Весы Правосудия Божиего. Книга вторая
- -
- 100%
- +
Так как, можно нам давать в руки некую энергию? Нет нельзя, мы опасны для окружающих нас, других цивилизаций, а они наверняка где-то есть, да мы сами у себя дома, на своей планете, разобраться не в силах, а всему беда алчность наша человечья.
Да хватит нравоучений, все равно без толку все это, лучше давайте вернемся-ка мы на грешную землю, на которой нам с тобой, мой уважаемый читатель, суждено проживать этот век, и проследим-ка мы с тобой за героями повести этой, наверно, уж печальной…
Спустя несколько часов ее сын пришел в себя, и начался долгий трехлетний срок реабилитации…
Первое, так это лекарство для уха.
Процесс заживания барабанной перепонки оказался очень медленным, требующим длительного периода лечения, а то есть с интервалом в пятнадцать минут ему было необходимо закапывать лекарство в слуховой проход для предотвращения проникновения инфекции в практически открытый мозг, что привело бы к летальному исходу.
Бесконечные рецепты супердорогого лекарства с надеждой на восстановление функций мозга, но благо нейрохирург был ее соседом, и ему хотя бы можно было доверять, что не просто с целью наживы он это делает, а на самом деле из гуманитарных побуждений, что уже и в те времена было большой редкостью.
Янка, с удвоенной нагрузкой работая, появлялась дома лишь на несколько часов – и заново в путь, теперь ей надо было спасать сына вдобавок ко всем остальным заботам.
С первого дня, как он вернулся в тело после семидневной комы, ему требовался морфий, ибо головные боли были такими, что был риск потерять его просто от болевого шока.
Так что процесс выздоровления вел за собой еще и зависимость от сильного наркотика, но без него он был не жилец.
Через четыре месяца пацан встал на ноги и тут же потребовал, чтобы его отвезли домой, иначе грозил покончить с собой, выбросившись с четвертого этажа военного госпиталя, где проходило лечение, поскольку во время аварии он был пусть и в отпуску, но на срочной службе.
Врач нехотя согласился, прописав содержать больного в не полной, но темноте, ибо солнечный свет мог бы зло подействовать на восстанавливающиеся мозговые центры, и, конечно, был прав.
Приняв успокоительное, а то есть дозу морфия и еще целую горсть прописанных врачом лекарств, он спал целыми днями в затемненной комнате и только ночью выходил погулять по городу, возвращаясь перед восходом солнца, принимал заново свою дозу пилюль и, очередной раз закапав сам себе больное ухо, ложился отдыхать.
Травма и вправду не прошла так, чтобы совсем бесследно, хотя вроде и не были утеряны физические функции тела, и ментально не проявлялось пока никаких недостатков, но иногда он, вступив в диалог, вдруг начинал повторяться, вроде испорченной грампластинки, одним словом, его заедало до тех пор, пока кто-то не перебивал его монолог. Агрессии при этом не проявлялось или каких-либо других отклонений, вот только многократные повторения своей же речи.
Тут доктор мог ее обнадежить лишь одной простой фразой:
– Держись, время должно излечить и это, а иначе радуйся, парень живой и вовсе не инвалид, а представь, если он остался бы невменяемым или неподвижным.
В кашу разбитое лицо через несколько месяцев и повторных операций по удалению кусков асфальта, крошкой которого было буквально нашпиговано, практически восстановилось, парень обрел свой нормальный внешний вид, и только головные боли его мучали постоянно, все никак не заживала перепонка, а может, так было надо для мозга, ведь там также шел процесс восстановления, и возможно, что именно это отверстие было необходимо организму для дренажа при рекуперации мозговых клеток, кто знает…
Во всяком случае доктор давал утешительные прогнозы, и один день после осмотра он объявил, что отверстие в перепонке полностью зарубцевалось.
– Поздравляю вас с выздоровлением, – он воскликнул, не веря своим глазам, – ваше ухо как новенькое.
– Да, Деян ответил, вполне нормально ведя разговор, я сам уже пару дней как это почувствовал, в одночасье изменилось восприятие звуков, да я и лекарство перестал закапывать.
Янка, словно родив сына заново, испытала волну счастья, и чувству благодарности к доктору в ее душе не было границ, они и до катастрофы были близкими друзьями, соседями, а теперь спасший ее сына человек, нейрохирург, был уже практически членом семьи.
Да если бы не было доктора-соседа, то Деяну уже три года назад был бы поставлен памятник, ибо так он и остался бы в морге, вовремя не получив реанимационную помощь уже практически покинутому душой организму.
Да уж, ситуация тогда была достаточно курьезна, ведь скорая помощь с места аварии забрала только одного, а Деяна, посчитав мертвым, брать не стали медики, мать вашу. Так вот, в морг его тело привезли друзья, загрузив на заднее сидение частной автомашины.
Странно, что ни фельдшера скорой, ни друзья не заметили в нем признаков жизни. Так же и в морге, благо еще хоть не стали с ходу делать вскрытие, ведь зарезали бы заживо. Как видите, и такое в жизни бывает, но ведь не суждено было уйти насовсем, хотя и отсутствовал он целых семеро суток.
– Вы поверите или нет, то для меня не важно, но там я был и знаю теперь, что в смерти ничего страшного нету. Хорошо и спокойно там было, светло и безмятежно, но встретил я деда, поговорили, так вот это он меня назад сюда в жизнь отправил, говорит, мол, тебе еще рано, хоть тут и лучше, чем там при жизни, а возвращаться придется. «За мамой смотри, сынок», – дед приказал, ну я и согласился.
Деян говорил без задоринки, на то, что три года страдал повторами своих же слов, не было даже и намека.
При этом он улыбался так добродушно, что не поверить его рассказу было попросту ну невозможно.
В новом свете вдруг показалась жизнь, душа Янки ликовала, но эмоции сдерживать она умела как никто. Годы научили на все смотреть спокойно, да и устала она уже порядком, прожив более десяти лет за рулем, ведь все, что она видела, это дорожная лента навстречу, ее характер стал закаленным, но есть лимит выдержки у любого человека.
Все да ничего, теперь предстоял еще один достаточно сложный период, ведь за три года у Деяна доза морфия выросла на порядок выше, нежели начальная. Он был практически наркоманом, сам того не осознавая. Без вовремя не принятой дозы он страдал от головной боли, теперь уже не по поводу травмы, а просто из-за физической зависимости от наркотика, и это, друзья мои, вовсе не шутки.
Как только приходило время приема морфия, он просто физически не мог воздержаться, кололась голова, нервы сдавали – человек попросту страдал от переносимых им болей, и, глядя на это, она понимала, что без ее активного вмешательства однажды после катастрофы спасенный сын теперь может пропасть по причине наркотической зависимости.
Шофером он был отличным, служа в армии, аж генерала возил, ну, чья школа, сама ведь натаскивала чуть ли не с детства, так что теперь они ездили вдвоем, посменно крутя баранку, постоянно общаясь вроде как коллеги-дальнобойщики.
Выход был только один: всегда держать его при себе и, контролируя прием наркотика, понемножку снижать дозу.
Разумеется, по рекомендации и рецепту того же доктора, имея право на покупку морфия в виде пилюль, она, взяв на себя ответственность, за один, но очень непростой год все же вытащила парня из опасной пропасти.
Поначалу было особенно трудно, он очень страдал и умолял ее дать поскорей ему дозу, и она, внимая советам врача, строго по часам выдавала ему успокоительное зелье, раз за разом увеличивая отрезок времени между приемами и уменьшая дозу лекарства.
Благо он любил и уважал свою мать, понимал важность того, что надо перетерпеть, а она, железной дисциплиной держа, нет, не держа, а помогая ему морально и занимая парня физически, справилась и с этой задачей.
– Мы победили, сынок, – один день она не без слез радости на глазах смогла уверенно произнести это вслух.
Вот уже сорок восемь часов прошло с тех пор, как он не попросил у нее новую дозу наркотика.
Морфий может помочь, и он, конечно же, не зря создан самой природой в виде мака, из молочного сока которого и производится этот природный болеутоляющий препарат как раз для облегчения физических страданий, но не надо употреблять его без причины на это.
Благо Деян оказался сильным душой и с помощью матери смог вырваться из очень и очень опасных объятий наркотической нирваны.
Янка была закаленной бизнес-дамой, хотя и шоферила сама, но обделывала все дела. Тут и там у нее был порядок, в то же время будучи секси и веселой компанейской девкой со своей поговоркой: «Ну, если это угодно науке…»
Невероятно для тебя, мой уважаемый читатель, но на самом деле проверено, что если следовать своей интуиции, вот, мол, куда захочу, то туда и подамся, не важно какими путями, то порой, конечно, если судьба к вам благосклонна, можно оказаться в самых неожиданных местах и ситуациях. Ну вот, например, на Канарских островах, если хотите, конечно. Вовсе не мечтав об этом раньше, а просто раз в книге судьбы написано, то так оно и будет.
Все возможно, только слушайте свое сердце и не отказывайтесь от внутреннего зова, ведь именно первая мысль часто оказывается самой верной.
Да, все возможно, а вы знаете почему, да просто у каждого из нас своя дорога, и если идти по ней вперед, то обязательно встретишь тех, с кем твоя линия жизни должна таки пересечься в нужное время и месте. Но только при одном условии: надо двигаться вперед, хоть что-нибудь делать для достижения цели, а не сидеть на месте, ожидая манны небесной.
Часть 3
Глава 1
Всему есть начало и обязательно будет конец, то не мудрость вовсе, а ведь, бесспорно, печальная истина жизни.
Так и наш герой Гарри, трудясь на иранской кухне в Лондоне, прекрасно понимал, что рано или поздно, но с места этого он, конечно же, сдвинется, хотя казалось, как будто чуть ли не тут и родился, среди кастрюль, овощей и с завязанным передником да колпаком повара на голове.
Три года миновали как один день, он кое-что собрал за это время в своей «Нескафе» банке под кухонным столом, держать сбережения тут было, по ходу, безопасней, все-таки сигнализация ночью, да и вообще сам он тут практически жил. Ну мало ли, по четырнадцать часов в сутки стругал то грибы, то чипсы.
Теперь уже после трех лет опыта работа чуть ли не сама исполнялась, попросту образ жизни, да и все.
Невероятно, но даже про женщин как-то само по себе позабылось, а он их почти и не видел, постоянно будучи на кухне, домой приходя поздно ночью, переспал – и снова на работу, что-то вроде монаха. «Надо же, и это я, у кого сразу аж по три любовницы бывало».
Гарри перебирал мысли, сидя на своем кресле вечером как раз за неделю до Рождества, когда город уже зажег праздничные огни всех цветов радуги, елки, коробки с подарками, счастливые лица тут и там…
Ветром перемен повеяло, он, сам себе усмехнувшись, плеснул порцию старого «Грант» виски и, поздоровавшись со своим отражением в окне, что, покрытое струйками нескончаемого лондонского дождя, призрачно отражало его невеселый фас. Отхлебнув немного напитка, он долго гонял его по полости рта, не спеша дегустируя вкус и задумываясь о том, что вроде надо бы как-то менять свою унылую жизнь.
Тут же отвечая себе: «А какого черта, и можешь ли ты ее изменить, ведь фальшивый паспорт – и тот давненько как недействителен по признаку истечения разрешения пребывания в Королевстве, виза была всего-то на три месяца, а почти четыре года уже проскочили аж вот прям молнией».
Годы проскочили, но в его ситуации ничего не изменилось.
Знать бы прикуп, жил бы в Сочи, вот, братцы, что однажды выдал некто из великих юмористов.
Свет он не включал никогда, да и зачем, его каморку достаточно хорошо освещал уличный фонарь, не смотрел телевизор, без надобности знать новости, когда не живешь, а существуешь.
Достаточно долго просидев в своем кресле с выставленными на подоконник ногами, он собрался уж встать, чтобы размять кости, как пожарная машина, завывая сиреной, проскочила мимо и тут же стала тормозить.
«Наверно, где-то елочку подпалили, вот тебе и Рождество Христово».
На квартале началась оживленная возня.
Забегали пожарники, и пара-тройка зевак появились на противоположной стороне улицы.
Гарри приоткрыл окно и тут же понял, что горит иранская харчевня, что как раз на углу в конце улочки.
«Ну черт возьми, вот же баран, там ведь все фунты за три года лежат», – он прыгнул в обувь и, не прихватив даже зонт, выскочил на улицу.
Куда там, было как минимум на полчаса поздно.
Вот так вот, пожар начался из кухни, конечно, проводочка электрическая старенькая была, а холодильников да плит-то хоть отбавляй.
В общем, анализировать тут было нечего, сгорело добришко, и ветер пепелище развеял по кварталу, как будто и не было «Нескафе» банки, набитой фунтами стерлингов, заработанными за три года беспорочного шинкования овощей и мешания теста для пицц по четырнадцать часиков в сутки.
Глянув на пепелище, Гарри, словно освободившись от груза рабства, пошел обратно в свою квартирку, чтобы завалиться на боковую да выспаться раз по-человечьи, завтра уж точно выходной, и надо подумать, как же начинать ту новую жизнь, что неожиданно пришла сама собой. Свободен от изнуряющей работы и бремени денег, накопленных адским трудом… свободен, да и то хорошо.
Вот так, ну надо же, и стоило всего-то задуматься о переменах, как взяло, да и свершилось.
«Значит, что-то вроде сигнала интуиции все ж таки у меня было перед пожаром, пошел бы да забрал свою кофейную банку домой, черт возьми, там, если посчитать, немало было напихано, за три с лишним-то года».
Тысяч двадцать пять, по ходу, собралось, что он тратил, так это пару сотен в месяц за апартамент-то, и всего, питался на работе, десятку-другую на выпивку по понедельникам да бутылку виски раз в месяц покупал, пару джинсов в год, да к черту все эти пересчеты, все равно ничего не вернуть.
Дома наскреб по сусекам сто двадцать фунтов монетами из кувшина, куда все годы бросал мелочь из карманов, по понедельникам вернувшись домой после выходного, в центр он давно уже не ездил, а буквально через улицу ходил посидеть в баре за кружкой пива да пару партий шаров бильярда погонять со случайным соперником.
«В кого я превратился, стоя на кухне», – он вдруг понял, что оброс слоем жирочка, не так чтоб висело, но уже не рельефный молодец, что был раньше, и это всего-то в тридцать три от роду, в возрасте Христовом.
«Ну вот, теперь-то точно высохну как осенний лист, жизнь меняется».
С утра рано к нему неожиданно завалился полупьяный Фарук – хозяин сгоревшей лавки, он не сетовал, что вот, мол, все сгорело, а наоборот, был навеселе, мол, хватит тут сохнуть. Надо переезжать вглубь Англии, там покруче место можно снять за бесценок, а за сгоревшее имущество страховку не сегодня, так завтра выплатят, и не малую, так что все, что делается, все к лучшему.
– Слышь, Гарри, я у тебя своего пса оставлю, ну Кару нашего, вы же старые приятели, пусть у тебя поживет с недельку, а то мы с семьей на самом деле в Йорк собрались, а животное только намучается с нами в путешествии. Присмотрю там пару местечек подходящих, у моих земляков есть варианты, и как что найду, так сразу вернусь за вещичками. Ты не горюй, заберу и твою бродячую душу, конечно, если ты сам этого захочешь, или, может, желаешь уже свое дело открыть, ведь подсобрал-то деньжат за три года?
– Да нет, брат, я лучше в поварах еще похожу, так мне проще живется, да и в бизнесе я не очень-то разбираюсь… для меня проще работать на кухне, так вот давай-ка будем всяк делать то, что каждый из нас лучше умеет, ты шеф, я повар, и дело с концом.
«Знал бы ты, приятель, с кем дело имеешь, во-первых, нелегал, практически без документов, которому не то что дело свое открыть, а вообще тут находиться-то права не имеется, да еще и денежки сгорели, то ли ты сам их подрезал, как знать, да чего уж там, все в руках Господних».
Но вслух, конечно, он этого не произнес, попросту промолчав, пусть лучше он думает, что имеет дело с недалеким чудаком, чем с бывалым и сверхтертым пройдохой, чья биография заставила бы задуматься иранца, а стоит ли вообще иметь дело с этим особого склада судьбы и неординарного ума русским медведем…
– Так что, будем и дальше вместе кашеварить, что по мне, так я вполне доволен тобою как шефом.
– Как знаешь, я бы вместо тебя сам снял бы некую забегаловку, но раз уж не желаешь, работай на меня дальше, я тоже тобой вполне доволен, у каждого своя голова на плечах и место в жизни.
– Ну вот и договорились, заберешь с собой – поеду. А почему бы и нет.
– Заметано, так что давай зайду завтра, пса приведу с утречка, окей?
«Ну конечно, окей, а что, поеду и я с ним, все же человек он нормальный, да, блин, за три года проблем не было, а то, что сгорели сбережения, то ведь не он виноват, хотя, может, и он, ведь проводочку-то надо было поменять заблаговременно.
Ладно, после драки, дескать, кулаками не машут. А может ведь быть, что иранец чисто случайно его «Нескафе» банку нашел, скрал и кухоньку подпалил, вон заодно и страховочку получит.
Да нет, этот человек на такое не был способен, и зачем ему поджигать свою харчевню, ведь риск быть заподозренным в поджоге остается, и еще дело не то чтобы процветало, что там может особо процветать в деле такого рода, как харчевня в спальном районе, но все-таки доход был стабильно постоянный, так что нормальный человек не стал бы сам свою жизнь разрушать ради пары десятков тысяч фунтов стерлингов, хотя чужая душа ведь потемки».
Поутру рано привел Фарук своего пса, оставил мешок бисквитов и целый пакет банок собачьих консервов.
– Ну, не скучайте, вам вдвоем будет веселей, а я метнусь на разведку, пару дней, ну, может, как максимум неделю.
Так у Гарри появился приятель, с кем надо было гулять по два раза в день, а поскольку делать было нечего, то они с утра как выходили с псом, так до вечера и гуляли по паркам.
Собачее обоняние тибетского терьера уже давно к нему привязалось по той простой причине, что он ведь на кухне его хозяина работал, так вот, у этого большого русского добряка кусок ветчины всегда был под рукой.
– Ну что, собачий, в какой парк сегодня мы отправимся?
Пес, как будто и на самом деле понимая, вилял своим хвостом, чуть ли не теряя рассудок от счастья, ну какому кобелю гулять не нравится, а тем более в парках, где полно красавиц бегает, да еще и разных мастей.
Знакомство на каждом шагу, так они и отбегали почти неделю, но ни пес, ни его спутник так и не нашли себе достойных подруг. Ну что же, бывают и такие периоды в жизни кобелиной, когда попросту ну ни одна сучка не клюет, да и все тут, как хвостом ни виляй и какие слюни ни пускай, блин…
Иранец приехал с веселой вестью, нашел новое место и даже оформил документы на длительную аренду приличного заведения, так что работа была обеспечена для Гарри аж до пенсии, если только он сам согласен на это.
– Кухня, поверь на слово, по сравнению со старой, что сгорела, раза в четыре больше и машинами набита, так что картошку чистить уже не будешь и чипсы тоже нарежутся сами, тестомешалка, прокатка, а какая печь, Гарри, это будет твое царство, и жилье там же на верхнем этаже.
– Судя по твоему рассказу, Фарук, мы уезжаем на другую планету?
– И надо сказать, что по сравнению с Лондоном, это рай.
– Ну прямо в рай-то спешить пока что не стоит, нам и тут ничего как нравится, но раз уж там такие чудесные условия, то давай грузиться и едем.
Несомненно, он был согласен, но когда собрались, то в машине, конечно же, не осталось места для большого человека, да еще и с вещами.
Поскольку иранцев уже и так было четверо, сам с женой, двое подростков-детей плюс пес еще в придачу.
Гарри вызвался доехать до места автобусом, но иранец отклонил его идею.
Масса вещей, загрузили в багажник, даже на крышу, ну и «опелек» практически сидел на мостах.
– Слышь, Гарри, ну сам видишь, просто некуда тебя запихнуть, но ты не горюй и автобусом тоже не мучайся, все же багаж имеешь, да и вообще ведь через пару дней я вернусь еще раз, надо забрать остальные вещички, разобраться со страховкой, и тогда-то мы и поедем вдвоем, тебе-то какая разница, этим рейсом поехать или следующим.
– Да что ты, брат, я тут перекантуюсь, без проблем, поезжайте вы с семьей, а как буду нужен, то позвони, и я сяду на автобус в тот же день.
– Ведь вещи остаются, мне по-любому надо еще раз метнуться. Тут часа четыре езды как максимум, не беспокойся, я, может быть, даже завтра вернусь.
Они особо-то и не прощались, чего там, до завтра… послезавтра.
Пришло завтра и послезавтра, имея телефон иранца, Гарри мог бы и позвонить, но чего названивать, раз человек сам не желает общаться.
Странно все же казалось, ведь они практически и жили все вместе эти годы, дети и супруга Фарука-иранца его принимали за близкого человека, да с самим хозяином они и вовсе вроде как побратались, а у этих людей с востока такие дела как братство – серьезно почитаются.
Особо он бы и не напрягался, ну уехал человек, решил новую жизнь начать, так ну и пусть, но почему бы не позвонить и объясниться, ведь ожидая своего благодетеля, у него уже кончились и последние пенсы.
В конце концов Гарри решил отбросить скромность и на третье сутки все-таки набрал номер, но абонент был недоступен.
Вторая и третья попытки дозвониться не принесли результата. «Да ну его», – Гарри, махнув рукой на странный поступок «побратима», борясь со странным осадком на душе, то ли кинули, то ли беда с человеком стряслась, он подпоясался и пошел искать хоть какую-то работу, а то ведь в холодильнике не стало уже почти ничего.
На общественный транспорт денег не было, да и куда же ехать, по сути, надо идти пешком и спрашивать везде и всюду за шанс заработать любым путем, ибо голод не брат.
С утречка собравшись, он побрел по ресторанам, харчевням и прочим заведениям общественного питания, но, похоже, черная линия в этот раз попалась шире, чем обычно.
Несмотря на солидный опыт кухонной работы и на самом деле уже хороший английский, в эти послерождественские дни его шансы были равны нулю.
На стройках спрашивали за национальный страховой номер, а этого чудо-номера у него попросту быть не могло, ну, значит, и шансы работу легальную найти равнялись не то что почти, а прямо нулю.
Пошли уже третьи сутки с тех пор, как он просрочил арендную плату за квартиру, и в случае нерешения вопроса по поводу заработка буквально через четыре дня, а то есть как раз на новогоднюю ночь, ему именем договора по найму пришлось бы покинуть апартамент и спать на улице. В случае отказа выйти вон из неоплаченной квартиры хозяин вправе вызвать стражей порядка, и тогда проверки документов не избежать, а это конец странствиям, и вообще лучше уж ему самому предпринять некие меры, перед тем как на пороге окажется констебль.
Альтернативный вариант был нисколько не более привлекателен, а то есть, не дожидаясь прихода хозяина с полицейским, добровольно покинуть квартиру, не ропща стать бомжом и пойти да пристроиться где-то под мостом, ибо в те зимние месяцы дождь в старой доброй Англии практически не прекращался.
Разумеется, что бомжевание лишь продлило бы агонию на какое-то время, жилами скрипя, оттянув развязку драматического сценария, но также не сулило лучшего окончания скитаний, а получилась бы пьеса в пяти действиях с исчерпывающими названиями отдельных сцен примерно такого вот рода, как «Бронька Климов, он же Гарри Блейд… нашелся», «Бродяга международного класса… или?», «Позорное фиаско авантюриста», «Не суйся в воду, не зная броду», трогательная сцена «Возвращение блудного сына», а также последняя и самая печальная часть драматической истории «Под крышей родного казенного дома», да до полной сцены сей трагикомедии эпилог с досадным, но тем не менее прозаичным названием «Бери ношу по плечу, а то никто не узнает, где могилка твоя…»
Ведь дураку – и то понятно: будешь вести бродячий образ жизни, так, конечно же, что рано или поздно полиция потребует документы, и как же их не спросить у бомжующего мужчины с нескрываемыми приметами атлетического тела отставного морпеха. Столь подозрительного типа разоблачили бы в несколько минут, приняв для проверки Скотленд-Ярдом, а в его хоть и не далеко идущие планы, но такой исход текущего дела входить ну попросту не мог.
Так что любыми путями, если он хотел остаться вольным орлом, надо было срочнейшим образом искать третий, то есть положительный вариант выхода из сей более чем курьезной ситуации, иначе можно готовить петлю, ибо чего же самому тянуть свою же агонию…
Ранним утром четверга, когда до прихода хозяина квартиры оставалось всего-то два дня, измучившись размышлениями такого вот рода, бессонницей и голодом, он пошел еще раз прошмонать кухню в надежде найти там хотя бы какой-нибудь пакетик чаю, что ли.