Книжные тюрьмы
- -
- 100%
- +
– Меня лишили фамилии. Я не вижу для себя иного пути, кроме как поступить на службу в монастырь. Если вы, конечно, не нарушаете законов Империи Ветра, – Минж посмотрел на служителя ордена снизу вверх, поскольку не мог иначе. Незнакомца столь высокий рост совсем не смущал. Из какой страны он пришел, раз имел такую странную внешность? Почему у него такие большие глаза и почти прозрачная кожа?
– Вот так-то лучше. Нет, мы не нарушаем законов Империи Ветра, как и законов других стран. В том числе моего родного Маритимбурга. Но если по какой-либо причине вы найдете нашу службу неприемлемой для себя, то всегда можете покинуть эту обитель – мы не удерживаем людей силой. Только сначала придется дать клятву молчания и пообещать никому не говорить о том, что вы видели и делали здесь.
Минжу оставалось лишь удивляться манерам местного монаха, непринужденно сцепившего руки за спиной. Круглое отверстие в куполе запускало в монастырь столб света. Глаза собеседника в этом освещении казались почти белыми, едва голубыми. На секунду Минжу почудилось, что по радужке собеседника пошла синяя рябь, совсем как круги от брошенного в воду камня.
– Пойдемте, я познакомлю вас с нашим бытом. После небольшого осмотра свое место в этом мире вы выберете сами, по велению сердца. – Служитель сопроводил новичка к винтовой лестнице, ведущей на открытую галерею.
Минж не сомневался, что монастырь – это именно мир. Свой, замкнутый, не похожий ни на что, собравший людей со всего света, а потому лоскутный и взявший по чуть-чуть от каждого нового прибывшего. «Это как полевой чай, который мне в детстве делала мама, собирая в лесу разные ароматные цветы и травы». Плавные повороты раскрутились в коридор, вырезанный кружевом из камня. Испытывая легкое головокружение, Минж схватился за перила, согревающие ладонь. «Разве камень не должен быть ледяным?» Юноша нащупал в кармане походного плаща мамин подарок. В его ладонь быстрым движением лег теплый, почти горячий компас, впечатанный в лазурный камень. Обычно Минж доставал его из кармана холодным и долго нагревал прикосновениями пальцев.
– У нас здесь свой особый климат, – небрежно заметил седой монах. – Вы так удивленно схватились за перила, что я счел нужным пояснить. Обитель построили на горячих подземных источниках. Все сперва удивляются.
Монастырь внутри оказался еще больше, чем представлялся снаружи. Под землю он уходил едва ли не на столько же метров, насколько взметался в небо. Чем ниже Минж с высоким седовласым спутником спускались, тем жарче становилось. Бывший чаесборец давно положил свой дорожный плащ в котомку за спиной, но все равно покрылся капельками пота. На самых нижних этажах готовили еду и стирали одежду: в пузырящуюся и кипящую воду небольших озер кидали вещи и тыкали ткани палкой, сдабривая каким-то благоухающим порошком из толченых растений. Дымящиеся горшочки с ароматными блюдами доставали из отверстия в скале деревянными щипцами. По-видимому, подземные источники подавали по стенам слишком уж горячий пар. Люди выглядели довольными, сытыми и прямо-таки с любовью выполняли свой долг. На средних уровнях, ближе к поверхности, рассредоточенная группа монахов в серых одеждах начищала выложенный каменными плитами пол. Минж обратил внимание, что люди на кухне были одеты в белые одежды, а те, кто стирал, – в черные. Его спутник же был облачен в голубой наряд, в цвет глаз. Очевидно, цвет означал принадлежность к роду деятельности. Словно прочитав мысли новенького, сопровождающий произнес:
– Служители порядка носят серое, чтобы взметающиеся клубы пыли были не так заметны. Служители тела одеты в белое, чтобы мы всегда видели, что принимаем чистую, не запятнанную грязью пищу. Те, кто занимается одеяниями, предпочитают черное, так как материал, из которого делают одежду, наиболее невосприимчив к воде. Сейчас я покажу наши отхожие места. Как вы, вероятно, догадались, работники отхожих мест облачаются в коричневое… Впрочем, у нас нет жестких требований относительно цвета одежды. Вы можете выбрать рубашку и штаны любого цвета. Некоторые так и делают, – монах остановился, часто заморгал и протер глаза, – только все равно быстро понимают, что гораздо удобнее носить одежду своего цвета. Единственный цвет, который вы не можете себе позволить, если не служите Ритуальным, – это лазурный. Священный оттенок, дозволенный лишь тем, кто выполняет прямую волю Творца.
Минж кивнул и задумался. Сегодня он видел много, действительно много полезных дел. Вот только он уже знал, чему хочет себя посвятить.
Провожатый представился уже в келье – оказывается, его звали Эрик. Ритуальный лишь слегка приоткрыл завесу между священным миром поклонения Всевышнему и миром обыденным и позволил посмотреть часть одного из обрядов. Эрик затерялся среди ярких синеватых пятен. Минж лишь мельком увидел, как начался сакральный танец. Закружились длинные одеяния, в которых терялись фигуры, но оставался лишь цвет… и свет. Цвет собирался в неясные силуэты и рассыпался васильками по полю. Цвет соединялся в небесное полотно, чтобы затем упасть вниз бескрайним соленым морем…Вот это служение Творцу, это достойная похвала его деяниям! Эрик отделился от остальных, не нарушив магию движения, и вернулся к будущему монаху, ничуть не запыхавшийся.
– Кем вы были раньше? – Эрик жестом пригласил Минжа следовать за собой, выводя короткой дорогой к спальням.
– Я выращивал и собирал чай. Но я бы хотел другую жизнь. С превеликим удовольствием я бы восславлял деяния нашего Творца, как Вы…
Священнослужитель надолго затянул молчание.
– К этому нужно прийти – к ритуальному служению… сначала мы ожидаем простого послушания в простых мирских делах. Я думаю, вам бы подошла должность Агрария. Вы видели, какие у них красивые зеленые робы? Я же заметил, как зажглись огнем узнавания ваши глаза, когда вы увидели, как мы растим пищу в пещерах подземелий…
Минж кивнул. Он не привык спорить.
– Да, это не совсем то, чего вы ожидали. Вот только почти все хотят восславлять деяния Творца и мало кто хочет работать. А ведь кому-то нужно! Но знаете, уже через несколько недель каждый счастлив на своем месте и чувствует себя полезным. Я еще ни разу не ошибся, – Эрик подмигнул и серьезным тоном добавил: – И потом, в будущем, вы сможете присоединиться к священнослужителям. Но только когда будете готовы. Если вы готовы вступить в ряды Аграриев и стать одним из нас, то я буду к вам обращаться на «ты».
Минж выразил свое согласие, в который раз ощущая непонятную душевную пустоту. Это напоминало знакомую мелодию, которую хочешь, но не можешь, вспомнить и лишь улавливаешь тонкие ноты скрипки. Это было похоже на шепот голоса, что ты не должен был услышать. Ты хватаешься за это ощущение, но оно уплывает, а чувство неслучившегося никуда не уходит. Что должно было произойти, но так и не случилось? Кем он не стал? Чего же он лишился или, может, не чего, а кого?
* * *Как оказалось, монастырь поклонялся Вселенскому порядку вещей. Каждый монах свято верил, что у любого человека и живого существа есть своя, определенная Творцом роль, а всякие попытки занять неправильное место равносильны похищению чужой судьбы и приравниваются к убийству. Но еще более трепетно жители монастыря верили в баланс и необходимость его искусственного контроля. Папа Минжа очень просто называл это принципом «Если где-то что-то убыло, значит, где-то что-то прибыло». Для поддержания крепости духа и веры в священную философию пару раз в неделю все монахи собирались в большом зале на прямоугольничках ткани и слушали лекции об устройстве мира, завершавшиеся повторением простых движений.
– Каждая птица, каждая зверушка и даже каждая букашка и травинка – важны. Они могут не знать, какому порядку подчиняются. Но что же станет с миром, если окажется слишком много птиц? Или букашек? Если будет слишком много птиц, то они съедят всех букашек, а потом начнут умирать с голоду. Чрезмерное количество букашек уничтожит всю зелень, и тогда не останется еды для других зверушек. И что тогда?
– Тогда зверушки умрут, – хором отозвались монахи.
Минж оказался восхищен этой свежей и удивительно логичной идеей. Раньше бывшему чаесборцу казалось, что истина обязательно должна быть сложной, труднопостижимой и доступной лишь избранным. «О высоком пусть думают те, у кого мало обязанностей, – любил повторять отец Минжа. – Наша задача – жить себе смиренно и выращивать чай. Так я думаю». Концепцию, исповедуемую в монастыре, понимал каждый; кроме того, она не требовала траты большого количества времени и не отвлекала от бытовых обязанностей.
Во время проповеди легко мечталось. Ритуальные в лазурных одеждах, рассказывающие о смысле жизни, отнюдь не запрещали предаваться мыслям, не отвлекающим от сути повествования. Минж часто вспоминал детство, проведенное с матерью.
– Будь добр к живым созданиям, большим и маленьким. Птицы и рыбы ничуть не хуже тебя, пускай они и не говорят. А магические создания нужны нашему миру даже больше, чем мы сами. Это большая ошибка – ставить себя в центр событий и относиться пренебрежительно к тем, кто на нас не похож.
– И даже к этому скользкому червю? – Маленький мальчик поморщился и плюхнулся в траву. – Червь же такой некрасивый и неприятный.
– А вот червь о тебе ничего такого не думает, – с напускной серьезностью произнесла мать.
– Значит, он лучше меня?
– Это значит, что тебе о многом еще нужно подумать. Пойдем лучше поделаем кормушки для птиц из бамбука. Что мы говорим про кормушки из бамбука?
– Мы помогаем не природе, а сами себе. Неужели я и правда неотъемлемая часть этой самой природы?
Мать улыбалась Минжу из его воспоминания, а потом показывала, как ориентироваться по ночному покрывалу из звезд. «Куда бы тебя ни завела жизнь, знай, что ты всегда можешь найти дорогу назад… или вперед, если тебе так больше хочется».
Сосед по коврику аккуратно дернул Минжа за рукав, стирая образ заботливой женщины, застывшей над бесконечным синим небом.
– Я бы все-таки хотел стать Ритуальным, а ты?
– Все хотят, – согласился Минж, – но мне кажется, что ты так и не понял то, о чем говорилось в проповеди.
– Ну как же, – возразил сосед и поправил свою коричневую рубаху, – теперь я уверен, что знаю свое место и оно среди других Ритуальных. Я бы смог так же красиво говорить, чтобы меня все слушали. Вот ты же слушаешь?
Глава 7
Денис
Я шел по площади со смешанным чувством ирреальности происходящего и тем восторгом, который возникает при просмотре эффектных сцен в хорошем кино с любимым актером. Будь то момент, когда персонаж вытягивает руки вперед и одним лишь жестом сминает подводную лодку, или эпизод, когда герой выходит из машины и в одиночку укладывает несколько бандитов по гай-ричевски. Когда смотришь любимые фильмы, то невольно все чувствуешь за героя, будто это не он, а ты только что все это проделал. И тебе кажется, что ты можешь свернуть горы. Ну если не горы, то хотя банку сгущенки откупорить без открывалки. Вот только сейчас я пришел не в кинотеатр. На этот раз мне удалось фокусником нырнуть за кулисы волшебного выдуманного мира, который подчинялся моим желаниям, воплощая их в настоящие образы.
– Не задавайся там! – вполне резонно возмутился воротник. – Думаешь, переписал реальность? Это еще не доказано! И хватит идти с таким гордым видом! Я серьезно.
– Мэй, ну не порти момент! – я даже произнес это вслух.
Мы стояли посреди центральной площади, единственной не ушедшей под воду части города. У самого края площади, перед съездом с дороги плескались веселые лодочки, раскрашенные в цвет неба и одуванчиков. Жители города гуляли между ярмарочных рядов и весело торговались. Радостно визжали дети, которым мамы разрешили поплескаться в только что прибывшем море, и недовольно пищали те, которых оттуда вылавливали. Туристы, легко узнаваемые везде, – даже на страницах книг, – восхищенно осматривали округу и приценивались к заплыву по городским улочкам.
– Денис, не расслабляйся! Да что с тобой? Здесь может быть опасно! – Мэй на моей шее чуть задрожала от раздражения.
– Подожди. Я хочу провести эксперимент… ну, опыт. Вдруг я могу создавать ситуации?
Я крепко зажмурился и подумал о том, что хочу сейчас встретить своих родителей. Вот так вот просто пересекающих улицу, ищущих меня взглядом в толпе. Все-таки я правда по ним скучал. И по Нику с Ленькой.
Когда я открыл глаза, то, конечно, не обнаружил никого даже близко похожего на мою родню и друзей. Я – просто чужак посреди незнакомой толпы. И даже как-то сник. Ушло чувство человека, раздвигающего суп на две половинки в тарелке. Я наигрался.
– Я с тобой, – прошипела Мэй. – Не отчаивайся из-за того, что не занял место Творца. Мы живы, дышим и можем наслаждаться некоторым подобием твоего любимого сна.
«Просто на секунду показалось, что я могу… неважно».
«Лучше посмотрим, что там происходит на площади. Толпа собирается. С чего бы это?»
Если бы это была книга обычного автора, который пишет фэнтези в декорациях Средних веков, то в центре бы оказалась труппа бродячего театра или передвижная группа иллюзионистов. Если бы я попал на страницы романа злого писателя, сочиняющего средневековую историю, то мы бы сейчас уставились на сожжение ведьмы. Но я забыл, увлекшись знакомым пейзажем, что завяз посреди повествования Джерри С. С. Мортира. Отодвинув зевак, я сумел занять место в первых рядах лишь для того, чтобы узреть распростертого и скованного цепями дракона. Я не видел зрелища грустнее и не видел существа величественнее. Его вздох заставил слегка завибрировать камни под ногами.
«Почему он не улетит? Почему не порвет цепи? Он же может! Денис, он один из последних!»
Я вспомнил, что в дополненном издании Джерри С. С. Мортира говорилось о слабости драконов по отношению к одному местному эндемику – чрезвычайно редкой разновидности цветка.
«Ему с едой скормили порошок драконьего лютика. Сейчас дракон даже уползти отсюда не сможет».
Стоит отметить, что времена, когда драконы свободно летали в небе, еще не были забыты. Как не были забыты их привычки превращать песочные побережья в стеклянные замки силой собственного огненного дыхания. Возможно, именно поэтому никто в толпе не кричал, не улюлюкал и не пытался чем-нибудь кинуть в поверженного зверя.
«Его выставили на потеху публике? Денис, скажи, зачем он здесь?»
«Мэй, это своеобразный спектакль. Нам не стоит смотреть».
«Из его смерти сделают праздник? Неужели дракон напал на Маритимбург? Я никогда не слышала о враждебно настроенных драконах».
Напряжение в толпе нарастало. Какое-то общее ощущение злорадного торжества, разлитое в воздухе, беспорядочно комкало и жестоко мяло то светлое впечатление, с которым я вошел в город.
«Он и не нападал. Его поймали для развлечения».
«Так что ты стоишь, Денис! Давай освободим его!»
«Я здесь не помощник. Как и не мог помочь тогда, когда мы шли мимо монастыря…»
Лисица извернулась на моей шее, но, к счастью, никто этого не заметил: все взгляды были прикованы к центру площади.
«В монастыре нас бы уничтожили магией, а здесь самое магическое, что есть, – это дракон! Если ты ничего не сделаешь, то я сделаю».
Однако никто из нас так и не успел ничего предпринять.
К дракону подбежала высокая, почти с меня ростом, девушка.
– Остановитесь! Вы уничтожаете вымирающий вид! Облака перестанут возвращать земле влагу, и мы все умрем без пищи и воды! Разве вы не заметили, что урожая в этом году почти не было? Не обратили внимания на затянувшуюся засуху?
Ветер трепал темные волосы горожанки, словно полотнище пиратского флага. Вот только сейчас она сама боролась с пиратами.
– Отпустите зверя, и он погонит нам дождевые тучи! Отпустите, и облака заберут часть морской влаги, чтобы вернуть ее десятикратно!
Какой-то здоровенный мужчина, судя по ширине плеч и накачанности рук – кузнец, подошел к девушке и что-то тихо ей сказал, очевидно, пытаясь заставить отойти в сторону. Бунтарка уперла руки в бока, всей своей позой демонстрируя отказ и непреклонность. Мужчина попытался схватить защитницу дракона и, очевидно, переставить в другое место, но девушка юркнула под крыло магического создания.
Тогда кузнец размахнулся и залепил ей пощечину. Незнакомка пошатнулась и рухнула на колени.
– Девушку впервые ударил, – сокрушился он.
В следующий миг все произошло слишком быстро. Мэй спрыгнула с моей шеи, на ходу отрастив крылья и набрав массу тела. Девушка, не обращая внимания на выступившие слезы, утерла лицо рукавом и положила руки на дракона. Она нажала на какую-то точку у него под горлом, и почти сразу на восторженных зрителей, которым в компанию к открытому рту не хватало только попкорна и 3D-очков, полился весь драконий завтрак. Серо-желтая масса залила всех с ног до головы, каким-то чудом не забрызгав меня. Рядом с красным, приходящим в себя драконом, стоял другой, чуть поменьше, с золотистой чешуей. Это была моя Мэй – лисица, которая не нашла в себе сил превратиться в другое животное, чтобы спасти свою жизнь, но обнаружила внутри огромную мощь, когда речь зашла о спасении невинного дракона.
Толпа большей частью схлынула очень даже в буквальном смысле. Кто-то в драке сумел добыть лодочку, а кто-то просто пустился вниз по улицам вплавь. Своеобразный средневековый аква… ква-ква парк. Остались только крепкие мужчины, среди которых был и кузнец.
– Это не настоящий дракон, я видел! Это оборотень, лови его! Если достать его печень, можно стать кем угодно! Хоть королем, – прокричали в толпе.
Девушка дернулась, собираясь помочь моей лисице. Я бросился вперед с одной лишь мыслью: не дать в обиду Мэй. Золотой дракон слегка съежился, уменьшился в размерах и стал пятиться назад. Попытавшись защититься, выпустил пар вместо огня. Оборотни и правда могли перенимать не только любой облик, но и способности магического вида. Только чтобы и правда палить огнем, нужно быть уверенным, что тебе это под силу. Именно ощущение силы давало оборотням чужие способности. Догадка хлестнула меня в прыжке. Я вытянул руку и подул на нее огнем. Настоящим, высокотемпературным, сжигающим все огнем. Я позволил огню течь прямо по руке сначала струйкой-змейкой, а затем – потоком. Стена пламени отрезала меня, двух драконов и вконец растерявшуюся девушку от обезумевшей и заметавшейся толпы крепких мужчин. Драконы не нападают на людей, оборотни боятся нападать… а вот лично меня, человека, никакие моральные ограничения в этом отношении не связывают.
Мэй в своем законном облике лисы свернулась в клубочек прямо на мостовой, готовясь быть растерзанной. Дракон, толком ничего не понимающий, стряхивал с себя цепи вместе с оцепенением. Девушка поднялась на ноги и сделала два шага назад от меня.
– Я вас не обижу, мэм. Я только заберу свою лисицу, нам не нужны проблемы.
Где-то позади, за затухающей огненной стеной, раздавались вздохи облегчения людей, которые погружали обожженные руки и ноги в прохладную воду. Впрочем, вскоре вздохи сменились на тихие проклятия. Все-таки вода была хоть и слабо, но соленой.
Красный дракон расправил свои роскошные перепончатые крылья и взмыл в воздух – красиво, с разворота штопором, прямо с каменной мостовой, прихватив случайно в когтях пару камней брусчатки.
– Кто вы такой? – Девушка успокоилась, когда догадалась, что не все мужчины хотят дать ей пощечину. Миндалевидные, но широкие глаза выдавали в ней кровь жительницы Империи Ветра.
– Я владелец, то есть друг, вот этой самой лисы, – тоном человека, вечно носящего с собой лису, проговорил я.
Мэй с мостовой легко вспрыгнула мне на плечи. Видимо, сказалось впечатление от красивого исчезновения красного дракона.
– Вы изрыгали пламя!
– Со мной такое случается, но только по вторникам, – тоном человека, который временами страдает изжогой и урчанием в животе, пояснил я.
Незнакомка уставилась на меня с выражением, требующим объяснений. Такое же лицо было у моей мамы, когда она посмотрела на нашего кота Брюсика, одним летним утром во время дачного отдыха притащившего огромную отрезанную заячью голову ей в постель.
– Это не моя магия, это магия Мэй. Я лишь могу ее использовать, если сама Мэй не против. Мы связаны.
– С лисой-оборотнем?
– Да, так получилось. – Я огляделся вокруг. Только сейчас я заметил, что мы остались одни на площади. Лишь из щелей в ставнях окон испуганно подглядывали жители.
Глава 8
Ал
Алу захотелось сжечь книгу, позволить ее страницам прогореть и рассыпаться черным пеплом, а потом втоптать золу в пол. Эти «Ветра Востока» больше не милая, безобидная книжка. Это раковая опухоль, угрожающая миру и порядку. Изобретатель трансформатора был в пути, но, как это часто бывает в силу привычки передвигаться на автомобиле, встрял в бесконечную пробку на Невском. Спасибо, если доберется до тюремной библиотеки к завтрашнему утру. В какой-то момент поездки по Петербургу наземным транспортом стали длиться иногда дольше, чем трансатлантический перелет.
Без специалиста решить, что делать с томом «Ветров Востока», было решительно невозможно. Начальник «Крестов», испытывая смешанные чувства, попросил дождаться автора телепортатора и ничего пока не делать. Не в последнюю очередь потому, что вырученные с грядущего аукциона деньги он уже мысленно потратил на очередной коттедж в очередной жаркой стране.
Наталья Игоревна заварила вкусный кофе и спрятала подальше от Ала все пачки с китайским зеленым чаем. Напевая что-то удивительно похожее на гибрид букета рекламных композиций «Майский чай – любимый чай!» и «Золотая чаша, золотая! Наполняет ароматом чая…», девушка открыла главу оригинальных приключений Минжа и Мэй. Сначала чаесборец привел лисицу в дом и прятал от семьи, но был вынужден бежать в монастырь, когда отец обнаружил пушистого и, как он считал, потенциально опасного зверя.
«Монастырь вот уже сотню лет не принимал в свои стены новых членов ордена. Бессмертным монахам не нужна была замена. Минж спустился в расселину, прижимая к груди замерзающую лисицу».
Александр Бенедиктович возник у Натальи за спиной, а потом нервно заходил из угла в угол с напряженностью человека, отыскивающего скрипучие половицы паркета.
– Зачитайте мне, пожалуйста, кусочек из интернета, тот, что с прудом.
«Эрик подвел Минжа к пруду, в котором плавали переливающиеся золотом и серебром карпы.
– Поймайте плавные движения рыб, понаблюдайте, как плавники мягко рассекают гладь воды. Почувствуйте и повторите в танце!
Минж неловко крутанулся на месте и едва не завалился на бок. Мэй грациозно взмахнула хвостом, а потом увлеклась и принялась за ним носиться, время от времени хватая пушистую кисточку.
– Вы научитесь, – с тающим терпением сообщил монах в лазурном одеянии. – Магия заключена в отточенных движениях. Отточенные движения – это контроль своего тела. А контроль своего тела – это…
– Контроль разума, – хором повторили мантру Мэй и Минж.
– Вы настраиваетесь друг на друга. Между вами крепнет связь. В наших верованиях есть легенда, что однажды родится человек, способный объединить свой разум с сознанием магического создания. Мы давно поддерживаем равновесие этого мира и думаем, что сейчас наиболее благоприятное время, чтобы дать миру человека, который раз и навсегда сотрет границы привычного…»
– Александр Бенедиктович, – помощница откашлялась, – может, наконец узнаем, чем закончилась история Дениса? Вам разве не интересно?
– Я боюсь узнать, Наталья.
– Так вы не бойтесь. И не изводите себя. А то вечно вы так – на пустом месте переживаете. В последний раз вы так нервничали, когда пропал стеллаж с преступниками, осужденными за исчезновение из страны и неуплату алиментов. Помню, вы тогда еще решили, что бухгалтерия по ошибке списала в утиль целую секцию, которая потом почему-то нашлась в другом крыле, – тоном «ох уж эти мужчины!» сказала ассистентка. Этот тон был одновременно разработан в секретных лабораториях правительств СССР и США незадолго до начала холодной войны с одной-единственной целью – ввергнуть страну-противника в демографический кризис.
– А что там с Минжем в отредактированной версии сейчас происходит? Есть надежда, что он вернет себе роль главного героя? – Ал наконец уселся в кресло.
Наталья вздохнула, раздумывая, как гуманнее подать правду и под каким соусом.
– Он себе другую магическую зверушку нашел, – решилась признаться коллега. – Ну то есть как зверушку… вот, давайте я вам зачитаю.
«Все-таки жизнь в монастыре была проще, чем дома. Минжа никто не подгонял, не лишал ужина, даже наоборот – многие монахи одобрительно кивали и выражали симпатию. Но дальше простых приветствий, прощаний и разговоров о божественном предназначении монастыря дело не двигалось. Если уж на то пошло, простые служители обители весьма туманно и более чем смутно представляли себе цель ритуальных танцев священнослужителей. Едва Минж привык к новой жизни, он стал задаваться вопросом, а почему это он копается в земле, а некоторые братья-монахи и в куда менее приятных вещах, в то время как избранные получают возможность не то общаться с Творцом, не то делать что-то во благо ему. На неудобный вопрос «Почему так сложилось?» каждый монах отвечал по-своему.