Письма. Том второй

Надеюсь, что вы и все остальные дома здоровы и наслаждаетесь хорошим здоровьем, хорошим бизнесом и хорошей погодой.

Я напишу вам еще, когда успокоюсь и мне будет что сказать.

С любовью ко всем, Том.

Джорджу Маккою

Гарвардский клуб

Нью-Йорк

Среда, 16 октября 1929 года

Дорогой Джордж:

Спасибо за прекрасное письмо. Я искренне благодарен за все, что вы сказали и сделали. Я знаю, что вы понимаете мое глубокое чувство долга перед всеми вами. Я рад узнать, что вы с Лолой будете рецензировать мою книгу [Первоначальный план Маккоя и его невесты Лолы Лав вместе рецензировать «Взгляни на дом свой, Ангел» был позже изменен, и мисс Лав рецензировала ее одна в воскресном номере «Гражданина» [«Asheville Citizen»] от 20 октября 1929 года] и что Родни Кроутер [Родни Кроутер рецензировал «Взгляни на дом свой, Ангел» на радиостанции WWNC, 21 октября] будет говорить о ней по радио. Я ничего не могу добавить к тому, что уже сказал вам, кроме как повторить, что вы все были прекрасны и великодушны, и что я знаю, что вы понимаете и верите в автора, независимо от того, какой эффект может произвести книга.

У меня есть одна новость, которую, однако, не следует предавать огласке: вчера в «Скрибнерс» мне сказали, что предварительные продажи книги, не считая Нью-Йорка, превысили 1600 экземпляров, а один из продавцов в «Даблдей Доран» сказал рекламщику, что книга станет «сенсацией осени», что бы это ни значило. Все это слишком удивительно – чудесно – последнее я имею в виду – чтобы быть вероятным. Томас Бир, писатель, на прошлой неделе позвонил в «Скрибнерс» и сказал, что я – лучший молодой писатель, появившийся со времен Гленуэя Уэскотта, написавшего «Бабушек» (хотя почему Уэскотт, я не знаю). Наконец, мой агент, миссис Бойд, которая находится за границей, сообщила «Скрибнерс», что два английских издательства, Кейп и Хайнеманн, хотят получить книгу для публикации в Англии. Но, ради Бога, не говорите об этом!

Книга выходит послезавтра, а у меня уже нервы на пределе. «Скрибнерс» великолепны и хотят, чтобы я немедленно занялся новой книгой. Это я уже делаю, но сейчас слишком взволнован, чтобы работать. Новая книга будет лучше – во мне еще много книг.

Если бы я мог, я бы не хотел ничего больше, чем увидеть вашу свадьбу. Но и так я буду думать о вас и посылать вам обоим мою глубочайшую привязанность… Передайте мои самые теплые пожелания Лоле. Вы знаете, как я отношусь к вам. Поблагодарите от меня Родни Кроутера и скажите ему, что я напишу ему на следующей неделе. Простите за это идиотское письмо – думаю, вы знаете, что я сейчас чувствую.

Джулии Элизабет Вулф

Гарвардский клуб, Нью-Йорк

Западная 44-я улица, 27

17 октября 1929 года

Дорогая мама:

На днях я отправил тебе предварительный экземпляр своей книги. Надеюсь, он благополучно дошел до тебя.

Книга выходит завтра – какой успех она будет иметь, никто не может сказать. Это лишь одна из сотен книг, которые выходят в свет. Но мы надеемся на лучшее.

Я надеюсь, что моя книга вам понравится. Если нет, я постараюсь написать лучшую, которая вам понравится. Надеюсь, она не покажется вам «модемной». Все, что я хотел сделать, это написать как можно более хорошую и интересную историю. Пожелайте мне удачи и надейтесь на мой успех. Я напишу больше через несколько дней.

С большой любовью, Том.

Если вы сможете вырваться и навестить меня этой осенью, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы получили удовольствие.

7 сентября 1929 года Вулф нанес короткий визит в Эшвилл. Он обнаружил, что город полон интереса к его предстоящей книге. Он навестил мистера и миссис Робертс, но почти ничего не обсудил с ними о реальном содержании «Взгляни на дом свой, Ангел». Миссис Робертс позже укоряла Вулфа за то, что он не предупредил ее о вымышленных портретах ее семьи в романе. [Вулф не предупредил и свою собственную семью. Его сестра Мейбл заявила: «Я никогда не мечтала – и это мнение я высказываю от своей семьи, что Мама, Фред, Эффи, Фрэнк, – они будут в книге» (из книги Ноуэлл, Томас Вулф, 143)]. Вопрос о том, была ли, как позже утверждал Вулф, враждебная реакция Эшвилла полной неожиданностью, открыт для споров. (Пятью месяцами ранее, когда «Взгляни на дом свой, Ангел» еще назывался «О потерянном», Вулф уже писал упреждающие ответы критикам-антагонистам для публикации в «Эшвил Ситизен»). [Смотрите Вулф, Письма, 176-177, «To the editor of the Asheville Citizen», и Notebooks of Thomas Wolfe, 1:327]. Дальнейшее доказательство ожидаемой дурной славы видно из его письма к бывшему однокурснику по Университету Северной Каролины Бенджамину Коуну: «Я думаю носить накладные усы и темные очки после выхода книги» (Wolfe, Letters, 194)].

После визита, в поезде, возвращавшемся в Нью-Йорк, он тоскливо записал в блокнот: «Вернусь ли я когда-нибудь снова домой?» [Вулф, «Записные книжки», том перый, страница 370] После публикации «Взгляни на дом свой, Ангел» Вулф отправился в самоизгнание из Эшвилла на следующие семь с половиной лет.

Маргарет Робертс

Гарвардский клуб

Нью-Йорк

17 октября 1929 года

Дорогая миссис Робертс:

На днях я отправил вам экземпляр своей книги. Надеюсь, она дошла благополучно. В ней я написал несколько слов, которые прошу Вас принять как искреннее выражение чувств писателя по отношению к вам.

Моя книга выходит в свет завтра. Никто не знает, выживет ли она в лавине книг, выходящих в это время года, или нет, но мы все надеемся на удачу. Естественно, я очень рад этому.

Я не могу ничего добавить к тому, что говорил вам, когда был дома: я старался сделать хорошую и честную работу и надеюсь, что моим друзьям она понравится. Мне будет жаль, если книга им не понравится, но я буду продолжать в надежде написать когда-нибудь что-нибудь, достойное их похвалы. Думаю, большего я сказать не могу.

Шлю вам всем мой самый теплый и нежный привет.

Я напишу вам немного позже, после того как узнаю больше о судьбе моей книги.

С надеждой и любовью,

Том Вулф

Вчера вечером ужинал с Биллом Коком. Ему нравится его работа и его фирма.

Джорджу Уоллесу

Нью-Йорк

25 октября (?) 1929 года

Дорогой Джордж:

Спасибо за ваше прекрасное письмо, за ваши щедрые усилия и просто за то, что написали. Не знаю, сообщал ли я вам в своем последнем письме, что книга продана в Англии – «Хайнеманн» издает ее там и высылает мне 100 фунтов аванса. Книга хорошо продается в Нью-Йорке, хотя рецензий еще не было – несколько книготорговцев, включая знаменитого Холлидея [Теренс Холлидей из книжного магазина «Холлидей»], рекомендуют ее. В воскресенье, я полагаю, появится рецензия в «Нью-Йорк Таймс». Хороша она или плоха, я сказать не могу, но если она хороша и с ней можно немного поработать, тем лучше. [Уоллес был другом одного из редакторов «Бостон Ивнинг Транскрипт». Возможно, Вулф имел в виду именно это, а возможно, он просто решил, что, поскольку Уоллес был «рекламщиком», он сможет «распространить новости» о книге]. Кроме того, в журнале «Скрибнерс» за декабрь, кажется, будет рецензия (он вышел в ноябре). Люди говорили мне об этом – один рецензент сказал, что я должен быть поставлен в один ряд с Уитменом и Мелвиллом. [В рецензии Роберта Рейнольдса на «Взгляни на дом свой, Ангел» в декабрьском «Скрибнерс» сказано: «Если бы мы навешивали на Вулфа ярлыки, мы бы поставили его в один ряд с Мелвиллом и Уитменом, хотя у него нет той драматической интенсивности и совершенства эпитетов, которые мы находим в «Моби Дике», и той серьезной чистоты, которая проступает в «Листьях травы». Но, «Взгляни на дом свой, Ангел» – это первая книга»]. Горячая штучка, да? А издательство «Скрибнерс» настаивает, что не имеет к этому никакого отношения – что это все честная стрельба из лука, и они еще ни разу не солгали.

Единственные рецензии, которые я получил, – из Северной Каролины, и, Боже! Они выпускают пар. Все они хвалебно отзываются о произведении, говорят, что это захватывающий роман и так далее, но двое или трое утверждают, что это оскорбление штата и народа, что «худшая сторона людей» выставлена напоказ и так далее. Джозефус Дэниелс из «Новостей и Обозрение Рали», пишет, что Юг и Северная Каролина «были оплеваны». [Рецензия на книгу «Взгляни на дом свой, Ангел» была опубликована в номере «Новости и Обозрение Рали» от 20 октября 1929 года Джонатаном Дэниелсом, который был знаком с Вулфом по университету Северной Каролины. Рецензия была озаглавлена «Первый роман Вулфа – роман бунт. Бывший писатель из Эшвилла в ярости обрушивается на Северную Каролину и Юг», и гласила: «Против викторианской морали и бурбонской аристократии Юга он обрушил всю свою ярость, и в результате получилась не та книга, которая понравится Югу в целом и Северной Каролине в частности. Вот молодой человек, обиженный чем-то, что он любил, в своей чувствительной ярости плюет на это. В романе «Взгляни на дом свой, Ангел» Северная Каролина и Юг оплеваны»]. Меня это очень огорчает! Во-первых, я никогда не упоминал Северную Каролину, и никому здесь и в голову не приходило, что я пишу о Северной Каролине или Юге – меньше всего автору. Все считали, что книга написана о людях, которые могли жить где угодно, и, если уж говорить об их «худшей стороне», «Скрибнерс» считают их богатыми, великолепными и великими людьми. Что же мне делать! Ничего не делать, ничего не говорить. В книге много разных вещей и людей, но мы считаем, что ее общий эффект – это красота. (Прошу простить за личный букет!)

Во всяком случае, как только я разберусь, что к чему, и успокою нервы, я приступлю к новой книге.

«Скрибнерс» не хотят, чтобы мою книгу «запретили в Бостоне» – они очень хорошая и достойная фирма, и им не понравился запрет Хемингуэя [июньский и июльский номера журнала «Скрибнерс Мэгазин» за 1929 год были запрещены в Бостоне из-за опубликованных в них фрагментов «Прощай оружие» Хемингуэя], хотя это и помогло продаже книги. Но – это между нами – если ее запретят, я надеюсь, что она наделает много шума – ради Бога, постарайтесь сделать для меня какую-нибудь рекламу.

Все это время я должен, как обычно, преподавать в университете и оценивать работы первокурсников. Боже! Как это мучительно!

Передайте привет миссис В. и мальчикам. Дайте мне поскорее весточку. Спасибо за ваши благородные усилия. Несмотря на мою бессвязность, их очень ценят.

В «Скрибнерс» считают, что это отличная книга, Джордж – не могу передать, насколько. А Томас Бир доставил ей (и мне) огромное удовольствие, от которого у меня волосы встали дыбом!

Пишите мне – расскажите, как быть спокойным.

Приведенная ниже краткая заметка была написана в ответ на письмо Марка Шорера, который в высшей степени высоко оценил «Взгляни на дом свой, Ангел». Шорер – был профессором английского языка в Калифорнийском университете, автор книг «Слишком старый дом», «Место отшельника», «Состояние души», «Уильям Блейк: Политика видения», «Войны любви» и других.

Марку Шореру

15-ая Западная улица, 27

Нью-Йорк

25 октября, 1929 года

Дорогой мистер Шорер:

Ваше письмо о моей книге – первое, которое я получил от незнакомого человека, хотя у меня было несколько писем от друзей.

Я тронут и польщен тем, что вы говорите о книге. Это очень здорово – знать, что написанное тобой перепрыгнуло через темноту и стало светом, другом. Естественно, я надеюсь, что у меня будут и другие письма от людей, которым понравилась книга, но я всегда буду придавать особое значение вашему письму, потому что, оно было первым.

Рецензия Маргарет Уоллес на роман «Взгляни на дом свой, Ангел» в воскресной газете «Нью-йорк Таймс» от 27 октября стала первой крупной рецензией и одной из самых благоприятных. Прочитав ее, Вулф сразу же написал ей следующую благодарственную записку.

Маргарет Уоллес

Западная 15-я улица, 27

Нью-Йорк

27 октября 1929 года

Дорогая мисс Уоллес:

Хочу поблагодарить вас за великолепную рецензию на мою книгу в сегодняшнем номере «Таймс». Я тронут и польщен вашими словами – это моя первая книга, и мне очень приятно знать, что ее так терпеливо и высоко оценили. Люди из «Скрибнерс» очень обрадовались вашей рецензии: теперь они считают, что у книги есть все шансы на коммерческий успех – что также очень много значит для меня. Если это действительно так, то я знаю, что вы внесли в это большой вклад.

Но даже если книга так и не будет продана, я никогда не забуду, что вы о ней написали. Я всегда буду чувствовать, что то, что я написал, попало в огромные джунгли мира и нашло там друга. Подобные вещи окупают всю боль и отчаяние писательского труда.

Следующее ночное письмо Вулф отправил своей сестре Мейбл, получив от нее письмо с описанием фурора, который вызвала в Эшвилле публикация «Взгляни на дом свой, Ангел».

Мэйбл Вулф Уитон

[ночное письмо]

Нью-Йорк

28 октября 1929 года

Спасибо за прекрасное письмо. Великие фигуры в романе – Элиза, Хелен, Гант и Бен. Все здесь считают их великими людьми. Ни одна книга не должна читаться как сплетня или оцениваться по отдельным отрывкам. Если оценивать книгу и главных героев в целом, они покажутся прекрасными людьми. Прочитайте рецензию в «Нью-Йорк Таймс» за прошлое воскресенье, а также в «Геральд Трибьюн» за следующее воскресенье или неделю спустя [«Взгляни на дом свой, Ангел» был очень благосклонно оценен Марджери Латимер в воскресном выпуске «Нью-Йорк Геральд Трибьюн», от 3 ноября 1929 года]. Что бы ни думали в Эшевилле сейчас, со временем они поймут, что я пытался написать трогательную, честную книгу о великих людях. Именно так воспринимает эту книгу мир за пределами Эшвилла. Передайте это [письмо] маме и скажите, что я напишу через день или около того. Если вы сомневаетесь в моих словах, перечитайте главу о смерти Бена и последующие сцены погребения. А потом спросите, осмелится ли кто-нибудь сказать, что это не великие люди. Книга быстро продается. Похоже на успех, но ничего не скажешь. Вы – великий человек. С любовью.

Маргарет Робертс

Конец октября – начало ноября 1929 года

Дорогая миссис Робертс:

Когда я получил ваше письмо неделю или две назад, я отнес его мистеру Максвеллу Перкинсу, который является настоящим главой «Скрибнерс» и о котором вы много раз слышали о меня. Это человек самого лучшего и высокого качества – смелый, честный, щедрый и мягкий, и дружба с ним – одна из тех вещей, которыми я дорожу больше всего в своей жизни. Я дал ему прочитать ваше письмо и вышел из его кабинета, пока он читал его там. Когда я вернулся, он сказал: «Это письмо очень замечательного человека». Я тоже так думаю. В вашем письме есть много вещей, которые причинили мне глубочайшую боль, но мое отношение к вам усилилось, если это возможно, благодаря этому письму.

Учитывая то, как вы, очевидно, относитесь к некоторым частям моей книги – а я хочу скромно сказать, что вы ошибаетесь, – ваше письмо очень замечательно, и я также хочу сказать, справедливо и честно, две вещи, которые касаются высказываний в вашем письме:

Во-первых, в одном из отрывков, которые вы упоминаете, нет ни малейшего намека на «незаконнорожденность», и если спокойно и внимательно прочитать весь отрывок, то окажется, что так оно и есть.

Вы совершенно правы, говоря, что я не стал бы писать такую книгу через двадцать лет. Более того, я не стал бы писать такую книгу сейчас. Один из персонажей в моей книге говорит, что мы проживаем не одну жизнь – может быть, дюжину или сотню. С тех пор как я начал писать эту книгу более трех лет назад, я прожил как минимум одну. И самое печальное, что эта жизнь, включая ту, другую, о которой рассказывается в моей книге, закончилась

В одном месте вашего письма вы, кажется, сомневаетесь в моей искренности – «Никто, – говорите вы, – не может заставить меня поверить, что вы не были искренним».

Следующее письмо Вулфа осталось незаконченным и не было отправлено по почте. Первые страницы сильно потерты. Возможно, Вулф долгое время носил его в сложенном виде в записной книжке или в другом месте при себе (это не было для него необычной практикой).

Маргарет Робертс

Бланк письма Гарвардского клуба

Начало ноября 1929 года

Дорогая миссис Робертс:

Я получил ваше письмо около двух недель назад. Я не мог ответить на него раньше, потому что было много дел, связанных с моей книгой, и потому что я позволил темам первокурсников навалиться на меня, пока я [страница оборвана], я был [страница оборвана] мой выход.

Я не могу ответить на ваше письмо так, как оно того заслуживает, [страница оборвана] из-за тем и промежуточных оценок; и отчасти потому, что [страница оборвана] все еще взволнован, пытаясь увидеть, как [страница оборвана] продается книга, что пишут в рецензиях [страница оборвана] и больше всего потому, что я хочу написать вам о вашем письме, когда я смогу написать вам спокойно и обстоятельно.

Но сейчас я хочу сказать одну-две вещи: когда я прочитал ваше письмо, я отнес его Максвеллу Перкинсу, который действительно является главой «Скрибнерс» и который очень [страница оборвана] смелый, щедрый и [страница оборвана] вы слышали, как я говорил [страница оборвана] ему ваше письмо, чтобы он его прочитал, [страница оборвана] его кабинет, пока он его читал. Когда я вернулся, он сказал: «Это [страница оборвана] письмо очень великолепного [страница оборвана] человека» [Этот материал также появляется в черновике его карманного блокнота (смотрите письмо 54)].

Это также то, что я чувствую [страница оборвана]

Что я могу сказать таким людям или тем, кто настаивает на том, чтобы читать мою книгу как дневник буквальных событий? Человек, написавший статью в «Таймс» [Уолтер С. Адамс. Смотрите его рецензию «Amazing New Novel Is Realistic Story of Asheville People», Asheville Times, 20 октября 1929 года] сказал, что в своем предисловии я поднял вопрос о том, является ли книга «автобиографической» или нет, а затем поспешил «снять вопрос ловкими поворотами фраз». [Ibid. Адамс пишет: «В предисловии Вулф поднимает вопрос о том, действительно ли произведение автобиографично, а затем спешит умолить этот вопрос ловким передергиванием фраз»]. Вы прекрасно знаете, что я никогда не задавал вопросов и не пытался уклониться от ответа с помощью «хитроумных вывертов фраз». То, что вы обнаружите, прочитав это вступление, – очень простое, прямое и, я надеюсь, очень ясное изложение цели и природы художественной литературы. Если это заявление не совсем понятно, то это потому, что мне была отведена всего одна страница [опубликованное предисловие Вулфа к роману «Взгляни на дом свой, Ангел» содержит десять предложений. Первоначальная машинопись, названная «Defensio Libris», содержала тридцать три предложения на пяти страницах, прежде чем ее сократили для публикации] и потому, что моя критическая способность недостаточно велика, чтобы четко определить слово «вымысел», но здесь, конечно, нет попытки умозрительно задать вопрос или уклониться от ответа. Но какой ответ хотят получить люди вроде репортера «Таймс»? Он утвердительно заявляет, что я – Юджин и что другие фигуранты моей книги – люди, живущие сейчас в Эшвилле [Adams, Amazing New Novel: «Этот молодой человек, которого называют Юджин Гант (в действительности Томас Вулф, автор)». Ранее в своей рецензии Адамс утверждает: «Книга написана об Эшвилле и эшвилльцах самым простым языком. Это автобиография эшвиллского мальчика. … Автор рисует себя и свой домашний круг, а также соседей, друзей и знакомых смелыми, дерзкими линиями, ничего не жалея и ничего не скрывая»]. Метод таких людей, как этот человек, похож на метод мелкого адвоката, который пытается запугать и заглушить своего свидетеля, крича:

– Отвечайте – «да или «нет» – как будто на любой трудный, сложный и глубокий вопрос можно ответить подобным образом. Так они кричат вам:

– Ваша книга – вымысел или факт? отвечайте «да» или «нет»?

– Это вымысел, – отвечаете вы, – но…

– Не обращайте на это внимания, – кричит он. – Отвечайте «да» или «нет»?

– Но вымысел, – протестуете вы, – очень определенно связан с…

– Никаких ваши хитроумных выкрутасов, – кричит он, – мы не позволим вам так уклоняться от ответа на вопрос. Отвечайте «да» или «нет»?

Что вы можете ответить таким людям? Что вы можете сделать, кроме как попытаться сдержать ярость, поднимающуюся в вашем горле, чтобы не закричать:

– Будь проклята ваша несправедливость!

[письмо обрывается на этом месте; остальная часть страницы пуста]

Возможно, Вулф хотел, чтобы следующий фрагмент был частью предыдущего письма или черновиком, ныне утраченным.

Маргарет Робертс

Осень 1929 года

Это стало очень длинным письмом, но я знаю, что в конце слова не помогут. Если бы слова могли помочь, я мог бы найти ответ в одном предложении. Но я не могу.

Осталось сказать самое трудное и самое печальное. Я постараюсь сказать это как можно яснее и осторожнее. Мое убеждение относительно жизни сводится к следующему: каждый из нас – не один человек, а множесво людей, и у каждого из нас не одна, а несколько жизней. Мне кажется, что у меня их уже не меньше дюжины. В моей книге говорилось, что мы – чужие и никогда не узнаем друг друга. Сейчас я верю в это сильнее, чем когда-либо. Очень трудная вещь, которую я пытаюсь сказать сейчас, заключается в следующем: люди дома, которых огорчила, возмутила или ранила моя книга, видят меня в жизни, в которой я перестал жить, видят меня в форме, которая так же далека от меня, как призрак в «Гамлете». Моя книга была вызвана из затерянных колодцев и храмов моего детства – в течение двадцати месяцев этот опыт пылал, формировался и сливался в мир моего собственного творения – мою собственную реальность. Теперь я понимаю, что некоторые люди читали мою книгу не ради реальности, которая сама по себе является реальностью, а ради другой реальности, которая принадлежит миру. Такие люди увидели в книге лишь ожесточенные нападки на людей, живущих в городе, где я родился. Неужели вы думаете, миссис Робертс, что какой-нибудь художник ночь за ночью отдавал тело и кровь какому-нибудь творению с единственной целью – сделать горькую картину жизни? Неужели вы думаете, что если бы реальность, описанная в моей книге, была только той реальностью, которая ходит по улицам, я бы вообще взялся писать?

Я смиренно прошу о следующем: если я должен быть в изгнании, дайте мне надежду когда-нибудь вернуться. Если из-за моей первой книги передо мной захлопнулась дверь, дайте мне хотя бы шанс искупить свою вину. Со своей стороны, я считаю свою работу только начатой – написана лишь первая глава. Мне горько думать, что эта глава вызвала обиду, но, во всяком случае, я надеюсь, что другие главы покажутся прекраснее и лучше тем, кого оттолкнула эта. Справедливости ради должен заметить, что постараюсь подойти к жизни и к искусству с гораздо большей интенсивностью и честностью, чем мне это удавалось до сих пор.

Роберт Норвуд, которому была написана следующая записка, был пастором церкви Святого Варфоломея в Нью-Йорке и автором книг «Исса», «Крутой подъем», «Человек, который осмелился стать Богом» и другие. 26 октября 1929 года он написал Джону Холлу Уилоку: «Я читаю «Взгляни на дом свой, Ангел». Это замечательная книга, не далеко ушедшая от «Братьев Карамазовых». Это скорее эпос, чем роман, и скорее поэзия, чем проза. Пока что у меня ощущение архангела со сломанными крыльями, пытающегося вернуть себе утраченные высоты, – мучительный крик разочарованного идеалиста». Вскоре после этого Уилок познакомил Вулфа с Норвудом.

Роберту Норвуду

Западная 15-я улица, 27

Нью-Йорк

15 ноября, 1929 года

Дорогой доктор Норвуд:

Я хочу поблагодарить вас за чудесные два или три часа, которые я провел с вами на днях. И еще я хочу поблагодарить вас за то, что вы сказали о моей книге. Это очень здорово – знать, книга, которую я написал, вышло в мир, обрела такого друга, и была так щедро оценена.

Я польщен и тронут тем, что вы сказали о ней. Даже если книга не будет продаваться дальше, для меня будет очень важно знать, что вы относитесь к ней так же.

С нетерпением жду новой встречи с вами.

Альберту Котесу

Западная 15-я улица, 27

Нью-Йорк

19 ноября, 1929 года

Дорогой Альберт:

Твое имя в письме привело меня в неописуемое волнение. Боюсь, что ни один из нас не является постоянным корреспондентом, но если бы я писал тебе каждый раз, когда думал о тебе последние шесть лет, у тебя сейчас был бы полный багажник моих писем.