Проданные Империей. Записки оккупанта

Стоявший рядом со второй мишенью замполит части, подполковник Кобзев, с визгом бросается на землю. Песок медленно оседает на его вспотевший зад. Ствол пристрелян, и я чувствую, а с этим чувством расстанусь только лет через тридцать, что все пули летят в мишень. Кроме последних двух. Я жму спусковой крючок, приладив приклад особым способом с помощью ремня. Так кивок ствола меньше, и точность выше. Боковым зрением вижу, что кто-то ко мне бежит. Разворачиваюсь. Это какие-то два капитана. Дымящийся ствол смотрит прямо им в лица. В магазине патронов нет, но им это не известно. У того, что слева, задёргалось веко. Что это с ними?

– Стой кто идёт? – Голос из тумана на чистом русском языке. Звучит настолько необычно, что руки даже не тянутся к пистолету, который находится в кобуре.

– Начальник караула с разводящим. – Отвечаю я. Строго по Уставу.

– Пароль!

– Амортизатор. Отзыв?

– Редюит. Проходите товарищ старший лейтенант. – Я приближаюсь к часовому. Солдат в шинели с автоматом на изготовку. Всё по уставу. Красные погоны и петлицы. Не придраться. Вот это да! Думаю и восхищаюсь Советской армией по-настоящему. С такими бойцами нам нестрашно никакое НАТО, никакие перевороты. Защитим южные рубежи нашей необъятной Родины и всего Варшавского договора. Наших братьев по оружию.

– Всё спокойно?

– Так точно товарищ старший лейтенант. – Боец бодр и внимателен.

– Хорошо. Доброй службы. – Я иду дальше. На остальных постах всё точно также. Полный контроль за окружающим нас миром. Враг не пройдёт. Мышь не проскачет. Удав не проползёт. Лягушка не квакнет.

Последний раз в жизни, когда я проверял посты в Афганистане, процесс проходил несколько иначе. Заснувшего бойца туркменской национальности я привёл в чувство с помощью кулака и мата. Тому не понравилось ни то, ни другое. Он, передёрнув затвор, выпустил в мою сторону рой пуль. Упав на землю, я видел, как к нему бросились несколько бойцов и отобрали оружие. Судьба того солдата оказалась печальной: чтобы избежать смерти в бою, он выпил позднее на базе бригады мочу больного желтухой. Заболел, попал в госпиталь, где и помер. Аллилуйя!

Удовлетворённый, возвращаюсь в караульное помещение. До конца смены ещё почти сутки, а у меня четыре часа на отдых – с часа до пяти. Самое отвратительное время для сна. Место рядом с бойцами на тахте. Вместо меня – сержант Юнич, заместитель начальника караула. Самый подготовленный сержант в моей армейской жизни. Требовал отдавать честь даже у солдат. Непривычно. Дико. И отчего-то тоскливо.

В восемнадцать часов – развод караула на плацу части. Слышу звуки марша. Скоро начало сдачи. Караул прошёл без происшествий, все живы. Процесс передачи полномочий занимает около двух часов. В девять иду домой. Там ждёт жена и дочка, которая родилась в Сегеде. Они будут со мной около двух лет. Жизнь с ними меня немного успокоила, утихомирила. С ними я оказался в тихой гавани, куда стремился всю свою жизнь. Каждая минута, проведённая бок о бок, превращалась для меня в маленькое чудо. Одно из них сейчас меня ждало дома – Лера, Валерия, моя дочка. Маленькое существо, однажды произнёсшее слово «папа». И я растаял, как мороженое во рту.

Для справки: единственный в полку, кто на стрельбище выбил из 100 возможных 89 очков, был я. Но тогда, не дожидаясь финала, подполковник Кобзев, замполит части, побежал домой стирать бриджи. И мне он этого так и не простил.

***

Немного истории.

Сегед, третий по величине город Венгрии, является сердцем Южной Великой равнины и административным центром округа Чонград. Здесь находится Сегедский университет – настоящая жемчужина Европы, славящаяся своими достижениями и считающаяся одним из чудес света. Не только для «советских» – для всей Европы. Этот город, известный своей историей, полной бунтарского духа и стремления к свободе, всегда был местом, где ценились честь, ум и совесть.

Каждый год Сегед оживает благодаря своему знаменитому летнему фестивалю под открытым небом, который впервые состоялся в 1931 году. Это событие, отмечаемое в День города 21 мая, становится одним из главных событий наступающего лета, привлекая множество гостей из разных стран в том числе и из СССР. Его ждут местные. Его ждут холостые офицеры, потому что в эти дни в город приезжают туристки из СССР. Но с особым чувством его ждут жены офицеров, приобретая в городских магазинах скалки и другие подручные инструменты воспитательной работы.

Особое время для одиноких офицеров части – период, когда город наполняется русскими туристами женского пола. Даже женатые мужчины из нашей части не остаются в стороне от такого важного события, хотя и действуют с меньшим энтузиазмом чем холостяки. Впрочем, даже если они не смогут угнаться за всеми возможностями, предоставляемыми туристками то хотя-бы согреются.

Артисты из СССР приезжают постоянно. Одесский академический театр оперы и балета живёт здесь второй год и не хочет возвращаться. Фольклорные ансамбли из разных городов России. Творческие группы и одинокие певцы шансона, называемые просто певцами. Чёс шёл по-взрослому. Будапешт – Сегед – Кечкемет. Толпы поклонников и аплодисменты. А после пьянки если повезёт – любовь. Быстрая, как выстрел. И практически без последствий. Главное, чтобы жены не разнюхали!

История названия венгерского города Сегед окутана тайной. Никто не может с уверенностью сказать, как оно появилось. Кто назвал Сегед Сегедом? Одна из самых интригующих версий гласит, что название – это искажённое и укороченное слово «Партикум». Именно так именовалась римская колония, основанная во II веке на месте, где сегодня раскинулся современный город. Но нужно обладать охренительным воображением, чтобы выдвинуть сию версию.

Руины, которые можно увидеть в центре и на окраинах, – это не просто камни, а свидетели бурной истории. Причём Советская армия к ним имела лишь косвенное отношение, ибо они могут относиться как к временам римского владычества, так и к разрушениям Второй мировой войны или к событиям 1956 года. Каждая находка – это кусочек мозаики, складывающейся в картину прошлого, а кое-где – бурного прошлого.

Но именно в этом и заключается очарование страны куда я попал волей случая. Полная сюрпризов, каждый шаг по её земле вызывал удивление, открывая новые грани истории и культуры. И Сегед – яркое тому подтверждение, город, где прошлое переплетается с настоящим, а его тайны манят исследователей. Эта повесть – желание вскрыть некоторые.

Существует две основные версии происхождения названия города Сегед. Одна из них связывает его со старым венгерским словом «szeg», означающим «угол». Это может указывать на изгиб реки Тисы, протекающей через город. Другая версия предполагает, что название происходит от венгерского слова «sziget», что переводится как «остров». Однако, это лишь предположение, а не установленный факт.

Говоря о венграх, нельзя не отметить их выдающиеся таланты. В качестве примера можно привести «кубик Рубика», изобретение которого принадлежит именно венгру. Трудно представить, что подобная игра могла появиться в СССР под названием «кубик Брежнева» или в Британии как «кубик Тэтчер». Это наводит на мысль о том, насколько уникальным было это изобретение. И, конечно, возникает вопрос: смог бы «кубик Брежнева» вращаться по осям так же, как знаменитый кубик Рубика?

Окрестности Сегеда дышат древностью. Это ощущение проступает в глазах его жителей, в морщинах, хранящих отпечатки прожитых лет. Особенно ярко история читается на женских лицах, на их юных чертах, словно в них отражается сама вечность. И хотя сам город, известный Птолемею под именем Партикум, давно запечатлён на страницах истории, его прошлое продолжает жить в лицах горожан.

Есть предположения, что именно здесь, в этих краях, располагалась резиденция легендарного Аттилы, царя гуннов. Эта связь настолько сильна, что в Сегеде до сих пор существует традиция давать новорожденным мальчикам имя Атилла. Мне лично доводилось знать троих носителей этого имени.

С течением времени Сегед становится важным стратегическим пунктом. В последующие эпохи вокруг него возводились фортификационные сооружения, защищающие жителей от напасти. Австрийцы построили свой форт, затем его сменили немецкие укрепления. И, наконец, в XX веке на месте прежних оборонительных сооружений был возведен советский форт, получивший название «Совьет локтонябо». И где разместился 112 гвардейский мотострелковый полк. Окруженный колючей проволокой. Чтобы напасть не разбежалась по Европе.

Из истории: Сознание лишь на короткое мгновение оставило главу города, чтобы вновь вернуться вместе с болью. Пот, точно изморось, каплями выступил на лбу и, стекая по его белой помертвевшей коже, будто душа выдавливала сквозь поры страх, наполняя воздух кислотными испарениями. Вывернутые в суставах руки безвольно покоились на досках. Глядя на них, с трудом представлялось, что они могли когда-то крепко держать кружку пива или обнимать женщину. Из отрубленной по колено правой ноги с чёрным, дымящимся мясом на срезе уже не сочилась кровь: палач прижёг её раскалённым на углях лезвием ножа. Турки изгалялись над посмевшим им перечить магистром Сегеда так, как считали нужным.

Толпа, с нескрываемым ужасом взиравшая на происходящее, точно рой жужжащих мух готовый в любой момент броситься на обрубки тела, жадно вбирала в себя запахи горелого мяса, которые пьянили и завораживали, вызывая приступы тошноты. А у некоторых – слюноотделение.

Скальп свисал над его бровями кровавыми лоскутами, мешая рассмотреть глаза: левое было вбито палкой в череп. Вместо него пустой обречённостью зияла глазница. Искажённое мукой лицо ещё выражало надежду на избавление от чудовищных истязаний, а свисающее на тонкой прожилке правое глазное яблоко продолжало выискивать в толпе того, от чьей милости зависела жизнь и смерть любого живущего в этом городе. Предсмертным желанием магистра было одно: пощадить граждан Сегеда. Он решил отдать свою жизнь за их. Это была высокая плата, но он был к ней готов.

Только спустя время я впитал историю Сегеда, полную трагедий. Во времена сурового монгольского нашествия город был разрушен, а неистреблённые и не взятые в плен жители скрылись в непроходимых болотах. Однако, несмотря на ужасы прошлых войн, дух граждан оказался несгибаемым, как лом, глубоко вбитый в асфальт. И они вернулись, чтобы отстроить свой город из руин, доказав свою стойкость и преданность родной земле, своей вере.

В XIV веке, под мудрым правлением короля Людовика Великого, Сегед начал свой путь к величию. Он стал важнейшим центром Южной Венгрии, играя ключевую роль в жизни королевства. С приближением грозной османской военной машины к границам государства стратегическое значение Сегеда возросло многократно. Осознавая это, другой король Венгрии, Сигизмунд, предпринял важный шаг, укрепив город мощной стеной, призванной защитить жителей от надвигающейся угрозы.

В 1498 году Сегед удостоился высокого статуса свободного королевского города. Он подчёркивал его роль как одного из ведущих городов Венгрии, готового встретить любые претензии истории и опровергнуть их. Согласен, Сегед пережил непростые времена, начавшиеся с его первого разграбления османскими войсками 28 сентября 1526 года. Последняя попытка разграбления пришлась на период, когда Венгрия стала частью Варшавского договора. Но это ограбление было цивилизованным и законным и подчинялось исключительно финансовым возможностям оккупантов.

Неожиданно налетевший шквал вспенил гладь Тиссы. Посеревшее небо, взирая на умирающего магистра, услышало его душераздирающий стон, который вырвался, пробившись сквозь выломанные ударом кулака зубы, и упал на струганные доски к ногам палача чёрным сгустком спёкшейся крови. Сейчас вместе с надеждой в морозном воздухе растворялась его душа, выползшая сквозь выломанные кости грудной клетки. Звук его голоса коснулся слуха ожидающих смертного приговора соратников, сидящих неподалёку в цепях, в застывших лужах собственной крови и мочи, и вызвал озноб публики, внимательно следившей за смачно поплёвывающим на ладони палачом.

– Падишах готов взять жизнь магистра вместо жизни жителей Сегеда!

Услышал глашатая палач и, слегка покачиваясь на шатком постаменте плахи, не обращал внимания на муки обречённого. Ухватился за рукоять огромного топора, ощущая приятную тяжесть в руках. Сплюнул на лежащее в ногах искорёженное тело. Немного постояв, прикинул, как бы лучше выполнить волю падишаха и сохранить обречённому сознание до той минуты, пока острое лезвие с хрустом не перерубит его шейные позвонки.

23 октября 1686 года город был окончательно освобожден венграми. К 1715 году Сегед вновь обрел статус свободного королевского города. В честь отважного магистра, спасшего жителей от полного уничтожения, была названа площадь в его центре. В 1719 году Карл III даровал Сегеду герб, положив начало периоду роста и процветания. Прибытие монахов-пиаристов в том же году ознаменовало развитие образования: уже в 1721 году открылась новая грамматическая школа. К моему приезду в 1982 году в городе насчитывалось около двадцати школ. Сегед превратился в центр научных дискуссий и театральных представлений, способствуя не только экономическому подъему, но и культурному просвещению всех его жителей. Наиболее оживленные события разворачивались именно на площади, где возвышается памятник тому самому магистру.

Середина XVIII века, период с 1728 по 1744 годы, стала для города мрачной эпохой. Охота на ведьм в пойме Тиссы достигла таких масштабов, что превратилась в театральное представление, собирающее толпы зевак. Особо выделялись события 1728—1729 годов. Они были настолько масштабны, а осужденные женщины – столь привлекательны, что, как мне показалось по прибытии сюда в 1982 году, в течение последующих пяти лет я не встретил ни одной по-настоящему красивой. Всех, как утверждают в летописях, сожгли монахи. Впрочем, это не совсем так. Двух женщин я все же встретил. Одна из них даже проявила ко мне интерес. Но она уехала в Австралию. Была журналисткой, и, надо признать, весьма талантливой. Именно ей я продал свой третий телевизор, привезенный в Венгрию. В виде благодарности.

Ходят слухи, что власти организовали эти жуткие судилища над красивыми женщинами, чтобы отвлечь население от бедствий, вызванных засухой – голодом и болезнями. Якобы, найдя виновных среди тех, кто, по слухам, заключил сделку с дьяволом, они пытались переключить внимание народа. Возможно, российские депутаты учли этот познавательный исторический опыт и активно применяют его в своей политической работе на благо страны. С некоторыми нюансами. Переключение внимания народа с насущных проблем на ненасущие – вопросы большой политики.

Интересно, что первая типография в городе была открыта в 1801 году, и в то же время были построены первая ратуша и гражданская больница. И первую книжку по каратэ в своей жизни я купил в местном магазине русской книги. На следующий день, как мне разрешили выйти в город. А перед этим было два часа инструктажа, что можно делать в Сегеде и что не желательно. Местные могут не так понять. Была-ли в этом связь? А хрен его знает.

Кстати, Сегед славится не только своими красивыми ведьмами и смелыми магистрами, но и тем, что является родиной паприки! Да-да, той самой специи, которую получают из высушенных и перемолотых в порошок стручков перца. Интересно, что паприка попала в Венгрию только во второй половине XVI века, и изначально ее выращивали как декоративное растение. Представляете? А уже примерно через сто лет ее стали культивировать именно как пищевой продукт, в том виде, в котором мы знаем её сегодня. Именно этот овощ имел свойства, о которых не принято говорить вслух. Однажды наевшись его мой организм ближе к вечеру стал самоочищаться. Этот процесс в туалете вызывал такие острые ощущения в точке выброса отходов, что иногда хотелось орать благим матом. Соседи отнеслись к крикам с пониманием.

Сегед также известен своими секелигулями – гуляшом из свинины, квашеной капусты и сметаны. А также знаменит своим халасле – рыбной ухи из карпа и сома. Гораздо лучше нашей ухи. И готовится по-особому. И по-разному в каждой семье. Я знаю, что говорю. Но возвратимся к истории города.

Венгерская революция 1848 года оставила глубокий след в истории Сегеда, сыгравшего в ней ключевую роль. Этот факт, а также активная поддержка революционного движения местными жителями, сделали город важным центром международных событий. Ямы от той революции, как метафора, постоянно мешали мне в общении с горожанами, потому что именно русские войска подавили её.

Особенно значимым для Сегеда стало пребывание в городе Лайоша Кошута, одного из лидеров революции. Для венгров Кошут – фигура, сопоставимая с Лениным в России. Он был пламенным оратором, способным зажечь сердца людей своими речами. Где бы ни появлялся Кошут, он стремился обратиться к народу, произнести вдохновляющие слова, даже когда, казалось бы, говорить было не о чем.

В июле 1849 года Сегед стал последним оплотом революционного правительства, что подчёркивало его стратегическую важность в борьбе за независимость страны. Однако поражение в революции обернулось для города трагедией. Габсбургские правители, как некогда турки, жестоко подавив восстание, обрушили свой гнев на Сегед. Вся городская администрация была казнена на центральной площади, превратив её в место скорби и памяти о цене, заплаченной за свободу. Хотя Лайош Кошут не был непосредственно причастен к этим казням, его роль в революции и выбор Сегеда в качестве последней резиденции правительства, несомненно, оставили глубокий след в судьбе города.

В 1854 году в город пришла железная дорога, а в 1860 он вернул себе статус свободного королевского города. Десять лет спустя, в 1869 году, Марк Пик открыл лавку, из которой впоследствии выросла знаменитая фабрика Pick Salami. Я несколько раз ездил на эту фабрику с солдатами на шефские работы. После «помощи» солдаты, побывавшие там, еще пару месяцев не могли видеть колбасу без содрогания.

Всё было просто отлично. Я об истории города. Но Сегед попал в период наводнения 1879 года. Погибло очень много людей. Помню мне мадьяры постоянно об этом рассказывали. И смотрели на меня так, словно я был в этом повинен. Приходилось доказывать, что ни я ни Советская армия ни причём. Только благодаря обещанию императора Франца Иосифа – «Сегед будет красивее прежнего» – и финансированию за десятилетие из руин вырос новый, современный город с величественными дворцами и просторными улицами.

После окончания Первой мировой войны Венгрия претерпела значительные территориальные изменения. Потеря южных земель, отошедших к Сербии, сделала Сегед приграничным городом, что изначально привело к снижению его прежнего значения. Однако, постепенно перенимая функции утраченных некогда важных центров, город начал восстанавливать свою роль.

Важным этапом в этом процессе стало перемещение Университета Коложвара (ныне Клуж-Напока) в Сегед в 1921 году, после того как Трансильвания отошла к Румынии. Помните графа Дракулу? Так вот, он был по национальности – мадьяром. Сегед также принял на себя роль епископской резиденции, ранее принадлежавшей Темешивару. Стоит отметить, что в 1919 году город ненадолго оказался под оккупацией румынских войск в ходе венгерско-румынской войны. Короткой и малоизвестной. Но от фактов не скроешься.

Он также стал центром правых сил, которые привели к власти Миклоша Хорти в качестве нового демократического лидера страны сразу после свержения Венгерской Советской Республики. Именно тогда в 1920-х годах цыганское и еврейское население Сегеда выросло и достигло своего зенита. Хотя историческая связь между этими событиями не столь очевидна.

До 1918 года адмирал Хорти занимал важную должность в австро-венгерском флоте, оставаясь не просто формальным лидером, а настоящим командующим военно-морскими силами. На тот момент в Австро-Венгрии на вооружении стояло два крейсера и один броненосец. Однако после распада империи Венгрия оказалась в сложной ситуации потеряв выход к морю. В конце того же года в Будапешт вернулся Бела Кун, революционер, который ранее сражался против Колчака и других политических противников Ленина в России. Его действия быстро изменили политический ландшафт страны: он сверг правительство и устранил своих социал-демократических союзников, что привело к началу красного террора.

В это время на сцену и вышел Хорти, ставший символом надежды для многих венгров. Его появление в Будапеште на белом коне стало знаковым моментом, олицетворяющим освобождение от коммунистического режима. Однако за красным террором последовал белый, когда иррегулярные формирования, возглавляемые Палом Пронаи, начали расправы над предполагаемыми коммунистами и еврейскими общинами. Тогда за одно досталось и цыганам.

Хорти, испытывая ненависть к большевикам, старался сдерживать и нацистские настроения в стране. Он не допустил еврейских погромов в Будапеште и активно боролся с венгерскими фашистами, арестовывая их и запрещая их партии. В это время главной целью венгерского общества было не противостояние между коммунистами и нацистами, а стремление вернуть утраченные территории, отторгнутые молдаванами. Себя они называли румынами.

Вторая мировая война нанесла Сегеду наибольший урон. К 1941 году в городе проживало 4161 еврей. После немецкой оккупации 19 марта 1944 года их, вместе с евреями из окрестных деревень, заключили в гетто. В июне того же года гетто было ликвидировано. Нацисты убили часть из 8500 узников, а оставшихся семерых отправили в трудовой лагерь Штрасхоф в Австрии. Лагерь был освобожден советскими войсками 2-го Украинского фронта 11 октября 1944 года в ходе битвы за Дебрецен.

В коммунистическую эпоху Сегед стал центром легкой и пищевой промышленности. В 1965 году недалеко от города нашли нефть. И жить стало веселей. Нефть, из моего жизненного опыта, всегда позволяет жить веселей. Правда не всем, а ограниченному количеству людей, имеющих к ней доступ.

В 1962 году город став административным центром округа Чонград, по настоящему расцвёл. В 1973 году к Сегеду были присоединены новые районы, а многие близлежащие деревни (Тапе, Сёрег, Кишкундорожма, Сентмихалителек, Дьяларет) стали частью города. Наш полк располагался внутри одной из них – Кишкундорожма. Как и раньше, Сегед оставался университетским городом полным достопримечательностями.

Но для нас, советских, самым главным местом пребывания был универмаг «Солнышко» недалеко от стометровки – улицы Ракоци. Местом тусовок всех женщин военного городка. Они специально учили венгерский, чтобы, попав туда произнести волшебные слова «тэшек, кетто на харум и пирош середина». Когда первая жена Ирина впервые произнесла эту фразу, я был настолько поражён её лингвистическими способностями, что желание с ней развестись появилось только через десять лет.

***

Вечернее построение полка. Луна над головой заползла за тучи. Природа застыла в ожидании приказов командира полка Константинова. Кусты почернели, лишь всполохи дальних зарниц будоражили темень, освещая застывшие куски неба. Тонкая линия горизонта размывается начинающим дождем. Но, кажется, это я уже видел. В Алма-Ате. В мотострелковом полку 77800. Но тогда было всё иначе.

Рота за ротой проходят мимо трибун. Из-под каблуков брызги, как в замедленной съемке, разлетаются в стороны до того медленно, что я успеваю за этот короткий промежуток времени несколько раз выхватить в сознании из кобуры пистолет проверяя свою ловкость и возвратить назад с гулким шлепком.

Впереди раскинулась площадь, залитая холодным сиянием фонарей. Белые линии разметки, словно детские рисунки, пересекают её по диагонали. Мокрый асфальт, как зеркало, отражает пёстрые огни иллюминации и суровые лица тех, кто стоит на страже Родины. Я иду вместе со всеми, ступая по звёздам, мимо мысленно брошенных игральных костей, утонувших в лужах, обрывая последние нити воспоминаний. Чёрные вороны, словно верные адъютанты, следуют за мной, выстроившись в боевой порядок. Там, впереди, ждут ответы на вопросы, которые я хочу задать командиру батальона Шаповалову. Но пока я в смятении: следовать ли велению сердца или голосу справедливости? И рассказать ли всё, что пережил в Афганистане? Всю правду. Правду о войне, которая скоро коснётся каждого на этом плацу. Но этого я еще не решил.

Поэтому проходя мимо подполковника Константинова по команде поворачиваю в его сторону лицо и чеканю шаг. Забрасывая сапоги далеко за уши. Муштра в Советской армии всегда была в приоритете. Вижу мужественное лицо командира. Его суровый взгляд пронзает каждого идущего в колонне. Он чертовски красив. Словно греческий Аполлон взирает на всех сверху постамента. Иногда мне казалось, что командир полка дома каждое утро подходя к зеркалу спрашивает:

– Свет мой, зеркальце скажи, да всю правду доложи! Я-ль на свете всех умнее, всех коварней и мудрее?

И зеркало ему отвечало:

– Ты, бля! Слов нет! Мамой клянусь… век воли не видать!

После вечернего построения мотострелкового полка вместе с остальными офицерами иду домой. Рутина. Но настолько приятная, что ради неё я готов шагать строевым шагом по двадцать четыре часа в сутки. Невзирая на порванные от излишнего старания бриджи и стоптанные каблуки.