От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России
- -
- 100%
- +
Тюремные надзиратели тоже были приняты на государственную службу как «нижние служители». При условии беспорочной службы, через каждые пять лет они получали право на добавочное жалованье. Им выдали казенную форму. Они получили «право на пенсию по сокращенным срокам службы».
Специальная инструкция предписывала тюремной страже обходиться с арестантами справедливо и в то же время строго требовала от них соблюдения установленного порядка. При этом насильственные действия и употребление бранных слов ни при каких условиях не допускались. Свое служебное достоинство они должны были поддерживать перед арестантами «серьезным и добросовестным отношением к своему делу, трезвым, добропорядочным поведением и образом жизни».
Произошли изменения и в организации тюремной жизни. Арестантов стали привлекать на казенные работы, установив размеры вознаграждения за труд. Стала решаться проблема с одеждой, которую арестанты теперь шили сами. Чтобы сэкономить средства на закупку сукна, Главное Тюремное Управление закупало его оптом у крупных фабрикантов. Холст для белья производили тюремные мастерские.
В те же годы обратили внимание на состояние здоровья арестантов. В тюрьмах росло число больных. На 115 тюремных больничных коек в Иркутске ежегодно приходилось более полутора тысяч пациентов – обитателей мест заключения. Особенно быстро росло число туберкулезных больных. Главное Тюремное Управление издало циркулярное отношение, установившее «правила для борьбы с болезнью».
Первым делом предписывалось изолировать заболевших от остальных арестантов. Для выявления больных определялась периодичность медосмотров – не менее четырех раз в год. Кроме того, обязательному обследованию подлежали все вновь прибывающие в тюрьмы. На каждого больного заводился санитарный листок.
Арестантов с запущенной формой туберкулеза помещали в тюремные больницы, а прочих больных – в отдельные камеры. Для чего предписывалось в таких камерах «устроить усиленную и усовершенствованную вентиляцию».
Определялись и более конкретизированные задачи: «Ввиду той опасности, которой грозит вдыхаемая пыль, содержащая туберкулезные бациллы, пол не следует мести сухим, дабы не поднимать пыли… В камерах обязательно должны быть плевательницы и нужно настаивать и следить, чтобы арестанты не плевали помимо плевательниц….В видах напоминания арестантам о возможности заражения чахоткой следует вывесить на видных местах в камерах или корридорах соответствующия разъяснения о вреде плевания на пол, о заразительности мокроты больных и о других мерах предостережения от заражения».
Предусматривались меры личной гигиены. Арестанты должны были мыться в бане и сменять белье через каждые 7—10 дней. Заболевшим давались некоторые послабления отбывания наказания. «В виду той тяжести и суровости, которую могут представлять для больных кандалы, необходимо неотлагательно испрашивать надлежащее разрешение на снятие их… на все время до выздоровления». Слабым здоровьем арестантам разрешалось более продолжительное время находиться на прогулках, им полагалось дополнительное питание. А кроме того, признавалось «весьма полезным занимать чахоточных, особенно трудно больных, беседами религиозно-нравственнаго содержания».
Однако уже спустя два года многие из начинаний тюремной реформы сошли на нет. Причина была весьма прозаической: нерасторопность, а то и нежелание на местах менять привычный уклад жизни. В 1881 году чиновники тюремного ведомства с тревогой сообщали в своих отчетах о росте числа побегов из мест заключения. По «черному» списку, после самой неблагополучной губернии – Иркутской, шли Волынская, Московская, Новгородская и Подольская.
«Ветхость и дурное устройство наших тюремных помещений, недостаточность, неумелость и неопытность надзора составляют лишь второстепенные причины такого ненормального положения вещей, – сообщал чиновник Главного Тюремного Управления о причинах побегов. – Корень зла заключается в неисполнении существующих узаконений и постановлений относительно порядка содержания…»
«Из арестантских рот и отделений бегут арестанты преимущественно с работ, на которые их посылают… предписывается отпускать арестантов на работы с указанным конвоем, но иногда даже без установленного конвоя, при одном наемном тюремном надзирателе, не имеющем возможности наблюсти за 10–15 арестантами, работающими часто в различных местах. Из тюремных замков бегут, большею частью, с помощью подкопов, выпилки железных решеток у окон, чрез тюремные ограды по веревкам, свитым из белья и других предметов, или, наконец, чрез трубы отхожих мест…
Собранные в Главном Тюремном Управлении сведения и личные мои посещения тюрем выяснили вполне, что закон о частых осмотрах арестантов и тюремных помещений не только не исполняется, но совершенно забыт; были даже случаи, что в таких тюремных учреждениях, где меня ожидали, я находил при арестантах всякого рода собственные их вещи, как-то: одежду, шубы, пуховики, чашки, чайники и даже запертые на ключ шкатулки и сундуки.
Вследствие того же отсутствия простого механического надзора бывают в местах заключения случаи, что арестанты напиваются пьяны, наносят друг другу раны имеющимися при них ножами, иногда даже доходит и до убийств».
Частые побеги из-под стражи волновали не только тюремных чиновников, но и формировали соответствующее общественное мнение. В середине 1880‑х годов начальник Главного Тюремного Управления М. Галкин-Враский совершил поездку по Сибири и Сахалину, после которой он резюмировал: «Едва ли вообще найдутся местности в Европейской России, где бы благотворительность по отношению к арестантам ограничивалась таким незначительным размером, как в Сибири. Причина этому кроется в полном притуплении чувства сострадания к ссыльному ввиду тех неудобств, которые приходится Сибири переживать от них. Более щедрым подаянием пользуются еще беглые, но, конечно, не из сострадания, а лишь по чувству самосохранения».
В последней четверти столетия стали создаваться новые крупные тюрьмы – централы. Само понятие о централе было введено в судебную практику Положением «По вопросу о будущей организации каторжных работ и временном распределении каторжных», утвержденном Александром II в 1869 году. В исполнение этого документа, в 1873 году под Иркутском, в 80 верстах от города, была учреждена Александровская центральная каторжная тюрьма.
Одно из описаний тюремной жизни дошло до наших дней в записях американского путешественника Джорджа Кеннана, в конце XIX века посетившего Сибирь. Весьма примечательно, что иркутские власти хотели произвести впечатление на иностранца, «так как иркутский вице-губернатор описал этот тюремный замок как образцовое в своем роде учреждение», считающееся «лучшим… в России».
«Александровский тюремный замок представляет собой двухэтажное кирпичное здание, крытое железом, длиной в 300 ф., шириной в 100 ф. Тюрьма состоит из 75 камер для совместного, 10 камер для одиночного заключения и 5 «секретных камер» для особенно важных преступников. Во время нашего посещения в тюрьме содержались 992 преступника, и в «свободной команде» при Александровской тюрьме проживали 900 человек, уже отбывших срок «испытания». Нам прежде всего показали тюремную мукомольню… Директор тюрьмы заявил нам, что работа на мельнице единственный тяжелый труд, который лежит на преступниках; ни одному не приходится работать более четырех часов в сутки. С мельницы мы направились в камеры, которые занимали большую часть всего здания; цифра заключенных в каждой камере колебалась между 15–75 чел. По величине они были не одинаковы, но обширны и вполне удобны для находившихся в них узников; полы и нары содержались в замечательной опрятности; воздух не оставлял желать ничего лучшего; единственный замеченный мною недостаток состоял в отсутствии матрацев и подушек. Во всех помещениях была устроена прекрасная вентиляция… Коридоры, в которые выходили камеры, были высоки, просторны и светлы… После осмотра камер мы направились в кухню, где ежедневно готовилась пища более чем на 1000 чел….Арестантский паек состоит из трех фунтов ржаного хлеба, около 7 унций мяса и трех унций гречневой крупы, иногда выдается арестантам картофель или какие-нибудь другие овощи; чай и сахар казной не отпускаются, но арестанты имеют право покупать их на собственные деньги.
…Нам предложили подняться на второй этаж, где находилась школа. Это была чистая, светлая комната, которую сами ссыльные снабдили скамьями; тюремное начальство приобрело для школы классную доску, большой глобус, карты Сибири и Палестины и несколько дешевых литографий. В школе не было ни одного учащегося, но директор уверял, что ссыльные часто собираются здесь, чтобы читать, петь или выслушивать проповеди священника….Из школы мы отправились в тюремные мастерские, где работали 25–30 портных, сапожников и столяров… Директор заявил, что ссыльным позволяется заниматься той профессией, к которой они чувствуют склонность; из заработанных денег они получали две трети. Одна треть выдается ссыльным немедленно по продаже изготовленных ими вещей, другая по отбытии срока наказания, остальные деньги поступают в пользу казны».
Глава четвертая
Белые лебеди для «Белого лебедя». – Замурованная арка и дверь в никуда. – Богадельня для Александровского централа. – Арестанты для почетного гражданина С. Мамонтова. – «Смотритель Кубасов мало касался управления замком…»Я готовлю очередной номер «Вестника», где будет репортаж о ремонте женского корпуса иркутского СИЗО. До начала ремонта здание выглядело весьма неприметно. Это было строение с грязновато-серыми стенами и облетевшей местами штукатуркой. Весь внешний облик свидетельствовал о почтенном возрасте здания, которое нынешним летом наконец-то решили отремонтировать. Первым делом взялись за фасад, где под толстым слоем штукатурки вдруг обнаружили неожиданную находку: два барельефа огромных лебедей. Изогнув тонкие шеи, они словно плывут навстречу друг другу. Каменных лебедей уже отреставрировали, а вместе с ними частично восстановили и две колонны, на которых находились лебеди.
Сотрудники СИЗО уверены, что старые постройки на территории изолятора хранят еще немало тайн. Одна из таких тайн уже раскрыта: теперь мы знаем, отчего в народе испокон веку повелось называть иркутскую тюрьму не иначе, как «Белым лебедем». Впрочем, в СИЗО это не первая находка из разряда сенсационных. Два года назад, также во время ремонта, в административном корпусе в толстых стенах была обнаружена старинная арка – более трех метров высотой и около двух метров шириной. Деревянные части арки скреплялись между собой коваными четырехугольными гвоздями, которые широко применялись при строительстве зданий в начале ХIХ века. Исходя из этого можно предположить, что возраст иркутской тюрьмы намного больше, чем считалось до сих пор.
Как известно, каменное здание тюрьмы было возведено на месте прежнего деревянного, которое снесли «за ветхостью». Летопись свидетельствует, что деревянная тюрьма существовала в Иркутске с 1803 года. Вполне возможно, что старое здание не было полностью снесено, а только реконструировано. Тогда получается, что истинный возраст иркутской тюрьмы – больше 200 лет!
Здание СИЗО постоянно преподносит сюрпризы. Однажды во время ремонта в коридоре одного из корпусов была обнаружена дверь… в никуда. Она была вмурована в стену, заложена кирпичом, оштукатурена и покрашена в тон всему коридору. Дверь обнаружили на уровне второго этажа здания. Но куда же она вела? По ту сторону коридора – только фасад здания. Продолжив ремонт, в том же корпусе нашли под штукатуркой стены целый ряд старинных аркообразных окон. Эти окна оказались между коридором и служебными кабинетами. Еще одна загадка? В СИЗО полагают, что раньше на этом месте не было кабинетов, их достроили позднее. Поэтому окна, ставшие ненужными, пришлось замуровать.
Ремонтные работы в СИЗО ведет специальная бригада осужденных. К своему поручению они относятся с большой ответственностью, проявляя творческий подход к делу. Закончив ремонт на фасаде здания женского отделения, они сделали весьма оригинальный вход в помещение. Сюда ведет лестница, обрамленная витыми перилами со свечами, тоже выкованными из металла. Над самим входом появился навес в виде купола, украшенного фонарями, стилизованными под старинные светильники. Фасад здания тоже существенно изменился. Помимо заново родившихся лебедей на фасаде реконструировали зубчатую кирпичную кладку, имитирующую крепостную стену средневекового замка.
Наряду с восстановлением «исторической справедливости» в СИЗО ведутся работы, продиктованные задачами сегодняшнего дня. Взятый курс на гуманизацию уголовного наказания повышает требования к бытовым условиям подследственных и осужденных. Уже сегодня в СИЗО воплощается в жизнь беспрецедентный проект по созданию двухкомнатных камер. С этой целью в одном из режимных корпусов объединяются каждые две соседние камеры. Здесь прорубаются двери, идет сантехническая отделка помещений. В одной из комнат такой камеры будет спальня, в другой – кухня. Запланировано обустройство в каждой камере хозяйственного уголка, где установят стиральные машины и гладильные доски. Повсеместно в камерах будут холодильники, телевизоры, шкафы под одежду, посуду, книги.
Наряду с глобальной реконструкцией режимных корпусов запланировано благоустройство территории изолятора. Уже в ближайшие два года здесь появятся фонтаны, аллеи, газоны. Но, чтобы воплотить это в жизнь, нужно будет в первую очередь избавиться от угольной пыли, которую производят котельные на территории изолятора. Поэтому запланирована большая модернизация котельных. Очистив воздух, в СИЗО построят тепличные комплексы, в которых создадут цветочные оранжереи. Но самое удивительное будет заключаться в том, что эти оранжереи будут созданы на крышах модернизированных котельных.
Но и это не все новшества. На одном из корпусов СИЗО, почти под самой крышей, появятся большие часы. В диаметре они будут около 3 метров. Как считает руководство СИЗО, такие часы смогут стать достопримечательностью Иркутска. Огромный циферблат будет хорошо виден всем жителям предместья Рабочего, где находится следственный изолятор.
В планах руководства СИЗО еще один большой проект. Здесь хотят восстановить церковь, которая существовала при иркутской тюрьме. Летопись указывает, что «церковь во имя св. Бориса и Глеба выходила на главный фас тюрьмы». Сохранились старые рисунки, по которым можно судить о великолепии этой постройки.
Как полагают в администрации изолятора, в будущем в СИЗО даже можно водить экскурсии. И тогда любой желающий сможет воочию убедиться в том, почему наши предки считали тюрьму самым красивым зданием Иркутска.
А еще в СИЗО появился импровизированный музей. Помните, как замначальника Валентин Иванович Шубин нашел кандалы и наручники? После чего они оказались на полках специального шкафа, выделенного под раритеты. Через стеклянные дверцы любой посетитель может посмотреть на эти и другие «экспонаты».
Особая история у чернильницы из позапрошлого века. В отличие от находок, извлеченных из земли (как те же кандалы и наручники), она дошла до наших дней вполне легальным способом. В одном из кабинетов ее использовали под пепельницу. Можно представить, как менялись времена и эпохи, а эту чернильницу только переставляли со стола на стол в течение ста с лишним лет.
Точно так же дожили до XXI века некоторые предметы медицинского назначения: колба из толстого стекла с надписью: «ACIDUM CITRICUM» и бутылочка под лекарства. Вот и думай после этого, что с течением времени хозинвентарь списывается. Ничего подобного! Два этих экспоната прожили свой век там, где они и должны были быть – в медкабинете.
Почетное место на полках мини-музея занимает печатная машинка «Ундервудъ». Целые век она в тюрьме. Сколько секретных циркуляров прошло через нее! К слову, о документах. Вместе с той самой книгой, которую когда-то нашли во время ремонта крыши, в том же месте попались обрывки старых документов, причем, вовсе не тюремного происхождения. На одной из бумаг сохранился четкий штамп: «Коноваловское волостное правленiе Балаганского уъезда Иркутской губернiи. Мая 8 дня 1904». Текст оборван. Остается только гадать, что сообщало волостное правление в своей бумаге, отправленной в тюрьму.
Среди этих же документов попались письма заключенных, датированные 1938 годом. Поистине тюрьма – свидетель разных эпох. Вот еще одна загадка: как могли оказаться вместе послания из 1904 и 1938 годов? В одном из таких писем, не дошедших до адресатов, сообщается: «Пишу письмо 27.VII.38 г. Здравствуй Тая. Мне разрешили получить продуктовую передачу. Хлеба, жиров, макарон. Если нет денег, то продай велосипед. Передай мне денег 15 рублей. Ну пока, до свидания. Целую тебя, и своих детей. Ваш папа Сергей». Письмо написано на клочке бумаги в половину тетрадного листка. На обороте – адрес.
Вот еще одно невероятное переплетение эпох. Вместе с кандалами из XIX века нашли в земле металлическую ложку. На ней выгравировано: «Москва. ЦТК. МПС 1947—48». Когда этап прибыл в Сибирь, на обороте ложки появилась новая надпись: «Иркутск».
Непростые времена давно канули в лету, и остается только надеяться, что они больше никогда не повторятся…
Итак, здание иркутской тюрьмы переживает второе рождение. А какие перемены за эти же годы произошли в Александровском централе? В 1890 году тюрьма сгорела. После этого на ее территории появился целый комплекс новых каменных строений. Сама территория тоже значительно расширилась. Теперь своим общим видом она походила на достаточно большое поселение. Кроме главного двухэтажного корпуса в состав тюремного поселка входили: большой каменный православный храм, часовня, тюремная больница, состоявшая первоначально из пяти, затем из семи бараков, два барака для содержания каторжан вне тюремного разряда (все каторжане в зависимости от срока делились на три разряда, во «внетюремные» переводили показавших твердое стремление к исправлению), два семейных барака для жен и детей, которые добровольно следовали в Сибирь за своими мужьями-каторжанами, школа-приют, дома администрации и внутренней стражи, а также казармы для солдат Александровской местной команды, бани, прачечная, колодцы и другие строения. По данным иркутского историка Н. Быковой, в распоряжении Александровского централа находились Тельминская богадельня, где содержались престарелые, не способные ни к каким работам осужденные, а также ферма Плишкино.
Жизнь в тюрьме регламентировалась внутренним распорядком. В 5 часов утра был подъем, до 6 часов – уборка помещений. В 6 часов проводилась перекличка, в 8 часов – чай с ржаным хлебом, в 12 – обед. Отбой объявлялся в 21 час.
Общий уклад жизни в централе во многом дублировал сложившуюся практику содержания арестантов в других тюрьмах страны. В 1890 году Главное Тюремное Управление подготовило «Устав о содержащихся под стражей», остававшийся для всех мест заключения основным документом вплоть до 1917 года. В то же время в течение всего этого периода издавались оперативные циркулярные отношения, не один раз корректировавшие эти правила.
В 1895 году Главное Тюремное Управление передали из МВД в Минюст. Министр юстиции не преминул лично посетить Иркутскую губернию – вотчину крупнейших тюрем России. Для местного тюремного начальства такой визит стал главным событием года. Вот что сообщалось по этому поводу в «Отчете иркутского Губернского Тюремного Инспектора» за 1897 год под заголовком «Выдающиеся события»: «К числу таковых следует отнести посещение Господином Министром Юстиции в отчетном году – 29 июня – Александровской центральной каторжной тюрьмы и других, принадлежащих к ней учреждений, и – 3 июля – Иркутского тюремного замка; при чем Его Высокопревосходительством в книгах для почетных посетителей сделаны следующие надписи:
В отношении Александровской центральной каторжной тюрьмы: «29 июня 1897 года, по обозрении тюрьмы она найдена мною в отличном, образцовом порядке, свидетельствующем об особых трудах и любви к делу должностных лиц, управляющих тюрьмою, и ревностном исполнении своих обязанностей всеми служащими при ней. Тюрьма производит чрезвычайное впечатление полною целесообразностью и умелостью всего устройства и всех делаемых распоряжений. Заботы о быте и работах арестантов заслуживают самой искренней похвалы. Считаю для себя весьма приятным долгом выразить мою глубокую признательность Иркутскому Губернскому Инспектору А.П. Сипягину и смотрителю Александровской тюрьмы Лятосковичу, ревностным попечениям которых я не могу не приписать, главным образом, столь превосходное состояние тюрьмы. Министр Юстиции, статс-секретарь Муравьев».
В отношении Иркутского тюремного замка: «3 июля 1897 года. Тюрьма найдена в отличном общем порядке. Желательно устройство хотя бы небольшой школы для желающих арестантов. Министр Юстиции, статс-секретарь Муравьев».
В Иркутской губернии содержалось 6 тюрем. Проведенная в 1897 году ревизия всех мест заключения показала следующее:
«а) Александровская центральная каторжная тюрьма. Находится в сел. Александровском, Иркутского округа, в 70 верстах от Иркутска, по заангарскому почтовому тракту.
Тюрьма эта, после уничтожения ее пожаром, возобновлена в 1890—92 г.г., а больница при ней построена вновь в 1890 г.; тюрьма построена по расчету на 1000 человек.
Согласно составленной в Строительном Отделении при Иркутском Губернском Совете сметы, на возобновление тюрьмы было отпущено Главным Тюремным Управлением 165/т. руб. Г. Иркутский Генерал-Губернатор, Генерал-от-Инфантерии А.Д. Горемыкин, отклонив передачу работ по возобновлению тюрьмы подрядчикам, поручил произвести их хозяйственным способом Комитету тюрьмы, под председательством бывшего смотрителя тюрьмы Сипягина, с возможно широким привлечением на работы арестантского труда.
Несмотря на новость дела и не всегда благоприятно слагавшиеся обстоятельства: временное вздорожание всех строительных материалов и рабочих рук, так как местные арестанты, за неимением помещений были выведены в другие тюрьмы генерал-губернаторства, – вся тюрьма была возобновлена в течение двух лет, и общая стоимость возобновления тюрьмы в 2249 куб. саж. помещений обошлась только в 102872 руб. Расход этого составил лишь 62,3 % сметной суммы. При этом нельзя оставить без внимания и того обстоятельства, что при возобновлении первой половины тюремного здания были привлечены, как пояснено выше, преимущественно вольные мастеровые и рабочие.
Получившийся остаток от сметного назначения, за исключением 4011 р. отчисленных в технический капитал, в сумме 53117 р., был употреблен по распоряжению Иркутского Генерал-Губернатора на сооружение исключительно арестантским трудом нового каменного тюремного храма…
При неоднократных осмотрах инспекцией тюрьмы, таковая найдена, во всех отношениях, в полном порядке. Пища очень хороша, хлеб также, припеку получается 18 фунтов. Надзиратели хорошо обмундированы и службу несут с полным знанием и усердием. Арестанты пользуются баней еженедельно, с обязательной сменой белья, и ими никаких претензий не заявлено.
Третье отделение тюрьмы исключительно занято мастерскими: в верхних 4‑х камерах и коридоре работают, а в нижних 4‑х камерах ночуют мастеровые арестанты. Мастерские устроены применительно существующим потребностям, главным образом, для заготовления арестантского белья, одежды и обуви в тюрьмы и пересыльным арестантам Иркутской губернии и Якутской области, снабжены всеми нужными инструментами…
На устройство мастерских и заведение инструментов денег от казны отпущено не было.
Арестантская больница в с. Александровском находится в заведывании комитета Александровской центральной каторжной тюрьмы. Расходы на все надобности производятся по действительной стоимости их. Медицинской частью заведует тюремный врач… С 1896 года, с разрешения Главного Тюремного Управления, приглашен помощник врача и акушерка-фельдшерица, оба содержатся на счет экономических сумм центральной каторжной тюрьмы, с квартирой при больнице. За отчетный год было больных, в среднем выводе, 76 человек, в том числе 6 нижних чинов…
Все здания больницы находятся в большом порядке и чистоте; но, как упомянуто выше, требуют необходимого ремонта.
Инвентарь, одежда, белье и обувь ветхи и в недостаточном размере. Приведению их в полную исправность и наличность препятствует неразрешение до сего времени Главным Тюремным Управлением возбужденных ходатайств об единовременном отпуске необходимой суммы на эти предметы.
Больные помещены и содержатся хорошо, пользуются отличною пищею и вполне достаточным присмотром и уходом.
В двух отдельных бараках, из всех пяти, помещены: в одном – нижние чины двух Александровских воинских команд, а в другом – душевнобольные арестанты. Предметы довольствия всех родов для тех и других производятся из общих запасов и заготовлений, а деньги за лечение и содержание воинских нижних чинов, по получении из Интендантства, сдаются в Казначейство на восстановление кредита.