Звезда умирает на сцене

1. Янтарь

На сцене горит только одна звезда, и этого не изменить. Даже если на сцене вместе с этой звездой находится ещё четыре подделки.

Подделки поддерживают имидж, распределяют нагрузку, разыгрывают тот характер, который звезда никогда не покажет. Нужно добавить перчинки. Нужно нарушить баланс, чтобы этот самый баланс поддержать.

Каждый это знал, когда Дайя выходил на сцену и открывал рот. Его собственный голос никогда не мерк на фоне музыки и записанных в студии, в комфортных условиях слов. Его движения всегда были выверены, чётки. Он проводил в зале больше времени, чем было необходимо, а ведь зал был тем местом, где мы чуть ли не спали.

И всё равно звезда померкла первой.

Это наше выступление. Девушки – в большинстве – размахивали лайт-стиками с печатью «Houseki», названием нашей группы, кричали наши клички, перечисляли драгоценные камни, будто те были в их руках, принадлежали им – и, чего говорить, мы на самом деле принадлежали им. Их голосам, их поддержке, их любви к нам.

Не успело даже закончится открытие, не успел Дайя поднять руку и всех поприветствовать, как микрофон вывалился из сжатых пальцев, а звезда разбилась о сцену, на которого сияла ярче всех.

Все замерли, ошалели. Я смотрел не верящими глазами по подогнутую руку, раскрытые глаза, на жёлтую звезду с правой стороны и понимал – раньше всех понимал, что за Дайей пришли шинигами. Они уже забрали его душу, а все наши оставили меркнуть на сцене.

Первый крик, второй. Команда сработала слажено, только не было никакого толка.

Мёртв. Уже мёртв.

Накамура Койоу – лидер «Хоусэки», фронтмен, будущий актёр, один из популярнейших айдолов, скончался прямо на сцене.

В интернете писали, что несколько поклонниц решило пойти за ним. В тот мир, где, возможно, они смогут встретиться со звездой. Для нас – членов его группы – всё должно было пройти быстро: похороны, поминки, продолжение рабочего графика. Но был один вопрос, нужен ли кому-то набор драгоценных камней, если в нём нет основы? Если самый прекрасный бриллиант покинул коллекцию?

Наш менеджер, Исида-сан, пытался по возможности всех разгрузить, дать перевести дух. Дать остановиться и выдохнуть. Только воздух в горле замер и никуда не шёл. Не собирался идти.

Мы ничего не значим без Дайи. Без него мы лишь одна из миллиона айдол-групп, которая рассчитывает добиться успеха упорством. Но всё не так просто, не одно упорство тут нужно.

К сожалению, ни один из оставшихся четырёх не обладал харизмой Дайи, его внимательным взглядом, который мог подглядеть самую суть вещей издалека. Никто не мог с ним сравниться ни в терпении, ни в упорстве.

Сколько бы ни старались, сколько бы ни прыгали, сколько бы ни пели – мы все смотрели в потолок, о который разбивались наши мечты.

***

Рейтинг закономерно стал падать. Никому не была нужна группа, в которой никто не мог стать фронтменом, где никто не мог восполнить утраченную часть.

Горе горем, преданные фанаты остались, но яркости в них больше не было. Не от кого её брать. Ни я, ни Эме, ни Сафа, ни Аме. Мы слишком блеклые, несмотря на то что полировкой своих граней занимались постоянно и даже больше, чем до смерти Дайи.

Футболка почти не просыхала, на каплях пота я не раз поскальзывался. Голос норовил сорваться, если я не буду контролировать дыхание. А я не контролировал. Я терял. Терял себя, «Хоусэки», терял тех, с кем начал тяжёлый путь.

Всё это казалось бессмысленным и беспощадным.

Таковой была судьба тех, кто положился на одного.

Я перебинтовал колено и прижался к стене, добивая последнюю бутылку. Вставать никуда не хотелось, наша музыка, музыка этих ломанных драгоценных камней била басом по ушам. Пот затекал в глаза и остро резал, когда я размазывал его по коже.

Ничего не осталось, кроме соли. Кроме слов Исиды-сана о том, что Дайю убили. Они были в этом уверены. Потому что в организме были найдены следы отравления при вскрытии.

От одной мысли тошно, что алмаз смог вскрыть обычный человек. И чем? Скальпелем. Разрезая на лоскуты.

– Не сомневался, что искать тебя нужно именно здесь, Руби.

Я открыл глаза и увидел в дверях Аме. Он подошёл ко мне, отдал бутылку и выключил музыку.

– Больше быть негде, – глотнул я и поперхнулся. – Как думаешь, – я осмотрел чистые полы зала, огромную зеркальную стену напротив, в которой свернулась моя фигура, – сколько нам осталось?

– До чего?

– До хоть чего-нибудь.

– Шанс, что мы умрём, куда ближе, чем восстанем из пепла.

– Пессимистично однако.

– Я про группу.

– И я об этом. Значит, не восстанем.

– Если бы был тот, кто заменил бы Дайю, то восстали, а так кто? Ты знаешь? – с подавленным отчаянием спросил Аме.

Не у меня. В пустоту.

– Был бы человек, уже бы всё было. – Я снова сделал глоток и поправил бинты.

– Ты себя не загоняй. Сохрани лучшее, что осталось. И продай тому, кто купит подороже.

– А я не хочу себя продавать другой компании.

– Может быть, нашей себя продашь?

– И стать массовкой? – усмехнулся я от боли. – Я не ради этого столько пахал, чтобы потом вернуться туда…

– Каждый ведь своё выбирает… если хочешь остаться в индустрии… Ты понимаешь, что нужно делать. Иногда приходится начинать сначала.

Я не считал, что у меня есть время, чтобы начинать сначала. Сколько мне будет? Сколько времени я потеряю? Что обо будут думать СМИ? Ничего хорошего.

Дохлый номер. Дохлый рубин.

Нет, этого нельзя допустить. Нужно тренироваться, нужно развиваться. Может быть, получится достигнуть хотя бы той капли природного мастерства, которым владел Дайя.

Если Дайя, правда, желал нам лучшего, пусть пришлёт весточку с того света. Пусть отдаст нам что-то от себя. Пусть…

– У тебя слишком много мыслей в голове, – сказал Аме.

– У тебя больше.

– Больше, но видно их меньше.

Спорить тут было не с чем.

Я пошёл в душ, забыв поблагодарить за воду и разговор. В последнее время было не до благодарностей, не до вежливости, не до мыслей, которые должны были показать меня хорошим человеком. Я должен был быть лучшим человеком.

Заперевшись в кабинке, я подставил лицо под воду и слизнул с губы солёный пот.

Даже когда Дайя тренировался дольше нас, он не выглядел и вполовину уставшим, как мы. Взмокшим, сломленным. Нет, он был где-то в другом месте. Или так часто пил воду и вытирался полотенцем. Не знаю, не помню.

Он всегда был лучше. И как это можно было затмить? Как это можно было победить? Как я должен был стать им? Занять его место? Как? Дело в высоком голосе? Чувствительности? Осторожности? Внимательности? Дело в том, что он всегда относился ко всем с пониманием, даже к сальным мужикам, которые долго держали его за руку? Не знаю. Не знаю…

Хочу знать, но откуда?.. Если того, кто хранит секрет, больше нет. Он в горшочке на кладбище среди своих предков.

Я пытался вспомнить, сколько сейчас времени. Восемь? Девять? Уже поздно, чтобы выходить. Не факт, что у меня была пятийеновая монета… но богу я бы отдал и десятитысячную купюру, только бы он услышал мою мольбу.

Один хлопок. Второй. Два поклона. Скажи, где ты хочешь. Скажи.

Чуда. Хочу чуда, а не драгоценных камней, которыми люди прикидываются. Хочу, чтобы кто-то из нас стал алмазом. Кто-то из нас стал центром внимания. Кто-то из нас получил всё, а мы продолжали существовать вместе, как «Хоусэки». Я этого хочу.

Заключительный хлопок и выдох под каплями воды.

***

Сон нервный, спутанный. Утром держусь плохо, но отдаюсь на все сто двадцать. Иначе нельзя. Иначе тебя бы вообще никто не заметил. Ты бы даже подделкой звезды не смог называться.

После утренней тренировки, пока мы ещё все сидели в зале, к нам подошёл Исида-сан. Лицо у него было серьёзное, морщинистое. Старше своих лет. Сфера развлечений – это не шутка.

– У меня есть кандидатура на роль Дайи, – сказал он сухо.

Никто не скрыл своего удивления. Кто бы это мог быть? Разве это вообще кто-то мог быть?

Только спешить говорить Исида-сан не стал, держал нас в напряжении, но стоило самому открыть рот, как он продолжил:

– Он выступит с вами послезавтра.

– Хорошо, – кивнул я. – Когда мы с ним познакомимся?

– Послезавтра.

– П-подождите, – я часто заморгал, всматриваясь в менеджера, – нам нужно же вместе тренироваться! Как это, он придёт послезавтра? Вам не кажется?.. – Я понимал, что перегибаю палку, но, если быть честными, то это выступление будет последним.

И всем это понятно. Не хотелось бы, чтобы меня похоронили рядом с неизвестным фронтменом, который поёт и танцует хуже меня. Который даже мне в подмётки не годится.

– Он попросил, – спокойно ответил менеджер. – Мы долго это обсуждали, но он заверил меня, что проблем не будет.

«Заверил!?» – Я силой давил в себе гнев.

– Я видел его в работе, и могу сказать, что Дайе он не уступает.

Пусть менеджер видел, мы не видели!..

Сафа тронул меня за плечо и покачал головой. Остыть мне надо. Не кричать, не соваться, не задавать тупые вопросы. Нужно держать себя в руках, нужно принять свою участь, как она есть. Раз мы провалимся, так провалимся. Этому кенкьюсей, которого наверняка только взяли, посчастливится один раз выйти на сцену. И хватит. Раз такие условия ставит.

Менеджер лишь напомнил о том, что мы должны будем сделать. Напомнил смотреть в расписание. Напомнил следить за питанием и отдыхом.

Когда он ушёл, все выдохнули.

– Вот это номер, – сказал Эме.

– Просто сделаем, что обычно, – вставил я, – если этот парень не будет поспевать за нами – его проблемы.

– Ты уже представил, как вышвырнешь его послезавтра со сцены? – поймал он мой настрой.

– Пусть не думает, что всё будет по его указке.

– Но разве это не странно? – задумался Сафа. – Что так скоро и… проще было бы ему совсем не выступать, чем выступать так скоро, при этом не связавшись с нами.

– Всё это какой-то фарс, – раздражался я дальше. – Наверное, это от отчаяния. – Улыбнулся, а сам думаю, как не отчаяться вместе с ними.

Брать кого-то вместо Дайи. Сейчас. На запись. Сумасшествие.

– Выдохни, – посоветовал Сафа. – Остаётся только ждать этого гения и надеяться, что Исида-сан не ошибся.

– Ну да.

Сегодня в душе я молился о другом. Чтобы никто не приходил. Не надо никого. Никто не будет лучше, верно? Это всё обман. Просто уже не осталось вариантов. Придёт кенкьюсей, которому ещё годы нужно тренироваться, и опозориться на телевидении, а потом и в LINE. Никто молчать не будет. А потом будем опозорены мы, как остатки драгоценных камней, хоть нас и количественно больше.

Глупость. Дело не в количестве, а в качестве, которым обладал единственный алмаз.

Стоп.

Этот на замене… тоже будет Дайей? Тоже будет алмазом? Раз он на замене?

Один хлопок, второй. Звонче. Громче. Чтобы вода расходилась.

Поклон до крана, второй ещё ниже.

Нам нужно прожить ещё немного. Ещё чуть-чуть. Но не умирать настолько мучительно и ужасно, под крошащие череп негодования толпы, которая не получила своего единственного фронтмена.

Нам это же оказалось не нужно. Правда. Вот правда.

***

О сне пришлось забыть. Забыть и о том, что изначально танец должен вызвать чувства, даже если он будет неидеальным. Такой простой постулат, но… зачем? Если ты дерьмово танцуешь, ты только донесёшь до остальных, каким же хорошим был фронтмен и какими же убогими были подделки вокруг него.

Нельзя сдавать позиции. Не хочу. Лишаться этого – нет, никогда.

Перед записью нас гримируют, а новичка так и не было видно. Новичку дали прозвище Анба – янтарь. Не алмаз. Значит, не замена?

Это не серьёзно.

Но жёлтая звезда на его правом глазу должна быть обязательно. Он же фронтмен. У меня красный треугольник, у Эме – зелёный, у Сафы – синий прямоугольник, у Аме – фиолетовый. Всё под цвета. Чтобы нас хоть как-то отличали те, кто пришёл смотреть на главного.

А главного и не осталось.

Нарисуют звезду? Или что-то другое? Оставят символ? Или смоют всё подчистую?

Мы выходим на сцену, а на лицах съёмочной группы полное отчуждение, разочарование. Они ничего от нас не ждут. Они думают так же, как и все: «Прошёл месяц со смерти Накамуры Койоу, прошёл месяц бесполезных трепыханий «Хоусэки», прошёл месяц, а значит, можно умереть».

Я и Сафа встаём на колено с правой стороны, а Эме и Аме – с левой. В центре угла остаётся пустое пространство. Оно принадлежало Дайе, теперь должно будет принадлежать Анбе. Кем бы он ни был. Как бы себя не вёл. Чего бы ни знал и чему бы ни научился.

Запись начинается, и я вдыхаю напряжённый, раскалённый воздух, смотрю на свои кроссовки и думаю, что в самую пору побежать на камеру, вырвать её и снимать нас. Ни какого-то там мальчишку, который получил с ничего своё прозвище и место, а нас, которые трудились на группу три года. А до этого ещё больше ходили в кенкьюсей.

Музыка. Веселье начинается. Но до того, как звучат первые слова, я чувствую, как лёгкая ладонь касается плеча, а потом в поле зрения врывается янтарный ураган.

Его голос ниже, чем у Дайи, но он не менее заразителен. Я чуть ли не начинаю слушать, следить за ним, вместо того чтобы начать танцевать. Он исполняет каждое движение быстрее меня, на долю микросекунды, которую я никогда не дотягивал. Он слышал звук и двигался вместе с ним, а не за ним.

Со спины я видел, что он и ниже, и худее, а вот волосы выбелены. С левой стороны собраны в маленькие косички. Правая рука держит микрофон, но это не сковывает его. Нет. Это делает его ещё более свободным, чем каждого из нас микрофон на ухе.

Каждый поражён, как и я. Даже съёмочная группа, которой не было до нашего провала, упивалась нашим возрождением. Это было оно. Менеджер не обманул… Нет. Это правда! Это чудо! Мы живы!

Это заставляет и меня самого улыбаться, и двигаться быстрее, пытаться догнать янтарь, который блестит перед глазами и быстро меняется местами.

Звезда на левом глазу, а не на правом. И улыбка… улыбка именно такая, которую ты ожидаешь от айдола – милая и настоящая. Настоящая, даже если фальшивая.

Он так походил на Дайю, что мне было сложно оторвать взгляд… я должен был смотреть в камеру, улыбаться людям там, которые видели, как новый набор побрякушек мелькает. Как среди подделок появилась новая драгоценность, которая обращается к ним, которая блестит и призывает их.

«Смотрите на меня. Я здесь. Видите? Слышите? А что вы чувствуете? Огонь, верно? Это огонь ваших чувств!»

Это был огонь чувств, которые я переживал, когда мы замерли, а музыка закончилась.

Анба дышал устало, но спокойно, он не сводил взгляда с камеры, не снимал улыбки. Я думаю, им был покорён каждый, кто оказался в этой комнате, и неожиданно в LINE узнали о новом даровании.

Где оно пряталось? Кто его нашёл? Он – спаситель «Хоусэки», которые должны были сегодня окончательно разбиться, претвориться в пыль, но нет. Он всех собрал, всех привёл к исполнению мечты – «Мы будем дальше жить».

Это была самая приятная съёмка за последний месяц. Съёмочная команда и айдолы поблагодарили друг друга, и можно было уйти со сцены, можно было снять образ. Можно было его откинуть. Можно было, только…

– Это было нечто, – сказал я за спиной Анба.

Он сразу понял, что речь о нём.

– Точно! Я не ожидал, что так будет, Исихара-семпай!

Он знал моё имя. Конечно, знал. Не мог не знать.

– Вы потрясающие! – Анба обернулся к нам и заразил всех приветливой улыбкой. – Извините, что не пришёл раньше, – и поклонился, как подобает. – Это было необходимо для эффекта неожиданности.

– Повезло, что именно такой эффект получился, – заметил понуро Аме.

– Я не имел права вас подвести! – заверил нас Анба.

Менеджер не скрывал своего восторга. Он нашёл ещё одну золотую жилу, которая тоже носила жёлтый цвет.

Он повёз нас в ресторан-якинику. Сказал, что можем заказывать, что хотим.

Пока мясо жарилось и пропитывало запахом нашу одежду, Эме всё-таки спросил:

– Ты уж извини, Анба, но мы о тебе ничего не знаем. Даже имени.

Тот удивлённо заморгал с улыбкой, которую не оставил на съёмочной площадке.

– Извините! – Поклонился. – Меня зовут Огава Тайоу. Мне семнадцать лет. Исида-сан пригласил меня, после того как увидел моё портфолио.

– И где ты раньше танцевал? – уточнил я, но Огава лишь часто заморгал, обращаясь к менеджеру.

– Это была не официальная группа, – смутился он, – всё своими руками.

«Самоучка…»

Дайя тоже был самоучкой. Был и… стал лучше всех тех, кто оттачивал свои навыки годами. Удивительно.

– Спасибо, что позволили стать частью вашей группы, – ещё один низкий поклон и вся искренность его благодарности осыпалась на нас.

Не могли мы сказать, что находились одной ногой в овраге. Или Исида-сан сам всё рассказал? По крайней мере, никто не озвучил мои мысли вслух. А они были. Были у всех.

Спасение, которое пришло чуть ли не с неба, за два дня до выступления на телевидении. И впрямь, удивительно. Только если всё не было подстроено заранее. Что тоже возможно.

Нас лишь решили впечатлить.

Получилось. Получилось, даже если бы мы на тренировке увидели янтарь.

Он настоящий. Неподдельный. И все сегодня будут это обсуждать.

У меня ладони потеют от осознания, что сегодня о нас снова заговорят. Мы снова составим конкуренцию. Мы снова… будем сиять. Наша звезда взойдёт. Оно того стоило. Всё того стоило. И мольбы не были напрасными.

Огаву распределяют в мою комнату. Три татами, комнатушки хватает только на двухярусную кровать и стол. Его вещи привёз Исида-сан. Должно быть заранее договорись. Как и обо всём.

– Раньше с тобой жил Накамура-семпай? – оглянулся Огава, перебирая футболки.

– Да. Он спал сверху. Если хочешь, поменяемся.

– Нет, что ты! Мне нравится сверху. – Он не отпускал своей улыбки до конца.

– Или ты говоришь так, потому что я старший? – решил проверить его.

– Нет, – улыбнулся чуть лукаво, склоняя голову. – Чем выше, чем лучше. Я думаю, так иногда себя привычнее ощущать.

– Как высоко парящая птица?

– Ну, если я упаду, лететь мне недалеко.

– Слушай, Огава…

– Можно по имени. Я не против.

– Хорошо… Тайоу, ты нас правда выручил. Это… много значит для всех нас. Не только для меня. Каждому было необходимо, чтобы… чтобы «Хоусэки» существовали. И… и ты появился как нельзя кстати.

– Как нельзя кстати, – повторил за мной с довольной ухмылкой. – Вы тоже появились в моей жизни как нельзя кстати, – проговорил он и заглянул в глаза. – Семпай, можно ли будет утром немного поговорить о Накамуре-семпае?

– Есть что-то… чего ты не знаешь?

Его глаза прищурились, вглядываясь в меня, прощупывая, проверяя на твёрдость и мягкость.

– Конечно. Ведь я его никогда не знал, а ты жил с ним в одной комнате. Я думаю, ты можешь мне рассказать куда больше, чем все остальные.

– Ты, – сложно было сказать, что меня не смутили его слова, – словно что-то задумал.

– Так и есть! Семпай, вы проницательны. И это мне очень и очень пригодится!

Объясняться больше Тайоу не стал. Он схватил вещи и побежал в душевую, я же остался наедине с собой.

Свой чемодан он оставил раскрытым, и удержаться было сложно.

Заговорил загадками. Зачем ему что-то знать о Дайе?

Я оглянулся на дверь и встал боком к чемодану, аккуратно поднимая и опуская набор вещей. Но среди них не было ничего, что могло бы мне что-то рассказать о том, кто такой Огава Тайоу и как бы он мог быть связан с Накамурой Койоу.

Он просто дурака валяет? От безделья прикалывается? Специально? Проверяет меня? А я купился… нельзя быть таким мнительным, это опасно для меня самого.

Чемодан остался на месте, вещи в том же порядке, с теми же складками. Я держал палец над иконкой LINE. Там меня должен был ожидать взрыв. Фурор. Спасение.

Там меня должна была ожидать новая история, вторая часть дилогии. Первая закончилась смертью Дайи, но вторая началась с появлением юного дарования. И это самое дарование позволит нам всем жить дальше.

2. Изумруд

– Доброе утро, Исихара-семпай, – встретил меня неизменной улыбкой Тайоу.

– Ты можешь называть меня Руби, – мимоходом вставил я.

– Руби-семпай, – распробовал Тайоу, и его это вполне удовлетворило. – Когда мы сможешь поговорить о Накамуре-семпае?

А я уже и забыл. За ночью проведённой в LINE, где все только и спрашивали о том, кто этот январь? Кто новый алмаз? Кто пополнил шкатулку?

– После завтрака.

Не думаю, что я хотел подготовиться или собраться с мыслями. Нельзя было подготовиться к тому, чего сам не знал. Все мои мысли были заполнены радостными комментариями фанатов, которые ставили бесконечно лайки и пророчили нам лучшее будущее. Куда более лучшее, чем при Дайи, хоть это и не было возможно.

Место для нашего разговора было определено само собой – наша комната на двоих. Где не будет ни ушей, ни глаз.

– И что бы ты хотел узнать?

Я сел на кровать и пусть приглашал Тайоу, тот остался стоять у стены, разглядывая мои глаза. Моё лицо. Как Дайя делал время от времени. Только вот было ощущение, что всё это по разным причинам. Тайоу ищет, Дайя – волнуется.

– Расскажите мне всё, что можешь, о Накамуре-семпае.

– Мне кажется, это «всё» ты быстрее прочитаешь в сети. – Я указал на телефон.

– Это я уже прочитал. Это мне не нужно. Расскажи мне то, что ты видел, когда общался с ним. Каким он был? Как он относился к тренировкам? Группе? Ко всем остальным и лично к тебе.

– Это что, допрос? – ухмыльнулся я.

– Считай, что да. – Тайоу только склонил голову. – Я здесь нахожусь и потому, что ищу убийцу Накамуры-семпая.

Эти слова свелили холод, промозглый, когда температура в Токио неожиданно переваливает за минус и вдруг падает снег. А не должно. Снега в Токио почти не бывает.

– Тебя кто-то послал?

– Сам себя послал, – засмеялся Тайоу. – На самом… я уже примерно знаю, кто убийца.

– И почему ты ничего не расскажешь?

– Это всего лишь слово, догадка. Доказательств нет.

Кого Исида-сан к нам привёл? Ищейку? Ищейку, которая будет танцевать вместе с нами на сцене? Которая будет лучше нас?

– Испугался, Руби-семпай? Извини! – Тайоу сложил руки в молитвенном жесте. – Но ты ведь знаешь, что писали. – Его глаза при свете солнца отдавали тёмным золотом. – Накамуру-семпая отравили. Бутылку, из которой он пил, нашли среди ваших. То есть…

– Это был кто-то из нас, это хочешь сказать?

– Возможно, – кивнул Тайоу.

Нет, он точно знает, кто это был. Из всех нас.

– Может быть, это был Исида-сан или кто-то из стаффа. Кто мог передать уже отравленную воду. Но я думаю, всё проще, чем кажется. Ходить по лесам и уезжать за город не надо.

– Думаешь, кто-то завидовал?.. Или… что?

– Не знаю. – Тайоу с интересом смотрел на меня. – Что ты мне расскажешь?

– Ну… у Дайи не было врагов. Все понимали, насколько он важен. Понимаешь? Он лидер, без него никуда. И это все увидели, когда его стало. Но мы, «Хоусэки», знали об этом задолго до. Глупо отрицать, что кто-то обладает куда большим талантом.

– И никто не завидовал?

– Каждый из нас пришёл сюда за своим, – я перемял пальцы, – а Дайя только помогал исполнить мечту. Без него… это просто не имеет смысла. А он сам… не представляю, что кто-то бы хотел его убить. Потому что… вот Эме – он бывает вспыльчивым, может кого-то обидеть, а Дайя – никогда. Он всегда смотрит на людей, всегда оценивает их состояние, всегда… всегда всё видит. Всегда сопереживает им. Не представляю, что кто-то мог бы на него озлобиться.

– Это точно, я читал об этом.

Ничего не скажет о том, что я говорю о Дайе так, будто он не умер, будто он ещё здесь. Не могу повернуть язык в другую сторону, не могу сказать, что он «смотрел, оценивал, видел». С той стороны реки он наверняка всё это ещё делает.

– Но в сети есть и хейтеры, и фанаты, и сталкеры… Никакие из этих не оказывали влияния на Накамуру-семпая?

– Нет, – твёрдо сказал я, – у Дайи было ограничено время в соцсетях. Он не любил, когда что-то тратит его время попусту. И даже если это кто-то из них… могли ли они пробраться к нам?

– Скорее всего, нет, но разобрать нужно каждую догадку, – подмигнул мне Тайоу. – Хорошо. А с Исидой-саном? Как с ним обстояли дела?

– Нормально, – я только плечами пожал, – так же, как и со всеми нами. Тебе не кажется это странным? Что менеджер захотел бы убить свою звезду?

– Так же странно, как кто-то из «Хоусэки» решил отравить Накамуру-семпая, понимая, насколько он важен для будущего группы. Но кто-то ведь это сделал.

– Значит, ты подозреваешь кого-то из нас.

– Да. Несмотря на твои слова, кто-то это сделал. Кто-то, как предполагаю я, кому это было так же важно, как тебе и всем остальным существование Накамуры-семпая. Загадка, верно? Если ваша главная звезда вам так важна, почему же кто-то её решил убить?