Исповедь ребёнка 2

(Вторая книга летописи «Как я помню этот мир» Отрок)

Без Бога не до порога, а он всё время меня спасал.

Первое воспоминание из моей жизни…

Врачи не Боги, поэтому они иногда ошибаются.

Пятого июня мне исполнилось сем лет. Осенью я должен бал пойти в школу на станции Рожанка. В детстве я ничем серьёзным не болел. Жил я в основном у дедушки. Свежий воздух и хорошее деревенское питание сделали своё дело. Правда травмы у меня были часто и даже изредка довольно таки серьёзные. Меня никогда не водили в больницу. На мне всё заживало, как на собаке. Это слова моей бабушки Домны дедушкиной родной сестры. Она была единственным лекарем в моей жизни. Дело в том, что я родился в городе Барановичи, потом мы жила в доме отца на хуторе у его родителей.

Когда мне было три года, у меня родилась сестра. А вскоре отца повысили в должности, и мы переехали в посёлок Бастуны. Там дали нам свою квартиру, но бывал я там изредка, жил в основном у бабушек с дедушкой, которых в это время переселили с хутора в деревню Колесники. Я приписан был к Лидской железнодорожной поликлинике, а жил в другой части Белоруссии ближе к Барановичам. Правда иногда у меня примерно раз в год поднималась температура. Тогда бабушка Домна осматривала меня и говорила:

– Миндалины! Детская болезнь, будут тебе иногда докучать, к годам тринадцати перестанут тебя беспокоить.

Один раз, когда несколько дней меня мучила температура под сорок, она сказала:

– Два дня тебя ещё такая температура мучить будет. Могу тебе облегчить твои страдания. Но для этого придётся потерпеть боль и тебе станет легче.

– Лучше боль, чем так мучатся.

Сказал я бабушке. Она вымыла руки горячей водой с хозяйственным мылом, протёрла их спиртом, подвела меня к окошку и попросила открыть рот. Я открыл. Она внимательно осмотрела нёбо и сказала:

– Открой рот, как можно шире и терпи.

Затем указательным пальцем выдавила гнойники на миндалинах. Заставила прополоскать рот настоем тёплого шалфея. Снова внимательно осмотрела миндалины, улыбнулась, выполненной работе. Потом она смазала миндалины облепиховым маслом. Мне стало легче, и я сразу уснул. Предыдущую ночь я не смог уснуть. Утром у меня уже была нормальная температура. У бабушки не было образования. Она когда то давно окончила приходскую школу. Но она сразу, облегчала людям и скотине их страдания даже после длительного неудачного медицинского лечения. Денег за свою работу она не брала и была уважаемым человеком в деревне.

В это время я был крепким мальчишкой, уже читал газеты. Хорошо считал и мог решать не простые задачи. Я был маленького роста, но давал сдачу ребятам постарше, если те пытались меня обидеть, несмотря на то, что они были на голову выше меня. Однажды к нам в квартиру зашла незнакомая бабуля в белом халате, она послушала маму, потом вдруг увидела меня и когда узнала, что я её сын и осенью пойду в школу, то очень ругала маму за то, что я не был на медицинском учёте. Она послушала меня, а потом началось: десятки пропущенных прививок, привили от всего от чего можно привить, занялись рентгеновским обследованием. Обнаружили сломанные рёбра, когда я их ломал, не вспомнил. Короче искали болезнь и, наконец, нашли. Нашла молодой участковый врач, на третий раз своего же осмотра, старая ушла на пенсию. Сказала:

– А вы знаете, у вашего сына увеличены миндалины? Их надо срочно удалить, вот вам направление в нашу железнодорожную больницу в Лиду, езжайте срочно, а то там молодой детский хирург появился у него большая запись, а вы с линии по направлению, вам без очереди сделают.

Напуганная мама, бросила все дела и на следующий день увезла меня поездом в Лиду.

Молодой двухметровый хирург, усадил меня на высокий стул, прочитал направление и сказал:

– Сестра сделай ему заморозку.

Та сделала. Потом хирург выждал несколько минут. И огромный кулак, с мою голову, с маленькими кусачками появился перед моим ртом. Резкая сильная боль с лева, и кусок мяса из моего рта оказался в металлической чашке. Кровь заполнила мой рот, и я начал ей захлёбываться. Мне подставили ко рту металлическую чашку, и она наполнилась кровью. Испуганный хирург сказал, что заморозка не подействовала, и сестра сделала ещё укол. Хирург заставлял меня открывать рот и сплёвывать кровь в новую чашку. Только спустя некоторое время рот окаменел. Хирург, спросил меня:

– Голова не кружится?

В этот момент я уже не смог произнести ни слова, а только, покачал головой из стороны в сторону. Наверное, подействовала двойная норма заморозки. С помощью хирурга мне удалось раскрыть рот по шире, и второй кусок мяса появился в моей чашке. Но я совсем не почувствовал боли, да и кровь совсем не шла.

– Ты малыш мужиком оказался, как ты нас напугал?

Признался мне хирург. А матери сказал:

– Такую замедленную реакцию на заморозку встречаю впервые. Представляю какую боль он испытал. Организм у него крепкий столько крови потерял, а в сознании.

Через час мы уже ехали пригородным поездом домой. Дома, наконец, отошла заморозка, но лёгкое кровотечение с левой стороны опять возобновилось. Не прекратилось оно и на второй, и на третий день. Впервые в жизни я почувствовал слабость, и мне вызвали скорую. Скорая помощь, сразу, увезла меня в райцентр в город Щучин.

Там меня осмотрел ЛОР, старичок с седой бородкой выругался и сказал:

– Руки у хирурга кривые, слева задет какой-то сосудик, который без операции и процедур сам не зарастёт, а такие операции только в Минске делают. Потом он отругал маму и того врача который, направил меня на операцию. Врач, куда – то позвонил, вызвал вторую скорую и меня увезли в Минск.

На следующий день мне сделали повторную операцию и ещё больше месяца лечили моё горло. Хирург невысокий мужичок лет пятидесяти, оказывается, был доктором медицины, и раз в неделю приводил ко мне своих студентов, рассказывал, как коряво мне сделали операцию и во, что это вылилось.

– Операция не игрушка, её нужно назначать в крайних обстоятельствах, когда болезнь не поддаётся лечению, когда нахождение больного органа в организме не совместимо с жизнью больного. Природа не глупа и не нужные органы не будет закладывать в человеческий организм. Потом я от него получал три плитки гематогена, и он обязывал меня съесть их до следующего визита. При выписке врач мне сказал:

– Как смогли, с Божьей помощью, твои раны мы залечили, но живи сейчас осторожно, ты надолго потерял свой иммунитет.

И оказался прав. Через год я разогретый, после игры в футбол, обмылся, как обычно, холодной водой из колодца до пояса и неожиданно заболел острой формой ревматизма. Эта страшная болезнь поразила все мои внутренние органы, сосуды, сердце, почки, печень, суставы. У меня была очень высокая температура, за сорок градусов. Более недели её не могли сбить, и всё же сбили, но до тридцати восьми. Я ещё месяц жил с такой температурой. Руки, ноги у меня распухли, отекли, я не мог ими пошевелить, а не то, что ходить. Отец носил меня на горшок. На меня было страшно смотреть. Врач ревматолог, который меня наблюдал, лечил меня таблетками: аспирином и стрептоцидом. Неделю колол уколы, сбивал температуру, да всё слушал сердце и считал пульс. Говорил, что очень высокая тахикардия, больше ста пятидесяти ударов в минуту. Врач каждый день ездил с Лиды, делал мне уколы, пока не сбил температуру. Класть меня в больницу он не посоветовал, родителям сказал:

– Там он точно умрёт, а здесь хоть досмотрите лучше. Если честно, то эта болезнь плохо лечится. Такую тяжёлую форму этой болезни я ещё не встречал. Будем надеяться на лучшее, вдруг выживет. Только не знаю, что лучше? Умереть сразу, или всю жизнь мучится, и обременять других. У него воспалена сердечная мышца, уже образовался порок сердца – недостаточность митрального клапана. Сердце не справляется с болезнью даже без нагрузки, в положении лёжа, отёчность усиливается каждый день.

Потом врач стал ездить раз в неделю, потом совсем пропал. Его считали очень хорошим специалистом, но иногда он позволял себе лишнего и исчезал. Наступила жара, да такая, что взрослые дышали, как рыбы открытым ртом. Когда я заболел, отец написал письмо дедушке и рассказал о моей болезни. И вот спустя неделю мы получили ответ от родственников. Было два листочка, один написал дедушка родителям. Второй бабушка Домна написала мне лично. Вот некоторые выдержки из её письма:

– Узнала о твоей болезни и очень расстроилась. Ты или твои родители, чем – то прогневили Бога, и он в назидание послал тебе испытание. С сегодняшнего дня я начала молится о твоём выздоровлении, а ты борись за свою жизнь не подведи меня, пожалуйста. Болезнь вызвала тебя на поединок, и только ты, и никто, больше не сможет победить её. Я рассказала дедушке, как тебя лечить и он написала отцу, как и чем тебя лечить. Надеюсь, это облегчит твои страдания.

Отец на следующий день уехал на рассвете в поле, и когда сошла роса, собрал траву указанную бабушкой в письме. В три часа дня вынес меня на призму железнодорожного тупика из речного песка. Раздел меня до трусов и посадил на раскалённый песок. Тупик был недалеко от здания вокзала, где мы жили на втором этаже. Отец выносил меня сначала на десять минут, потом больше, в конце время дошло до двух часов. Благо июль стоял очень жаркий и безоблачный. Было три вида высушенных растений и пил я их регулярно по графику. Через неделю у меня температура пришла в норму. Через две спала опухоль и отёчность, и я начал ползать. Через месяц я попробовал встать на ноги, но сильная боль в суставах опрокинула меня на песок. Я учился заново ходить, превозмогая ужасную боль. Но в октябре я пришёл в школу своими ногами. Через год я полностью восстановился, играл в футбол и гонял на велосипеде за грибами.

Второе воспоминание из моей жизни…

Воскресший заяц.

Мне шел одиннадцатый год, я перешёл в четвёртый класс начальной школы на станции Рожанка в Гродненской области. Три года назад в Рожанку перевели моего отца механика СЦБ и связи ШЧ-1, Лидской дистанции Белорусской железной дороги. Раньше мы жили на станции Бастуны, это километров сто на Юга – Запад от прежнего места жительства. Основной обязанностью отца являлось обеспечение движения поездов на участке Желудок – Мосты. Для этого необходимо: бесперебойная работа светофоров, перевод стрелок на заданный маршрут и телефонная связь. Она передавалась по проводам от опоры к опоре, и от станции к станции. Эта так называемая линия связи шла вдоль железной дороги в зоне отчуждения. Станция считалась большой и имела путевое развитие. На ней были: пакгауз, механизированный пункт с бункерами для отправки картофеля и сахарной свеклы, база заготзерно с её множественными складами, вторсырьё, заготовительная контора, весовая, площадка для разгрузки вагонов, военная площадка и прочая инфраструктура. Станция принимала грузы для города Щучин, который находился в десяти километрах от нас, и отправляла его продукцию. Обеспечивала жизнедеятельность близь лежащих посёлков и деревень, крупного военного аэродрома. У отца в подчинении был бригадир и несколько монтеров, разнорабочих, мастерская и гараж в котором стояла дрезина или «Пионерка» как её любя все называли. Жили мы на втором этаже вокзала в служебной двух комнатной квартире. Отца на работе и в посёлке все уважали. Он был безотказный человек. Мог отремонтировать любую технику, радиоприёмник, мотоцикл и т. д., денег он за свою работу не брал. Мама его часто ругала за это и говорила:

– Сидит, сидит, как сыч ночами; делает, делает, и даже детям на конфеты не принесёт. Все твоей душевной добротой пользуются. Наша семья состояла из четырёх человек. Отец – Леонид Петрович 1927 года рождения. Мать – Александра Васильевна на три года моложе отца, работала дежурной по охраняемому железнодорожному переезду. Почему-то за глаза её называли «Кацапкой». Наверно по тому, что родилась в Брянской области. В посёлке её считали самой красивой женщиной с характером. Сестрёнке Алле пятого сентября исполнится семь лет, и она осенью пойдет в первый класс нашей школы. Мать работала по двенадцать часов в смену с тремя молодыми женщинами, проживающими в нашем посёлке. Я рос не по годам самостоятельным. У меня были свои обязанности. Это домашнее хозяйство.

Конец лета, август. Шли дожи. По ночам уже прохладно. Отца ночью вызвали на повреждение линии. Это частое явление в его работе. Мать дежурила в ночную смену. Сестрёнка, как обычно «дрыхла» без задних ног, раньше девяти она не просыпалась. Как она, бедняжка, будет ходить в школу?

Я как обычно встал в пять утра, подоил Вишню, так звали нашу корову. Она первотёлка. Купили мы её телёнком, когда маме врач прописал пить молоко из-за болезни суставов после перенесённого ревматизма. Вырастил Вишню я сам, вместо щенка, которого мне тогда не разрешили завести. Да и повадки коровы, по словам отца, были собачьи. Корова мычала по моей команде, под настроение искала грибы в посадке. Найдёт гриб, станет возле него и мычит, зовёт меня. Надеясь на вознаграждение в виде кусочка хлеба или яблока. Подоить её не могли ни мама, ни папа. Иногда это им и удавалось. Но больше трёх литров молока, они не надаивали.

– Продадим тебе зараза такая. Иди, дои свою любимицу! Я больше к ней не подойду, не корова, а сумасбродная тварь, – злилась мама.

Мне стало обидно, что так плохо мама говорит о моей воспитаннице, и я попробовал. Дрожащими пальцами я потрогал вымя. На моё удивление молоко струйками само текло в подойник, стоило мне дотронуться до соска. Надоил я тогда в первый раз семь литров. Мать корову не продала, но обязала меня вести дойку. Сегодня я отправил Вишню в стадо, привязал телёнка на выпас, покормил оставшуюся живность, а её было не мало: кури, утки, свиньи. Затем позавтракал сам. Выпил две кружки парного молока с ржаным хлебом и уехал за грибами. Поездку я запланировал со вчерашнего вечера. Подготовил старенький велосипед. Сменил звёздочку, подтянул и смазал цепь.

Утро было прохладным. Ехал я вдоль железной дороги в сторону Желудка по тропинке, накатанной на насыпи. Земля не успела остыть за ночь, от неё клубился туман. То и дело обгоняли или шли навстречу поезда, участок был однопутный. Место куда я ехал было недоступно для людей, в четырех километрах от дома. Обнаружил я его в прошлом году благодаря отцу, который отвёз меня с велосипедом за орехами на дрезине. Сам он ехал в ту сторону по работе, и обещал забрать меня на обратном пути, если он задержится, то я вернусь обратно на велосипеде. Высадили меня у старой дубравы, которая по правой стороне по ходу движения.

Я закатил велосипед в лес, прислонил его к старому дубу, ветки которого все в желудях низко свисали до земли. От железной дороги велосипед закрывали густые кусты молодого орешника. Он рос между старыми дубами, так часто, что ствол следующего дерева не был виден, хотя до него было не более двадцати метров. Было ощущение, что я нахожусь в глухом заброшенном лесу, но проходящие поезда возвращали к реальности. Орехов было много, набрал я свою тару быстро. Сел перекусил у старого дуба, рядом с велосипедом. Можно было ехать домой, но крутить педали четыре километра не хотелось. От безделья поднялся на насыпь, перешёл на противоположную сторону железной дороги. Протиснувшись сквозь кустарник, я наткнулся на рукотворную полосу, отделявшую лес от железной дороги. Она была сделана весной и представляла собой разрыв шириной два метра. Земля была вспахана трактором, посредине проходила небольшая канавка, которая уже стала осыпаться. Отец потом мне объяснил, что это противопожарная полоса. Пройдя полосу, я оказался в старой берёзовой роще. Старые огромные берёзы росли далеко друг от друга. Между ними изредка виднелись молодые сосёнки, дубки и берёзки. Солнце проникало сквозь деревья, хорошо освещало поляну, заросшую всякими ягодникам. Ягода уже отошла. Но иногда встречались кусты костяники, которую я собирал в рот. Неожиданно в траве я увидел огромный гриб боровик. Потом второй, третий. Срезов несколько десятков здоровяков, убедился, что боровики переросли, стал сшибать их ногами, разбрасывая мякоть по поляне, и полосе. Наигравшись, не солоно хлебавши, я побрёл к велосипеду на ту сторону железной дороги. Миновав кусты орешника, я оказался у моей стоянки. Но там уже были гости. Около десятка маленьких зверьков похожих на поросят бродили вокруг дуба. Они были милы и симпатичны, такие же, как наши поросята, только полосатые. Такого чуда я ещё не видел. Не успел я подумать:

– Было бы хорошо поймать и принести их домой, вот бы домашние обрадовались такому событию, особенно сестрёнка. Поросята, почуяв опасность, молча, бросились врассыпную. Один поросёнок запутался в траве и завизжал. Услышав, хрюканье и шум справа, я не помню, как взобрался, наверное, по велосипеду, на дуб. Мимо него, сквозь кусты, пронёсся большой чёрный секач, уронив велосипед. Мне стало страшно. Боясь, пошевелится, я сидел на дереве пока не услышал шум приближающейся дрезины. Когда дрезина остановилась, я начал кричать, просить отца подойти ко мне. Отец понял неладное, и побежал на крик. Снял меня с дерева, забрал орехи и сломанный велосипед, его на ходу успел повредить кабан. Услышав мой рассказ, отец сказал:

– Ты в рубашке родился. Дикие свинья живут небольшими стадами. Главная в стаде у них свиноматка. У неё острый слух и обоняние, но зрение не ахти, она ничего не видит над головой, как и другие свинья. Стая обычно состоит из двух последних пометов. Если помет один, как в нашем случае, то свинья опоросилась первый раз и свиноматка не опытная, или ты не увидел предыдущее поколение. Почуяв опасность, свиноматка увела поросят, а секач бросился на визг поросёнка, сметая всё на своём пути. Не влезь ты сынок на дерево, лежал бы сейчас с разорванным животом.

Как давно это было, прошёл целый год. Я подрос, поумнел, отец даже сам это отметил, когда я отказал сестрёнке, прокатится на Вишне. Раньше я катал её на корове по несколько раз в день. Бедная Вишня слушалась, терпела. Соседи смеялись:

– Бесплатный цирк, да и только, смотри да веселись. Я крутил педали, а мысли сами лезли в голову. Вот я проезжаю мимо зарослей лозы и ивы с неё по весне год назад я драл кару со старшими ребятами. Потом мы её сушили под навесом и сдавали в заготовительную контору по десять копеек за килограмм. Всё хорошо: свои деньги и работа не пыльная, но в траве много гадов, в основном ужи. Но попадались и змеи. В прошлом году умер семиклассник из соседней деревни. Он драл кару, и его укусила гадюка. Врачи парня не спасли, и говорили:

– Поздно привезли!

После этого случая мне запретили близко подходить к этому месту. Я и не подходил.

В начале лета я собирал лисички в дальнем бору. Обратно домой я пошёл по короткой дороге, через старую дубраву по ней давно никто не ходил. Перед самым выходом на берегу ручья, который в паводок превращался в быструю речку., я обнаружил несколько старых сваленных последним ураганом дубов.

Корни их были подмыты, вот и свалило вместе с корнями и пышной листвой. Две недели я украдкой ездил, сдирал кару с веток и стволов. Работал я топориком и ножом. Кара была толстой почти сухой, в некоторых местах уже отошла от ствола. Потом две недели сушил на воздухе. После этого рассказал отцу о своих мытарствах, уговорил его взять телегу с лошадью у знакомого, и привезти добычу. Вот полную телегу кары мы привозим в заготконтору. Взвешивали её в весовой, на больших весах. С начало гружёную телегу, потом порожнюю, разница составила больше пятьсот килограмм. Сколько было радости, когда я узнал, что она стоит в два раза дороже, чем лоза и отцу дали сто рублей одной купюрой.

В воспоминаниях, я незаметно приехал на место. Спрятал велосипед в кустах и пошел за грибами. Чем ближе я подходил к полосе, тем сильнее становился грибной запах. О Боже! Такого я ещё не встречал. Вся противопожарная полоса была усеяна молодыми грибами. Это были боровики. С толстыми ножками и большими светло – коричневыми шляпками, торчали из низкой травы, через каждые полметра. Травой уже успела зарасти противопожарная полоса. Грибы были повсюду, даже в канаве. Как с грядки за несколько минут, я набрал два ведра молодых, без единой червоточины хрустящих грибов.

Отнес к велосипеду, высыпал в корзину. Потом два раза повторил свои похождения. В рощу я не заходил и на полосе оставил много грибов, Бог помог бы эти довезти и переработать. Поставил на тропу велосипед, для этого отбросил распорку, которую придумал и сделал отец, почти, как у мотоцикла. Привязал корзину, вместимостью четыре ведра, с грибами на багажник, повесил два ведра на руль, убрал распорку ногой и поехал домой.

Ехал медленно. Через минут двадцать, небо затянуло тучками, пошёл небольшой теплый дождь. Я остановился, оставил велосипед на тропе, сам спрятался в кустах от дождя. Он быстро закончился. От земли поднялся туман. Тут я услышал лай лисы. Похоже, она гнала зайца от стогов соломы, убранной на прошлой неделе ржи. Туман усиливался. Погоня двигалась в нашу сторону. Скорей всего ночью заяц посетил колхозное капустное поле в ложбине, потом улёгся отдохнуть в стогу соломы, а лиса пришла за мышами и наткнулась на него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.