ТАНГО В БЕРЛИНЕ

Ты верен весь одной струне

И не задет другим недугом,

Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом.

Одна, как страсть любви, пылка

И жадно льнёт к земле всецело,

Другая вся за облака

Так и рванулась бы из тела.

«Фауст» И.В. Гете

ГЛАВА 1

По пятницам Берлин облегченно вздыхал, желая всем Шонес Вохененде – хороших выходных. Работники многочисленных министерств запирали свои бесконечные бумажные дела в ящик стола раньше обычного, студенты и школьники получали пару лишних часов Фрайцайт – свободного времени. Так что уже после обеда улицы оживлялись, а транспорт наполнялся пассажирами.

Кристина села в трамвай на Данцигерштрассе. Улица, протянувшаяся точно закладка в историческом учебнике от величия кайзеровской Германии через трудности Холодной войны в раскрепощенный Берлин двадцать первого века. Она стала свидетелем подъема и падения города через войны и разделение. Эта улица, теперь испещренная ресторанами и барами, долгое время находилась в Восточном Берлине, будучи немым свидетелем разделения семей и ритма социалистического государства. В какой-то степени их истории все еще витали в воздухе.

Ей повезло занять кресло у окна. Детская музыка и голоса мультяшных героев звучали слишком громко. Двойняшки в коляске смотрели мультики на планшете, пока их мать усиленно разминала палец на своем смартфоне. Никто не возмущался. Может, от того, что была пятница, а, может от того, что детям в Берлине оказывался особый почет. Кристина скользнула взглядом по желто-белой, в тон трамваю, билетной машине. Встроенный экран рекламировал электромобили. Большинство пассажиров глядели в смартфоны, изогнув шеи. Кристина смотрела в окно, но проплывавший мимо городской пейзаж не занимал ее внимания. Она по обыкновению грезила наяву.

Ее платье соблазнительно облегало стан и складки юбки качались в такт танцевальным па. Живой оркестр играл Танго Либера. Скрипка, аккордеон, укулеле сталкивались, расходились, поддерживали друг друга и сливались в объятьях музыки. Глаза мужчины и женщины сомкнулись в сияющий луч, в то время как их тела рисовали страстные эскизы в пространстве. Он- во всем черном, слегка расстегнутый ворот рубашки приоткрывал сильную грудь; красивое лицо было бесстрастно, но глубокие карие глаза вспыхивали огнем, когда партнерша прикасалась к нему. Она- воплощение женственности и грации. Недоступная, притягательная, разжигающая огонь, и ускользающая… Зрительный зал едва дышит в немом восторге. Каждый ощущает магнетическую волну, исходящую от танцовщиков. Глаза неотрывно следят за каждым движением, каждым взмахом ноги с тонкой щиколоткой в изящной туфельке…

Кристина моргнула, и едва успела выскочить из трамвая на нужной остановке. Она случайно толкнула входившую женщину, и та что-то рассерженно пробурчала.

– Извините,– пробормотала Кристина. Черноволосый статный преподаватель танго, Эдуардо, в последнее время занимал большую часть ее воображения. Вспоминая его мягкое объятие, когда он становился к ней в пару, чтобы показать движение, девушка поеживалась и прятала невольную улыбку. Кристина работала косметологом в небольшом салоне в Пренцлауберге. Работа, в основном сидячая, в полусогнутом положении, привела к болям в плечах и пояснице, и это в двадцать пять лет. Она начала брать уроки танго по совету подруги. Для улучшения осанки и душевного равновесия. Она занималась пару месяцев, и даже начала ходить на милонги – специальные танго-вечеринки, где все желающие могли свободно танцевать друг с другом. У Кристины не было бойфренда, с которым она могла бы приходить на милонги, и она поначалу ужасно стеснялась того, что ее никто не приглашал танцевать и одновременно боялась, что кто-то ее пригласит. Она сидела в дальнем углу и наблюдала за танцевавшими парами, рисуя в воображении эпические картины ее собственного успеха. Перед тем, как начать работать в косметическом салоне, Кристина училась на философском факультете университета имени Гумбольдта. Ум у нее был пытливый, воображение богатое. Учеба давалась ей легко, но занимала почти все время. Кристине хотелось зарабатывать на жизнь самой, а не брать деньги у родителей. Поэтому она с радостью согласилась, когда мама предложила ей помогать в салоне с наращиванием ресниц. Постепенно она втянулась в работу, научилась новым процедурам и к двадцати пяти годам могла полностью вести работу в салоне на радость матери. Клиентов было много, и бизнес шел успешно. Кристина любила работу, только порой разговоры с клиентами давались ей сложно. Мама учила ее, что общение с клиентами- важная часть. Клиенты постоянно жаловались. То на погоду – слишком холодно или слишком жарко. Слишком дождливо или слишком сухо. Цены растут или, наоборот, падают. Минимальную зарплату вводят – плохо для бизнеса или не вводят – плохо для людей. Кристина кивала и сочувствовала, выполняя процедуры, а в конце рабочего дня чувствовала себя словно мусорный ящик для бумаги, в который выбросили кучу старых газет. Но сегодня она с нетерпением закончила работу, и даже отказала клиентке, попросившей срочно нарастить ресницы. Сегодня была пятница, а значит- танго с Эдуардо.

Танго-студия в Кройцберге была спрятана в одном из тех старых промышленных зданий, которые придавали Берлину его неповторимый характер вольнолюбия и стиля одновременно. Высокие потолки, кирпичные стены, окна в старых деревянных рамах. Заходишь внутрь – и воздух меняется. Внешний мир – улицы, покрытые граффити, гул U-Bahn, запах дёнера и бездомные, которые перевозят свой скарб в магазинных тележках, остаются снаружи. Комната пахнет старым деревом и лёгким ароматом духов. Чем-то терпким, как след от прошлых танцев. Публика здесь бывала разная – берлинцы, аргентинцы, путешественники, которые жаждали узнать Берлин изнутри. Некоторые приходили нарядными: мужчины в жилетах, женщины в элегантных платьях с высокими разрезами. Другие носили то, в чём было удобно – простые чёрные топы, свободные брюки, любимые, уже немного поношенные танго-туфли.

Снаружи Кройцберг- сердце Берлина- разбитое когда-то на две половины известной стеной, а теперь – воссоединенное, продолжал жить своей жизнью – бары заполнялись людьми, мимо проносились велосипеды и электроскутеры, в воздухе витал запах ночной еды из пиццерий и денерных.

Берлин для Кристины был в какой-то степени отражением ее самой. Как будто она впитала его философские идеи, его нежелание принять какую-то одну сторону, его свободолюбивую, артистичную натуру. Здания, покрытые граффити, соседствовали с современными стеклянными башнями, дорогие бутики находились через дорогу от сквотов с политическими баннерами на окнах. В Берлине пахло корицей по утрам, дёнерами с картошкой фри по ночам и сигаретным дымом всегда. Берлин был единственным городом, где сосиске посвятили целый музей.

В Берлине стояли бесконечно серные зимы, которые длились месяцами. Но когда приходила весна, не было места прекраснее, чем бульвары с цветущими акациями, набережные вдоль Шпрее с кафе на свежем воздухе и уличными музыкантами. Город наконец, выдыхал свежестью и набухал желаниями. Парки превращались в открытые гостиные, и весь город ощущался как фестиваль, который никогда не заканчивался.

Берлин был полон противоречий. Он был пронизан историей, которую чувствуешь кожей, когда идёшь по улицам, проходя мимо Мемориала Холокоста или стоя под Бранденбургскими воротами, он был наполнен инновационными идеями и стартапами; модной идеологией, протестами в защиту окружающей среды и молодыми людьми, которые ложились на шоссе, чтобы остановить выхлоп углекислого газа. Призраки прошлого смешивались с хаосом настоящего. Андеграундный клуб во Фридрихсхайне перетекал в модный бар на крыше в Митте. Кристина родилась на юге Германии, в крошечном городке Карлсдорф, выросла в Берлине, а каникулы проводила в Санкт-Петербурге, у бабушки.

Панельные дома в Лихтенберге напоминали Кристине Петербург, и каждый раз, когда она слышала русскую речь в супермаркете, она чувствовала тихую связь с чем-то одновременно чужим и родным.

Иногда Берлин был изматывающим и хаотичным, но всё же он чувствовался домом.

Кристина быстро переоделась и сменила любимые кроссовки на танцевальные туфли на каблуках. Надев туфли, она сразу почувствовала себя выше и невольно распрямила плечи. Представляя себя Сереной Вандервудсен, плывшей по широким просторам Манхэттена, она ступила в зал, и едва не полетела носом вниз, забыв о крошечной ступеньке на входе. Сконфузившись, Кристина украдкой огляделась по сторонам- не заметил ли Эдуардо ее неуклюжести. Но Эдуардо в другом углу беседовал со своей женой. Кристина подавила первый импульс ревности – жена Эдуардо в ее романтические мечты никак не вписывалась. Кристина понимала, что никаких прав на красивого педагога не имела, и претензий его жене предъявить никак не могла. Кроме того, Мария была прекрасна. Темные миндалевидные глаза на аккуратном лице, полные красиво очерченные губы и копна густых волнистых волос. Она прекрасно смотрелась рядом с Эдуардо. У него была стройная фигура- не слишком худой, подтянутый, с широкими мускулистыми плечами и прямой осанкой, выразительными карими глазами и высокими скулами, и крошечным шрамом над левой бровью… Конечно, Кристина ни словом, ни жестом не выдавала кипевших в ней чувств. Только трепетала каждой клеточкой тела, когда Эдуардо подходил к ней, чтобы поправить какое-нибудь движение. И, может быть, она все это придумала, но ей казалось… наверное, только казалось, что он подходил к ней чаще, чем к другим девушкам. И когда объяснял новый шаг, то поглядывал на нее больше, улыбаясь своей мягкой кошачьей улыбкой. Она млела от тонкого аромата его парфюма, от тягучего как патока голоса, от взгляда его карих, с прищуром глаз и, больше всего, от его танца. Конечно, в ее сладостных мечтах виртуозное танго, мастерски исполненное их парой, завершалось страстным поцелуем.

А когда он танцевал со своей партнершей, его черные блестящие волосы, не длинные как на фотографии, а коротко подстриженные на прямой пробор, слегка взлетали в воздух, и Кристине до невозможности хотелось запустить в них руку и поворошить. Кристина огляделась на группу- люди разного возраста, национальностей, интересов. Некоторых она уже знала, другие лица были незнакомы. Кто-то ходил регулярно, а кто-то – раз-два в месяц. Кристина подумала, что уроки танго, наверное, единственное место в Берлине, где приветствовались туфли на каблуках. Удивительно, что этот самый обычный вытянутый зал с белыми потертыми стенами и старым паркетом наполнялся волшебством и как будто электричеством, стоило начаться занятию. Стоило зазвучать музыке аргентинского танго, стоило Эдуардо заскользить с партнершей в несложном, но грациозном танце, как в груди у Кристины будто надувался воздушный шар, наполняя ее энергией, которая так хотела вырваться наружу. Ей хотелось освободиться от своего тела, от монолога в своей голове, от страха показаться слишком правильной или совсем неправильной, отбросить все это, и взлететь вместе с этой силой, жившей внутри нее. В эти минуты она чувствовала себя по настоящему живой. Свободной. Счастливой.

Эдуардо приблизился к ней и, глядя в глаза, слегка поправил ее стойку. При этом он взял ее за руку, и она слегка подалась вперед всем телом, чувствуя его мягкую ладонь на своей коже. Она неизвестно зачем вспомнила, что на человеческой коже есть особые сенсорные рецепторы, которые позволяют чувствовать даже легкое прикосновение. И что двое ученых, которые это открыли, устроили спор между собой, чьим именем назвать эти крошечные клетки. Она рассмеялась своей мысли, и, заметив удивленно-вопросительный взгляд Эдуардо, смутилась и пробормотала:

– Извините.

Он улыбнулся, и она залюбовалась его шрамом над бровью и красиво очерченным изгибом его губ и тому, как красиво приподнималась его верхняя губа и все его лицо вспыхивало светом точно новогодний бенгальский огонь, который она зажигала в детстве под бой курантов. И ее охватил точно такой же восторг, какой она испытывала, когда из ниоткуда с легким шипением появлялся сноп золотистых искр. Она испугалась, что Эдуардо сейчас уйдет, и попросила его показать ей только что выученный шаг, притворившись, что не понимает. Она почувствовала легкий импульс в его теле, который подсказывал ей, что нужно сделать шаг назад. Но она помедлила всего одно мгновение, и он наступил ей на ногу.

– Ой-ой, мне так жаль!..

Она чувствовала себя такой неуклюжей.

– Партнер ведет,– мягко произнес он, и в его карих глазах сверкали веселые смешинки.

Кристина выпрямилась и встала в позицию. Эдуардо повел ее, искусно сочетая мягкость и настойчивость движений.

– Теперь хорошо,– снова улыбнулся он и перешел к следующей паре, оставив Кристину с послевкусием своего присутствия.

Глаза напряженно вглядывались ему в ноги, «считывая» шаги. Он знал, что предстоит повторить еще несколько раз требуемую комбинацию, прежде чем каждая пара сможет воспроизвести ее самостоятельно. Он не спешил. К концу урока материал будет усвоен. «Вбить движение в ноги» несложно, если понимаешь, как и зачем. Он безошибочно угадал момент, чтобы отвлечь внимание учеников от собственных тел. Рассказал забавную историю, в шутливой форме поправил типичные ошибки, задал вопрос. За эти несколько минут их мозг успел обработать предыдущую информацию, послав необходимые команды телу. Теперь включить музыку, не давая времени опомниться, и – раз. Сознание еще боязливо топчется на месте, а ноги двигаются в нужных па.

Методика и терпение,– были основными принципами его работы. Многие новички, приходившие в студию, ожидали феерии с розой в зубах, и через пару недель монотонного повторения основного шага, разочаровывались. Что ж, это было их право.

«Танго- это диалог», – говорил Эдуардо. Что толку нахвататься заумных слов, если не знаешь их значения и не умеешь правильно применить. Вы никогда не найдете себе собеседника по душе и не сможете получить удовольствие от разговора. И он скрупулезно, урок за уроком выстраивал объятия, выравнивал положение корпуса и угол сгиба в локте, учил держаться на оси и вовремя переносить вес. Он знал, что только когда два тела сливаются в одном дыхании, а две пары ног действуют как одна, когда малейший импульс корпуса вызывает ответное движение партнера,– только тогда начинается танго.

– Не разговариваем,– он с улыбкой повернулся к двум подружкам, громко шушукавшимся в стороне. Девушки захихикали. Он очень редко повышал голос на занятиях. Он старался, чтобы людям было уютно в его школе. Приезжая сюда из разных концов Берлина после трудового дня, люди ждали не только и не столько результатов, сколько душевного отдыха. Спрятаться на пару часов в паркетном зале, уткнуться в плечо партнера и двигаться под красивую музыку,– вот их основное желание. Задача педагога- научить танцевать, не отнимая ощущения внутреннего спокойствия и гармонии. Не превращая танец в тщеславную гонку сильнейших.

Отношение к танго у Эдуардо сформировалось в первые годы обучения в Аргентинской студии. Если коллеги стремились овладеть как можно большим количеством эффектных фигур, то он тяготел к традиционному «социальному» танцу, доступном каждому. Он стремился довести до совершенства технику скользящего, «кошачьего» шага. Особое внимание уделял паузам в музыке, когда пара вдруг останавливается и некоторое время остается неподвижна, будто сосредотачивается, а затем вновь движется, и вновь замирает. Именно это контрастное сочетание движения и остановки, самоотдачи и самоконтроля превращает танго одновременно в танец чувственный и холодный, в танец летаргической страсти. Он учился импровизировать, а не заучивать длинные связки, ведь настоящее танго- искусство импровизации. Аргентинцы усматривают в импровизации одно из проявлений национального характера: «Когда вокруг все непредсказуемо, и ничего заранее предусмотреть нельзя, приходится все придумывать на ходу».

Он брал простейшие па, играя до бесконечности со сменой ритма, музыкой, взаимодействием с партнершей и мастерством исполнения. Его танго можно было назвать немного старомодным, более сдержанным по сравнению с новыми тенденциями. Его танго было зарождением глубокого чувства – еще застенчиво скрытого от посторонних глаз, но уже интимного, еще проверяемого, но уже доверительного; еще беспечного, но уже заботливого.

– Последняя мелодия на сегодня, – Эдуардо внимательно наблюдал за движущимися по линии танца учениками. Время от времени говорил замечания и помогал отстающим.

Скрипка угасла на вздохе. Педагог дал возможность задать вопросы. Вопросов не было, в воздухе повисла тишина.

– Наверное, всем интересно, когда мы будем делать вот так,– Эдуардо махнул ногой назад, в последний момент резко согнув колено. Один из основных элементов, носивший название ганчо. По оживлению в зале было ясно, что учитель попал в точку. Он рассмеялся.

– Все хотят спросить, но боятся. НаУчитесь-не переживайте. Старшая группа уже стонет от этих ганчо.

Он вновь засмеялся. Потом рассказал план действий следующего занятия, показал несколько движений, которые предстояло освоить, и отпустил группу со словами «Урок окончен».

– А вы будете сегодня на милонге? – спросил кто-то.

Эдуардо посмотрел на жену, и она кивнула.

– Да, часам к восьми подойдем,– улыбнулся он и бросил взгляд на Кристину, отчего у нее по всему телу пробежал холодок.

Переодеваясь, она размышляла, стоит ли и ей пойти на милонгу. Вообще-то она собиралась пойти в кино с подругой. Но в кино она может пойти каждый день, а здесь- такой случай… Еще взвешивая все за и против, в глубине сердца Кристина уже знала ответ. От предвкушения целого вечера на одном паркете с Эдуардо, у Кристины перехватило дыхание. Она выбежала из студии, и только на светофоре сообразила, что забыла положить в сумку танцевальные туфли. Радуясь, что вовремя спохватилась, она побежала обратно. Распахнула дверь и нос к носу столкнулась с выходившим Эдуардо. Она буквально влетела в его широкую грудь.

– Диос Мио!

– Простите… Я кое-что забыла…– краснея от смущения, пробормотала девушка. Она схватила хлопковую сумку с туфлями.

Эдуардо ждал ее в коридоре, чтобы запереть дверь студии.

– До свидания!

Она выбежала на улицу, где порыв холодного ветра освежил ее горевшее лицо. В Берлине стоял нескончаемый январь. Казалось, дни не заканчивались и не начинались, а переползали из одного времени суток в другое. На затянутом бессменными тучами небе на несколько мгновений появлялось солнце и снова пряталось. Ветер сменялся дождем, а дождь ветром. Несколько дней назад неожиданно температура поднялась до десяти градусов тепла, клиентка сказала Кристине, что это из Франции пришел теплый антициклон. Птицы проснулись и, не поняв, что к чему, запели. Запахло весной. Но иллюзия ускользнула, и Берлинская зима без снега снова восстановила свое владение. Через две недели у Кристины был запланирован отпуск. Они собирались в семейную поездку в Мексику. Все вместе: родители и старшая сестра Кристины, которая жила в Москве. Кристина очень радовалась предстоявшей поездке. Иногда она представляла, что по какому-то совершенно невероятному стечению обстоятельств, по иронии судьбы так сказать, она встретит на отдыхе Эдуардо, и они проведут незабываемую ночь вместе. Потом Кристине становилось стыдно за подобные мысли. Разве можно мечтать о чужом муже?.. Но любовь есть любовь, а мечты- это ведь просто мечты. Итак, Кристина позвонила подруге и попросила перенести поход в кино на следующую неделю. Линда обрадовалась.

– О, это хорошо! А мы сейчас на катке в Трептове, может, присоединишься? Анар тоже здесь,– понизила голос Линда. Анар, черноглазый и длинноволосый, был их общим знакомым, и он уже давно проявлял внимание к Кристине. Он был ливанец по происхождению, хоть и вырос в Берлине. Его отец владел популярной кальянной в Нойкельне. На вкус Кристины Анар был грубоват в манерах. Излишне напорист и самоуверен. Он уже несколько раз приглашал Кристину на свидание, но она каждый раз отказывалась, изобретая какие-то предлоги. Кристина колебалась. А что, если вечер катания на коньках с веселой компанией – это безопаснее, чем милонга без партнера и надежда на что-то… До восьми часов у нее еще было время. Какое-то странное едва уловимое предчувствие скользнуло в животе, и она почти уже решилась сказать: «Да». Но в это мгновение перед ее глазами возник рекламный плакат: Магазин танцевальной одежды Под Каблуком. Всего тридцать метров прямо. На фотографии была половина красного платья и половина мужского черного костюма. Судьба Кристины была решена.

– Извини. Сегодня не получится. Хорошо вам повеселиться.

Она ускорила шаг. Поднялась на третий этаж обшарпанного жилого дома. Деревянная коричневая лестница скрипела под ее кроссовками. Тяжелая железная дверь, на которой скотчем был приклеен флаер «Под Каблуком», нехотя открылась, когда Кристина за нее потянула. Она ожидала увидеть крохотное неказистое помещение магазина, но к своему удивлению, вошла в просторную комнату с огромными окнами и блестящим паркетом. Вдоль стен растянулись балетные станки с ворохом вешалок, на которых висели балетные трико всех цветов и видов, комбинезоны для разогрева, юбки и топы для парных танцев, костюмы со стразами, платья для фигурного катания и много всего другого, чего Кристина не успела рассмотреть. Молодая девушка- продавец спросила, ищет ли она что-то определенное. Кристина сказала, что ей нужно платье для милонги.

– Платья здесь, – она показала на стеллаж с вешалками. Кристина вдруг засомневалась. Зачем ей роскошное платье, если она и танцевать-то толком не умеет?.. Может, глупая все это затея?.. Еще не поздно поехать к подруге. И деньги будут целее. Кристина перевернула ценник и мысленно охнула. Сбережения ей еще пригодятся в Мексике. И снова коварная мысль увела ее в сторону, нарисовав соблазнительный эскиз Эдуардо, который видит ее в красивом платье, и замирает от восхищения, забыв обо всем на свете. Он протягивает ей руку, они начинают танцевать, и каким-то волшебным образом Кристина легко следует за партнером, перепрыгивая с его колена на колено как грациозная лань…

– Хотите померить? – вернул ее в реальность женский голос, и Кристина обнаружила, что замерла, прижав к груди лоскут красного платья.

– Да,– она нежно обернула платье вокруг руки и прошла в примерочную. Красная ткань приятно скользнула, по ее стройной фигуре, облегая все изгибы. Кристина придирчиво осмотрела себя в зеркало, поворачиваясь всеми углами. Она осталась довольна, особенно открытой спиной, с низким каплеобразным вырезом и очень удачной длинной юбки, изящно приоткрывавшей ноги ниже колена. Она взъерошила волосы красивого цвета темного шоколада. Этот насыщенный цвет и легкие кудри достались ей от отца, которого она плохо помнила. Красный цвет выигрышно подчеркивал ее сине-серые глаза в длинных густых ресницах, не наращенных, а своих. Кристина быстро достала черные туфли из сумки и скользнула на шестисантиметровые каблуки. Отражение в зеркале сказало ей, что она готова для лучшей милонги в своей жизни. Вздохнув, чтобы унять стук разволновавшегося сердца, она переоделась обратно в джинсы и кроссовки. Расплатилась на кассе, попросила отрезать бирки и, получив заветную покупку в элегантной сумке, вышла на улицу. По узкому тротуару сновали мимо нее прохожие, компании начинали собираться в кафе и барах. Заветный вечер пятницы в Берлине набирал силу, привлекая страждущих веселья на всех уровнях. «Ты сумасшедший, мой мальчик, тебе нужно в Берлин,– известная фраза кого Фридриха Ницше, гордо красовалась на постерах в подземке. В Берлине, казалось, любая форма жизни, от инфузории-туфельки до гения- главы мирового концерна могли сосуществовать, каждый в своей плоскости, каждый в своем пространстве. Кристина зашла в небольшое кафе и выпила кофе с бейгелом. Пока пила кофе, она читала роман в мягком переплете, хотя мысли ее то и дело ускользали и крутились вокруг красивой верхней губы Эдуардо. Полет ее воображения нарушил телефонный звонок. Звонила мама: спросить, пойдет ли Кристина с ней на йогу в воскресенье. Кристина согласилась. Предвкушение милонги опьяняло ее все сильнее. Она мысленно вспоминала выученные на занятии шаги, думала о том, как держать позицию. Пока она относила чашку на предназначенный для грязной посуды столик, ноги повторяли комбинацию шагов. Неудивительно, что она налетела на какого-то мужчину.

– Извините…

У него был слегка удивленный вид, но, встретившись взглядом с девушкой, он только покачал головой и улыбнулся. Это был молодой мужчина в стильных очках, и Кристине он показался знакомым. Он тоже как будто узнал ее, но не решился спросить. Девушка же была слишком погружена в романтические мечтания, и на новое знакомство не настроена. Что-то мелькнуло в воздухе и рассыпалось, не подхваченное никем из двоих. Кристина развернулась и вышла, ускользнув от шлейфа приятного мужского парфюма.