Король и спасительница

– Извините, пожалуйста! – выкрикнула я радостно. – Он и правда глухой! И даже глухонемой! Сейчас я ему скажу, и он прекратит, хорошо?

– Ой, да ладно, пусть стучит, – сразу переключилась на мирный лад женщина. – И что это с ним такое случилось? Или это он с рождения?

– С рождения! – выпалила я. – Порок развития! Извините нас еще раз…

Стуки перстнем в это время прекратились. Я испуганно подняла голову и посмотрела на Лида. В его неподвижном взгляде не было никакого гнева, но чувствовалось легкое удивление, как если бы он вслух спросил меня «и какого черта ты на меня вешаешь всех собак?». Я угодливо улыбнулась. Он отвел глаза и величаво уставился в окно, а я принялась вытирать обильные поты.

– Надо же! – как собакой, умилилась королем женщина. – Какой умный, сам прекратил! Ну все понимает! А какой красивый парень, как жалко, что инвалид.

– Не иначе, родители рядом с Чернобылем жили, – вдруг вступила в разговор мрачная бабуля, сидящая рядом с женщиной. – Я их навидалась-то в свое время… И глухих, и слепых, и безруких… Ох! А какие грибы росли после аварии в тех лесах! Радиоактивные, ясное дело, но размеры…

Женщина поддержала разговор, который постепенно перешел на грибы и ягоды, уже не радиоактивные, а нормальные. Лид пялился в окно. Я молила небо, чтобы электричка чесала как можно быстрее.

Казалось бы, мольба моя была услышана: осталась всего одна остановка до Москвы. И вот на ней-то и начались неприятности. Для начала в вагон ввалились пьяные в хлам три здоровенных бугая. Наступая на все ноги, они пробрались в самую середину вагона и принялись матерно разговаривать дикими голосами. Все, кроме, конечно, Лида, забеспокоились и заоглядывались.

А пьяницам этого показалось мало: минут через десять они заскучали в своей компании и принялись лезть к людям. Пара мужчин отругнулась от них, и они, наконец, переключились на семейство, состоящее из бабушки, матери, дочери лет пятнадцати и маленького сына. Вначале из них просто сыпались какие-то невразумительные предложения и пожелания. Потом они принялись приставать к дочери. Мать попросила оставить дочь в покое, но, конечно, ее слова не возымели ровно никакого действия. Семейство попятилось – пьяницы теснили их в тамбур, продолжая напирать и приставать. Слышно было, как вдруг громко заревел сын. Часть вагона возмущенно перешептывалась, часть сидела с деревянными лицами. В числе последних был и Лид, все так же глядящий в окно.

И тут на меня наехало знакомое мне состояние, которое Натка называла «сам черт не брат»: впадая в него, я уже неоднократно вляпывалась в истории одна хуже другой. Однако сейчас мне было решительно по фигу, к чему приведет мое поведение: я ринулась в тамбур, пихнула одного из пьяниц в плечо и заорала:

– Вы чего это тут развоевались? Сейчас как милицию позову! А ну идите отсюда!

Слова мои возымели некоторое действие: один из пьяниц удивился и отвлекся от девочки, к которой приставал, второй прекратил выдирать у матери большую сумку, третий просто обернулся, и все трое уставились на меня налитыми кровью глазами. Поезд начал тормозить, и в это время тот пьяница, которого я хлопнула по плечу, замахнулся на меня кулаком. Пользуясь тем, что он еле держится на ногах, я быстро увернулась и отскочила, но меня ухватил за запястье другой пьяница. Несмотря на опьянение, держал он мертвой хваткой.

– А ну пусти! – гаркнула я. – Эй…

Больше я ничего не успела сказать, потому что увидела, что рядом с держащим меня пьяницей стоит Лид. Протянув руку, он быстро коснулся по очереди всех трех пьяниц и, нарушая свое амплуа глухонемого, тихо произнес какое-то длинное слово, завершившееся жутким шипением. В тот же миг пьяницы, потеряв интерес, похоже, не только ко мне, но и вообще ко всей этой жизни, как мешки рухнули нам на ноги. Лид брезгливо вынул из-под них ботинки и, поглядев на меня, кивнул в открывшиеся двери. Москва! Вот уж действительно, не заметила, как доехали…

На трясущихся ногах я вылезла на перрон, король вышел за мной. Двери захлопнулись и электричка отъехала.

– Лид! – выговорила я испуганно. – Ты что сделал с ними? Они жить будут?

– Наверное, если достаточно крепки, – отозвался король, посмотрев на меня. – Это не слишком сильное заклятье. Но почему тебя вообще волнует судьба этих вредоносных простолюдинов?

– Потому что я не хотела бы их убивать. Конечно, ты прав, они вредоносные, вон, как к людям приставали…

– Я имел в виду не это.

– А что?

– Они посмели поднять руку на мою спасительницу, то есть на высокородную особу, за что и были мной наказаны. Я прекрасно помню, что ты просила меня не вмешиваться, но я убедился, что твой способ борьбы с неугодными простолюдинами весьма неэффективен: впрочем, мне так показалось уже с самого начала.

Я даже остановилась от возмущения:

– То есть, получается, если бы я была такой же, как обычные люди, ты бы так и дальше спокойно смотрел, как нас колотят пьяницы?!

– Я опять тебя не понимаю. Ты не можешь быть такой, как обычные люди. Что означает твое «если бы»?

– Если бы – это что-то вроде альтернативной реальности.

– То есть, другими словами, это то, чего нет?

– Но могло быть!

– Но нет. В таком случае, зачем об этом размышлять – по меньшей мере, это бессмысленно.

– Ладно, неважно… – проворчала я, растирая красные следы на запястье от пальцев пьяницы. Король тоже посмотрел на мою руку, но промолчал. – Спасибо, ты хоть как-то вмешался.

– Я думаю, и в дальнейшем мне надо будет взять на себя твою защиту, – заметил Лид деловито. – Сама ты не справляешься.

– Ну хорошо, бери, все равно на меня не каждый день алкоголики нападают. Только пообещай мне вот что: что бы там тебе не показалось, не доводи до смертоубийства. Усыпляй, парализуй, еще не знаю что, только чтобы все были живы! Понятно?

– Хорошо, я запомню твою просьбу, – согласился Лид и вполне земным жестом заправил за ухо лезущие ему в глаза волосы. – Твой дом далеко отсюда?

– Как тебе сказать… Не очень, – скисла я. – Только, пожалуйста, сделайся невидимым, иди в мою комнату и сиди там тихо. Я попозже подойду… И еще, кстати: я тебя познакомлю со своей лучшей подругой Наткой: мы дружим с детства, все равно тебя не удастся от нее скрыть.

– Она простолюдинка? – поинтересовался Лид презрительно.

– Прекрати! – рявкнула я. – У нас тут вообще, кроме тебя, нет больше королей! Вот и цари себе тихо, пожалуйста!

Лид повернул ко мне голову: мне показалось, что в его взгляде на миг мелькнули вполне человеческие удивление и обида, но потом это выражение исчезло. Он кивнул и сказал снисходительно:

– Хорошо, Соня, я могу поговорить с этой Наткой, если тебе доставляет удовольствие беседовать с простолюдинками.

Я молча шла рядом, давя в себе желание вцепиться королю в волосы и повыдирать их все по одному. Кажется, в его обществе я тоже скоро стану далекой от гуманизма…

На подходе к моей квартире Лид, не прощаясь, исчез. Я уже было подумала, что он таки оскорбился и больше никогда меня не побеспокоит… В данный момент мне уже даже было чихать, кто от него пострадает, настолько я устала.

Дома все было как всегда: увидев возящуюся на кухне маму и засевшего в компьютер папу, я чуть не заплакала от умиления. Родители проявили более умеренную радость при виде меня и сообщили, что еда на плите и в холодильнике. Дрожащими руками я взяла себе бутерброд с колбасой и чай, и устроилась на кухне, не имея ни малейшего желания заходить в свою комнату.

– Соня, ну что ты тут сидишь? – не выдержала, наконец, мама, все время задевающая меня то рукой, то спиной. – Иди лучше к себе, отдохни, а мне еще на завтра надо приготовить…

– Давай я тебе помогу!

– Нет уж, моя дорогая, ты в прошлый раз так потушила мясо, что одни угольки получились. Замуж выйдешь, тогда и готовить научишься. Натка тебе звонила, иди лучше с ней поболтай.

– Ладно, – сказала я покорно и направилась, но не в свою комнату, а в ванную. Там я немного отдохнула, даже подремала, а проснулась почти в полной уверенности, что все произошедшее мне приснилось. Ну не может такого быть на самом деле!

Завернув мокрые волосы в большое полотенце, я решительно подошла к своей комнате и рывком распахнула дверь. Там было пусто, все выглядело как обычно. Я с облегчением рассмеялась и вошла. Дверь со стуком закрылась за мной.

И тут, будто этот стук был каким-то сигналом, все вдруг изменилось. Комната при неизменной ширине на моих глазах удлинилась раза в два, так что стала похожа на какой-то большой вагон. Первая половина этого вагона выглядела как обычно, моя мебель осталась на местах. Зато дальняя половина…

Пол в ней был, кажется, мраморный или из какого-то еще в этом роде гладкого розовато-серого камня. Стены тоже были каменными, но белыми, с красивыми резными узорами из цветов и растений, причем земных: я узнала колокольчики, мать-и-мачеху, тысячелистник и даже одуванчики. С потолка свисала огромная развесистая люстра со множеством свечей – она была вся обвешана блестящими металлическими дубовыми листочками. Посреди этой великолепной комнаты торжественно высилась резная деревянная кровать с длиннющим светло-красным балдахином. В просвет между занавесями я увидела груду подушек и штук семь одеял: видимо, король был из мерзлявых. Подтверждало это мое предположение и то, что как раз напротив кровати в стене был здоровенный камин, в котором с ревом лесного пожара полыхало высокое пламя. В окно, приобретшее форму арки и обросшее красными занавесями, виднелся наш двор, шпана, курящая на лавочке, гаражи и большая помойка.

– О господи, – прошептала я обреченно. – Лид!

– Что, Соня? – раздался его высокий голос от кровати, и секундой спустя король откинул балдахин и вылез на мраморный пол. Я не без изумления увидела на нем домашний костюм из льна, в точности скопированный с костюма моего папы. Бежеватый лен хорошо сочетался с его русыми волосами и двухцветными глазами, и вообще делал короля более похожим на человека.

– Ты можешь говорить громко, пока дверь закрыта, нас никто не услышит, – сообщил Лид. – Мои покои тоже видны только изнутри.

– Да, что покои, то покои, – пробормотала я. – Славно ты потрудился. Может, еще потрудишься и сделаешь между твоими и моими покоями дверь?

– Зачем? – удивился Лид. – Какая надобность городить лишние стены, когда комнаты и так маленькие? И какие причины у спасителя и спасенного таиться друг от друга?

– Такие причины, что я стесняюсь, – призналась я хмуро. – Мне нужно будет, скажем, сменять одежду, а при тебе это делать неудобно.

– Почему? Только простолюдины стыдятся самих себя, – обронил Лид с великолепным презрением, возведя к потолку двухцветный взор и изящно жестикулируя рукой с перстнем. – Высокородные особы понимают, что все в них достойно восхищения. Ты теперь не простолюдинка, Соня, поэтому тоже должна привыкнуть к этому…

– Знаешь что, Лид, ну тебя к черту! – не выдержала я, прервав его разглагольствования. – Если высокородность заключается в отсутствии стыда, то я знаю, где ты найдешь много себе подобных – на нудистском пляже. А от меня отстань. Меня не так воспитывали. Понятно?

– Не все.

– А что именно тебе не понятно?

– Что такое нудисткий пляж и ну тебя к черту.

– Нудисткий пляж – это где все люди ходят в чем мать родила, а ну тебя к черту означает, что я с тобой не согласна и вообще не в настроении.

– Ну хорошо, – сказал Лид спокойно, усаживаясь на край своей величавой кровати. – Я не буду смотреть на тебя, если это тебе не нравится, но и стенка здесь ни к чему. Не хватало еще копировать простолюдинские привычки!

Я поняла, что, кроме этой Пирровой победы, мне ничего больше не светит, и сменила тему:

– Какие интересные узорчики на стенах. Ты их сам придумывал?

– Конечно, – Лид посмотрел вверх, и узор на стене на моих глазах медленно изменился, отрастив несколько дополнительных листьев.

– А почему именно из таких цветов?

– Они мне нравятся, – сказал Лид задумчиво, впервые обнаружив какие-то свои личные пристрастия, – я всегда, когда была возможность, украшал свое жилище именно так.

– Всегда? То есть ты хочешь сказать, что ты до сегодняшнего дня где-то видел эти цветы?

– Да, видел.

– А где?

– Трудно сказать… Видимо, в каком-то другом мире.

Больше его королевское величество со мной разговаривать не пожелало. Молча оно упокоилось на кровати поверх подушек и одеял и задернуло балдахин. Камин ревел и полыхал, от него тянуло жаром, но я не решилась просить короля прикрутить пламя. Вдруг уже заснул: примет еще меня спросонья за простолюдинку… Вздыхая, я под одеялом надела самую легкую пижаму, отбросила это одеяло в сторону и, пострадав от жары некоторое время, провалилась в тяжелый сон.

Проснулась я рано, часов в шесть – просто уже не могла находиться в такой жаре и духоте, которую бесперебойно поддерживал камин. Обмахиваясь обеими руками, я сползла с постели и включила свет. Комната Лида осветилась во всей своей музейной красе. Пошатываясь, я подшлепала босиком по мраморному полу к его кровати и решительно отдернула балдахин.

Король дрых на всех двенадцати подушках под всеми семью одеялами. Лицо его во сне не было столь величественным, как при бодрствовании: скорее, усталым или хмурым.

– Ли-ид, – позвала я, потеребив его за плечо с решимостью отчаяния. Двухцветные глаза, медленно открывшись где-то наполовину, уставились на меня сквозь прямые коричневые ресницы.

– Пожалуйста, пригаси камин, – прошептала я умоляюще. – С ума сойдешь в такой жаре!

– В жаре? – удивился Лид и привстал на локтях. Действительно, по нему нельзя было сказать, что ему хоть чуть-чуть жарко. Задумчиво поглядев на меня некоторое время, он что-то вспомнил, пробормотал: «а, ну да» и уставился на правую стену моей комнаты, рядом со шкафом. В тот же миг там стало проявляться странное кривоватое окошко: видимо, Лид хотел спать и не старался навести красоту. Окошко само по себе распахнулось, и на меня повеяло свежим воздухом с улицы. Одновременно в противоположной стене поспешно образовалось такое же окно, которое тоже приоткрылось. Обеспечив таким образом мне вентиляцию, Лид брякнулся обратно как подкошенный и заснул своим королевским сном.

Я некоторое время с наслаждением проветривалась, после чего тоже задремала.

Проснувшись, я обнаружила, что Лид уже не спит. Он, облачившись в рубашку и джинсы, расхаживал по своей половине комнаты, внося доработки в настенные узоры. Камин прекратил жарить с такой силой и потух.

– Доброе утро, – крикнула я Лиду. Он слегка кивнул. – Слушай, что за душегубку ты устроил этой ночью? Жара была страшная.

– Теперь я сделал тебе окна, так что этого не должно повторяться, – отозвался Лид, не отрывая глаз от узора на стене.

– А тебе-то самому не жарко так спать?

– Мне? Ничуть. Все особы королевской крови всегда так спят… С определенного возраста. Лет до четырнадцати я спал так же, как и ты, – вдруг добавил он.

– А с чем же связано это все? – я кивнула на камин. – С внутренним похолоданием?

Лид улыбнулся:

– Почти так. Наша магия забирает много тепла из крови, днем при движении это не чувствуется, а в неподвижности, во сне – весьма. Поэтому чем более могущественен правитель в волшебстве, тем большая температура ему нужна по ночам.

– Семь одеял – это, видимо, высшая ступень? – проворчала я.

– Честно говоря, нет, – произнес Лид с явным сожалением и добавил с такой же явной завистью в голосе:

– Мой дядя спал на раскаленной жаровне, пока я не превратил его в дерево.

– Удалец, – вздохнула я. – И ты тоже ничего. Может, когда-нибудь и на большее количество одеял перейдешь.

– Вряд ли, – ответил король досадливо. – У меня с детства нет таких способностей, хотя я и тренировался по мере сил. Ничего не поделаешь.

– Действительно, – согласилась я и ушла переодеваться за дверцу шкафа.

Когда я вернулась, то обнаружила, что одно из моих кривых окошек постепенно выравнивается под пристальным взглядом Лида: король явно любил аккуратность и порядок.

Родители уже ушли на работу, в квартире было пусто, поэтому я вышла в большую комнату. За мной хвостом потянулся Лид.

– Не мешай мне, – предупредила я. – Мне надо готовиться к экзамену. Я буду читать, а ты делай, что хочешь: вон, телевизор посмотри.

Телевизором король умеренно заинтересовался, но когда я его включила, не выразил большого удивления. Внимательно выслушав мои указания, он уселся в кресло и принялся лихо щелкать пультом, сделав звук по моей просьбе довольно тихим.

Я читала учебник и искоса подглядывала в экран – мне хотелось понять, что из телевизионного репертуара Лиду понравится.

Путем такого тихого подглядывания я выяснила, что особенный интерес у короля вызывают вовсе не боевики, ужасники и другие страсти-мордасти, а, главным образом, реклама: он подолгу вглядывался в нее с умным видом, будто постигал какую-то истину. Второе место после рекламы у него прочно заняли мультики: так же внимательно и вдумчиво он в течение полутора часов смотрел подборку «Тома и Джерри», правда, при этом не улыбаясь и не смеясь.

Наконец я догадалась, что сюжет как таковой его, видимо, не интересует, а занимает что-то другое, и, не выдержав, спросила:

– Ты чего там высматриваешь? Удивляешься, как такое нарисовали?

– А что здесь удивительного? – получила я в ответ. – Живые картинки. Их нетрудно сделать. Вот, например… – Лид, безошибочно найдя нужную кнопку, выключил телевизор и пристально уставился на стену над ним.

Вскоре на стене образовалась яркая точечка. Она быстро разрослась в небольшой экранчик, в нижней части которого появился зеленый лужок, а в верхней – синее безоблачное небо. Еще через секунду на лужке начали распускаться разнообразные цветы, а по траве проскочил вначале заяц, а за ним – красивый коричневый конь. Он пробежался туда-сюда, следуя за поворотом глаз Лида, и скрылся за краем экрана. Я заворожено смотрела этот импровизированный мультфильм, чувствуя что-то вроде дежа вю: почему-то пейзаж казался мне очень знакомым… Но тут Лид резко закрыл глаза: экран погас.

– Здорово, – признала я. – Но у нас мультфильмы делаются просто из множества картинок, которые идут друг за другом с большой скоростью… – я замолчала, так как раздался звонок в дверь. – Подожди, Лид, я посмотрю, кто там. Вроде родителям еще совсем рано с работы приходить…

Я двинулась в прихожую. Лид, как привязанный, пошел за мной следом: неужели всерьез решил выполнять свои слова об охране меня от злобных простолюдинов?..

Наша с ним тревога оказалась ложной: в глазке нарисовалась Натка.

– Где ты там?! – закричала она через дверь. – Давай открывай! Чего вчера не позвонила?

– Сейчас открою, Нат. Лид, это пришла та самая моя лучшая подружка. Не вздумай ее заколдовывать, она хорошая.

Король с презрительным видом скрестил руки на груди. Когда я открыла дверь и на пороге возникла Натка – как всегда, юркая и худенькая, с гладкими черными волосами, зачесанными вбок, и радостной улыбкой на мелких зубах – он отступил назад и уставился на нее крайне неприятно пристальным взглядом.

– Ого! – воскликнула Натка, которая за словом в карман не лезла. – Не знала, что у тебя тут свиданка! А че такая нерадостная? Представь хоть кавалера-то.

– Знакомься, – сказала я мрачно, – король Лидиорет какой-то там по номеру, он мне не сказал, заколдованный доведенными до ручки подданными и нечаянно расколдованный мной. А это Натка.

– Что такое «доведенными до ручки»? – поинтересовался Лид.

– Очень недовольными, значит, – сказала я, а Натка неуверенно пискнула:

– Шутишь?

Впрочем, поверила она быстро, просто даже на удивление. Вопреки всем фильмам, где я видела подобные сюжеты, она не спрашивала, как мы с Лидом себя чувствуем, не пыталась вызвать милицию или скорую, а довольно тихо выслушала повествование короля о том, кто кого заколдовал в его семье и как потом заколдовали и расколдовали его. В качестве доказательства я попыталась заставить Лида сотворить какое-нибудь мелкое чудо, однако он вдруг уперся и заявил, что ниже его достоинства показывать фокусы перед простолюдинкой, которая должна верить любому слову короля беспрекословно и без всяких доказательств.

– Но ты же не наш король, – увещевала я Лида. – Она о тебе не имеет понятия, вот и не верит.

– Почему, уже почти поверила! – радостно заявила Натка. – Только я чего-то запуталась: кто кого заколдовал и кто из нас простолюдинка.

Это, видимо, показалось Лиду настолько оскорбительным, что он впервые обратился непосредственно к Натке, отчеканив:

– Простолюдинка, конечно же, ты.

– Ну да? А Сонька кто?

У Лида сделалось такое лицо, что я не удивилась бы, если бы он наставительно произнес «не Сонька, а Софья Николаевна», однако он ответил:

– Соня – моя спасительница, а спасители равны королям и достойны больших почестей, чем самые близкие родные.

– Почему? – вмешалась я, услышав эту новенькую информацию.

– Все мы особенно ценим то, чего не понимаем, – философски отозвался Лид, красиво откинувшись в кресле: позы он вечно принимал – хоть каждую секунду фотографируй. – И любой из нас, властителей, очутившись на месте своего спасителя, ни за что не поступил бы так же. Поэтому спаситель ценится больше родственников, тем более, что родственники готовы заколдовать друг друга в любой момент, чтобы получить трон. Это естественно, но и понятно. А вот поступки спасителя – нет. За всю историю нашего рода у нас было только четыре спасителя. Это очень мало, если учесть, что род наш тянется более тысячи лет.

Лид умолк, сдвинув свои высоко поднятые брови: видимо, разговоры о родственниках портили настроение не только обычным людям, но и королям. Тактично помолчав несколько секунд, чтобы изобразить уважение к его королевской печали, я снова тихо заговорила:

– Лид, ну так ради меня, своей спасительницы, поколдуй чего-нибудь…

– Да не обязательно, – прошептала Натка, сидевшая, обхватив щеки руками. – Я уже поверила. Такое не придумаешь нарочно.

Однако Лид не счел нужным реагировать на ее слова и, уставившись в стену, небрежно сотворил на ней какую-то страшную безвкусную лепнину.

– Ой! – сказала Натка. – Какой кошмар. Да я говорю, не надо, я уже поверила.

Лид недовольно отвел глаза – лепнина исчезла. Повисло неприятное молчание.

– Знаешь что, – намолчавшись, сказала я королю, – Натка – моя подруга. Подруга, понятно? Будь уж добр не фыркать на нее. Понятно?

– Я не простолюдин, чтобы понимать все с десятого раза, – ответил он высокомерно.

– А с какого ты понимаешь? – засмеялась Натка. – С двадцать пятого, что ли?

Лид не счел нужным отвечать, но выражение его лица мне совсем не понравилось, и я попыталась отвлечь их друг от друга:

– Нат, ладно, не обращай на него внимания, в смысле, не мешай его величеству, давай учить, экзамен же послезавтра, а мы с тобой ни в одном глазу.

– Какой экзамен? – поинтересовался у меня Лид, красиво располагаясь в кресле.

– Математика, – вздохнула я, думая, что он хочет предложить мне помощь. Однако он только молча кивнул.

– А ты-то здесь на что? – поинтересовалась у него Натка. – Наколдуй нам шпоры.

– Если уж на то пошло, то на что здесь ты?! – отчеканил король, вскидывая голову. – И зачем тебе шпоры?

– Чтобы сдать экзамен. Шпоры – это подсказки.

Я уже открыла рот, чтобы поддержать подругу – идея использовать Лида на экзамене по образцу старика Хоттабыча показалась мне очень привлекательной, но он опередил меня, сказав с непередаваемым презрением:

– Не понимаю я, Соня, зачем ты все-таки имеешь дело с простолюдинкой, которая, к тому же, настолько глупа, что не может сама усвоить никаких знаний.

– Э! – обиделась Натка. – Чего это ты говоришь так, будто меня здесь нет? Вас там во дворце вежливости и этикету не учили?

– Вежливость распространяется на равных королю особ, – процедил сквозь зубы Лид, – и по нашему этикету о плебеях высокородные имеют право говорить, что они думают, невзирая на их присутствия или отсутствие.

– Кошмар, – сказала Натка.

– Этикет, – сказал Лид, пожав плечами.

– Ну хватит вам!!! – закричала я, бросив об пол учебник. – Не могу больше этого слушать! Лид, либо ты сейчас идешь смотреть мультики или еще что хочешь делать, либо мы с Наткой уходим!

Наверное, даже первооткрыватели Австралии не смотрели с таким удивлением и испугом на выползающую им навстречу ехидну, с каким Лид уставился на меня.

– Что с тобой, Соня? – полюбопытствовал он, насмотревшись.

– Взбрыкнула! – рассмеялась Натка. – Не пугайся, она эмоциональная у нас.

– Я не пугаюсь, – оскорбился в очередной раз король, – но не понимаю, что вызывает такие эмоции.

Натка, всегда довольно смешливая, поглядела на него и просто закатилась, загородив лицо руками.

– Лид, ради создателя, УЙДИ! – попросила я, молитвенно сложив руки. – Посмотри телевизор, заодно увидишь, какие нормы поведения приняты в нашем обществе. Ты же не собираешься нам помогать, а так мы уж точно ничего не выучим.