то, что не нужно.

–– Кто этот опус на три страницы читать будет? – спросила она тогда и объяснила, как нужно писать. Сказать, что был удивлён – не то слово. В двадцати строках уместилось всё моё обоснование! Просто и убедительно.

Так что пролонгация не заняла много времени, за час управился. Расспросов не было.

Что дальше? Кажется, я в полнейшей заднице. Вот она, в гигантскую величину! А я в неё залез. Папа, дравший меня ремнём, говаривал, что жопа не вход, а выход. Думай-думай голова, ищи выход, я тебе шапку новую куплю, тобой вкусняшки трескать буду, пойло, радость приносящее, заливать. Всё в тебя, ничего не пожалею!

Вот и телефонная будка. Моё нетерпение было настолько велико, что, не доходя до своей конторы, решил позвонить Сергею и разузнать, чем друг Санечка перед ним провинился.

Трубку взяли сразу. Весёлый голос замполита профтехучилища он такой, спутать трудно. Захаров был им много лет. Умел бодро рапортовать об успехах, а такое не проходит бесследно, становится манерой общения.

Радостно заорав: «Здравствуй, Вадя!», он стал зазывать меня в бар попить пивка. Я очень вежливо отклонил предложение и задал напрямую интересовавший меня вопрос. Тут на мои уши обрушилась куча мата и причитаний – он-де змею на груди пригрел, этой грудью вскормил, а неблагодарный Конюхов спёр у фирмы два вагона катодной меди на сто тридцать тысяч условных единиц, сиречь долларов. Обманул, предал дружбу и кинул коллектив.

Что сказать? Серёга ранее никогда во вранье замечен не был, скорее наоборот, нахваливал народ чаще, чем критиковал. Да и обвинения в адрес Сани слишком серьёзные. Захаров карьерист и подхалим, а вот подлости за ним не водилось. Все его недостатки компенсировались теплым отношением к товарищам и готовностью помочь, если потребуется.

Под впечатлением от разговора с Сергеем я взял «килограмм» молдавского коньяка «Белый аист» – требовалось средство, способное заглушать неприятные мысли. Алкоголь – обманщик. Он растворяет тревоги и страхи, будит фантазию. К сожалению, всё это скоротечно. Пройдёт опьянение – вернётся тревога.

Что я натворил? Подставил всех: Ольгу Стефановну, Таньку – любимую женщину, жену Вальку постылую, сына. От них банк не отцепится. Прессовать будут по полной программе. Из баб моих вытрясут всё, что возможно, даже больше. Ольгу Стефановну тоже не обойдут вниманием. Трясти, конечно, не станут, но крови напьются. Да и мне тазик с цементом на ноги обеспечен. Жан Арман дю Плесси, дюк де Ришелье когда-то сказал: «Предательство – вопрос времени». Только это время всегда приходит внезапно.

Три дня прошли в нетяжёлом пьянстве. Засыпал трудно, спал беспокойно, тревожно. И вот, ранним утром второго ноября раздался звонок. Какая сволочь так рано? Кому я понадобился и зачем? Приготовился ругаться, но звонили с железнодорожной станции.

– Это фирма «Веденяпин и сын»?

– Да.

– Вадим Петрович?

– Да.

– В ваш адрес на станцию пришёл вагон.

– Какой вагон? Что за вагон, откуда вагон?

– Из Омска, макаронная фабрика. В течение суток вы должны раскредитовать вагон, освободить от груза, иначе после сорока восьми часов последуют штрафные санкции за простой, бу-бу-бу…

Я уже не слушал. Быстро собрался, заварил крепкий чай и, сев за телефон, кликнул клевретов – товарища Сухова и Серёгу Рыжего. Договорились через час встретиться у входа на станцию Южная-товарная.

Неужели добрый Бог услышал мои вопли и сжалился надо мной? А может, происходившее со мной было сном? Сейчас проснусь, и карета превратится в тыкву? В общем, я не совсем понимал, к добру утренняя новость или нет.

Первый раз в жизни я держал товарно-транспортную накладную со своим товаром. Написано: вес брутто пятьдесят восемь тонн, вес нетто тринадцать тонн четыреста восемьдесят кэгэ.

В первые секунды я не мог понять, сколько всего макарон. Только тринадцать с половиной тонн? Совсем мало. Где ещё сорок с лишним тонн? Ладно, имеем, что имеем, работаем с тем, что есть. Погашу сколько смогу, а там посмотрим.

И мы начали работать. Для начала погрузили весь груз на две машины и развезли по магазинам. Это не заняло много времени, после обеда закончили. Магазины брали на реализацию легко, дефицит, однако!

В конторе обсудили с Рыжим и товарищем Суховым дальнейшие действия и распределили обязанности.

Я отпустил ребят и достал старые расчёты. Просчитал заново и едва не прослезился. Мне отправили почти в пять раз меньше, чем должны были по договору. Я набрал код Бийска.

Виктор от разговора уходить не стал, ответил по существу:

– Почему так мало? Цена на сырьё поднялась в пять раз, инфляция.

Я положил трубку, поняв, что разговаривать больше не о чем, и стал считать сколько выручу с продажи прибывшего груза. Раза четыре сбивался, но, в итоге посчитав, зарычал от радости. Всё не так плохо!

Судя по расчётам, дела были не «ах» и не «ох», а «пох». Цифры показывали, что выручка из магазинов превысит сумму кредита и процентов по нему, причём значительно! Хватит на зарплату коллективу, не надо будет ничего продавать, чтобы расплатиться. Ждать перечислений на счёт долго, перечисления идут по пять дней, поэтому нужно собирать наличные и вносить в кассу банка, иначе дело затянется. Вот так и решил действовать. Не в одиночку, конечно. За моей спиной надёжный коллектив бескорыстных любителей денежных знаков.

Мой первый заместитель Сергей Куприн, он же Толяныч, он же Рыжий – личность выдающаяся, можно сказать, в некотором роде исключительная, почти легендарная. Дважды был исключён за прогулы и неуспеваемость из института и дважды восстановлен в нём, но в итоге так и не закончил учёбу. Обладает необычным чувством того, что он сам называет юмором. А ещё он обладает копной рыжей ботвы на голове, слабо походящей на причёску. Славен Серёга Рыжий не только кудрями, но и своим языком. Я познакомился с ним два года назад, когда покупал первый в своей жизни автомобиль, новый «Жигули» восьмой модели. Сперва хотел купить что-нибудь позаковыристей, что-то иномарочное, но консультант (а им оказался Серёга) убедил меня, что импортный хлам здесь покупать не стоит. Я последовал его рекомендации, о чём не пожалел. Так завязалось наше знакомство. Мы быстро нашли общий язык и работали вместе уже второй год. Как он торгуется! Это надо слышать. Убедителен, сло́ва в простоте не скажет, всё как-то разухабисто и матерно. У него не просто дождь, а атмосферные явления в виде дождя, он учился не в институте лёгкой промышленности, а в институте имени лёгкой промышленности. От него я узнал, что не просто разбил фонари поворота, неудачно паркуя машину, а произвёл прошлёпку материальной части. Не просто купил вина, а произвёл прошлёпку финансовых средств и нахлобучку бутылки спиртного напитка.

Товарищ Сухов – статья особая. Бывший мент, дослужившийся до майора и уволенный из органов по порочащим мотивам – за пьянство. Выпивал он порой неумеренно, но, по моему мнению, пьянчугой не был. Главное его достоинство – настойчивость в достижении поставленной цели. Его бы исполнительность Рыжему.

Серёга Рыжий был единственным человеком в моей фирме, кому я раскрыл свою страшную и позорную тайну о том, как меня подвёл Конюхов. Серёга был с ним знаком и никогда не скрывал своего неприязненного отношения к нему. Иначе чем «жирный боров» он его за глаза не называл; пить чай-кофе, а тем более алкоголь в его компании отказывался под предлогом неотложных дел. Западло великое, как он однажды сказал. Выслушав мой рассказ, Рыжий даже не удивился.

– Знал я, что эта сука что-то подобное может выкинуть. Как ты не видел? У него в глазах одни нули. Родную маму за бабки продаст. Барыга! Сколько раз я тебя предупреждал! Или, может, у вас лямур, прости Господи?

– А в морду? Фильтруй базар, а лучше заткнись, мы тоже барыги.

Серёга вовремя заткнулся, не драться же?

Так, периодически собирая выручку из магазинов и постепенно погашая кредит, мы прожили неделю. И вот наступило одиннадцатое ноября. День незабываемый, день победы над судьбой, которая имела наглость повернуться ко мне задом. Я полностью погасили кредит. Теперь можно было успокоиться и прервать вынужденную трезвость. Серёга сервировал стол, я чистил на кухне селедку: олютерскую, здоровенную, жирную. Танечка, девятнадцатилетняя моя любовь, помогала мне с закуской. Отметить победу собрались малым кругом близких мне людей: Рыжий, товарищ Сухов, Танечка, Дима из «Эсби» с сексапильной бухгалтершей Маринкой и ваш покорный слуга. Я, существо промускуитетное, на любую юбку падкое, постоянно заглядывался на Маринку, конечно же стараясь не давать повод к ревности Танечке. Истинный повод для застолья знал только Рыжий. О своём позоре признаться я не мог больще никому, хоть и вышел в итоге из передряги с блеском. Официальной причиной праздника стало банальное завершение сделки. Как-никак почти ничего не потерял кроме ещё одной иллюзии, части веры в человечество и прибыли.

Стол получился добротным: мясной ассортимент, отварная картошка, филе сельди, маринованной в горчице с лимоном и луком, спрыснутой нерафинированным, приятно-вонючем подсолнечным маслом. Само собой овощной салатик, хлеб бородинский и водочка – охлаждённая, но не холодная. Горчица еврейская, русская, дижонская, хрен, лук маринованный, свинины-говядины тушёные и жареные – всё стояло на столе и ожидало начала застолья.

Сиделось весело, хорошо, но разошлись довольно быстро. Ибо праздник должен быть коротким, чтобы хотелось продолжения. Проводив гостей и оставшись вдвоём с Танечкой, я продолжил радостное пьянство.

Утром как обычно принял душ, выскоблил лицо хорошим лезвием, подровнял бороду и плюхнулся в кресло, предварительно плеснув в стакан недопитого вчера горячительного. По телевизору вещали заезженные темы о демократии, об очередных кровавых преступлениях, об ужасах совка и о светлом будущем капитализма. Раньше советского человека пичкали страшилками о капитализме, сейчас кормят байками о социализме и его уравниловке. А ведь ещё недавно мы не знали, что такое конкуренция, не были знакомы с безработицей, зарплату получали каждый месяц. А сейчас оказывается, что жили мы как узники соцлагеря, получая наркомовскую пайку.

Мой взгляд упал на рабочий стол: на бумаги и, среди прочих, на товарно-транспортную накладную и диктофон. Я взял накладную, пробежал глазами по тексту. Остановился на дате: второе ноября одна тысяча девятьсот девяносто второго года. А сегодня двенадцатое. Недолго думая, я приписал к двойке единицу. Так краше! Дорисованную единичку я воспринял как символ того, что радость непременно должна повториться.

В проеме двери появилась заспанная Танечка – рыжеволосое чудо в свободной рубашке.

– С утра пить начал?

– Цветочек, я чуть-чуть, совсем чуть-чуть.

Таня демонстративно фыркнула.

– Чуть-чуть – это не про тебя, напьёшься к вечеру. Ты как мой папа – пьёшь, конечно, реже, но меры не знаешь.

Таня планировала ехать к отцу. Нужно было наготовить ему еды на неделю. Мама Татьяны умерла прошлой осенью. Она была приятной и милой женщиной, я успел с ней познакомиться. Валерий Алексеевич, отец Татьяны, после смерти жены стал крепко пить. Я иногда составлял ему компанию, но не часто. Боялся – надышит плохую ауру, сам с горя запью.

– Таня, давай завтра поедешь? – предложил я, вставая с кресла и притянув её за руку к себе, но Таня мягко отстранилась.

– Лучше сейчас, пока папа трезвый.

– Отпускать тебя не хочется. Пока вертелся по работе, забыл, как ты выглядишь. Оскотинился от общения с грубым мужичьём, скоро портянками пахнуть начну. – Я посмотрел в её зелёные глаза и понял – надо отпустить к папе, ничего не поделаешь. – Хорошо, беги, только через рынок. Мяса отцу купи.

– Ты лапочка, бегу!

Таня улыбнулась и поцеловала меня в щёку, я ухмыльнулся:

– Знаю!

На этой ноте расстались. Ворча про себя, я вернулся к телевизору, креслу и бутылке. Голову сверлила мысль, что Конюхов остался безнаказанным, что спокойно спит по ночам и в ус не дует. В высшей степени несправедливо! Нужно было придумать, как развлечь друга Саню. Скучает ведь кореш мой университетский, мается спокойствием и благодушием: лохи облохованы, денежки можно спокойно тратить. Сука! Накручивая себя, я стал ходить по комнате из угла в угол. Жажда справедливости, а может, просто бесы алкогольные толкали меня к действию. Я налил себе ещё рюмашку, но водка не пошла. Я закашлялся и решил, что хватит. Пьянству бой.

Я посмотрел на телефон. Небось спит ещё эта сволочь. Значит, надо разбудить. Негоже спать, когда друг бодрствует. Набрав его домашний номер, я решил поглумиться и заодно ещё раз сказать, что о нём думаю.

– Привет, друг!

– Привет.

– Санечка, вот у меня на руках накладная, и я не знаю, как быть, – понесло меня.

– Что не знаешь?

– Да что с ней делать. Я в бытовых вещах человек неумелый, можно сказать, ботаник, с реалиями жизни иногда на «вы». У нас ведь с тобой договор, так?

– Ты к чему всё это говоришь?

– А к тому, что макароны пришли. Вагон. Почему-то один. Вес брутто пятьдесят восемь тонн. – Мой язык, не следуя велению мозга, болтал, о чём не стоило, и я об этом позже горько пожалел.

– Я готов.

– К чему?

– Исполнить договор! Ты же меня знаешь.

Лучше бы он этого не говорил. Наказать, гада! Раздавить, разорить, как он хотел разорить меня. Как можно жёстче. Эта мысль окончательно утвердила меня в дальнейших действиях, и я продолжил:

– Только у меня маленькое условие.

– Какое?

– Мне долг перед банком надо закрыть.

– Прямо сейчас? Что за спешка?

– Немедленно закрыть. Желательно сегодня, на счёт перечислением пяти миллионов, – бесы уже вовсю несли меня: – и два наличными.

От собственной наглости я немного ошалел и замолчал. Что-что, а быстро соображать Саня умел. Он сразу просчитал, что выручка должна быть больше потраченных им семи миллионов. Как минимум, в три-четыре раза. Я же лох, отдам ему документы на товар, буду доволен, что жив-здоров остался, кредит-то мой погашен.

– Принимается. Приезжай с документами и доверенностью на вагон. Он же на твою фирму пришёл?

– Да, на мою, на чью же ещё?

– Ты тогда беги ко мне, а я слетаю в банк и отправлю тебе деньги. Платёжку и наличные из рук в руки получишь, лады?

– Лады. Жди меня.

Вот те на! А говорил, денег нет, жаловался! Риск благородное дело. Я проглотил столовую ложку сухого чёрного кофе, запив его стаканом холодной воды, и выскочил на улицу.

На такси я за час добрался до офиса Конюхова, того самого подвала, откуда две недели назад уходил раздавленным его предательством.

Саня сидел за своим столом, ясный, чистый, приветливый. Просто светился улыбкой и добротой.

– Вадим! – радостно прокричал он, увидев меня. – Где пропадал? Я уж все мысли перемыслил, как наша сделка? Я приболел немного, но, слава Богу, всё позади. Как ты? Всё в порядке?

– Да, всё нормально, кроме сроков погашения кредита.

– Это поправимо. Вот тебе платёжка, подтверждающая перевод пяти миллионов, а вот тебе наличные, ровно два миллиона. Можешь пересчитать. Всё сделал, как ты просил, дружище!

– Верю, верю, Санечка! Кому еще мне верить, – выдавил из себя я.

Он протянул коробку из-под женских сапог, в которой лежали банковские бандероли с деньгами. Это то, что надо, это мне нравится.

Идея продать «другу» Сане документы на уже проданный вагон товара родилась стихийно, так сказать, по зову сердца. Желание отомстить за пережитый страх за себя и близких, которые попали бы под пресс банка и его коллекторов, было в тот момент сильнее голоса разума. А был ли этот голос? Может и был, да вот беда – не услышал я его. Да это теперь и не важно —дело сделано. Рукава от жилетки проданы, а дырку от бублика отдам бесплатно, за счёт заведения! Пусть почувствует, как больно терять заработанное. Оставалось только поскорее унести отсюда ноги.

Был всего лишь полдень, а как много я успел сделать. Следующим делом я позвонил Рыжему и попросил срочно приехать. Затем зашёл перекусить и попить кофе в только что открывшийся пафосный ресторан. В таких заведениях я бывал крайне редко – дорого и суетно на мой взгляд, да и баланс цены-качества здесь был сильно изменён в сторону цены. Чашка кофе стоила как завтрак обычном кафе.

На второй чашке кофе приехал Рыжий, и я рассказал ему о произошедшем. Серёга моего игривого настроения не поддержал.

– Вот скажи мне, Вадим, как ты думаешь, он сам решил тебя кинуть на бабки или кто-то ему поручил?

– То есть как поручил? Кому я мог насолить или помешать? Кто я вообще такой, чтобы кому-то мешать? Конфликтов нет и не предвидится; влияния, как политического, так и коммерческого, нет и не было, разве только Саня часа через два начнет визжать, когда не найдет вагон.

Рыжий очень убедительно сказал:

– Ты меня не понял. Подумай, кто ему позволяет так нагло кидать честной народ, не оглядываясь? Да ещё на такие суммы. Кто его крыша? По своей инициативе Конюхов такие штуки вытворять не будет. Не тот кадр. Кто из братвы за ним? Сам он просто пузырь, у него духа не хватит кинуть кого-либо на миллионы. Кто тот, большой и могучий, за которого он сможет спрятаться, когда с него придут спросить за содеянное? Не знаешь? Потерпевшим мог стать не только ты, но и твой кредитор, банк. Он в первую очередь. Ты не раз у него брал деньги? Не раз! Всё было хорошо, а тут бац и плохо! С тебя спросили бы, да брать особо нечего. А в банке не те люди, которые отпускают просто так миллионы. Об этом не думал? Банк пойдёт за деньгами по цепочке, чтобы вернуть их и наказать кого-нибудь из этой цепи. И похоже, твой друг работает с кем-то, кто не боится таких разборок.

Признаться, это в голову как-то не приходило. Я замкнулся на себе, на собственных переживаниях и жажде сатисфакции. Хорошо, когда есть независимый взгляд со стороны. По-настоящему дружеский и умный. И мне пришла в голову мысль:

– А не заслать ли поллимона твоему братцу? В качестве спонсорской помощи на развитие спорта, а?

Двоюродный брат Рыжего, Сергей Никаноров, – известнейший в нашем городе красавец и бандит. Оба Сергея родились в один год и в один день у двух сестёр в разных роддомах и по непонятной причине были названы Сергеями. Никанорова я видел несколько раз на мероприятиях мэрии и областной администрации, лично знаком. Ален Делон и Жан-Клод Ван Дамм в одном флаконе. В больших негодяйствах замечен не был, робингудствовал потихоньку на родных сибирских просторах. Не без пользы для себя, конечно. Авторитетом обладал безусловным, но уголовным. С ним я никогда не пересекался в делах, но, когда он собирал деньги для ремонта дома малютки, я тоже внёс свою лепту. Дом хорошо отремонтировали. Репутация правильного пацана была устойчивой.

Согласившись со мной, Серёга отправился на поиски братца, захватив миллион из тех наличных, что я получил. Сам я решил спрятаться куда-нибудь на несколько дней, пока визг потерпевших не утихнет, а что шухер будет грандиозным, я теперь не сомневался. Обговорив, как будем связь держать, мы разбежались.

Татьяну я предупредил, что уезжаю в Томск, жене сказал то же самое, а сам нагрянул к хорошему человеку Вовке-москвичу. Своё прозвище он получил за то, что покупал подержанные автомобили исключительно марки «Москвич» и только сборки АЗЛК. Он собрал у себя в гараже целый склад запасных частей мотора и кузова и в свободное время переделывал свою машину. Не то хобби, не то заскок такой.