Попроси меня. Т. 1

Представление о вселенской гармонии воспринималось человечеством как непреложная истина, основополагающее знание и вневременная мудрость. Оно укоренилось в народном сознании на протяжении тысячелетий, проявляясь в ходе истории сквозь призму различных традиций, от монотеистических религий до многообразных мистических учений, суеверий и религий, не признающих Бога-Создателя. Само понятие «справедливость» фактически стало эквивалентом «хорошо», «честно» и «правильно», прочно войдя в лексикон восточных славян, которые употребляли его повсеместно.

Люцифер стал подменять мировоззрение гармонии видами различных богов, эгоистичностью величины создавать иллюзию множества духовных путей познания «истины», разделяя на религии и конфессии, создавая мираж обилия разного и возможности выбора, чтобы в неминуемой конкурентной борьбе внешнего внутреннее оставалось никогда не тронутым.

Наряду с культом Великой Богини, важной частью мировоззрения, основанного на целостности мира и взаимосвязи явлений в первобытном обществе, было почитание Солнца, значимость которого со временем переросла в полноценное поклонение божеству. С точки зрения практичности, для древних людей солнце олицетворяло идею «единства противоположностей», так как целостность наиболее ярко выражается в симметрии, а круг представляет собой идеальную форму симметрии. Кроме того, уже считалось, что солнце освещает два мира, верхний и нижний (соответственно, была вера в загробную жизнь), где оно перемещается из одного в другое при помощи солнечной ладьи. Поэтому как само солнце было символом соединения частей в абсолютную симметрию, причем в масштабном представлении всего космоса, так и его путь по небу стал символом соединения противоположностей в чередовании дня и ночи, в освещении этого мира и загробного. Поэтому уже здесь, в древней Месопотамии зародились первоначальные объединения людей, называвших себя потомками солнца. Данный религиозный культ, подобно почитанию Великой Богини, охватил различные регионы, принимая уникальные формы и уровни преданности в каждой местности. Иногда он видоизменялся до неузнаваемости, как, например, в случае с уроборосом – символом змеи, свернувшейся в кольцо, олицетворяющим бесконечный круговорот существования и всеобщее объединение.

Помимо почитания Солнца, концепция вселенской гармонии неизбежно коснулась и ночного светила – Луны. В представлении древних народов Луна являлась владычицей ночи, времени совершения магических обрядов священнослужителями, в том числе и женщинами-жрицами. Причем, каждой фазе Луны соответствовали ритуалы определенной направленности, соотносимые с основополагающими принципами мироздания.

Основываясь на представлении о мире как о едином целом, где всё появляется, древние воспринимали Луну как балансирующий элемент по отношению к Солнцу, подобно тому, как женщина уравновешивает мужчину. Постепенно эти уравновешивающие факторы, способствующие возникновению нового, слились воедино, и Луна стала олицетворять женское начало, символ рождения и, следовательно, гармонию существования.

Существование женщин-жриц лишь усилило это восприятие. (В Средние века женщина воспринималась как теневая сторона человеческой природы, подобно Луне по отношению к Солнцу, и таким образом, хоть и своеобразно, но вновь связывалась с Луной). Так, в мировой истории Луна предстала символом рождения, возникновения мира, его обновления через процесс рождения, целостности и гармонии. Впоследствии этот образ трансформировался в символ девственности, бессмертия, а также верховной власти и других понятий. Закреплению за Луной мировоззрения гармонии (а, соответственно, и женской природы) способствовало явление реальной обозримости периодов цикличности, поскольку солнечный путь был слишком длинный, а лунный, да притом фазовый, – появление – нарастание – полная сила – убывание – исчезновение – новое появление и т. д., – идеально подходил для разделения года на периоды, а периоды, в свою очередь, делились еще на меньшие периоды.

Поэтому лунный календарь стал аксиомой всего Древнего мира, не только инструментом практичности, но символом, как им казалось, всеобщей цикличности, где всегда выделялся акт рождения. Замеченные явления влияния луны на рост растений, на приливы и отливы, на изменения в человеке, только сильнее подтверждали в их глазах правильность ее обожествления и необходимость ей поклоняться.

С течением времени символ Луны трансформируется, входит в связку с другими символами, но остается самим собой, несет все ту же старую смысловую модель.

Например, именно Луна в Древнем мире превратилась в солнечную ладью, гулявшую по мирам противоположностей, поскольку луна-ладья и в связке с солнцем (часто изображавшимся в виде крылатого диска) и сама по себе представлялась соединением этих противоположностей, целым, гармонией, т. е. тем, что в их представлении вечно и не меняется, является неисчислимостью и само собой несет обновление всему.

Символ всеобщего обновления (многочисленных пентаграмм, гектограмм, свастик, полумесяцев) был повсеместно распространен в мире. Его использовали кельты, праславяне, а в настоящее время он откровенной атрибутикой присутствует в таких известных мировых религиях, как буддизм, даосизм, индуизм, зороастризм, ислам, синтоизм.

Но, что удивительно, этот символ, отражением старого мировоззрения фундаментальности и следствием его мирового распространения, вошел даже в иудаизм (гексаграммой; прямо сказать, евреи сошли с ума; теперь у них, получается, вместо процесса творения феномен рождения) и христианст

во, особенно, в восточную эллинистическую православную ветвь, хотя и в католицизме имеется его отпечаток.

Поэтому полумесяц прочно вошел в состав православно-католической атрибутики. Его можно увидеть на православных крестах, он используется в украшении икон – как в явном виде полумесяца, так и в измененной форме цаты, подобия луны-ладьи, и венца над головой, словно освещающего лицо изображенного, который также может символизировать круг – полноту. Таким образом, акцент смещается с искупления через Христа-Создателя на обновление через гармоничного Христа. Как следствие, крестовые походы, направленные на возвращение Иерусалима, в конечном итоге не достигли желаемого результата – дух гордости, требующий себе достоинства всё больше и выше, шел захватнической войной, перечеркивая тем дух милости и спасения, с которым война никак не ассоциируется, но с проповедью благовествования.

Традиционный взгляд объясняет переход от матриархата к патриархату (точнее сказать, к внешнему патриархату) тем, что мужчина стал пасти большие стада и заниматься земледелием, т. е. понадобились бо́льшая сила, ловкость и доблесть. Большая сила, ловкость и доблесть в самом деле потребовались, но только не для того, чтобы пасти большие стада. Матриархат имел развитие в оседлом обществе, где доминировал домашний быт, который не может играть значимой роли в устройстве этого общества. Первый толчок к изменению политического устройства произвел фактор распространения человечества, в походной жизни все племя становилось полностью зависимо от мужчин. Первопроходцу по незнакомым местам походили больше мужская сила, ловкость, доблесть. Однако женская жреческая власть смогла приспособиться к походной жизни и играть роль если не прямого лидера, то мудрого советчика в племенном устройстве, конкурируя с самым весомым мнением племени, мнением мужчин. Таким образом, державшийся на духовном мировоззрении матриархат под воздействием внешних факторов (т. е. дисгармоничности бытия) лишь внешне стал постепенно терять свои позиции. Когда возникла необходимость мужской походной властной инициативы, то он начал проявлять её пока как дополнение к женской власти. Это положение вещей – сотрудничество – продержалось ещё довольно длительное время. Даже внешне матриархат уходил не спеша, древнее общество колебалось в выборе наиболее полезного пути их существования, то ли относительно более практичный мужской, то ли более мистический женский, но в целом оставаясь в традиционных рамках гармонии, дошедшей из глубины веков до нашего времени. В целом эпоха матриархата, первого духовного пути человечества, имевшая слабость идти на поводу искусителя, строившая ложные философские взгляды, мировоззренческое представление положения высшей чистоты, которое в таком случае есть абсолютное достоинство, свобода, благополучие, совершенство-развитие, закамуфлированное в поклонение различным богам-идолам, в достижении идеализма оставила после себя свидетельства крайней распущенности и пролитие огромного количества жертвенной крови, в том числе человеческой, в том числе детской мальчишечьей, как ненужного элемента, отягощающего природу.

За относительно мирным оседлым месопотамским и пошатнувшимся в походной жизни матриархатом наступала новая эра – племенного разъединения, когда уже были позабыты общие корни, вырабатывался собственный акцент, собственные взгляды, собственная божественная генеалогия, т. е. собственный этнос – наступала эра дисгармоничной целостности, испытывавшая ущемление и жаждавшая подыскать себе «тёпленькое» местечко под солнцем. Наступала эра межплеменных территориальных войн.

Каждое племя всё больше начинает нуждаться в вожде-воине, где женщина, будучи даже самым искусным жрецом, уже не может сильно конкурировать с мужчиной. Военный уклад племени, его практическая безопасность всё больше и чётче доминируют в сознании, и женщина как лидер уходит на вторые и третьи роли, так что уже через небольшой промежуток времени после первых территориальных конфликтов всю судьбу племени начинают решать только мужчины, которые по-прежнему опирались на сложившиеся традиционные нормы, представления о мире. Наступила эра внешнего патриархата, внутренне пронизанного матриархатом, оттого приобретающего вид воинственного патриархата – половых органов, достоинства, справедливости, лени и трудящихся с повышенным «азартком», в священном пути-восхождении к покровительствующим «Небесам». Сражаться и умереть в бою стало наивысшей точкой достижения демонстрации своей справедливости и высокого достоинства. На юге этому больше способствовал южный темперамент, на севере это приглушалось умиротворением.

Первая цивилизация зародилась в районе благодатного полумесяца – Месопотамии. Вавилон, Ур, Урук, Ниневия, Ашур, Эриду, Лагаш, Киш – это были города-государства, т. е. метрополии, объединенные в одну культуру. После Месопотамии вскоре образовалось другая цивилизация – Египет на реке Нил. В Египте была иероглифическая письменность, их цари стали известны как фараоны, а их власть была больше царей Месопотамии. Сам Египет стал политическим центром этой культуры. В древнем Египте женщина имела права мужчин. Они могли обладать имуществом, наследовать, торговать, отстаивать свои права в суде, но не могли быть учеными, художниками, писателями.

В египетской цивилизации поклонение солнцу первоначально не было развито. Египетские цари стали именоваться «сынами солнца» лишь в первом правлении V династии, обосновавшись в городе Гелиополе – «городе солнца». Здесь бог солнца Ра начал прославляться как Великий Отец, который создал Вселенную, всех богов и богинь и от которого произошли люди и животные, рыбы и рептилии. Но монотеистическая религия солнечного культа была принята лишь фараонами и высшими классами египетского общества (например, имя фараона – Рамсес – означает «сын солнца»), основная же масса людей продолжала больше поклоняться богам луны, земли и атмосферы. Этот культ монотеистического свойства смог развиться из зачаточного состояния лишь при его большой импортированности из Азии (зороастризм) вследствие торговых отношений и влияния настроенных на монотеизм переселившихся к ним евреев.

По исследованию библиографов уход племен из Месопотамии происходил в следующих направлениях. Часть иафетитов отправилась на восток вплоть до реки Инд, часть – на северо-запад – в Малую Азию и на Балканский полуостров, а еще часть отправилась на Северный Кавказ и в Северное Причерноморье. Далее специалисты не пришли к единому мнению, как происходило заселение иафетитами (так называемыми индоевропейцами) Европейского материка. Можно лишь с уверенностью сказать, что часть их, вероятно, из Северного Причерноморья стала продвигаться дальше на север. С другой стороны Каспия между иафетитами и Уральскими горами поднималось племя, изначально носитель праиндоевропейского наречия. Люди этого племени имели хорошо выраженные монголоидные черты, которые они приобрели в процессе метисации в зоне первичных контактов. Через некоторое время одна часть этого племени откочевала на восток, образовав алтайскую языковую группу, объединявшую тюркскую, монгольскую и тунгусо-маньчжурскую языковые семьи. Другая часть обосновалась в Приуралье и дала начало уральской ветви, которая разделилась на финно-угорскую и самодийскую группы языков. Из-за дальнейшего исторического соседства с индоевропейцами у финно-угров происходил процесс обратной метисации, и их монголоидные черты со временем начали исчезать.

Племенной союз иафетитов-индоевропейцев двигался в северном направлении, бо́льшая часть из них разошлась по Восточно-Европейской равнине, но какая-то их часть достигла пределов Приполярного круга, самых северных пределов материка, Кольского полуострова. На северной родине индоевропейцы называли себя ариями, что для них являлось обозначением духовной чистоты, истинности и приближения к богу. На новом месте обитания они занимались всем тем, что давно умели делать, – охотились, рыбачили, земледетельствовали (но непосредственно земледелие у них было развито слабо), разводили скот. В это время они знали такие металлы, как медь, золото, серебро. Имели домашних животных: собак, рогатый скот, овец, лошадей, коз, свиней, уток и гусей. Они научились делать лодки и плавали по Белому морю. В общем, северные индоевропейцы работали и творили, заботились о своем благосостоянии и жили достаточно хорошо. Сама жизнь была спокойной, размеренной, в меру сытой, никто никогда им не угрожал. Устройство общины их было переходным от матриархата к внешнему патриархату, поэтому матриархальные взгляды у них еще были очень сильно выражены.

Древнеримский ученый Плиний Старший (известный под именем Гай Плиний Секунд; 23–79 гг.) в своей «Естественной истории» писал уже легенду, конечно, в приукрашенном виде:

«Затем идут Рипейские горы и область, которая называется Птерофором, потому что там постоянно выпадает снег, похожий на перья. Эта часть света осуждена природой и погружена в густой туман; там может рождаться только холод и хранится ледяной [ветер] Аквилон.

Позади этих гор и по ту сторону Аквилона живет, если можно верить, с незапамятных времен счастливый народ, который называется гиперборейцами; про него рассказывают сказочные чудеса. Там, говорят, находятся полюса и крайние точки звездных путей; полгода там светло, и солнце прячется всего на один день [длиною в полгода], а не на время между весенним и осенним равноденствием, как полагают несведущие люди. Один раз в году, в день летнего солнцестояния, солнце у них восходит и один раз, в день зимнего солнцестояния, садится. Эта солнечная страна с умеренным климатом не подвержена вредным ветрам. Гиперборейцы живут в рощах и лесах, почитают богов порознь и сообща, им не знакомы раздоры и недуги.

Умирают они только тогда, когда устают жить: старики, отпировав и насладившись роскошью, прыгают с какой-нибудь скалы в море. Это самый лучший похоронный обряд…

Нельзя усомниться в существовании этого народа»7.

Согласно картам Птолемея (ок. 100 – ок. 170 гг.), на территории Русской равнины должна была находиться целая горная система – Алаунские, Гиперборейские или Рипейские горы. Многие горы в ракурсе неточных сведений и загадочных представлений были слишком преувеличены, что вносило сумятицу в поисках территории Гипербореи (хотя, как указывают геологи, в VI–VIII тыс. до н. э. каньоны были несколько глубже, а возвышенности, соответственно, выше), но исследователи стали исходить из известного факта, что Гиперборея упирается в холодный океан и там по полгода день и ночь. Самое правдоподобное предположение выдвинула этнограф и искусствовед С. В. Жарникова, указав, что Рипейские горы – это Северные Увалы. Они находятся в центре европейской части России, идут с запада на восток, являясь водоразделом бассейна Волги и Западной Двины длиной 600 км и высотой 293 м. Причем Птолемей недалеко от Рипейских поместил Алаунские горы8. Поэтому, вероятнее всего, все они являются одной грядой.

На северо-западе Русской равнины расположена всхолмленная территория, которая сейчас называется Валдайской возвышенностью. Если говорить точнее, речь идет о Валдайской гряде, которая на старых картах именуется Ревеницкими горами (по названию деревни Рвеницы, которая находится на границе Новгородской и Тверской губерний). Валдайская гряда образует северо-западный край Валдайской возвышенности. Она невысока и невелика по своим размерам, характерная черта ландшафта – длинные, вытянутые холмы. Скромная Валдайская возвышенность на античных картах изображалась в виде солидных горных цепей, которые, возможно, в более древних мифологических представлениях соединялись с Северными Увалами. Такое положение вещей подтверждает описание ландшафта Вологодской губернии, сделанное в 1890 г. Н. А. Иваницким: «По южной границе губернии тянется так называемая Урало-Алаунская гряда, захватывающая уезды Усть-Сысольский, Никольский, Тотемский, Вологодский и Грязовецкий. Это не горы, а отлогие холмы или плоские возвышенности, служащие водоразделом двинской и волжской систем»9. По мнению Жарниковой, «соединяясь с Тиманским кряжем и Приполярным Уралом на востоке и горами Финляндии и Кольского полуострова на западе, именно Северные Увалы создают ту дугу возвышенностей, похожую на изогнутый к югу лук, о котором рассказывали древнеарийские предания. Именно эту дугу возвышенностей поморы, жители Урала и финны называют до сих пор одним названием – Земной Пояс»10. Таким образом, относительно сплошной горный щит опоясывал территорию северных земель Гипербореи, в которую входили земли Кольского полуострова, Карелии, Архангельской, Вологодской области и Республики Коми.

Специфичная смена дня и ночи, вид северного сияния – всё вместе это и завораживало людей, и настраивало их на некоторые философские размышления. Это было место как бы иного состояния бытия природы, для пришедших сюда с юга людей – преддверием в переходе в иное состояние жизни, и эти территории перевоплощения были восприняты ими как сакральное место обитания вселенского бога.

На новом месте обитания индоевропейцев летом солнечный свет наблюдался круглые сутки, что проявлялось в виде белых ночей. Зимой же день значительно сокращался, а из-за плотной облачности почти постоянно царили сумерки, что приводило к замиранию жизни. Это явление было обусловлено траекторией движения солнца, и у людей возникло вполне естественное любопытство к светилу и его перемещению, которое так сильно влияло на их жизнь в течение года, создавая резкие контрасты. Солнечный путь восхождения, а затем и нисхождения обратно как бы во тьму, в подземный мир, с повторением всего цикла из года в год интересовал людей и наводил на размышления о двойственности всей природы. Теперь в Приполярном круге старому культу был дан новый философский толчок, еще более направленный в сторону уравновешивающей сбалансированности Вселенной.

Путь солнца вкупе с ярко выраженной природной цикличностью подтолкнул обитавших здесь прозвать эту местность значением «коло», что значило «ось мира», вокруг которой вертится Вселенная, т. е. центр вращения всего – по аналогии с колом, вокруг которого пасется скотина, выбивая копытами почти идеальный круг. Движение светила по небосводу отображалось пересечением двух прямых, олицетворяющих собой зимнее и летнее солнцестояние, а также весеннее и осеннее равноденствие. Кроме того, они символизировали подвластные солнцу четыре направления и циклически сменяющиеся времена года, объединенные в единое целое. Движение солнца трактовалось, как будто оно катится или бежит. Катящееся или бегущее солнце изображали в виде круга, спицы которого, расположенные радиально, были изогнуты дугообразно. Количество спиц не привязывалось жестко к четырем сторонам света, их количество могла меняться. В дальнейшем этот символ движения солнца, символ вселенской гармонии, превратился в символ колеса сансары, колеса воплощений, переселения душ – гармонию сансары. В то же время солнечный культ параллельно трансформировался в собственный культ круга, подразумевающий, что круг – это символ бесконечности, гармонии, т. е., с их точки зрения, то, что хорошо, и далее погружаясь в суеверие, принявшее вид спасающего элемента. Священно-мистическим стало все, что напоминало форму круга, – колесо, звенья цепи, калачи, венки и просто очертания круга, все это служило символом целостности, могущественности, величины окружавшего мира11.

Основной философией этого общества оказалось старое – ещё южное – поверье, что солнце гуляет по разным мирам: днем освещает этот мир, а ночью на солнечной ладье спускается в иной и там уже освещает бытие умершим людям, их душам. Движение солнца в этом и ином мире стало выражаться у них в лабиринте как непознанное мистическое движение его пути. Вскоре образ лабиринта начал олицетворять собой всю полноту Бытия, охватывая как процесс непрерывной трансформации, так и фундаментальную непостижимость мироздания. Это касалось не только значения самого этого движения, но и отсутствия ясной цели жизни, а также загадки смерти и перехода между состояниями. Лабиринт превратился в эмблему космической гармонии и ее трансценденции в бесконечность.

Вероятно, уже на северной родине индоевропейцев стала развиваться философия движения материи и перехода её из одного состояния в другое. Эта философия всеобщего изменения в единении во многом базировалась на изначальном, самом значимом для всех культе наивысшего поклонения, элементе постоянного перевоплощения солнца, которое постоянно как бы умирает, уходит в иной мир, а затем всегда возрождается, на солнечной цикличности, по их представлению бесконечно долгой, почти вечной. Но т. к. представления о конце материи у них все же существовало (как один пусть и далекий, но возможный вариант), в их философии присутствует надолго оттянутый конец материального мира, но опять только как промежуточный конец эпохи, за которым следует новая цикличность – создание нового материального мира. Так на основе природной цикличности появилась философия с центральной идеей реинкарнации, т. е. постоянного перевоплощения – от человека до всего мироздания, в дальнейшей истории принявшая различные виды и подвиды. Вместе с идеей реинкарнации философия изменения состояния стала выражать и следующий взгляд: если сегодня я ничего не знаю, значит, будет время, когда я буду знать всё. Произошло соединение идей – быть никем в мире кругооборота и быть всем. Уже в дальнейшем эта философия создала учение кармы (накопленный духовный груз), от чего зависит результат перевоплощения (не предусмотрев, однако, что для Вселенной такой принцип не подходит, да и просто для живых существ на Земле – учитывая фактор их численного увеличения, увеличенное размножение – это разрыв блокады целостности; размножайся – т. е. разрывай целостность).

Философия кармической реинкарнации, т. е. цикличное существование мира, переселение душ, имеет свое начало в мировоззрении целостности мира и, соответственно, в ее положении энергетического баланса с вытекающим отсюда фактором взаимодействующего кругооборота элементов замкнутой системы. Мистицизм говорит, что Вселенная – это энергия, а поскольку энергия – это закон, а закон – это состояние целостности, которое выдает себя за безграничную ограниченность, следовательно, Вселенная имеет характер (морально) безграничной (физической) ограниченности. Душа, в свою очередь – это часть Вселенной, следовательно, тоже энергия. Ее поступки – причинно-следственная связь. Соответственно, раз в целостном энергетическом мире ничто никуда не исчезает, а лишь переходит из одного состояния в другое, то Вселенная и душа, состоящие из энергии, перманентно подвергаются трансформациям и переселениям в иные сущности, неся с собой нераздельное свойство энергии – бремя кармических взаимосвязей.

Стремясь подражать Божественному акту созидания в аспекте спасения человека и его преображения, мистицизм претендует на разрыв исходной целостности, в которую человек сам себя поместил. Он предлагает перевоплощение в цикле перерождений, то есть переселение душ в другие тела. В отличие от божественного избавления, мистическое спасение основано на энергетических процессах. Прилагая усилия к достижению спасения, человек истощает свою энергию и, в идеале для мистицизма, как составляющая энергетического мира, исчезает, превращаясь в «ничто». Это отражает главную черту Люцифера – «ничто», а также уничтожает ключевое отражение Божественного творческого начала.