Баланс. Конец Атараксии

- -
- 100%
- +
– Пошли в иглук, разведем костер, будет тепло.
– Ага.
В иглуке было тесновато, пол был застелен несколькими медвежьими шкурами, а слева от настила находилось небольшое кострище. Анмар полез к небольшому сундучку, стоявшему рядом. В нем лежал маленький бумажный сверток.
– Ещё осталось. На один раз.
– Хорошо.
Анмар принялся утрамбовывать золу в керамическую курительную трубку. В республике золу не курили, предпочитая употреблять при вдохе, но на Севере были свои традиции. Они открыли чудные свойства золы дерева Анк гораздо раньше, и на эксперименты у них было больше времени. Так, северные шаманы курили золу и впадали в долгий сон, наблюдая виденья, которые посылал для них Золь.
Зола всегда сильнее действовала на Сафтию, чем на Анмара, в связи с ее половой принадлежностью. Она становилась под ней веселой и вальяжно-распущенной, что нравилось Анмару.
Он же, в свою очередь, погружался в меланхолическое состояние, словно зола высасывала все яркие краски из мира, оставляя его одного доживать жизнь в этом сером пространстве, покуда вокруг тебя пляшет молодая девица. Анмар ей завидовал в этом.
Сейчас все было по-другому. У Анмара начались небольшие видения, сочетающиеся и дополняющие реальность. Иглук представал в его взоре как темная и заброшенная пещера, у стен которой сидело множество северян и курили такие же трубки. На каменных стенах выплясывали тени, отбрасываемые кострищем в центре. На одной из них был безголовый медведь, у которого из шеи текло что-то вязкое. Наверное мед. На другой был бегущий мальчишка, укрывающий за пазухой сову. Когда тот остановился, курящие северяне дружно и одобрительно закивали. Сова спустилась со стены и вылетела из иглука, утягивая взгляд Анмара за собой. Мальчик остался один и, со временем, растворился под натиском костра. За теплым светом пламени явилась всепоглощающая тьма. Мальчик не мог ей противиться, будучи полностью поглощен и спрятан за тканной массой. Но тьма не была отсутствием пространства, не была пустой. Она являла себя как совершенно новый опыт, кои не был доступен обыденному смертному в его привычном бытии. И не сказать, что опыт этот был ему приятен.
Сафтия начала белеть, он испугался и поспешил ее обнять.
– Анмар, во имя Золя, дышать и так нечем, дай свободы чуть-чуть! – Гневно выругалась Сафтия. Ее голос в голове Анмара отдавался эхом и вибрацией.
Сафтия продолжала белеть до такого уровня, что стала похожа на призрака. Появилось ощущение, что он смотрит на саму Смерть. Видения усиливались, больше он не видел ничего вокруг, кроме Сафтии, Сафтии, стоящей посреди заснеженной пустоши. Ее образ начал вырывать из земли корни деревьев, которые сразу замерзали и погибали, после чего она грызла и проглатывала оные. По ее рукам ползали змеи со сверкающими красными зрачками. Они сворачивались в узлы, стараясь обвязать своими телами ее горло. Змеи начали кусать ее тело и испивать кровь. Казалось, что это длится уже в течение многих часов, даже многих дней. Анмар не мог пошевелиться, тело отказывало во всем.
– Остановись… – Шёпотом проговорил Анмар.
– Ты о чем? О чем…? – медленно, с усилием проговаривая каждый слог, спросила у него Сафтия.
Потеря равновесия овладела его телом внезапно, ноги подкосились, он попытался сесть, но получилось только упасть навзничь. Анмар потерял сознание. Сафтия громогласно и истерично смеялась.
***
Красный закат воцарился над Кастл-Воем. То тут, то там по деревне были разбросаны трупы людей и животных, повсюду валялись разломанные доски, некоторые дома горели. Было много крови. Она текла по улицам, выливаясь из колотых ран еще дышащих северян, но звуки битвы уже стихли, сейчас явственно существовали только ее последствия. Над деревней вознесся плотный смог.
Херг Геверолия заполонили незнакомые люди и их запахи. Все стояли кругом, по одну сторону которого был сам Киров, его жена и старейшины, а по другую стоял Велий Падис с вооруженным отрядом. Велий был гораздо ниже Кирова и любого воина из своего отряда, но, несмотря на всё это, гордо и уверенно стоял впереди. Он не был напряжен или боязлив, всё его тело источало одно лишь тщеславие. Казалось, что он был близок к тому, чтобы начать обнимать всех присутствующих.
Его вооружённый отряд вошёл в деревню несколько часов назад и застал всех врасплох во время подготовки к переезду. Каждому мужчине воины предлагали сохранить жизнь в обмен на присоединение к ним, но практически никто не согласился, многие лишились жизней.
– Киров, я не хочу больше крови. – Злорадно проговорил Велий, его голос отбивался от стен, подобно птице, запертой в клетке. – Для моих целей мне будут нужны крепкие руки, и чем меньше я убью твоих людей, тем лучше будет для меня. Отдай мне кресло вождя, и больше никто не умрет. Я обещаю тебе, старый друг.
– Этого не будет. Даже если ты сейчас сильнее, я никогда не доверю тебе управление своей общиной, зная твой воинственный нрав, Велий. Ты нарушил мир и поплатишься перед Золем и всем Севером. Я лично заставлю тебя поплатиться.
– Да?! – Велий коротко рассмеялся. – Насчет Золя ты не прав, думаю сейчас он мне благоволит. – Велий вынул из шубы коротковатый, блестящий серебром топор. – Узнаешь?
– Невозможно! – прокричал Киров, а за ним и старейшины. – Зольгелла была утеряна много веков назад, никто на Севере не был способен её найти. Откуда она у тебя?
– Оказывается. – Велий широко улыбнулся и расставил руки в стороны. – Пока мы, северяне, собирали крохи с этой неплодородной земли, побирались, ели тухлятину и выживали как могли. Наша главная реликвия находилась в руках республиканцев! – По старейшинам пошел звук неодобрения. – И именно твое правление Киров, именно твоя слабость допустила такое развитие событий. Ты должен был объединить весь Север в один кулак и напасть на Сорфисию, не ради славы, ради наших людей и их будущего. Но что ты сделал? А? Я спрашиваю тебя при твоих и своих людях, Киров. Что ты сделал? Я скажу тебе! Ты залез в нору и начал прятаться от республики и Серости, ты поставил северян в положение меж двух огней. Именно поэтому, мне пришлось пролить кровь наших людей, чтобы достучаться до тебя. Не я жесток, а ты, Киров. Отдай мне место вождя, отдай мне Кастл-Вой. Я сделаю так, чтобы северяне жили спокойно.
– Ты слишком много говоришь, Велий. Но ты не спрячешься за своими голословными речами. Сколько крови Севера потребует эта твоя «спокойная жизнь»? И ещё, если Зольгелла находилась в Сорфисии, как ты говоришь, то откуда она теперь в твоих руках? Неужели права на кресло вождя требует республиканский пёс?
После слов Кирова среди старейшин пробежал многозначительный хохот.
– В этом ты отчасти прав, однако я никогда, даю свое слово, не кормился с рук республиканцев. С другой стороны, твои слова лишь усиливают мое положение, ведь они значат лишь то, что у меня есть союзники в республике. Не господа, союзники!
– Ясно. Спрошу только один раз: ты не уйдешь добровольно? – Спокойно и тихо спросил Киров.
– Нет, Киров. Отступать уже некуда, Серость поджимает нас всех. Если я не сделаю этого сейчас, то уже никто ничего не сделает.
– Тогда я, Киров Геверолий, вызываю тебя в Круг пред лицами твоих воинов, моей жены и моих старейшин. За кровь, пролитую твоими руками, я пущу твою. Да поможет мне Золь!
– Я так и думал. Если это единственный выход, тогда я войду с тобой в Круг. Естественно, я не стану использовать Зольгеллу для убийства брата северянина и буду сражаться обычным оружием.
– Тебе же хуже. Насколько память меня не подводит, ты не выиграл у меня ни одного сражения.
– Все меняется, Киров.
Круг стал шириться, люди начали отходить от центра, освобождая пространство для бойцов. Оба стояли спокойно, веря в собственную победу; жена Кирова не нервничала и с упоением смотрела на мужа. Оба отказались от щитов, взяв в вооружение по короткой балте с острым лезвием. Киров и Велий стали напротив друг друга, выжидая традиционные шестьдесят секунд, обычно дающиеся для того, чтобы была возможность примириться. Но это был не их случай. Однако нельзя сказать, что на Севере был хоть один случай подобного примирения.
Двери херга резко распахнулись, запуская внутрь свирепый северный ветер, несущий на себе железный запах крови. Внутрь вбежал Анмар, позади него стояла Сафтия.
– Отец! – синхронно выкрикнули они.
Ни Киров, ни Велий никак не отреагировали на внезапное появление своих детей, даже несмотря на то, что появились они одновременно. К ним подошла мать Анмара и крепко обняла его, шепнув на ушко следующее: «Твой отец сейчас со всем разберется, не беспокойся». На ее руках чувствовался пот.
Велий напал первым, широко замахнувшись топором с правой стороны. Киров играючи отпрыгнул и позволил Велию попробовать еще раз. Новая попытка также не увенчалась успехом.
– Видимо, с годами ты не стал сильнее, и все, что было до этого, лишь пустые слова, – громко проговорил Киров.
Киров напал на него, обрушивая канонаду быстрых ударов, он бессистемно чередовал выпад слева, справа и сверху, и делал это так, чтобы Велий не смог предугадать, откуда последует новая атака. Киров теснил его к краю круга, причем к стороне, где стояли его воины. Велий пробежал через Кирова, вновь встав в центр круга и снова попытался напасть. Атаки оставались такими же предсказуемыми, Кирову не стоило никакого труда от них уклоняться и контратаковать. Один взмах топором, левый глаз Велия залился кровью преграждая корректный обзор, Киров рассек ему бровь. Велий отступил назад и вытер кровь рукавом. Теперь он видел, как Киров прыгает к нему и замахивается топором сверху. Удар пришелся на плечо, почти отрубая ему руку. Велий вскричал от боли и попятился дальше от своего противника.
– Велий, – Киров грустно посмотрел на Сафтию. – Мне жаль, что здесь твоя дочь, но правила Круга для всех одинаковы. Мне придется это закончить так, как положено на Севере. Лучше бы ты использовал Зольгеллу.
Все вокруг начали понимать, чем кончится сражение двух лидеров. Сафтия изо всех сил сдерживала слезы, прижимаясь к плечу Анмара. Воины Велия с сожалением смотрели на своего предводителя. Только один человек в их рядах не терял уверенности. Он отличался своим худым телосложением от остальных громоздких мужей в отряде, но, несмотря на это, от него ощущалась угроза. Пронизываясь через своих людей, он отошел в темный угол херга, где его никто не мог наблюдать. Он же, в свою очередь, прекрасно видел Велия, а главное – Кирова.
Из кармана он достал песочные часы из рубинового стекла и начал пристально сверлить взглядом Кирова. Он повернул часы так, чтобы песок упал на дно, после чего опять перевернул, но уже ставя на стол. Отмеренные ему пять секунд начались.
Сознание Кирова столкнулось с чем-то тяжелым, словно его тянут куда-то удочкой; сопротивляться этому не выходило, не за что было удержаться. Когда он вновь открыл глаза, то не увидел перед собой противника. «Где я?» – пробежало в голове Кирова. Теперь он наблюдал свой собственный бой со стороны, находясь в дальнем углу херга. Рядом с ним стояли песочные часы, вниз упала почти половина. Все происходило словно замедленно, его собственное тело в кругу перестало двигаться, открывая грудь для удара Велия. Киров запаниковал, стараясь осмыслить, что с ним происходит. Он поднял свою руку и посмотрел на нее, та была одета в черную перчатку. Киров попытался протиснуться через толпу, но та была слишком густа и вальяжно отталкивала его локтями.
– Отец! – Вновь прокричал Анмар. – Двигайся!
И тело Кирова задвигалось, но, увы, слишком медленно, чтобы успеть отразить удар Велия. Весь песок пересыпался на стеклянное дно, и Киров вернулся в свое тело. Ровно через мгновение его голова полетела с плеч и упала на деревянный пол херга. Кровь из шеи засеменила во все стороны, в основном обливая собой победителя.
Велий Падис выиграл в Кругу и теперь по праву является вождем общины Геверолий и владельцем Кастл-Воя. Он поднял голову Кирова за волосы, из нее еще капало, и провел взглядом мертвеца по толпе, наблюдающей за боем, после чего попросил у своих людей мешок, в который спрятал ее.
Воины Велия вместе закричали победный клич, кто-то начал стучать в барабан. Фигура с часами исчезла из херга, оставшись для всех незамеченной. Велий горделиво расхаживал по кругу, демонстрируя свое превосходство; ему в руки передали Зольгеллу, которую он вскинул вверх, после чего ударил по громоздкому камню, символично висевшему над камином. Камень в миг покрылся слоем инея, потрескался и развалился на обледеневшую гальку. Жена Кирвова не плакала; Анмар желал напасть на Велия, но она дала ему крепкую пощёчину, после чего продолжила смиренно наблюдать за торжеством убийцы ее мужа. Его взгляд упал на Анмара. Растолкнув старейшин, он подошел к нему и начал говорить так, чтобы его слышали все вокруг.
– Сын Кирова Геверолия, Анмар Геверолий! Как я сказал ранее, я не хочу лишней крови и не стремлюсь убить тебя. Я милосерден! И мне нужны крепкие руки. – Вокруг все посмеивались, кроме матери и старейшин. – Поэтому я даю тебе выбор. Или добровольное изгнание в Серость, или ты поклянешься Золем и своим родом в том, что будешь служить мне до конца моих дней.
Губы Анмара пытались что-то произнести, но вокруг стоял слишком большой шум; его слышала только мать. Она снова ударила его по лицу.
– Как жестоко, – злорадно процедил новый вождь. – В любом случае, женщин я убивать не стану. Ты, – Велий указал Зольгеллой на мать Анмара, – вернёшься в свои родные земли, в Еловые Леса. Разве изгнание на родину ни есть милосердие судьи? – спросил Велий, обуреваемый новой волной злорадного хохота.
Женщина коротко посмотрела на сына и, увидев в его глазах то, что он больше не нуждается в пощечинах, молча вышла из херга.
– Хорошо. Какое решение ты принял, Анмар?
Анмар сжал кулаки. Он может попытаться сбежать, но куда? В Серость на смерть? В Сорфисию и стать рабом? Он поднял голову и презрительно посмотрел на Велия.
– Я… – гнев захватывал его сердце все сильнее, но щека еще чувствовала хлипкий материнский удар. – Я клянусь тебе, Велий Падис. Клянусь, что буду служить до конца своих дней.
– Умный мальчик!
Воины вокруг вскричали еще громче, Велий отправился к ним, чтобы веселье не утихало. Анмар под шумок выскочил из херга. Он думал о том, чтобы сбежать, но бежать ему было некуда. Единственная возможность сохранить жизнь для него – это служение убийце своего отца, по крайней мере до того, как Анмар не сможет его убить.
***
Анмар стоял подле иглука и плакал навзрыд. Слезы быстро превращались в лед на его щеках. Он боялся открыть глаза и увидеть Север, Север, на который больше никогда не ступит нога его отца. Анмар, словно слепой котенок, стоял, оперевшись на иглук; ноги тонули в снеге и начали пропитываться влагой. Больше всего сейчас ему хотелось, чтобы его обняла мать или хотя бы Сафтия, ради тепла. Но он не мог ей этого позволить, ему необходимо было ее ненавидеть, ради своего отца. Он открыл глаза и взглянул на иглук, иглук, являющий собой символ их с Сафтией теплых чувств.
Анмар замахнулся топором, который на этот раз не забыл, и принялся разбивать иглук. Маленькие осколки снежных блоков разлетались в разные стороны. Крупицы снега летели в глаза, заставляя его чаще моргать. Закончив, перед ним воцарилась полная ночная тишина, гладь северных снегов успокаивала, густой пар изо рта поглощал лунный свет. Анмар посмотрел на луну, надеясь отыскать там что-то, что способно было направить его. Но ответом ему была лишь грудь Ириса, обрамляющая темное небо, и это не говорило ему ни о чем.
***
В Кастл-Вое наступила поздняя ночь. Люди Велия, а теперь все здешние люди были либо мертвыми, либо людьми Велия, прибирали город от трупов и беспорядка. Они собирали всех мертвецов на телеге, после чего отвозили их поодаль Кастл-Воя и закапывали под снег, где им предстояло только многолетнее гниение. Сам Велий, нацепив суровую серую шубу, отходил куда-то вдаль, туда, где его ожидал владелец рубиновых часов.
– Все получилось, – радостно проговорил Велий.
– Да, всё по плану. Но что бы ты делал, если бы он выбрал смерть? Ты же знаешь, его жизнь была одним из условий господина.
– Позволил бы ему сбежать.
– Ясно, – собеседник Велия вздохнул. – Тогда далее следуй плану, собирай армию и готовьтесь к вылазке на Кис-Мольт.
– У нас точно получится?
– Должно получиться, мои люди постараются над тем, чтобы паровые орудия не работали несколько дней; это ваш шанс. Тем более с ним, собеседник указал на Зольгеллу. – Вы точно должны победить. Господину стоило многого труда достать его для вас.
– Я очень благодарен ему за это. Могу я задать один вопрос?
– Да.
– Для чего вы мне помогаете?
– У господина есть план, план, по которому Серость может быть уменьшена, и вы важная часть этого плана. Но больше ничего рассказать не могу.
– Господин воистину мудрец. Я помолюсь Золю, чтобы у него все получилось. А сейчас мне пора, люди ждут своего вождя.
– Да. До встречи, Велий Падис.
– До встречи, господин Эпсилон.
V
Эта маленькая комната, чья обстановка угнетала любого входящего, словно обладала волшебными свойствами или, скорее, была проклята. Именно в этой скудной комнатушке, находящейся на втором этаже «Толстого Фреда», произошло множество основообразующих событий в жизни Мерка. Именно тут они впервые спали с Майей, обсуждая возможные, такие несерьезные, но теплые планы на будущее; тут он напивался до потери сознания после изгнания из Церкви; тут он снова встретил Киллу. Живого Киллу.
Похмелье, вместе с уходом из комнаты бывшего друга, накинулось на сознание Мерка и начало метать его из стороны в сторону, подобно пролётам тряпичной куклы в концертном зале. Голова раскалывалась и кружилась, в ней возникали все новые и новые мысли о том, как же Килла смог выжить. И самое главное, почему Церковь от него это скрыла. Но зная нрав архидиакона, Мерк понимал, что узнать у него удастся лишь крупицы правды, посему было решено сначала разобраться с похмельем. Он быстро спустился на первый этаж, где за стойкой уже стоял Баллер и подготавливал «Толстого Фреда» к открытию. «Так вот кого Килла не видел» – подумал Мерк. Новая мысль далась тяжело и, словно взымая плату за свое существование, крепко ударила в голову.
– Утро, – подавленно поздоровался Мерк. – Вижу по твоим глазам, что ты тоже научился видеть мертвецов и у тебя много вопросов. Но сначала воды. – Говоря эти слова, Мерк ощутил тухлый привкус своего языка. Он старался не подходить близко к Баллеру, чтобы не ошарашить того своим гниющим утренним дыханием.
– Держи, – сказал Баллер, ставя перед Мерком стакан. – С каких пор мертвецы разгуливают по Лармеру? Церковь уже и на такое способна?
– К счастью, нет, и Килла самый что ни на есть живой, во плоти! – Мерк залпом опрокинул стакан, вода ошарашила его желудок, словно динамит попавший в лужу. – Не знаю почему он жив, Килла не стал со мной разговаривать. Точнее, выражался абсолютно, так сказать, профессионально, помнишь, как тогда, когда он оскалился на нас из-за отсутствия выпивки? Только сейчас Килла довел эту манеру до совершенства. До своего гребанного, педантичного совершенства. Еще и принарядился так, вылитый конторщик высшего звена, жалкое зрелище. – Мерк показательно сплюнул свои слова на пол.
– Ясно. Видимо, он обижается на тебя. Все-таки, в каком-то смысле ты его предал.
– Надеюсь, хотя бы ты так не считаешь.
– Конечно нет, я все понимаю, у тебя не было выбора. Зачем он пришел?
– Его послал архидиакон. Это ему что-то нужно от меня, причем, очень срочно.
– Неожиданно. С каких пор их ряды настолько поредели, что архидиакон стал напрямую обращаться к изгоям?
– Ни малейшего понятия, – Мерк выпил еще один стакан. – Но деваться некуда, как бы не хотелось остаться тут и понежиться в кровати, придется отправиться к нему.
– Осторожнее, с недавних пор в Церкви у тебя много недоброжелателей.
– А когда было иначе? Но спасибо за заботу. Один шаг туда, один обратно, никто и не заметит. Приготовь что-нибудь захватывающее к ужину.
– Когда пойдешь?
– Сейчас, – сказал Мерк и медленно вышел из «Толстого Фреда».
Бесцеремонный солнечный свет ударил в глаза, еще сильнее усугубляя состояние Мерка. Скопив дневную мощь, он быстро заставил его пошатнуться и прикрыть лицо ладонью. Пот заструился по телу, обволакивая все конечности. На улице пахло корицей и машинным маслом. Из всех углов слышались звонкие удары молотков о мягкий металл. Городская брусчатка была все еще влажная после ночи и блестела от переизбытка света, над ней начал подниматься бледный пар. Рядом проезжала телега, колесами расплескавшая лужи; одна капля попала на сапог Мерка.
В городе было слишком шумно. Торговцы уже успели открыть лавочки и активно зазывали прохожих, изобилие часов синхронно отбивало каждую прошедшую минуту, сверху доносились яростные плевки пара из труб. На несколько секунд у Мерка началась паника, быстро исчезнувшая после того, как он сдавил переносицу.
Все люди в Лармере торопились подготовиться к ежегодному карнавалу в честь парламента республики. Мерк не знал, как так вышло, но одним из символов этого карнавала были арбузы. На улице стояло великое множество кустарных палаток с этими огромными полосатыми шарами, так и старающимися выкатиться с прилавков и отправиться в собственное путешествие по городу.
Мимо него пробежала легко одетая маленькая девочка с шариком в руках, раскрашенным под все тот же вечнозеленый арбуз. Шарик легко лавировал на небольших и спокойных дуновениях ветра, вызывая у девочки нескрываемую радость.
На углу улицы стоял голосистый инженер в накидке и завлекал народ к своей новой разработке. Он был в смешных очках с двумя видами стекол: первое темное с защитой от солнца, во время ненадобности оно откидывалось вверх; второе стандартное, для зрения, с кристально чистыми линзами. «Подходите скорее, это же настоящая инновация», – брюзжал он на каждого прохожего словами, хорошо сдобренными слюной. На столе у него лежало несколько арбузов, столовые приборы и металлический матовый шар. «Вы только посмотрите», – кричал он громче. Инженер стянул с себя накидку, и на свет вышла его протезированная рука, сделанная из латуни и меди. Зрители ахнули в унисон. «Не пугайтесь, моя рука из плоти и крови – это дело давно минувших лет. А вот новый протез, который я изобрел, это именно то, чем вам следует восхищаться». Инженер продемонстрировал его мощь сперва на арбузе, лопнув его металлическими пальцами. Потом он долго гнул ложки и вилки, но, когда заметил, что публика стала зевать, быстро схватил металлический шар. Размерами он был приблизительно с маленькую дыню и глухо трещал, пока инженер старался его смять. Протез явно держался из последних сил, из него начали валить маленькие струйки пара и, возможно, дыма. Но народ повеселел и с хлопками начал поддерживать инженера. Дальнейшего действия Мерк не наблюдал, уйдя, потеряв интерес. Сегодня инженер не обогатился. Но именно для этого и существует понятие завтра.
Над головой Мерка проехала чья-то посылка. Несколько лет назад по всему Лармеру провели Линии Передач. По ним осуществлялась быстрая транспортировка писем и небольших посылок. Этому изобретению все никак не могли нарадоваться конторщики, а вот инквизиция довольна не была. Вскоре по Линиям начали доставлять разного вида запрещенку, что добавило инквизиции дополнительной работы. Инквизиция выставила охраняющий отряд у каждой станции Линий Передач. Одно время по ним постоянно лазали дети, но теперь, страшась подобной охраны, прекратили.
Мимо Мерка пробежал малец, чуть не столкнувшийся с его ногами. Он быстро повернул в сторону внутренних дворов. У него была небольшая вельветовая сумка серого цвета. Уже за домами, там, куда днем не падает взор караульных, мальчишка встретился со своим заказчиком. В обмен на несколько сотен ассари мальчик вынул из своей сумки пару мешочков с золой и отдал их покупателю.
Резко по глазам Мерка ударил концентрированный луч света, направленный откуда-то справа. Недалеко от него прошла женщина, держа в руках зонтик. Его покрытие было сделано из хорошо отражающего свет материала, создавая сверху настоящий маяк, светивший на людей вокруг, при отсутствии крепкой хозяйской руки. Женщина заметила, что свет попал на Мерка, и учтиво извинилась. Он не разозлился и дружелюбно, насколько хватило выдержки, улыбнулся. Где-то в глубине души он надеялся, что его долг перед Церковью Восьми принимает хотя бы небольшое участие в обеспечении красоты этого города. Ему нравился солнечный Лармер, все эти чудаковатые инженеры, шумные улицы, вычурные женщины и дома им подстать – все это грело душу, хоть он старательно делал вид обратного эффекта.
Чтобы попасть в Церковь Восьми, требовалось провести довольно незаурядную последовательность действий. Для начала попасть в церковь богини Тэч, обычно пустующую по будням и расположенную на окраине Лармера. Мерку нравилась церковь Тэч только в ночное время, ибо когда сумерки полностью поглощали солнце, на ее крыше загорался огромный маякоподобный фонарь, и вся близлежащая территория облагораживалась теплым светом. Словно сама богиня Тэч старается позаботиться о своих дельцах и банкирах.





