Баланс. Конец Атараксии
- -
- 100%
- +
В кресле, обитом темно-бордовым бархатом, лежало тело Верховного Судьи. В связи с сидячей работой и доступом к обильным средствам он стремительно толстел, заставляя свое тело разрастаться до все новых и новых пределов.
Запах в кабинете стоял ужасающий. Извечный бзик господина Киссера в том, чтобы не пускать сюда слуг, в том числе уборщиков. Здесь всегда было грязно. Доходило до того, что в моменты отсутствия Киссера на рабочем месте Виктор тайно пропускал сюда рабочих, и они быстренько всё отмывали, после чего, по памяти, возвращали хаос на своё место.
Но при этом всём, несмотря на ужасающее физическое состояние, Киссер дер Глассиус был единственным человеком, которого Ариал уважал в рядах инквизиции. Не за тот благородный поступок, когда он приказал приютить маленького Ариала, а за его выдающийся интеллект. Благодаря господину Киссеру инквизиция несколько десятков лет успешно выполняет все свои задания с минимальными потерями. Лармер становился чище настолько, насколько был загрязнен кабинет самого Верховного Судьи. И именно он был тем человеком, нашедшим необходимые связи для реализации миссии «Доверие».
– А вот и папа-свинка! Малыш Ариал, здесь все также воняет, может, поскорее уйдем?
– Добрый день, господин Верховный Судья. Старший инквизитор Ариал Эмерит прибыл по вашему указанию.
– Садись, – Киссер указал ему на стул. – У меня к тебе особое дело, касающееся твоей дурной славы. Только что из Крастера к нам привезли очень интересного заключенного.
– Что с ним?
– По информации крастерских инквизиторов, он – апри церкви еретиков.
– То, что надо! – ликовал голос в голове Ариала.
– Удивительно. Не ожидал, что там есть толковые люди, которые смогли бы поймать кого-то причастного к церкви.
– Я тоже удивился, но дело в том, как бы это сказать, – Киссер многозначительно гладил свой второй подбородок. – Он молчит.
– С ним уже работали?
– Да. Полная тишина.
– Поэтому вы меня вызвали?
– Именно. Твоя слава дошла даже до моих ушей. Тем более, это касается тебя лично. Попробуешь?
– Так быстро! Спасибо, свинка.
– Будет исполнено, господин Верховный Судья.
– Отличное рвение! – Киссер горько усмехнулся. – Этот мужчина находится в двадцать восьмой камере подземного этажа. Все необходимое уже ждет тебя там.
– То есть он даже не думал, что мы откажемся? Хотя и вправду, с чего бы нам терять такую прелестную возможность?
– Тогда я отправлюсь прямо сейчас.
– Постой. Хотел ещё спросить. Как проходит миссия «Доверие»? Всё по плану?
– Да. Вскоре о церкви еретиков мы будем только вспоминать.
***
Руки Джосси затекли в стальных кандалах. Во время перевозки сюда и пребывания в камере его успели несколько раз избить и обработать высокоградусным паром. На его теле, лице и руках было множество маленьких ожогов. Но всего этого было недостаточно, чтобы он предал госпожу Майю. Сейчас у него было время передохнуть, передохнуть до того времени, пока инквизиция не придумает что-то более эффективное, чем пытки.
Решетка плавно отодвинулась. В клетку неспеша вошел Ариал, натягивающий перчатки.
– Неплохо его обработали. Если он после такого не заговорил, можно не церемониться.
– Добрый день. Меня зовут Ариал Эмерит. – Ариал коротко выдохнул. – До начала этой процессии спрошу сразу: вы мне ничего не скажете?
– Я ничего не знаю. – Джосси был слишком ослаблен, чтобы стараться имитировать страх или непонимание того, зачем сюда пришел Ариал.
– Очень жаль.
Ариал бросил взгляд на оборудование, принесенное сюда слугами. Здесь было все, что ему требовалось: миниатюрная паровая камера, шерстяной мешок, заполненный ватой и льдом, несколько крепких жгутов и склянок с кислотами.
Ариал взял несколько осколков льда и положил на латунную паровую камеру, а ещё несколько привязал к руке Джосси.
– Знаете, все, что у вас было до меня, можно сравнить с детской игрой. Люди не обладают особой сноровкой в пыточном мастерстве. Не потому, что не знают, как причинить достаточную боль, нет. Виной всему – эмпатия. Наблюдение за долгими и мучительными страданиями вызывает просветы жалости даже у самого отпетого убийцы. Именно поэтому вы еще не заговорили.
– Мне нечего вам сказать, я ничего не знаю. Меня поймали по ошибке.
– По ошибке или нет, сейчас я и узнаю. Хочу вас только попросить: если вдруг вы захотите что-то рассказать, говорите громко и отчетливо, я могу не успеть остановиться.
Ладонью Ариал проверил температуру на поверхности паровой камеры. Решив, что она достаточно низкая, он засунул в нее правую руку Джосси, предварительно вколов какой-то препарат.
– Другие предпочитают начинать повышение температуры плавно. Но по мне, лучше резко, чтобы вы сразу поняли, с чем вам придется столкнуться. И еще, эта коробка способна создавать водяной пар температурой в шестьсот градусов по Альберту, при такой температуре плавится парафин, этого достаточно, чтобы ваша плоть мгновенно сварилась. Прошу вас спрятать язык поглубже.
Ариал запустил коробку. Рев Джосси начал сотрясать клетку, лицо инквизитора осталось таким же непроницаемым. Он кричал настолько сильно, что все его тело начало дрожать. Зубы впивались в губы, слюна вместе с кровью выливалась изо рта. Страдания Джосси были неизмеримы, но на удивление для себя, он не терял сознание.
Рука внутри коробки быстро сваривалась, верхние слои эпидермиса вместе с волосами давно исчезли, обнажая быстро белеющее мясо. Джосси страшился того, что если взглянет на руку, то увидит там ничем не прикрытые кости.
Ариал повернул ручку на коробке, и пар остановился.
– Вам есть что мне сказать? – спокойно проговорил Ариал, вынимая из ушей вату.
– Я… – Джосси не мог отчетливо разговаривать, голова кружилась, слюна переполняла рот. Он держался только за иллюзию любви к Майе, которую он не мог позволить себе предать. – Ничего. Я ничего не знаю.
– Ясно.
– Замечательно!
Ариал взял одну из склянок. Внутри неё виднелась густая, мутная жидкость. Он начал медленно выливать содержимое на руку пленника. Первая капля упала на сваренную кожу. Тело Джосси встряхнулось от жгучей боли, его кожа на руке вскипела и начала пузыриться. Ариал продолжил выливать содержимое склянки, умеренно дозируя его количество.
– Это кислота, – сухо сказал Ариал, словно стараясь научить пленника чему-то новому, но Джосси уже ничего не слышал.
Кислота, не встретив сопротивления эпидермиса, начала мягко прожигать руку насквозь, оголяя кости. По телу бежала дрожь, пульсация, в голову ударяли безумные волны жжения. Джосси уже не был способен кричать, только лишь безучастно пускать слюну, словно его сознание находилось в другом месте, а перед Ариалом висела пустая оболочка. В комнате появился запах вареного мяса, и Джосси заплакал после того, как понял его источник.
– Продолжай, Ариал. Наша мать кричала громче! Вспомни, как кричала наша мать, Ариал!
– Отрежь! – взмолился, сквозь зубы, Джосси.
Ариал не стал долго ждать. Быстро махнув флиссой, он отнял у него руку, после чего обвязал предплечье жгутом.
– Я. Все. – Вздох. – Скажу.
– Прекрасно.
«Доклад Ариала Эмерита для Верховного Судьи Киссера дер Глассиуса.
В ходе беседы с подозреваемым Джосси [фамилия не известна], переданным в наше отделение инквизицией из Крастера, удалось выяснить следующую информацию (далее со слов Джосси).
Джосси, до недавнего времени, был апри адепта Беты, она же Майя. Они выполняли задание в Крастере по отпущению некой девушки, имени которой Джосси не знал. Он отправился следить за ней, в ходе чего его поймали неизвестные и передали нам. Это вся информация, касающаяся его поимки. Также удалось выяснить некоторую общую информацию о церкви еретиков.
Их здание располагается в Лармере; в нем пять подземных этажей, на каждом из которых находятся комнаты адептов. На самом нижнем святилище.
Руководит церковью некий архидиакон, чьего имени или внешности выведать не удалось. Есть также некоторая информация о самих адептах. Адепты наделяются рангом по силе, соответственно Альфа – самый высокий ранг, Омега – самый низкий. Есть информация по некоторым рангам и личностям, которые их занимают в данный момент. Она будет располагаться в виде списка, приложенного ниже, после тире будет идти имя адепта (если оно известно Джосси).
Альфа – Тарил.
Бета – Майя.
Гамма – Неизвестно.
Дельт а – Неизвестно.
Эпсилон – Неизвестно.
Зита – Эрлес.
Ита – Неизвестно.
Тета – Неизвестно.
Йота – Мерк.
Каппа – Неизвестно.
Лямбда – Неизвестно.
Ми – Неизвестно.
Ни – Неизвестно.
Кси – Неизвестно.
Омикрон – Неизвестно.
Пи – Неизвестно.
Ро – Неизвестно.
Сигма – Неизвестно.
Тау – Неизвестно.
Ипсилон – Салара.
Фи – Санниб.
Хи – Оззер Пигви.
Пси – Неизвестно.
Омега – Кассандра.
Да, информации не очень много, но гораздо больше, чем у нас было, также его слова являются хорошим подспорьем к нашему собственному источнику. Теперь мы знаем о семи именах адептов, что позволит нам выследить их в любой точке Сорфисии.
Заключенный Джосси был казнен в паровой комнате сразу после дачи показаний».
IV
Старики на Севере, с того момента как дети начинали отличать самих себя от мешков с картошкой, строго-настрого возбраняли им подходить близко к Серости. Этот наказ откладывался в глубинах сознания и развивался в глубочайший страх, находившийся в недрах мозга.
Никто из ныне живущих уже не помнил, когда и как Серость возникла перед ними; всем, чтобы выжить, приходилось мириться с ее гнетущим существованием. Сегодня Серость захватила восемьдесят процентов всей территории Земли, ни у какой страны не было выхода к океану, исчезло множество экзотических видов животных, миллионы людей потерялись в Серости. Среди живых было не принято говорить об их гибели, ведь что по ту сторону Серости не знал никто. Плотность населения на свободных территориях была громадной, и в Сорфисии уже поговаривали о контроле рождаемости.
За всю историю было множество натуралистов и философов, пытавшихся изучить Серость. Бесчисленное количество попыток проникнуть в нее, множество чаяний замедлить ее рост или остановить полностью. Единственное, что удалось выяснить, ценой многих жертв, это то, что со стороны Серости никто никогда не вернется. Серость разрасталась спонтанно, не обнаруживалось никакой закономерности, которую пытались вывести многие поколения Летописцев Серости. В один год она могла стоять, не продвигаясь ни на сантиметр, в другой захватывала города целиком, не давая никому шанса сбежать.
Жрецы и монахи молвили в резонанс о том, что Серость возникла одновременно с зарождением жизни на земле и разрасталась пропорционально росту численности людских голов, чему, естественно, не имелось никаких научных доказательств. Одни говорили, что Серость возникла в результате распри между Восьмеркой, другие уповали на то, что это наказание за творимое людьми зло и кощунственное отношение к природе. Третьи вторили о том, что это врата в новый мир, в мир, где каждый сможет вдоволь пировать с богами за одним столом, где женщины перестанут стареть, а клинок тупиться. Сколько бы ни было теорий, знали все только об одном: Серость никогда не остановится и в конечном итоге поглотит всю землю.
За долгие столетия люди свыклись с мыслью о неминуемой гибели человечества, посему экзистенциальная паника являлась только частным случаем и не поглощала общества целиком. В Сорфисии с этим справлялись особенно хитро – запретом на обсуждение и исследование Серости. Новорожденным не рассказывали об этом явлении, позволяя им прожить спокойную и, желательно, долгую жизнь на благо своей родины.
На Севере, напротив, каждый малец знал о ее существовании и о том, что когда-нибудь придется покинуть родные края в попытке выжить. Со временем она становилось обыденностью, такой же как ежедневный восход солнца, чудесность которого не прельщала обыденного взгляда. Солнце вставало и заходило, зима сменяла осень, дети рождались, старики умирали, Серость разрасталась – повседневность.
На почве скудости земель, десять лет назад, между Сорфисией и Севером проходили множественные войны, безмерно кровавые, забирающие тысячи жизней с обеих сторон. Но в один момент все изменилось. Технологический прогресс Сорфисии в области паровой промышленности позволил ей нарастить монструозное преимущество в военной сфере. Теперь любая попытка Севера напасть на территорию Сорфисии заканчивалась за несколько часов. На защиту городов выкатывались гигантские паровые машины, чей залп сметал отряды воинов. Посему любая попытка стычки расценивалась на Севере как самоубийство, и все скатилось в небольшие междоусобицы, касающиеся лишь самих северян.
Именно в таких стычках себе завоевал имя Киров Геверолий. Величественный воин, одним ударом топора срубавший по несколько голов, на Севере о нем слагали легенды. Киров был единственным человеком, который смог привлечь на свою сторону воинов из Елового Леса, обычно сохраняющих нейтралитет.
С их поддержкой и своей славой он установил «Хрустальный мир» на землях Севера. Киров, со своими людьми, основался в деревушке Кастл-Вой, последнем клочке территории, что была отвоёвана у Сорфисии. Со временем он стал мягче, и годы уже давали свое, но громкое имя Кирова Геверолия было лучшей защитой от посягательств на эти земли. По крайней мере до тех пор, пока Серость не пробудит в людских умах новые витки озлобленности и жестокости.
***
– Мои верные друзья, – громогласно произнес Киров перед людьми, собравшимися в херге, – с ужасом в сердце и страхом в глазах я вынужден вам сообщить о том, что Серость подступила слишком близко к нашему дому. За этот год расстояние между Кастл-Воем и Серостью сократилось до четырех километров. Посему, с печалью говорю вам, что нашей общине в ближайшее время следует покинуть эту землю. Я понимаю, многие из вас здесь выросли, здесь воспитывали своих детей, здесь пахали земли, любили женщин и заботились о скотине, но выбора у нас нет! – Киров печально кивнул. – Мы пойдем на юго-восток, к границам Сорфисии, и будем молиться о том, что Серость позволит нам отжить жизни до естественного конца, позволит увидеть, как растут и крепчают сыновья, цветут и преображаются дочери; и коль решит Золь, внуки.
– Господин Киров, – вмешался один из старейшин, – такой резкий переход требует больших запасов пищи. Но никто из нас к этому не готовился! Как мы сможем перейти такое расстояние и обосноваться на новом месте без пропитания? Наши животы и ныне только и делают, что пухнут от голода!
– Моя дочка вчера слегла с болезнью, она не чуяла запаха горячей еды больше двух недель! – послышался голос другого старейшины из глубин толпы.
– Не беспокойтесь об этом! Я договорился с другими общинами и со старостой Елового Леса о передаче нам некоторого количества еды; сложив ее с нашими остатками зимних запасов и еще живой скотиной, у нас выйдет жить на этом около полугода. Этого времени хватит, чтобы обосноваться на новом месте и начать выращивать новую пищу. Тем более, на юге земля гораздо плодороднее нашей, и это обещает нам большую провизию в будущем. Коль Золь позволит, мы станем жить пуще прежнего.
Киров старался всеми доступными ему способами потушить панику среди старейшин, но в их глазах виднелось зерно страха, страха не за себя, а за детей, которые еще не успели толком пожить. Но все понимали, что никакого другого выбора нет: Серость безжалостна и не остановится перед детьми, женщинами или стариками.
– Прошу вас прямо сейчас пойти и подготовить общину к этому переходу. И… спасибо. Спасибо, что поддерживали меня все это время. Без вас община не прожила бы столько времени!
По рядам старейшин прокатились нервные смешки. Никто не злился на Кирова, но все были напуганы предстоящим переходом. Киров понуро прошел сквозь тела старейшин и вышел из херга.
***
В воздухе витал смешанный запах животных и их корма. Старый хлев со всех сторон продувался крепкими северными ветрами, хилые брёвна дрожали перед его натиском, сухая солома вылетала из крыши, подпорочные балки ходили ходуном. Но все эти жалобы материалов ни о чём не говорили, хлев стоял несколько десятилетий, так и не сломленный непогодой. Животные внутри также не выказывали эмоций, однороги, ни капли не смущаясь, жевали сено, свиньи безмятежно спали, петух сторожил свой курятник.
Не выспавшийся Анмар готовил Ириса к вылазке на рыбалку. Киров подарил ему первого однорога на четырнадцатилетие как знак того, что он уже мужчина. Каждый год Ирис сбрасывал с себя рог, и каждый из них аккуратно висел над кроватью Анмара.
У Ириса был поистине чудесный окрас. Большинство однорогов имели либо коричневую, либо темно-серую шерсть, Ирис был из вторых. Но на его груди ярко выступали вкрапления белых клочков, напоминающих собой звездное небо, в полной своей сущности являющее себя на Севере. Анмар сильно ценил Ириса и ежедневно заботился о его плоских копытах, регулярно чистил, подрезал и смазывал густым медвежьим жиром, что был на расхват у северных знахарей.
Анмар вытащил сани и принялся складывать в них необходимое оборудование для рыбалки: снасти, удочку, ледобур, табурет, обделанный шерстью, металлическое ведро для рыбы и запасную шубу на случай, если первая вымокнет. Не забыл он и про мешок с травами и грибами. Еще с детства он любил все, что было произведено землей. Когда сходили снега, Анмар с матерью сразу же снаряжались в лес и охотились за редкими корешками, грибами с необычными свойствами или просто за красивыми цветами, коими полнился Север в мгновения оттепели. С тех пор он хорошо разбирается в сокрытых для обычного человека свойствах растений. В своем мешке он хранил несколько корешков ссария, помогающего от усталости, веточку пура, лишающую человека любой боли, а также несколько грибов с разными незначительными и редко полезными свойствами, но их наличие грело душу.
Его излюбленное место для рыбалки находилось в нескольких минутах езды от Кастл-Воя. Анмар остановил Ириса и воткнул гарпун в отверстие в поводьях, чтобы однорог не загулял.
Лунка уже заросла молодым льдом, благо достаточно тонким, чтобы с ним не пришлось долго возиться. При помощи ледобура Анмар аккуратно освободил проход для лески. Девственная гладь воды слегка нарушилась от падения незначительных крупиц снега, нежелающих таять. Табурет уже стоял на своем месте, Анмар уселся на него и закинул удочку. Восприятие времени замедлилось.
Отец часто говорил ему, что рыбалку использует как спокойное время для раздумий. Кирову нередко приходили идеи по улучшению жизни общины или своей семьи именно во время рыбалки. Однако с Анмаром все было иначе, у него не было никаких мыслей совсем, словно яростный северный ветер полностью опустошал его голову. Подобно мародёрам, ветра забирались в его правое ухо, спутывали мысли в несуразный ком, забирая из них самые цельные, после чего выбирались в северную пустошь через левое ухо. Поначалу он много комплексовал из-за этого, считая себя глупцом, но отец однажды сказал ему, что и у него появятся эти мысли, когда он станет главой общины Геверолий.
Первой рыбой, клюнувшей на наживку, стала пикша, чья серебристая чешуя красиво блестела в лучах солнца. Анмар быстро ударил ее головой об край лунки и забросил в ведро. Вскоре к ней присоединилась тройка ряпушек, несколько кет и пара нельм. Ведро уже кишило рыбой, посему Анмар решил отправиться обратно в деревню.
Ненадолго Анмара захватила в свои владения безмятежность, словно выполненная работа значила нечто большее, чем просто рутинную добычу пропитания.
Из близстоящего леса послышался громогласный долгий вой. Анмар машинально потянулся к топору на поясе и внезапно обнаружил его отсутствие. Он хорошо знал этот звук. Ввиду того, что борьба за пропитание происходит на этих землях не только между людьми, но и между животными, местные волки озлобились настолько, что даже в меньшинстве были готовы нападать на людей. Однако северяне – люди поголовно свирепые и не противились есть волчатину. Она имела вкус выживания.
Но сейчас была другая ситуация: на пригорке стояло трое изголодавшихся волков, чья шерсть сливалась со снегом, а Анмар был в одиночестве и безоружен. Волки хорошо считывали людские эмоции и быстро обнаружили возникший на лице Анмара страх, после чего незамедлительно побежали в его сторону. Анмар быстро вынул гарпун изо льда и вдарил по Ирису, приводя его в движение. Со скоростью саней он легко оторвался бы от стаи, однако он боялся того, что по пути в деревню ему может встретиться загулявший ребенок или даже Она…
Поэтому решил разобраться с ними на месте. Идея возникла сразу, как он вспомнил утренний доклад отца. Анмар направил сани в сторону приближавшейся Серости. Ехали они по обледенелой речке, полозья отлично скользили, а копыта Ириса хлестко отталкивались ото льда, чего не скажешь о волках: они передвигались по льду неуклюже, как младенцы, делающие свои первые шаги.
Анмар немного сбавил ход, позволяя волкам приблизиться к саням. Серость уже виднелась впереди. Когда до нее оставалось несколько метров, Анмар воткнул гарпун в лед и затормозил Ириса. У волков же гарпуна не было. Вся стая заскользила прямиком в Серость. Та поглотила их абсолютно бесшумно, при этом ни капли не поменяв свое густое серое полотно. Анмар недолго посмотрел на нее, после чего развернулся и поехал в сторону деревни.
***
У Кирова Геверолия был старый друг, хотя если сказать точнее, старый враг, ставший товарищем, Велий Падис. Некоторое время назад они сражались друг с другом за право владычествовать на Севере. Однако Велий всегда был больше стратегом, чем воином; за таким человеком не пойдут северяне, за человеком, неспособным руками раздробить череп своего врага. Велий всегда ходил в легкой накидке из коровьей кожи; его не прельщала тяжесть повсеместных шуб. По этой причине Велия всегда легко было отделить от своего войска. Когда Киров установил «Хрустальный мир» на Севере, Велий присягнул ему на верность, но на колено встать отказался. Кирову было достаточно и этого, лишь бы не пришлось проливать кровь.
Дочку Велия звали Сафтия, и в детстве они часто играли с Анмаром. Когда оба уже повзрослели, Сафтия начала проявлять к Анмару недетские знаки внимания, на что он быстро и положительно отреагировал. Сафтия была низкой белокурой северянкой, несколько худощавой на вкус Анмара, однако он знал, что после беременности женщины приобретают именно те формы, которые он так ценит. Он не знал, любил ли он Сафтию, да и не задавался подобными вопросами, ему была приятна близость с ней, и этого ему хватало. Анмару нравилась ее нежная и бледная кожа, совсем не похожая на материнскую.
До совершеннолетия они скрывали свои похождения от родителей, посему в Кастл-Вое общались как старые товарищи, частенько задирая и подтрунивая друг над другом. Но за ее пределами, в иглуке поодаль от деревни, сделанном ими самими, они были максимально открыты друг с другом.
– Здравствуй, Анмар. – Тихонько поздоровалась Сафтия, уже ожидая его в иглуке. – И сколько я, по-твоему, должна тебя ждать на этом холоде?
Сафтия была в изысканной серой шубе, на глаз сделанной из молодого свежего выводка. Анмар прикинул, что ушло на нее порядка пятерых волчат. Шуба была ей немного мала.
– Я хотел прийти вовремя, но все так странно, иногда, случается. – Анмар решил скрыть от нее подробности про стаю волков.
– Что случается? У тебя возникают трудности с ловлей рыбы? Быть может, ты не подходишь для того, чтобы занять место главы общины? А? – Задиристо игралась с ним Сафтия.
– По крайней мере, я подхожу для тебя как леска для крючка, – сказал Анмар, начавший медленно подходить к девушке.
– Ещё чего! – ответила она, выбегая из иглука.
Сафтия подбежала к Ирису и принялась наглаживать его звездоподобную грудь. В ответ однорог ласково постучал копытом.
– Теперь тебе однороги интереснее, чем я?
– Ирис не просто однорог! Это самое чудесное создание на земле!
Анмар уже не слышал ее; сейчас он был занят лепкой наиболее прочного снежка. Сильный бросок. Снежок попал прямо в голову Сафтии, хорошенько растрепав ей волосы.
– Ах ты!
Сафтия кинулась на него. Они вместе упали в снег. Анмар крепко обнял ее. Они поцеловались. Ее мягкие, полнящиеся от крови губы облепили его собственные целиком. Иногда Сафтия пускала в ход зубы и покусывала нижнюю губу Анмара, после чего издавала краткий смешок.