Серый. Яркие будни

Ощущение было такое, что он вот-вот взорвется. Его лицо побагровело, жилы на шее вздулись, и он, вскочив со своего кресла, начал метаться по кабинету, размахивая руками. Его голос, обычно пронзительный, теперь превратился в нечто среднее между визгом и рыком. Он был в ярости, настоящей, неуправляемой ярости, и я стал ее главной мишенью.

А я наблюдал за окружавшим его фигуру свечением. Сначала в нем присутствовали все цвета, но они становились все тоньше и тоньше, тогда как красный пожирал их на глазах и становился таким насыщенным, бордоватым слегка. Прям один в один как рожа брызжущего слюной Федорыча. Захотелось убрать красный, почти инстинктивно, как бывает, когда хочется отвернуться, когда в глаза бьет слепящий свет фонаря.

Он стоял напротив меня, огромный, раскрасневшийся, и казалось, что его негативная аура буквально заполняла весь кабинет, душила меня. Я чувствовал, как меняется мое собственное настроение, как я начинаю злиться, как во мне поднимается глухое, отчаянное сопротивление.

И тут что-то щелкнуло внутри. Это было не решение, а скорее инстинкт, внезапный порыв. В моей груди отозвалось то самое покалывание, о котором я думал утром, только теперь оно было более сильным, более направленным. Я почувствовал, как какая-то энергия, едва ощутимая, но мощная, устремляется от меня к шефу.

Это было похоже на то, как если бы я протянул невидимую руку и коснулся его ауры, слегка подтолкнул ее, изменил ее тон, ее вибрацию. Это было первое сознательное применение силы, которая стала частью меня.

Я представил себе ползунок, наподобии инструмента в фотошопе, там есть такой инструмент – цветовой тон, и глядя на шефа (картина маслом «красное на красном») мысленно потащил ползунок, меняя «красный». Он упирался.

Я давил, эта игра затянула меня, так что я даже выпал из реальности. Ползунок пошел, медленно, но цвет начал меняться. Сначала превратился во что-то наподобие оранжевого, потом пошло легче, и через оттенки зеленого превратился в голубой… М-да, «голубой, голубой, не хочу дружить с тобой». Я увеличил насыщенность, и цвет стал вполне себе синим, приятным глазу… Вот хорошо. Я так заигрался, что не сразу понял, что в кабинете – тишина.

Передо мной стоял СПОКОЙНЫЙ шеф! Он даже улыбался неумело, это выглядело страшно… забавно. Или так забавно, что даже… страшно. Краска сошла с его щек, жилы на шее расслабились, и он моргнул, словно очнувшись ото сна. Ярость в его глазах сменилась чем-то вроде недоумения, а затем – удивительным спокойствием. Он опустился обратно в кресло, тяжело выдохнув, и посмотрел на меня с каким-то новым, непривычным выражением. В нем больше не было и тени прежней агрессии. После небольшой паузы совсем другим голосом он сказал:

– Правда, Сергей Николаевич… я, кажется, погорячился, – произнес он, и его голос был удивительно спокойным, даже виноватым. – Ну, что ж, не хотите – значит, не хотите. Ваше право. Что ж, раз люди ушли, то… забудьте. Работать надо. Чего сидим?

Он вышел со мной в приемную и вежливо (ВЕЖЛИВО?!) попросил у Вики чашку кофе. Стоит ли говорить, что глаза у нее стали как блюдца из-под кофейных чашек. При этом она смотрела на меня, что за ерунда творится. Но я превратил ее вопрос в «риторический» и уходил по коридору всматриваясь в себя. Одна мысль полностью захватила меня – что это было?

В таких раздумьях я поднялся наверх. Зашел в кабинет под жалеющими взглядами коллег, они-то знали, как это ходить в кабинет без ковра к шефу на ковер.

– Ну что, орал? – спросила кудрявая Лиза. «Нет, не орал, а анал», – подумал неприличный я, но ответил нейтрально: не без этого. Работу делал, автоматически размышляя, что это было. Получается, каким-то образом я увидел ауру шефа и каким-то образом смог ее откорректировать. Я хмыкнул: «каким-то образом». Вот тебе и детская игрушка, ксилофон – видно, вчера произошло то, что называется активацией, и как побочка у меня – теперь я могу менять «настройки» ауры человека или как ее там называют. Хммм, это дело нужно перекурить.

Курилка у нас замечательная. Это открытый балкон. Зимой, конечно, еще тот экстрим, снег на плитке и низкие перила это, поверьте, очень экстремально, но летом это кайф. Ветерок, свежо, тепло и еще вид отличный – городской пруд, обрамленный деревьями.

В курилке было пусто. А, нет, в уголке стояла Даша, начальник дружественного отдела.

В одной руке у нее была сигарета, в другой зажигалка. А сама она смотрела на буйство природы тем самым взглядом, о котором говорят, смотрит и не видит.

– Привет, Дашка-ромашка, газ кончился?

– Привет, Серый! – буркнула девушка и принялась прикуривать так старательно и долго, как шаман, раскуривающий трубку мира перед советом вождей.

– Что-то расстроена Дарья наша, – подумал я и, как всегда, вслух.

– Ничем я не расстроена, просто…

Что просто, она не призналась, выпустив струйку дыма. Я присмотрелся к ней и, никогда так не было, и вот опять! Ее аура была вроде бы нормальной на первый взгляд, вот только на границе синего и зеленого прорывались какие-то болотные протуберанцы, как пламя. Присмотревшись, я заметил, что они как бы пожирают цветность, превращая цвета в пастельные. Вот те да и я начал действовать по старой схеме. Снова представил фотошоп, маска для выделения, пипеткой выделил цвет и слегка затонировал его добавив желтенького. Все прошло довольно быстро в этот раз. Не надо и говорить, что все это время я пялился на Дашу, а она курила. Видно, мимика у меня была занимательная, а вы попробуйте мысленно ползунки двигать и мышкой пользоваться. Она вдруг улыбнулась:

– Что ты смотришь так, дома проблемы… небольшие, ничего важного. А ты что такой серьезный? Влюбился?

Я всматривался в нее, и было видно, что настроение ее изменилось и явно в лучшую сторону: "Полцарства за коня! Опять сработало!"

– Естественно, только моя избранница курит и грустит на балконе, вместо того чтобы прижаться к моему большому и горячему сердцу.

Смеется она красиво, от души, и смотреть приятно. Мы еще пикировались пару минут, на полсигареты. Когда выходили из курилки, она бросила быстрый взгляд и сказала: «Спасибо». Зацокала к себе в кабинет, красиво ставя ногу и выгибая все, что должно выгибаться. Кра-си-во. Работает, получается.

Что это такое вообще? Мне срочно нужен… коуч какой-то. Что это за дар такой? И еще нумизмат. Я вспомнил про рубли, которые лежали в портмоне. И желательно бы кто-нибудь доверенный, а то голову оторвут.

Народ сидел, что-то перетирал. Я прислушался. Говорили о шефе. Его никогда таким никто не видел. Спокойный, шутит. Все были в а… шоке. Никто не мог понять, что с ним случилось. Я ухмыльнулся.

* * *

После работы заскочил в супермаркет. Захотелось мяса. А это такое желание, что на его пути лучше не становиться. Я заметил, что после своих экспериментов чувствовал легкую слабость. И подумал, что неплохо бы восстановить силы чем-нибудь нажористым.

На входе я с ним и столкнулся. Вот бывает такое чувство, встретишь человека абсолютно незнакомого, а отношение к нему уже сформировано. Прямо на входе хорошо одетый мужчина лет пятидесяти толкнул меня рукой и, буркнув что-то себе под нос, побежал к кассам. Ну вот есть люди-магниты. Только одни со знаком плюс, другие со знаком минус. И те, и другие внимание притягивают. А этот был сплошной какой-то абсолютный минус. Из тех, кто на: «Доброе утро!», говорит: «Уверен?». Лица я его не увидел. Только спину и уши. Он был среднего роста. Коренастый какой-то, при среднем-то росте. Фигура у нега была, примерно, как если бы лягушка весила килограмм 100, стала прямоходящей и на нее одели бы джинсы и футболку. И еще уши… Что-то в них было неправильное.

Машинка встала на сигнализацию, но пришлось открывать, как всегда, забыл сумку. Засунул ее под мышку. Взял пакет и, опять пикнув, пошел к дому.

Я пошел к подъезду. Уже вечерело и шел к подъезду, играя в игру: чистое-грязное. Где-то перепрыгивал, где-то ступал прямо в квадратики.

Пикнул дверной замок, и я зашел в подъезд, чуть не наткнувшись на мужчину. Возле перил стоял дедушка. Он опирался локтем на перила правой рукой, а во второй болтался пакет. Тощий пакет с покупками.

Подъезд наш сырой и не очень освещенный, он просто был создан, чтобы быстрее проскочить его и оказаться дома. Но я остановился. Слишком уж беззащитная поза была у соседа. А то, что это был сосед, я помнил, часто видел его худощавую фигуру с авоськой у дома.

– Вам помочь?

– Нет-нет. Я сам.

Сам с усами наш сосед, но я почему-то полюбил все человечество в этот вечер и был настроен агрессивно помочь. «Пионер Иванов, несмотря на звуки клаксонов и визг тормозов, смело перевел старушку через дорогу, хотя она сопротивлялась и пыталась убежать в переход». Я взял пакет, пообещав при этом, что не украду.

– Давайте руку.

И мы медленно потопали наверх. Не так уж и далеко. Мне на третий, а если не ошибаюсь, дедушка жил на втором.

– Меня Сергей зовут. А вас?

Дед сопел и, радуясь возможности сделать остановку пытался отдышаться. Потом выдохнул чуть свободней и сказал: – Михаил Григорьевич.

– Очень приятно. Мне уже очень хотелось домой и попасть к холодильнику хотелось побыстрее. Но мы продолжали медленно и уверенно топать наверх, так что у двери оказались довольно быстро. Михалыч достал ключ. Рука его подрагивала, тем не менее, в замочную скважину он попал быстро. Щелк. Щелк. Дверь открылась, и он зашел в прихожую щелкнув выключателем, я зашел следом и осматривался, думая куда положить его пакеты, здесь или все-таки на кухню отнести.

– Спасибо молодой человек! Молодым я себя не считал, но приятно. Осматриваясь, я понял, что меня так удивило в этой квартире – это запах внутри. Здесь не было ожидаемого стариковского кислого запаха с оттенками плохо приготовленной еды, нет наоборот это был такой хороший породистый запах – он сочетал в себе сочетание дерева мебели, ткани, с легкими оттенками свежести из ванной комнаты и нотками хорошего кофе. И вот этот запах резко контрастировал с моим представлением о нем. Я-то думал, что у пожилого человека в квартире должно пахнуть старостью, ну все мы знаем эти запахи, но нет. Так по моему представлению должен был пахнуть уют.

Как только мы зашли в квартиру, дедушка сразу преобразился. Как былинному Микуле Селяниновичу неиссякаемую силу давала сама Мать-Земля, так и дедуля, скинув обувь и надев тапочки, словно скинул десяток годков. Он легко подхватил сумку и бодрым шагом направился в кухню, на ходу спрашивая: «Чаю?» Хотя какой чай, о чём я, вы же с работы, Сергей, так что приготовим что-то более основательное, чему бы подходило слово «ужин».

Я положил свой пакет, который устало опал с легким шуршанием, снял куртку и повесил её на свободное место. Выбрал гостевые тапочки, они были абсолютно новые, видно, мало гостей бывает у хозяина квартиры, и пошел следом. Когда я зашел на кухню, хозяин уже рассортировал все купленное: что-то положил на стол, что-то спрятал в холодильнике.

– С вашего позволения, я пока соображу ужин. А вам предлагаю пройти в залу, у меня там много интересного собрано, а будут вопросы – спрашивайте.

Я усмехнулся этому «залу», сейчас так не говорят. Но в «зале» было действительно на что посмотреть. Вдоль трех стен были установлены шкафы со стеклянными дверцами, а у стены с окном стоял стол, покрытый зеленым сукном, справа на нем стояла лампа – для себя я охарактеризовал её как «сталинская». Изготовленная, видимо, из бронзы, а может, из чего другого, но окрашенная под бронзу, со вставкой из ленты классического зеленого цвета и с гербом СССР. Она была выключена, но кнопка включения выделялась, я нажал на массивную кнопку пуск, и стол залило приятным теплым светом.

«А вот это интересно, – на ловца и зверь бежит». Прямо посреди стола лежал большой альбом, как кляссер для марок, только на его массивных листах из оргстекла, сцепленных бронзовыми кольцами, в специальных отверстиях были вставлены… монеты. Интересно, мой новый старый знакомый – нумизмат? Это я куда надо зашел, может, и проконсультирует по моим монетам. Я сначала приподнял, а потом перелистнул тяжелую страницу. Разглядывая нумизматическое разнообразие, я думал, сколько рук трогало эти монеты. Вот, например, 10 копеек, год выпуска 1916. Может быть, именно эту монетку бросили нищему, и он, свернув свой промысел, замерзший засеменил на появившейся ноге в ближайший трактир и, не жалея, бросил на медную тарелку для мелочи в обмен на рюмку водки и пару соленых огурцов, и какой-нибудь пирожок с зайчатиной. Пирожок я так ярко представил – теплый, да нет, почти горячий, духовой пирожок с сочной и приправленной специями и жаренным луком мясной начинкой, что сглотнул слюну, а в животе предательски заурчало.

– Сейчас, сейчас, – раздалось за спиной, – слышу, вы сильно проголодались. Еще несколько минут, и всё будет готово. А такая монетка – великолепное подношение нищему, можно и два пирожка купить.

Сергей вздрогнул, он не услышал, во-первых, как подошел Михаил Григорьевич, а во-вторых, подумал: «Он что, мысли умеет читать?». А аромат мяса, жареного со специями, не исчезал, а усиливался. И Сергей с радостью подумал, что хозяин умеет готовить – из кухни тянуло дурманяще вкусными запахами.

– Да, хорошо бы, не буду врать.

– Увлекаетесь нумизматикой?

– Да не то, чтобы увлекаюсь, это громко сказано. Но в мои руки попала занятная монета. Вот думал, с кем бы проконсультироваться.

– Тогда вы попали туда, куда нужно. Но сейчас моем руки и за стол. Сначала еда, а потом я постараюсь помочь.

Ополоснули руки, и Сергей прошел к столу. Стол был сервирован. Именно это слово пришло в голову. На нем не просто лежали тарелки и приборы, а было… вот это всё. Скатерть, белоснежная ткань, приятно радовала глаз: «Не ляпнуть бы на неё чего-нибудь». Тарелки были размещены не как попало, а в 2,5 сантиметрах от края стола, вилки, ложки, бокалы… Почему-то опять подумалось, что у моего соседа не часто появляются гости, ну или для него это правило – ужинать так.

Поднимаясь к себе в квартиру, я чувствовал приятное насыщение от ужина и размышлял о нашей беседе. А наш разговор вышел занятным. Сначала сосед, надев монокль, рассмотрел монету и задумчиво протянул, что экземпляр интересный, вернув её мне, посоветовал, как правильней поступить с ней, если я захочу её продать: обратиться в юридическую фирму, которая уладит продажу червонца на аукционе, проведет оценку и продаст за процент от сделки. В этом деле, как и в любом другом, много нюансов. А то червонец действительно редкий, и его продажа принесет хорошую прибыль.

А вот потом мы заговорили о цветах. Но не о тех, которые в горшках, а о тех, которые «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Довольно неожиданно заговорили, вроде бы старик, описывая цвет монеты, упомянул, что для наших предков не было столько цветового многообразия, как сегодня. Первыми цвета, которые использовали египтяне, например, были черный, белый и красный, так сказать, первоцвета. И наделяли их мистическими силами и смыслом.

Мы смаковали настойку, сидя в удобных креслах. После ужина перебрались в зал. Вот тогда мой взгляд упал на книжный стеллаж напротив, выделив из всего книжного многообразия одну книгу. Яркое пятно обложки прямо бросалось в глаза. На белом фоне был изображен холм, который тонировали полосами ярких цветов, и интригующее название: «Главное в истории цвета».

– Разрешите? – отставив бокал, я потянулся к полке.

– Конечно, – хозяин бросил на меня заинтересованный взгляд. Как будто поставил на скакуна и ещё «не был» уверен, но «предчувствовал», что тот скоро вырвется вперед. Часть книг стояла корешками, а часть переплетом. И когда я ухватил книгу, то услышал за спиной выдох или вдох, а до этого, получается, Григорьевич буквально затаил дыхание. Он пробормотал что-то наподобие: «Занятно».

– Вам нравится колористика?

Я недоуменно поднял на него взгляд.

– Колористика – это наука о цвете.

– Не сказать, что нравится, скорее интересует… С недавнего времени.

Я пролистал книгу, предоставляя взгляду возможность за что-нибудь зацепиться. ««Белый» – одно из древнейших слов в русском языке. В представлении современного человека белый – это не цвет, а его отсутствие. С точки зрения физики это не так. Белый возникает из объединения лучей всех цветов видимого спектра, то есть белый – это и есть свет. Древние люди это прекрасно понимали, точнее, чувствовали». Забавно. Белый – отсутствие цвета.

– Михаил Григорьевич, а могу взять эту книгу на время?

– Конечно, конечно, – голос его натурально дрогнул.

Подняв глаза, я посмотрел на соседа, удивившись как он изменился и внешне и выражение его лица изменилось. Взгляд его натурально горел, и он меньше всего напоминал того согнутого старостью человека, которого я встретил в подъезде несколько часов назад. Он, впрочем, совладал с собой довольно быстро и произнес:

– Я тоже люблю смотреть на привычные вещи по-новому, свежим взглядом. Книжка презанятная и уверен, понравится. Бытие определяет сознание, а наше бытие разрисовано в разные цвета. Говорят, цвет может менять настроение человека. Только попробуйте представить ощущения человека, например, в красной комнате и потом сразу измените её на синий.

– Никогда не задумывался, – быстро ответил я.

– Интересно, что человек осваивал цвета не сразу. Первыми стали белый, красный и черный. И, кстати, отсутствие цвета для наших предков был черный. «Ничего себе», – подумал я. Он мысли точно читает!

Тут мой взгляд упал на часы.

– Ох, ничего себе, Михаил Григорьевич. Пора мне. С вашего разрешения, книгу возьму. Обещаю мыть руки перед чтением. В следующий раз, надеюсь, смогу поддержать беседу об этой, как её… колористике.

– Конечно, конечно.

Сосед проводил меня до двери, мы попрощались. Уже подходя к своей квартире, я осознал некую странность. Я понял, что не могу увидеть никакого свечения вокруг него, никакой ауры, или как она там называется, у моего нового знакомого не было.