Подарок для маленькой леди

Глава 1. Дипломат

Планета Нивеллери, королевство Анитрея, город-столица Грандис-Кантирель, год 6832 по местному летоисчислению.

Райден

Моя успешная и благополучная жизнь разрушилась в одночасье. Это случилось абсолютно неожиданно, а ведь ничто не предвещало беды. На те проклятые переговоры с властями соседней страны Шотнерии я отправлялся в прекраснейшем настроении. Даже не сомневался в их успешном исходе, который запишут на мой счет.

К тому же в случае дипломатической победы король обещал назначить меня главой министерства иностранных дел и пожаловать домик в уютном районе столицы. Тогда я стал бы самым молодым из тех, кто за всю историю нашего родного государства занимал эту высокую должность. Его величество Ангрент высоко ценил мой ум и талант, хвалил способность разруливать, казалось бы, неразрешимые противоречия и находить выход из самых тупиковых ситуаций.

Но в этот раз с начала встречи все пошло не по моему плану. Наши оппоненты вложили слишком много ресурсов в подготовку военной кампании и не собирались от нее отказываться ни под каким предлогом. Лишь делали вид для отвода глаз международного сообщества, что согласны пойти на мировое соглашение и принять навязанные общественным мнением итоги. Нагло врали… Будто хоть кто-то верил в то, что они готовы мирным путем уладить накопившиеся за десятилетия разногласия между нашими державами.

Весь этот раунд переговоров был сплошным спектаклем для дураков, за коих они считали не только нас, но и жителей своей страны, не желавших бросать семьи и работу, отправляться на поле боя, чтобы там головы сложить. Понимая, насколько велика опасность массовых протестов, их власти постарались представить ситуацию таким образом, чтобы виноватыми в глазах мировой общественности выглядели именно мы. Честно говорю, я приложил все усилия, чтобы хоть немного снизить градус напряжения этих дебатов.

Мне стоило немалых трудов обходить все их многочисленные ловушки, сотканные из хитроумно построенных фраз, которые могли трактоваться очень двояко, а некоторые и вовсе были прямой провокацией. И все же я попался в ловушку. Враг прознал о моей маленькой слабости и решил использовать самое действенное оружие.

Я едва не потерял дар речи, когда в переговорный зал неожиданно вошла принцесса чужого королевства. Ниневия была невероятно красива в облегающем темно-синем платье, подобранном точно в цвет ее прекрасных глаз. Мы тайно встречались, пользовались любой редкой возможностью остаться наедине. И я неимоверно гордился тем, что самая красивая женщина континента выбрала именно меня, отвергнув всех принцев и королей.

Если бы удалось заключить долгожданный мирный договор и я занял бы пост министра иностранных дел, то смог бы сделать своей любимой девушке официальное предложение выйти за меня замуж. Отец Ниневии не мог допустить нашего союза. Как бы мы ни старались с помощью верных слуг принцессы скрывать наши отношения, все же среди доверенных лиц затесался шпион, приставленный к ней родителями. Он или она… Кто-то сдал нас королю Шотнерии, а тот решил воспользоваться полученным знанием.

Принцессу просто превратили в инструмент, чтобы вывести меня из себя, заставить нервничать и тем самым вынудить совершить ошибки, которые они бы незамедлительно использовали себе во благо. Их план сработал… По итогу все дипломатические контакты между двумя странами были разорваны и нам объявили войну. А все лишь из-за того, что я на короткое мгновение отвлекся, как и все присутствующие в комнате.

Вместо пристального наблюдения за врагами, я позволил себе пару мгновений рассматривать ладные изгибы своей любимой. А когда вернул свое внимание столу переговоров, не заподозрил неладное. И лишь спустя три дня стало известно, что из-за моей оплошности секретные документы были украдены прямо со стола и разглашены всему миру. Условия капитуляции, процент отступных, и самое главное, сколько мы готовы уступить земель. Это стало крахом…

Сказать, что наш король Ангрент был в ярости, значит ничего не сказать. Его величество готов был рвать и метать. У него разве что искры из глаз не летели, когда он смотрел на меня. И все из-за того, что я отвлекся на пленительные изгибы той, ради кого пытался достичь высот. Разве так бывает? Возможно ли поверить, что любовь не созидает, а обращает в прах?

– Ты предал свою страну, Райден Винкрас! Подорвал мое высочайшее доверие и растоптал надежды наших граждан, – отрывисто восклицал король, прохаживаясь перед троном и нервно теребя седую бороду. – И ради чего? Какой-то юбки, которую тебе подсунули? Ты хоть понимаешь, какой это позор? Дипломат, лично представляющий страну, не может удержать мысли в голове при виде принцессы! К переговорам было приковано внимание всего мира. За ними следили в прямом эфире. Ты прекрасно знал, что от результата встречи зависит наше будущее, и так позорно все провалил. Какой дьявол дернул тебя летать в облаках во время столь важного мероприятия? Тебе что, баб мало? Ты решил показать свою преданность другой стране? Захотел бы, сходил в дом увеселения. Теперь весь мир знает, что мы готовы были продать часть своего народа фактически в рабство ради того, чтобы не принимать участия в военном конфликте. Где была твоя голова в этот момент?! О чем ты вообще думал?! О том, как бы выпросить себе принцессу в качестве подарка? Кретин! Придурок!

– Я не виноват в их нечестном использовании принцессы, – тихо сказал, смиренно потупив взгляд. – В тот момент повернулись все, потому я не считаю, что это только моя вина.

– Мало нам твоего отвратительного проигрыша на дипломатической арене, – ничуть не успокаивался король Ангрент. – Еще и твою связь с принцессой чужого государства, которая давно ни для кого не секрет, вполне можно расценивать как предательство родины. Ты променял интересы собственной страны на потакание прихотям дочери нашего давнего врага. Так легко пошел у нее на поводу и распустил сопли, позволив ее стране выкрасть доказательства того, что мы находимся на пороге гибели и вряд ли переживем войну!

– Позвольте с вами не согласиться, ваше величество, – я рискнул возразить багровеющему от гнева королю. – Уверяю, я все делал правильно. И дела шли к тому, чтобы наш законный брак с принцессой стал на долгие годы надежной гарантией мира между двумя королевствами. В том нет моей вины, что этот старый олух, отец Ниневии, ни во что не ставит даже счастье собственной дочери. Он помешался на войне. Приложил все усилия, наплевав на волеизъявление народа, чтобы только не допустить мирного договора с нами. Уверяю, ваше величество, любые переговоры с делегацией, присланной чокнутым тираном, не имели шанса на успех. Наша попытка мирного урегулирования была заведомо обречена на провал.

– Вы только посмотрите на него, – король взмахнул руками, глядя на стоящих позади меня стражей в пыльного цвета униформе, высоких сапогах и бронежилетах. – Он действительно думает, что начало войны так легко ему простится! А ведь еще вчера я верил в тебя, Райден. Считал тебя умным и дальновидным, радовался твоим успехам. Думал, ты с годами станешь таким же знаменитым и выдающимся политиком, каким был твой ныне покойный отец. Но ты предал меня, своего государя, родную страну и даже самого себя. Твоя порочная связь с принцессой вражеского королевства по закону приравнивается к государственной измене. За это и за срыв дипломатических переговоров ты приговариваешься к публичной казни путем повешения. Кто-то может сказать, что куда более справедливым решением было бы отправить тебя на фронт, прямо на передовую. Но один бог знает, что ты можешь там натворить, на войне. Вдруг переметнешься на сторону врага… Или совершишь подвиг и прославишься как герой. Получишь шанс искупить вину собственной кровью. Нет! Не бывать такому! Ты – изменник родины. Потому будешь предан всеобщему осуждению и умрешь с позором под гиканье возмущенной толпы. Уведите его!

Король махнул рукой стражникам. Двое из них надели на меня наручники, сковав руки за спиной, пригнули мне голову и вывели из дворца. К парадному крыльцу был подогнан большой бронированный мобиль, черный в серую полоску, предназначенный для перевозки арестантов. Меня запихнули в кузов с маленьким зарешеченным окном и повезли в городскую тюрьму.

Доставив в мрачное серое здание с сотнями зарешеченных крошечных окошек, меня переодели в грязную полосатую робу. Она была пропитана зельями, подавляющими любую магическую активность, и потому отвратительно воняла. Один из тюремщиков не постеснялся стащить с моего пальца и присвоить древний родовой перстень-артефакт. А он мне был жизненно необходим, я не представлял, как без него продержусь все время до суда.

Все же я надеялся на то, что король одумается, разберется в ситуации и помилует меня. Никто не сказал мне, когда состоится суд, и это укрепляло мои мечты о скором освобождении. Но я понимал, что в отличие от остальных узников, сидящих по своим клеткам, пребывание в тюрьме для меня станет не просто нелегким, а опасным для жизни испытанием.

Все дело в одной необычной особенности моего организма, о которой я не распространялся на публике, ради собственного выживания хранил ее в строжайшей тайне. Если верить древним легендам, я был одним из потомков загадочных существ, которые приходили из другого мира и охотились на людей, высасывая из них жизненную силу. Я не мог выжить без регулярной подпитки чужой энергией. Волшебный перстень, доставшийся в наследство от прадеда, приглушал этот нечеловеческий голод, помогая лучше контролировать себя. А еще он улавливал частички энергии из окружающего меня пространства, позволяя мне получать хотя бы небольшой заряд без соприкосновения с людьми.

Камеры смертников были узкие, сырые и холодные. Рассчитанные строго на одного заключенного, чтобы психопаты-убийцы и всякие разбойники, которым здесь полагалось некоторое время проживать, а вовсе не таким, как я, законопослушным аристократам, не прибили друг друга еще задолго до казни. Там не было положенных по уставу арестантам железных нар, постелью служил проеденный крысами грязный матрас. Но эти самые крысы, водившиеся в великом множестве, помогали мне выживать, а глупые надзиратели считали, что те дохнут от ядовитых приманок. Энергии с серых зверьков набиралось ничтожно мало, но все же лучше, чем совсем ничего. И такая подпитка позволяла мне скрывать свою истинную природу. Ведь если бы тюремщики поняли, кто я такой, меня бы казнили на месте. Не дожидаясь суда, отрубили бы голову. Много веков назад нас приговорили к полному истреблению. Международный закон гласил, что таким опасным чудовищам, как я, не место в этом мире.

Два раза в день, даже не три, не говоря уже о традиционных полдниках, маленьких перекусах и вечерних чаепитиях, мне приносили в ржавой миске то, что можно было назвать пойлом для скота, и к этим залитым вонючей жижей помоям прилагался кусок плесневого хлеба. Чаще всего я отказывался от такой, с позволения сказать, еды. Желудок скручивало от одного только ее вида и запаха. На ночь я сворачивался клубочком на выбранном более-менее чистом участке матраса и погружался в беспокойный, полный тревоги сон.

Глава 2. Беглец

Райден

Больше двух недель я провел за решеткой. Дождаться назначенной самим королем даты казни мне было не суждено. Враг начал бомбить нашу столицу. Рано утром я проснулся от оглушительного грохота. Тюремную стену снесло, часть камер была разрушена, узников там погребло под обломками потолка и грудами кирпича.

Не теряя ни секунды, я воспользовался открывшимся путем к свободе и оказался на городской улице, заполненной мечущимися в панике людьми. Пронзительно выла сирена воздушной тревоги. Взглянув на небо, я увидел аэропланы и дирижабли, округлые бока которых сияли серебристым блеском легкой, но очень прочной стали. Но в следующий же миг вниз полетели снаряды, и перепуганная толпа пришла в еще более быстрое и хаотичное движение.

Меня чуть не сбили с ног, я успел увернуться, снял тюремную робу и постарался влиться в людской поток. Не я один из мужчин бежал в трусах, видел и женщин в ночных сорочках. В столь раннее время многие люди еще спали, и как только началась бомбежка, выскочили из своих домов в чем были. Седой старик впереди меня бежал весь в мыльной пене, обернувшись полотенцем. На поворотах он скользил, его заносило и он чуть не падал. Молодая женщина в ужасе озиралась на бегу, прижимая к груди младенца.

Мы выбежали на набережную, и я понял, куда так целенаправленно спешит перепуганный народ – к железнодорожному вокзалу. Повсюду гремели взрывы. Я видел, как упал фонарный столб, а украшавшей мост каменной горгулье оторвало голову. Рухнуло величественное здание театра, сложившись будто карточный домик. Вода в реке при попадании снарядов бурлила, как в адском котле, и выплескивалась темными от пороха фонтанами. Я споткнулся, не заметив лежащего посреди дороги человека. Упал прямо на него, запачкав правую ладонь в луже крови, вытекшей из его головы.

Приподнявшись, я осмотрел этого молодого джентльмена в дорогом костюме, размотал шарф у него на шее, попытался нащупать пульс и понял, что мужчина мертв. Действуя механически, почти не раздумывая, я оттащил мертвеца за уцелевшую пока гранитную горгулью. Забрал его одежду и ботинки, благо мы с ним были практически одинаковой комплекции, и кожаный портфель с документами. Пробежав глазами по гербовым бумагам, я узнал, что погибший мой тезка.

Прямо-таки знак свыше. В картонной папке под билетом на поезд лежали справки о врожденном пороке ноги, непригодности для военной службы. Мне они тоже могли пригодиться в случае проверки проводником. Потому я взял с собой трость погибшего, чтобы притворяться хромым. Всех здоровых мужчин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет забирали на фронт. Об этом я слышал от тюремных надзирателей, которые радовались тому, что городские служивые остаются при своем исполнении, а не едут на войну.

Приметные длинные волосы медно-рыжего цвета я собрал под резинку в кривое подобие пучка и спрятал под оброненной кем-то фетровой шляпой-цилиндром. Больше нельзя было терять время. Совсем близко разорвалась бомба, и раздались истошные предсмертные крики несчастных, которые не успели спастись бегством.

На вокзале было не протолкнуться. Рупор вещал о том, что прибыло несколько поездов для эвакуации горожан, призывал прекратить панику и не доводить до смертельной давки. Меня зажали в клещи здоровенные наглые тетки необъятных габаритов. Казалось, ребра вот-вот треснут под их напором. Трость пока выручала, она была достаточно прочной, чтобы выдержать колоссальное давление, а ее стальной наконечник подходил для оборонительных болезненных тычков. Зато столь тесные соприкосновения с людьми позволили мне подпитаться их энергией. Сил на дальнейший напор у них поубавилось, а я почувствовал себя намного лучше.

Я не знал, объявлен ли уже в розыск как сбежавший заключенный, не распространены ли на меня ориентировки. Жалел о том, что не владею магией иллюзий, не могу хоть на минуту изменить фотографию в чужом паспорте. Если кто и мог получиться из меня по волшебной специальности, наверное, только артефактор по части механики. И то при условии обучения на профильном факультете. Отец же, без споров и обсуждений, строгим наказом отправил меня сразу по окончании школы в университет государственного управления и международных отношений.

Об академии магии мне даже мечтать не пришлось, отчасти еще и из-за угрозы разоблачения. С детства я знал, что придется пойти по стопам отца. Этого хотела вся моя семья, и сам король надеялся увидеть достойного преемника одного из лучших своих министров… С годами я научился влиять на людей, подчинять их своей воле, хотя, к сожалению, далеко не на всех действовало мое внушение. А еще я умел стирать последние воспоминания жертвы, от которой питался, но полноценного чтения чужих мыслей у меня никогда не получалось.

И вот я подвел весь славный род эрцгерцогов Винкрасов, сам того не желая. Но когда на кону стоит собственная жизнь, не время вспоминать о совершенных ошибках и горевать об упущенных возможностях.

К счастью, дежурившие у каждого вагона полицейские не всматривались в документы. У них была другая задача: щелкая электрическими дубинками сортировать людей, отсекая тех, кто уже не мог втиснуться, но все равно ломился в переполненный поезд. Наглые тетки удобно внесли меня в вагон. Устроившись в уголке, я прижал к себе портфель, который едва не вырвало из моей руки людским потоком.

Поезд тронулся и начал стремительно набирать скорость. Все быстрее пролетали мимо дома, башни, деревья и фонарные столбы. Мерный перестук колес перерос в оглушительный грохот. Паровоз кряхтел и фыркал, вагоны трясло. Слышался детский плач и брань кочегара. Тот ругался самыми скверными словами, не стесняясь женщин и детей, проклиная так не вовремя приказавший долго жить нагревающий магический элемент, который поддерживал нужную температуру в котле.

Мы уже выехали из города и мчались через казавшееся бескрайним поле. Выглянув в окно, я увидел, как падает и взрывается сбитый вражеский аэроплан. Нашим летчикам, противостоящим авиации противника, пока что удавалось расчищать небо над эвакуационным караваном поездов, защищая железную дорогу от разрушения. Но никто не знал, что будет дальше, в следующий миг. Люди едва могли дышать от страха. В какой-то момент паровоз резко подпрыгнул, видимо, наткнувшись на повреждение шпал осколками снаряда. Мастерство машиниста спасло всех нас. Он сумел удержать поезд, не позволив ему сойти с рельсов и улететь под откос.

– Мне нужен помощник! – громким басом прорычал вошедший в вагон толстый кочегар. – Есть тут кто покрепче и посильнее?

Утерев рукой в грязной рабочей перчатке льющийся в глаза пот со лба, он окинул прищуренным взглядом видимую часть длинного вагона, а потом без особого предупреждения схватил меня за руку. Той самой черной от сажи перчаткой вцепился в дорогую ткань костюма. Я подумал, странно, что это меня не особо возмутило. Еще несколько дней назад я бы в такой ситуации закатил скандал и потребовал компенсацию ущерба, угрожая судом. А тут смиренно последовал за кочегаром и, натянув жесткие рукавицы, взялся за лопату для угля. Пока толстяк следил за давлением пара, стараясь его отрегулировать, я выполнял основную его работу – подбрасывал уголь в топку. Глаза щипало от пота и едкой пыли, я почти ничего не видел. Казалось, я нахожусь в самом настоящем аду и эта пытка жаром и копотью никогда не закончится. Непривычные к долгому тяжелому труду руки уже были готовы отсохнуть, когда кочегар подбадривающе потрепал меня по плечу, поблагодарил за помощь и сказал, что дальше справится сам.

Поезд покинул опасные пределы. Так далеко враг пока не смог пробраться. Прочная трость мне пригодилась теперь не для притворства. Опираясь на нее, я кое-как приковылял обратно в вагон. На кого я был похож, весь с головы до ног перепачканный в саже, и думать не хотелось. О том, чтобы найти более-менее сносное место для отдыха не приходилось даже мечтать. Все лавки были заняты женщинами с детьми и совсем дряхлыми стариками. В уже теперь бывшем моем углу примостилась, ссутулившись, сухонькая старушка с большим чемоданом.

Недолго я продержался, прислонившись к дверце перехода внутрь паровоза. Только набил синяков на лопатки. Пришлось сесть на пол между чьими-то мягкими тюками. Когда за пыльными окошками стемнело, я уснул в обнимку с одним из этих тюков. Устроив на нем голову, провалился в забытье, сдавшись в плен одурманивающей разум усталости, застилающей все вокруг вязким непроглядным туманом. Повезло еще, что хозяйка багажа из жалости не стала меня прогонять пинками. А то ведь могла, будучи в своем праве заботы о сохранности имущества…

В пути я провел двое суток. За все это время питьем мне служила техническая вода, которую раздавал кочегар меньше чем по полстакану на взрослого человека, а еще старушка в углу поделилась пирожками. Чистую воду отдавали детям. Скудной едой делились, но мало у кого нашлись съедобные припасы. Единицы из сумевших добраться до вокзала во время бомбардировки собирались куда-то ехать и имели с собой еду и чай в термосах. Вагон-ресторан в эвакуационном составе был не предусмотрен. Им пожертвовали, чтобы прицепить более вместительный обычный пассажирский.

Чужой жизненной силы при таком скоплении людей мне хватало для полного насыщения. Никто из пассажиров поезда не мог помыслить о том, что его или ее слабость и недомогание возникли не из-за естественной усталости в пути. Так что, пусть без привычного комфорта, я все же добрался живым до провинциального городка Белиствиля на краю страны. Там была конечная станция.

Следуя указаниям в розданных на станции листовках, те, у кого имелись с собой деньги, поспешили в гостиницу, а все остальные отправились в ночлежки для беженцев. Портфель моего покойного тезки успел кто-то обчистить, кошелька или спрятанных по кармашкам купюр я не нашел. Последовать за другими людьми в ночлежку счел слишком рискованным предприятием. Издали посмотрев на выстроившуюся перед обшарпанным бараком очередь, я обратил внимание на полицейских, которые проверяли документы и обыскивали вновь прибывших беженцев, с особым вниманием они относились к молодым мужчинам, подозревая в каждом дезертира. Полным безрассудством для меня было бы соваться туда.

Пошел дождь, быстро превратившийся в ливень. Весь продрогший до костей, я медленно шел по городскому проспекту, поглядывая на каждую дверь. Но на всех магазинах и других заведениях в столь позднее время висели таблички “Закрыто”. Нигде даже свет не горел. В подъезды домов я не рисковал заглядывать. Видел одного крепкого, хоть и пожилого консьержа, тот стоял в дверях под козырьком и дымил трубкой, посматривая коршуном на залитую дождем улицу, по которой изредка проезжали конные экипажи, а еще реже паровые трамваи или мобили.

Я не спешил знакомиться с подобным ему стражем общественного домовладения, но в то же время понимал, что не смогу выжить на улице. Да что там говорить, я вряд ли продержусь так пару дней, если дожди не прекратятся. Уличные бродяжки, и те имеют хоть какую-то крышу над головой в виде чердака, подвала или заброшенного здания. Они частенько держатся близ котельных, где можно согреться в холода и посушить одежду. А мне вовсе некуда приткнуться. Никто меня здесь не ждет, разве что в городском полицейском управлении будут рады известию о поимке беглого заключенного.

Замшевые ботинки насквозь промокли, в них противно хлюпала вода при каждом шаге. Как же я мечтал о галошах или резиновых сапогах! Оценил в кои-то веки преимущества простонародной обуви, которой раньше брезговал, считая неподходящей по статусу. Желудок завывал голодным волком. Голова начала болеть. Наверное, мне следовало утешаться тем, что ливень смыл грязь и сажу с моего лица. Хотя это весьма сомнительное утешение.

В столице я жил в просторной квартире одного из тех домов, где селятся самые состоятельные граждане. Фасады там сродни произведениям искусства, из широких окон открывается вид на королевский дворец. Шеф-повар, отмеченный международными кулинарными наградами, приходил готовить для меня завтраки, обеды, ужины, а на любимые полдники с перекусами я привык ходить в лучший столичный ресторан. Мне прислуживали горничная и лакей-водитель, прилагавшийся к служебному министерскому мобилю класса люкс. В заграничных поездках меня сопровождали шкафоподобные телохранители. Даже подпитываться энергией я предпочитал от дам и господ благородных кровей, брезговал простолюдинами.

И что теперь со мной происходит? Сколько бы ни думал о превратностях судьбы, шлепая по лужам на мостовой, но до конца не мог осознать, как же так получилось, что нежданно-негаданно я оказался в роли нищего скитальца, не имеющего ни монетки в кармане, ни крыши над головой, ни кусочка съестного в урчащем желудке. Да еще по-осеннему свирепый ливень никак не заканчивался. У меня уже зуб на зуб не попадал от холода.

Глава 3. Старый кукольник

Райден

Заметив тусклый свет за необычной входной дверью: деревянной с витражным стеклом и фигурной кованой решеткой, я остановился напротив нее. Не смог разглядеть вывеску от заливавшей глаза воды, но решился попытать счастья. Не было больше сил оставаться под проливным дождем. Дернул за ручку, и дверь открылась с легким скрипом. Зазвенела мелодичными переливами музыка ветра, висящая прямо над уличной дверью.

Я вошел в уютное теплое помещение, и понял, что это лавка кукольника. При моем появлении, словно повинуясь мелодии хрустальной музыки ветра, часть кукол на витринах ожила. Заговорили “мама” пухлые пупсы, закрутилась в изящном па длинноногая балерина, поднял гантели силач в полосатом трико, запели и замахали крыльями железные пташки, распустил нарядный хвост позолоченный павлин. Два деревянных солдатика в красно-желтой форме привратников королевского дворца подняли руки, отдавая честь. У каждого из них в груди зиял циферблат часов.