Горизонт событий. Когда умирают звёзды

Глава 17. Саламандры и камень-жизнь

«Иногда величайшие тайны мира могут уместиться в ладонях —

в крошечном камне, что умеет светить изнутри.»

– Из записей Эмили Лоуренс

Утро начиналось с запаха свежего хлеба.

Эмили стояла у кухонного стола, а рядом – Ноэль, огромный, с копытами, оставляющими на полу следы муки. Его щупальца неуклюже держали деревянную ложку, размешивая тесто, – каждый жест напоминал детскую попытку прикоснуться к чуду.

– Мука – это снег без холода, – тихо сказала она, наблюдая, как он мнёт тесто.

Ноэль взглянул на свои руки и ответил глухо, почти задумчиво:

– Тогда хлеб – это солнце, пойманное в плен.

Они улыбнулись своим неуклюжим метафорам.

Позже, когда тесто поднялось и дом наполнился теплом, Эмили достала корзинку для рынка.

Ноэль остался дома – он не покидал этот дом с тех пор, как вошёл в него впервые. Здесь он чувствовал себя живым, даже среди теней. Он протирал книги, переставлял горшки с фиалками, поливал их – как будто понимал, что цветы, в отличие от людей, не боятся прикосновений.

Когда Эмили вернулась, дождь уже закончился.

Она принесла несколько бутыльков духов, раскрыла крышки – в воздухе смешались жасмин, роза и немного мускуса.

– Это ароматы памяти, – сказала она. – У каждого запаха есть прошлое.

Ноэль вдохнул – всей кожей, всей аурой, не телом.

– Тогда у некоторых воспоминаний – горькое дыхание, – ответил он.

Днём они читали вместе: Эмили – вслух, Ноэль – молча, следя за её губами.

Иногда она объясняла, как понимать строки Диккенса или Теннисона, – он кивал, будто хранил каждое слово внутри.

Они спорили редко, но с теплом – как две души, нашедшие общий язык там, где прежде было лишь молчание.

К вечеру Эмили накрыла на стол – тонкие ломти тёплого хлеба, густой суп с травами, чай в фарфоровых чашках.

Она пододвинула блюдо ближе.

– Кушай, Ноэль, – её голос был мягким. – Сытые уши лучше слышат правду.

Когда он поблагодарил кивком, она провела его в библиотеку, отыскала взглядом знакомый корешок и подняла лампу. Свет лёг на тонированную гравюру – спираль корней, мерцание купола, россыпь рубинов у подножий древ.

– Сегодня – о первых детях Йеры, – сказала Эмили. – О тех, кого называют саламандрами.

Она открыла фолиант.

– Саламандры – первые живые создания Йеры. Их тело – не плоть в привычном смысле, а свет кристалла, заключённый в форму. Они малы, как земные амфибии, но их облик бесконечно разнообразен: разное число лап и хвостов, хрупкие «капюшоны» на шее, крошечные рога; у некоторых – тонкие крылья. Они линяют и меняются вместе со средой, подстраиваясь к ветрам, влаге и токам энергии – словно сама планета примеряет на них новые дыхания.

На полях гравюры сияли разноцветные искры.

– Их «шкурка» будто усыпана драгоценными камнями, – продолжала Эмили, – но это не украшение: так светится амрит, камень-жизнь, из которого они рождены. Видеть их целиком способен не каждый: для обычного взгляда они – лишь отблеск в воздухе. Зато те, кто различает ауры, видят саламандр во всей их чудесной сути – как чистую энергию формы.

Ноэль слушал молча; лунный свет из окна ложился на пергамент, словно подтверждая сказанное.

– Саламандры живут, пока не нарушен ритм, – сказала Эмили. – Их существование держится на резонансе с Йерой. Порой случается странное: если саламандра увидит своё отражение – не тень, а собственный свет, – форма гаснет, и остаётся лишь малый рубин амрита, тяжёлый для ладони и лёгкий для сердца.

Она перевернула страницу. На следующем листе – ряды «воронок», уходящих в темноту.

– Ещё одно: саламандры умеют переходить между мирами. Они скользят по узлам корней – там, где Йера соприкасается с иными измерениями. Пройдя, они оставляют за собой открытые врата, – и потому жизнь на Йере и в иных землях узнаёт саму себя в чужих очертаниях: флора, фауна, законы – всё перекликается.

Она сделала паузу.

– Но этот путь не для всех. Материальные тела пройти не могут – кроме тех редких существ, что владеют двойной природой, духовной и вещной. Потому мы столь дорожим суррогатами – сосудами, в которых дух может обрести форму и там, и здесь.

Ноэль приподнял голову; в его взгляде вспыхнул тихий интерес.

– Ты сказала – амрит, – произнёс он негромко.

– Да, – Эмили коснулась гравюры, где рубины мерцали, словно тёплые угли. – Амрит – не символ и не легенда. Это вещество жизни, камень, что резонирует с аурой и раскрывает потенциал формы. Если существо активирует амрит собственной аурой, оно обретает силу к бесконечному обновлению – подобно саламандре. Но в этом даре скрыта страшная плата: личность может истончиться, уступая место чистому инстинкту формы. Некоторое время разум ещё держит бразды, но потом душа отступает, оставляя оболочку, живущую, как зверь.

Пламя лампы треснуло; в комнате стало особенно тихо.

– На Йере и в иных мирах к такому прибегают лишь в крайности, – мягко сказала Эмили. – Когда гибель неизбежна, или враг слишком силён. Но каждый раз это – выбор на грани потери себя.

Она закрыла фолиант и некоторое время смотрела на обложку, будто слышала её дыхание.

– Потому саламандр стало меньше, – добавила она. – Их ищут, их ловят; их амрит ценят слишком высоко. Но угасание связано не только с охотой. Саламандры не размножаются, как иные создания: они – первичная искра мира, а не его ветвь. Каждая утраченная искра – невосполнима.

Эмили вернулась к столу и подлила чаю.

– Запомни, Ноэль: в великих дарах всегда спрятана ответственность. Амрит – дыхание планеты. Прикасаясь к нему, мы касаемся её воли. Иногда – чтобы исцелить, иногда – чтобы уничтожить.

Она подняла взгляд; в её глазах отражался огонь.

– И потому у нас есть правило: мы не ищем саламандр. Мы слушаем, где мир сам зовёт.

Ноэль кивнул. Слова были не нужны.

В этот вечер он усвоил главное: в некоторых камнях действительно течёт жизнь; в некоторых искрах звучит судьба. И если протянуть к ним руку – можно зажечь свет… или потерять себя во тьме.

Эмили подтолкнула к нему блюдо с хлебом.

– До следующего урока, – сказала она.

Глава 18. О мире Йеры, что скрыт под волнами света

«Миры – не соседи, но отражения.

И если один дрожит, другой откликается эхом.»

– Из записей Эмили Лоуренс

Утро было прозрачным, как роса на лепестках ириса.

Эмили сидела у окна и перебирала кисти для рисования. На подоконнике стояли банки с разбавленной охрой и лазурью – цвета рассвета и сна.

Ноэль наблюдал за ней, стараясь не дышать слишком громко. Его копыта едва касались пола, а щупальца медленно двигались над белым листом, словно искали путь к тому, что можно назвать красотой.

– Рисование, – сказала Эмили, наливая воду в стеклянную чашу, – это не взгляд. Это дыхание.

– Тогда я не умею дышать, – ответил Ноэль хрипло.

– Тогда учись видеть сердцем. Оно всегда знает, где начинается свет.

Он попробовал провести линию. Щупальца дрогнула, оставив на бумаге странный след – неровный, но живой.

Эмили улыбнулась.

– Видишь? Это волна. И в ней уже есть жизнь.

День тёк неторопливо.

Позже она показала ему цветы, принесённые с рынка: лилии, нарциссы, ветку лаванды. Дом наполнился ароматами, и Ноэль, закрыл глаза – не из страха, а чтобы просто впитать запах.

– Они дышат светом, – прошептал он.

– А под светом всегда скрыто море, – ответила она.

Они говорили мало. Слова и образы, возникавшие между ними, понимали лишь они двое.

К вечеру Эмили накрыла ужин: густой суп из чечевицы, хлеб с золотистой корочкой, ароматный чай с мятой.

Она села напротив и произнесла:

– Сегодня, Ноэль, я поведаю тебе о Йере – перекрёстном мире между мирами.

Лампа дрогнула, и на стенах заиграли отблески янтарного света.

– Йера соединила в себе дыхание иных земель, – продолжала Эмили. – Она вобрала флору и фауну чужих небес, а также некоторые физические и духовные законы иных сфер. Среди всех миров только Йера и Земля названы живыми; все прочие – мёртвые, и их дыхание слышно лишь во сне.

Она раскрыла фолиант, и на пожелтевших страницах Ноэль увидел гравюру – будто подводный мир, сияющий, словно спящее море.

– Поверхность этого мира похожа на морское дно, – говорила Эмили. – Там кораллы заменяют деревья, а водоросли – травы. Но странность вот в чём: всё растущее на Йере словно подражает человеку. Кусты принимают форму рук, стволы повторяют изгибы тел, а цветы раскрываются, как глаза. Они не просто растения, Ноэль – это отголоски живых форм, оставленные памятью самих миров.

Ноэль наклонился, вглядываясь в рисунок: из песчаного холма действительно поднималась фигура, похожая на спящую женщину.

– Йера в большей части песчаная, – сказала Эмили. – Но есть особые места, где земля поёт. Там растут энергодрева – их корни, тонкие, как проволоки, тянутся на многие лиги. Вокруг них образуются оазисы – острова жизни, где струится вода и воздух насыщен мерцанием. Из этих корней прорастают цветы неведомых форм – с лепестками, переливающимися, как жидкий кристалл.

Она перевернула страницу. Гравюра теперь изображала существ с телами, покрытыми светящимися письменами.

– Все животные Йеры носят на коже знаки, – пояснила она. – Это древние письмена, смысл которых давно утрачен, но сами символы живут. Они меняют оттенок в зависимости от дыхания существа: гнев – алый, сон – серебряный, радость – небесно-синий.

Она показала другой рисунок – стаю созданий, напоминающих рыб с длинными плавниками.

– Вместо птиц там живут летающие рыбы, называемые сичжи. Они перемещаются по магнитным течениям планеты, словно плывут в невидимом море воздуха. У них есть и жабры, и лёгкие – потому Йера зовёт их двойным дыханием. Когда они взмахивают плавниками, воздух вокруг дрожит от света, будто от стеклянных волн.

Ноэль слушал, затаив дыхание.

– В этом мире охота – закон равновесия, – сказала Эмили. – Над Йерой парят небесные киты, питающиеся грозовыми облаками. Они втягивают их, как воду, наполняясь сиянием купола планеты, – и тогда их брюхо светится изнутри, словно фонарь в бурю. Когда кит насытится, он выпускает пар – остаток поглощённой бури. На его спине живут целые колонии мелких существ, водорослей и кораллов – будто плавучие острова.

– Живой мир на живом теле… – тихо произнёс Ноэль.

– Именно. Но даже этих титанов преследуют охотники – кракены, гигантские кальмары. Они больше китов и движутся по магнитным токам, как тени бурь. Их щупальца снабжены кольчатыми зубами, а присоски впрыскивают яд; тонкие ловчие отростки излучают электрический разряд. Когда кракен охотится, его тело вибрирует, как живая молния.

Эмили провела пальцем по гравюре.

– Видишь эти парные лопасти – крылья? Они не для полёта, а для накопления энергии. Когда кракен насыщается электричеством, ток проходит по всему телу – не разрушая, а насыщая его.

Ноэль невольно отстранился от страницы, будто от живого существа.

– Есть ли кто страшнее кракена?

– Есть, – кивнула Эмили. – На суше живут гигантские черви, длиной с самих кракенов. Они скрываются под песком, и лишь открытая пасть их видна на поверхности – словно цветок, источающий сладкий аромат. С виду она кажется частью ландшафта. Тот, кто подойдёт ближе, – погибает. Их испарения усыпляют даже самых могучих тварей. И когда пасть захлопывается, всё вокруг превращается в кладбище, где песок хранит остатки жизни.

Она закрыла книгу.

– Йера не добра и не зла, – сказала Эмили. – Она – память о других мирах, застывшая в материи. Даже гиганты, которых мы зовём саратаны и заратаны, – живые острова, несущие на себе целые рощи. На их панцирях прорастают кораллы и травы, словно сама планета забыла, где кончается земля и где начинается плоть.

В комнате пахло бумагой и тёплым чаем. Эмили долго молчала, потом тихо добавила:

– Всё это – следствие того, что Йера когда-то соединила живые и мёртвые миры. Она – перекрёсток существования. И, может быть, потому она всё ещё дышит.

Ноэль поднял взгляд.

– А мы, – спросил он, – тоже часть её дыхания?

Эмили улыбнулась устало и печально.

– Если бы нет, – ответила она, – ты бы не задал этот вопрос.

Глава 19. Химеры Йеры

«Не всякая тьма злонамеренна – иногда она лишь прячет творения, которых свет не осмелился бы показать.»

– Из записей Эмили Лоуренс

Утро было тихим, словно мир ещё не решил – просыпаться ли ему.

Эмили распахнула окно: в дом ворвался свежий запах дождя и уличных булочек.

Копыта Ноэля глухо постукивали по дощатому полу, а щупальца осторожно держали кисть – он пытался дорисовать розу в её старом альбоме.

– Линии – как дыхание, – сказала она, глядя через его плечо. – Их нельзя давить. Надо слушать, как они рождаются.

Он кивнул. Одна из кистей задрожала, оставив на лепестке пятно чернил.

– Ошибся, – произнёс он глухо.

– Нет, – мягко улыбнулась Эмили. – Это просто место, где роза решила жить по-своему.

Позже они пили чай. Эмили показала засушенные цветы и маленькие флаконы с ароматами, собранными на рынках: бергамот, ирис, немного ладана.

Ноэль слушал, как она описывает запахи – словно истории. Иногда лишь тихо кивал, иногда задавал один-единственный вопрос, но в каждом слове было больше чувства, чем в длинной речи.

Днём она читала ему вслух из старинного тома Мэттью Арнольда, а он слушал так, будто строки открывали в нём что-то забытое.

– «…И мир, казалось, полон снов и зверей, что ищут свет», – прочла Эмили.

Ноэль опустил голову.

В тишине их взглядов рождалось нечто большее, чем жалость или страх.

К вечеру на столе стоял дымящийся суп из бобов с тимьяном; хлеб – мягкий и тёплый; чай – янтарный, с лёгкой горчинкой трав. Она молчала, пока он ел, оберегая хрупкую тишину тяжёлого дня.

– Твоё тело должно вспомнить жизнь, прежде чем услышит о том, что живёт без неё, – сказала она, когда он поставил чашку.

Ноэль поднял взгляд; в его серых глазах дрогнул отблеск лампы.

Эмили приподняла крышку старинного фолианта. Листы хранили запах соли и древности. На первой гравюре виднелись изломанные силуэты существ, похожих на переплетение когтей и кристаллов.

– Сегодня я расскажу тебе о химерах Йеры, – произнесла она тихо. – О тех, кто дышит без души и потому неподвластен ни любви, ни жалости.

Она перевернула страницу.

– Эти создания не знают магии, – сказала Эмили. – Но именно потому они непоколебимы перед ней. Ни заклинание, ни пламя драконов не тронет их: в них нет духа, а где нет духа – там злу не за что ухватиться.

– Они не чувствуют боли? – спросил Ноэль.

– Они не чувствуют вовсе, – ответила она. – Они существуют, как железо или буря. Их интересует лишь плоть, ибо дух им недоступен. Пока дух не воплощён – химеры его не видят.

Свет лампы отражался в металлических оттисках страниц, словно в глазах самих существ.

– Химеры – членистоногие создания, – продолжала Эмили. – Они живут колониями, и у каждой – своя королева. Ей подчиняются безусловно, защищая до последнего дыхания. Их виды различны, но всех объединяет одно: чёрный панцирь и выросты из кристаллов – источники силы. Цвет кристаллов у каждого рода свой: сумеречный, синий, ядовито-зелёный, пурпурный, золотой.

Она указала на первую гравюру.

– Вот химеры-пауки: их кристаллы – цвета сумерек. Они тянут паутину, проводящую ток; в ней бьётся разряд, оглушающий жертву прежде, чем та осознает гибель. Их нити – как струны молний.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.