Монолог человека, пожелавшего остаться

– Так чего же ты не уехал?! – взгляд собеседника был мутным, а выражение лица жестким и агрессивным, как это бывает у сильно выпивших людей, – Нет, ты мне объясни… Иметь такую возможность… Я не понимаю…

– Я не хочу об этом говорить… Давай сменим тему, – сказал Боря тихо, как бы примиряющее и успокаивающе.

Дело в том, что бар, в котором они сидели, был давно выбран Борей именно из-за тишины. Атмосфера и тишина в этом заведении располагали к размышлению в одиночестве и нормальному разговору в компании, без перекрикивания громкой музыки или какого-либо другого раздражающего и навязчивого фона. Таких заведений осталось немного, поэтому Боря очень любил это бар, дорожил им и был горд тем, что однажды случайно его нашел.

– Слушай, а может ты брешешь? – собеседник не унимался, – ты скажи…

– Я никого не обманываю, – так же спокойно произнес Боря, – во всяком случае, стараюсь этого не делать по мелочам.

– Тогда какого хрена?! – буквально взорвался собеседник, заставив вздрогнуть сидящих за соседними столиками немногочисленных посетителей бара и посмотреть в сторону источника такого непривычного для данного заведения громкого звука, – нет, я никак не могу понять! Я – русский уже давно бы сквозанул отсюда при первой же возможности! При первой же, слышишь?! Так нет такой возможности у меня. Нет, и не предвидится в ближайшее время, если, конечно, мы снова танками не пойдем куда-нибудь мир защищать…

– Не кричи, я тебя прошу, – Боря сопроводил свою просьбу почти дирижерским жестом, как бы гася ладонями о стол эмоции собеседника, – люди пришли отдохнуть, давай не портить им вечер.

– Да плевать я хотел, – собеседник склонился над столом, опершись о край обеими руками и пристально глядя на Бориса. Такую позу обычно принимают представители семейства кошачьих перед прыжком на свою жертву, и Боре показалось, что его собеседник уже готов сделать этот смертоносный бросок, – ты объясни мне, что? Что тебя здесь держит? Я не понимаю! Вот хоть убей!

К столу, за которым происходил непривычный по накалу для данного места разговор, подошел официант. Видимо, администрация заведения хотела как-то вмешаться в происходящее, но никак не могла придумать, как бы это сделать наиболее деликатно и в тоже время всё-таки хоть что-то сделать. Судя по всему, единственным найденным решением было подослать официанта к возмутителям привычного спокойствия. А может, решили, что пора выручать постоянного клиента, коим являлся в данном баре Боря.

– Всё в порядке? – обратился именно к Боре официант.

– Да, всё хорошо, спасибо, – ответил ему Боря.

– Чего-нибудь еще желаете? – вопрос был снова адресован исключительно Боре. Это было понятно даже по тому, что, подойдя к столику, официант стоял лицом к Боре, а к его собеседнику – боком, что, конечно же, недвусмысленно давало понять, к кому будут адресованы все вопросы.

– Водки принеси, грамм двести, – отозвался собеседник Бориса.

Официант посмотрел сначала на инициатора заказа, а затем на Бориса. Боря в свою очередь нахмурил брови и отрицательно замотал головой, глядя на официанта, что должно было означать: «Не стоит».

– Чего-нибудь еще?

– Я же тебе сказал – водки!

– Спасибо, ничего не нужно, – подытожил беспредметный разговор Боря, и официант ушел.

К столу подошла сидевшая за соседним столиком и постоянно несколько встревожено смотревшая в их сторону женщина. Она положила руку на плечо разгоряченного, сильно выпившего мужчины.

– Павлик, пойдем уже домой. Поздно. Все уже разошлись. Что ты к человеку пристал?!

«Значит, его зовут Павел», – подумал Боря.

Дело в том, что в тот вечер Боря пришел в бар один, чтобы побыть наедине со своими мыслями. У него бывали вечера, когда хотелось просто посидеть в тишине и подумать. «Мысли», – говорил он иногда своим приятелям, разъясняя свой отказ от совместного проведения вечера, – «как и все другие сложные механизмы, требуют периодического ТО. Их нужно содержать в должном порядке, иначе они станут раздражать, как разбросанные по полу вещи. И тогда на них придется тратить уйму времени, раскидывая по сторонам, чтобы хоть как-то сквозь них пробираться. Так что лучше потратить всего один вечер, уложив всё на свои места». Приятели обычно участливо кивали головами, а затем обижались.

Такие вечера были не часты, но они случались. В эти дни Боря обычно заранее заказывал столик в углу зала, чтобы никто его не побеспокоил. В тот вечер в баре кроме обычных немногочисленных посетителей что-то отмечала какая-то компания: небольшая группа мужчин, связанная то ли производственными, то ли коммерческими, то ли просто приятельскими отношениями, с женами. Компания весь вечер, как могла, соблюдала негласный закон выбранного ими заведения, и негромкие звуки празднования никак не досаждали Борису. Но потом представитель празднующей какой-то повод группы направился к столику Бориса. Подойдя, он начал о чем-то спрашивать или что-то просить, и, когда Борис, наконец, был окончательно выдернут из пучины собственных мыслей, непрошеный собеседник уже сидел за его столом и вел оживленный разговор. Причем, сначала человек разговаривал исключительно сам с собой, так как Боря даже не сразу понял, о чем речь. Когда же стало понятно, о чем идет речь и в каком состоянии находится собеседник, Борис попытался пресечь сам факт общения на корню. Но человек был сильно пьян, так что возражения, которые Боря пытался было выказать, собеседником просто не были замечены.

Диалогом это общение назвать было сложно. В основном говорил Павел, и лишь изредка какие-то реплики вставлял Боря. Компания, с которой пришел Павел, потихоньку начала расходиться, и, когда уже последние участники празднества покидали бар, его жена, простившись со всеми, пересела за соседний от разговаривающих столик.

Повторюсь, разговором это назвать было сложно. Да оно и понятно: два абсолютно незнакомых человека, да еще и в совершенно разном состоянии сознания. Беседа с пьяным – это вообще бессмысленное времяпрепровождение. Тут уж более трезвому нужно или уходить сразу, или терпеть. А спорить – вообще бессмысленно. Вот Боря и не спорил, а только вставлял редкие реплики и подумывал о том, что «не пора ли…».

Чтобы не возникло превратного отношения к Павлу, стоит сказать, что ни он, ни его жена, ни компания, с которой он пришел в бар, не имели, так скажем, маргинального вида. Напротив, все они были одеты строго, что, конечно же, говорило скорее о коммерческой, нежели приятельской подоплеке их застолья. Эта ремарка представляется необходимой, так как сильно пьяный человек в баре, пристающий с «разговорами», ассоциируется у многих с вполне определенным неприятным типом людей.

– Хочешь – иди, – буркнул Павел жене, не оборачиваясь, – а я еще побеседую с … кстати, как там тебя?

– Борис.

– Так вот, Боря, ты мне должен объяснить… Я никогда этого не понимал. И ты мне должен объяснить. Сейчас, слышишь! Что может держать здесь, что?

– Садитесь, пожалуйста, – обратился Боря к жене Павла, – что Вы стоите.

Женщина посмотрела на Борю, хотела было что-то ответить, но потом молча села за стол рядом с мужем. Павел повернулся, на мгновение посмотрел на жену и снова отвернулся к собеседнику. Впечатление было такое, что он ее просто не увидел или не признал в ней знакомого человека.

– Мне здесь уже все опротивело, понимаешь, все! И все без перспективы, тупик! Нет тут будущего, хоть застрелись.

– А там есть?

– Там? Я не знаю, что там… но уж лучше, чем здесь! А здесь я уже точно знаю, что ловить не-че-го, – Павел произнес последнее слово по слогам, что должно было означать непреложность мысли в целом. – А там? Там все по-другому…

– Хорошо, я спрошу иначе. Есть ли там для нас те самые перспективы и то самое будущее, которых ты не заметил здесь?

– Да какая разница?! – буквально зашипел Павел, снова склоняясь над столом подстать кошачьим, – я здесь родился, здесь и подохну, мне отсюда пути нет. А у тебя есть. Есть то, чего нет у меня, и ты этим не пользуешься. И ты это не заработал, не заслужил. У тебя – есть, у меня – нет. Я могу только мечтать, а ты не пользуешься, понимаешь ты или нет. Ну, не пользуешься, так хоть объясни, может и мне понятно станет, почему…

– Молодой человек, можно вас на минутку, – Боря поднял руку вверх, привлекая внимание официанта.

– Что, противно с пьяным разговаривать, хочешь уйти? – Павел горько усмехнулся, – понятно… А чего еще от тебя было ждать… Ладно…

Подошел официант.

– Будьте добры, водки, грамм двести, – обратился к официанту Боря.

– Ему больше не надо, – сказала жена Павла и встревожено посмотрела на Бориса.

– Успокойтесь, это я себе, – сказал Борис, – вы, кстати, что-нибудь будете?

– Ой, нет, спасибо. Мы и так объелись, что… – женщина махнула рукой и улыбнулась, – еще и все пооставалось…

– Двести грамм водки. Все? – официант сверился с блокнотом, в который записывал заказы.

– Принесите еще маринованных, я не знаю там, огурчиков, помидорчиков… Ну, закусить…

– Хорошо, – официант записал в блокнот, – еще чего-нибудь?

– Вы точно ничего не будете? Может сок или чай? – обратился к жене Павла Борис. Она отрицательно замотала головой, – Тогда это всё. Спасибо.

Официант удалился. Павел всё время заказа смотрел в одну точку на столе, словно что-то скрупулезно разглядывая, и водки уже не просил.

– Как Вас зовут? А то как-то неловко… – обратился к жене Павла Борис.

– Меня зовут Елена Матвеевна, – сказала женщина, потом улыбнулась и добавила, – простите, профессиональная учительская привычка… Конечно, просто Лена.

– А меня – Борис.

– Очень приятно…

– Взаимно…

– Ты будешь с моей женой любезничать или все-таки ответишь мне на вопрос? – Павел перестал пристально разглядывать конкретный участок стола и посмотрел Борису в глаза.

– Ты, если хочешь поговорить – смени тон, – Борис вообще не любил «ты»-кать незнакомым людям. Да и такой тон, какой был выбран Павлом с самого начала разговора, вызывал лишь желание говорить в таком же ключе, чтобы просто «не дать слабину», – а то это больше на допрос похоже, чем на разговор.

– Обиделся… А чего обижаться-то? – Павел хмыкнул.

– Никто ни на кого не обижался, просто мне не нравится твой тон.

– Паш, ну чего ты, в самом деле?! – Лена посмотрела на мужа и погладила его по руке, – набросился на человека, как при осаде крепости…

Павел насуплено замолчал. Официант принес водку в графинчике и ассорти разных маринованный овощей на большой плоской тарелке. Борис налил себе водки, поднял стопку, хотел, было, что-то сказать, передумал, глубоко вздохнул, залпом выпил и закусил чем-то из принесенных солений.

– Хочешь узнать, почему я не уезжаю? – теперь уже спросил Боря у Павла, – я тебе постараюсь ответить. Постараюсь… Не в том смысле, что сейчас буду на ходу выдумывать какой-нибудь красивый ответ, а… в общем, постараюсь.

Павел снова стал разглядывать столешницу и поскребывать ее ногтем, словно внимательно изучая покрытие. Он не смотрел на присутствующих за столом, и, казалось, мыслями был где-то далеко-далеко. Боря тоже молчал, о чем-то глубоко задумавшись.

– Знаете, Борис, – прервала тишину Лена, – извините, не знаю вашего отчества…

– Можно просто Борис или Боря, как хотите.

– Хорошо… Так вот, я хотела сказать, что у меня была приятельница Зоя. Ну, это давно было, когда мы еще в институте учились. Так вот она за немца вышла замуж и туда к нему уехала. За «западного», представляете, в те годы? Он сюда приехал… нет, сейчас не вспомню… в общем, зачем-то он сюда приехал, они познакомились и поженились. Она нам первое время письма присылала. Довольна была, не передать… Мы тогда еще с девочками удивлялись, как это такие восторженные письма из капстраны пропустили… Потом, правда, писать перестала… Это я к тому, что каждый, разумеется, решает для себя, но… Одним словом, я бы тоже уехала…

– Вы так думаете потому, что у вас никогда не было этой возможности. А это, поверьте, нет так все просто и однозначно…

– Да-да, конечно… Но я иногда думала, что… Понимаете я пыталась, как это сказать… взвешивать, что ли… Я учительница, из иностранных языков знаю только английский на уровне средней школы. Хотя нет, это я что-то разухарилась… Что я сейчас помню из английского, столько лет прошло…

– Да язык-то тут в общем-то и не причем… – начал было Боря.

– Подождите-подождите, не перебивайте меня, дайте мне закончить. Я хочу сказать, что я – учительница без знания иностранных языков и, соответственно, без возможности работы по специальности, все равно бы уехала, если бы могла. Во всяком случае, мне так кажется.

– Но почему?!

– Не объясняй ему, Ленусь, не надо. Бесполезно. У меня такое впечатление, что он над нами просто издевается. Мы ему сами показали свои болевые точки, и он в них теперь тычет…

– Что ты несешь?! Кто тебе куда тычет?! – возмутился Борис так, что официанты и посетители заведения снова укоризненно посмотрели в сторону их стола.

– Мальчики, ну не надо ссориться…

– Ты издеваешься, ты, – не унимался Павел, – Изображаешь из себя придурка или святого и топчешься мне по нервам…

– Сам ты придурок, – это Боря произнес уже совершенно спокойно. Он понял, что разговор уже перешел в то русло, после чего нужно вставать и уходить, – Ты сам, между прочим, затеял этот разговор, помнишь? Я тебя к себе за стол не звал! Пришел, сел со своими вопросами…

– Паш, ну что на тебя нашло?! – Лена переводила растерянный взгляд от мужа к Боре, – Вы простите его, Боря… Он не хотел…

– Ты за себя отвечай, – огрызнулся Павел, – тоже мне, заступница…

– Ладно, всё. Хватит, – Борис скрестил руки перед собой, жестом показывая завершение разговора, – это надо прекращать. Молодой человек, будьте добры… – Борис поднял руку, привлекая внимание официанта.

Официант не сразу заметил, что его зовут. Увидев, он кивнул головой, показав, что сейчас подойдет. Пока он шел, за столом царила насупленная тишина. Все были обижены друг другом, поэтому молчали и старались смотреть куда-то в сторону.

– Слушаю вас, – сказал подошедший официант.

– Посчитайте, пожалуйста, – сказал Боря.

– Конечно, – ответил официант и удалился к барной стойке.

Некоторое время все по-прежнему сидели в тишине, избегая смотреть друг на друга.

– Ну, куда ты собрался? – прервал тишину Павел, не отрывая при этом взгляда от стола, поверхность которого он весь вечер с усердием изучал, – у тебя еще вон сколько водки… да и эти, как их… тоже…

– Да бог с ней, с этой водкой, – Борис потирал пальцами лоб, словно силился вспомнить что-то очень важное.

– Не, ну как, «бог с ней»?! – пробормотал Павел.

Все трое еще некоторое время сидели молча. Официант принес счет в кожаном футляре, похожем на большую записную книжку, молча положил его на стол и удалился.

– Да… – сказала Лена, – взрослые люди… Встретились, наговорили друг другу гадостей, обиделись и разошлись…

– Извините, – сказал Боря, – я никому гадости не говорил…

– А «придурком» кто меня назвал? – пробубнил обиженно Павел.

– Я?! – воскликнул Борис.

– Ну, что вы, как дети, в самом деле, – вмешалась Лена, – «я тебе сказал то, а ты мне сказал это»…

– Жалко, Борис, что разговора не состоится, – после некоторой паузы продолжила Лена, – я действительно хотела поговорить. Точнее послушать. Не знаю, мы так часто с Пашей обсуждаем эту тему. И в данном случае, сходимся, что была бы только возможность… Конечно, мы многого не знаем…

– Послушайте, Лена, ни Вы, ни Павел не производите впечатление людей, живущих «на последние». Вы, вон, одеты прилично. У вас, я почти уверен, машина, квартира…

– А что толку? – не поднимая взгляда, произнес Павел, – страна наша ту-пи-ко-вая, – он снова произнес слово по слогам для пущей убедительности.

Борис собрался было что-то эмоционально ответить, что было заметно по выражению лица, но Лена его прервала.

– Извините, что перебиваю, – сказала она, – я просто хотела сказать… Да, у нас есть и квартира, и машина. Не что-то там запредельное… Квартира вообще от родителей Павлика досталась…

– Да что ты ему объясняешь… – вмешался Павел, но в этот раз как-то нерешительно, словно ожидая, что его перебьют, и даже приветствуя это.

– Подожди, Павлик, не перебивай меня, – сказала Лена, – просто посудите сами: я – учительница, оклад свой называть не буду, чтобы не позориться. Но сами понимаете – копейки. Зарабатывает на семью Павлик. Пока хватает, тьфу-тьфу-тьфу.

– Ну вот, – попытался вставить слово Борис.

– Но это пока, – сразу парировала Лена, – и это «пока» может закончиться в любой день. Хорошо, если это случиться сейчас, когда мы оба еще в том возрасте, который еще хоть как-то позволяет устроиться на работу. А если, не дай бог, лет так через надцать? А детей как поднимать по-вашему?!

– А Вы думаете, вас заграницей будут на руках носить?! – не выдержал Борис, – Или Вы рассчитываете…

– Я ни на что не рассчитываю… Мне рассчитывать в данном плане как раз не на что. Но согласитесь, социальная защищенность там несравненно выше… или как правильно сказать, сильнее?

Павел сидел тихо и в разговор не вступал, отчего казалось, что он протрезвел. Борис налил себе из графина еще стопку водки, наколол один из овощей в тарелке, выпил залпом, даже не намереваясь ничего по этому поводу произносить, и закусил.

– Ох не знаю… – выдохнул Борис, – Все это непросто… Это кажется, что в такой-то ситуации ты поведешь себя так-то. Но до наступления самой ситуации проверить невозможно. Станешь ли ты счастлив, получив огромные богатства и ответственность за них? Будешь ли ты спокоен и благороден во время крушения самолета или судна? Удастся ли сохранить милосердие и мужество на войне? У меня нет ответов на эти вопросы относительно себя. Но выбор: уезжать, не уезжать – я на себя уже примерил. А вы – еще нет. То есть у вас относительно отъезда еще такие же абстрактные иллюзии, как у меня относительно внезапного обогащения.

Борис наколол вилкой еще один овощ и съел его. Не успев дожевать, он продолжил говорить, отчего первые несколько слов получились не совсем разборчивыми.

– Вы хотите, чтобы я рассказал, почему не уехал? Пожалуйста. Только такая просьба: не надо меня перебивать…

– А тебя никто и не перебивал, – снова пробурчал Павел.

– Паш, помолчи а… – перебила его Лена.

– Впервые серьезно я задумался об отъезде в конце восьмидесятых, когда уезжать собрались мои близкие друзья, – начал Борис, – Ни моя семья, ни семья моей жены не были из диссидентствующих, поэтому раньше этот вопрос серьезно не обсуждался. До Горбачева уехать было почти невозможно, поэтому на отъезд тогда решались только или уж очень рьяные диссиденты, или известные люди, которых Запад пригревал просто в пику Советам. В нашей семье больше обсуждались отъезды других как поступки и сами отъезжающие. Это были азартные люди… Да-да, именно азартные. Они ставили на кон всё: свою жизнь, жизнь своих близких и смело раскручивали рулетку. Сколько было тех, кто проиграл таким образом… Бессмысленно и безвозвратно… Возможность же нашего отъезда тогда фактически и не рассматривалась. За границу, даже в соцлагерь, никого из моих родственников не пускали по понятным причинам, так что заразиться очарованием «западной» жизни никто из нашей семьи не мог. А в конце восьмидесятых уезжать стало можно… Ну, то есть как можно?!… Начали выпускать в Израиль. Люди вылетали из Союза, а дальше… уж как пойдет. Короче, основной целью было вылететь из Союза. Это было тоже ой как не просто… Сколько унижения… Но речь не об этом…

Борис снова налил себе стопку, но сразу пить не стал.

– Мы с моей первой женой познакомились студентами на новогоднем вечере в нашем институте. Правда моя жена училась в другом вузе, а на праздник к нам попала случайно. Ее привела с собой сестра, которая училась как раз в нашем институте. Моя жена Соня и ее сестра Рая были двойняшками. Они не были похожи ни внешне, ни по характеру. Рая была такая бойкая, веселая, а Соня – напротив, спокойная и несколько замкнутая. Никто ни с первого взгляда, ни пообщавшись, не верил, что они сестры…

Борис выпил налитую ранее стопку и закусил.

– Так вот, – продолжил он, – мы познакомились с моей будущей женой благодаря Рае, а с Раей мы были знакомы раньше по всяким там институтским делам. Рая тогда уже встречалась с Яшей, который потом стал ее мужем. Хороший такой парень, добрый, но чуть-чуть застенчивый. Но эта застенчивость уравновешивала бойкий характер Раи, так что среднее арифметическое выходило то, что надо… Я начал ухаживать за Соней, которую всюду за собой таскала Рая. Ну и Яшу, конечно. Одним словом, я примкнул к их компании. И, что говорить, компания удалась: мы или куда-то постоянно ходили, какие-то компании, сборища, или, напротив, устраивали домашние кухонные посиделки вчетвером… В общем, всем было хорошо и интересно…

– Ты еще про бабушку свою расскажи,– буркнул Павел. Но Борис его уже не слышал и продолжал рассказывать, оглушенный водкой и воспоминаниями.

– Я на два года старше Сони и, соответственно, Раи, а Яша, кажется, их ровесник. И вот на моем последнем курсе, перед дипломом, мы с Соней поженились. По окончании института меня оставили в нашем городе, не отправив по распределению, потому что моя жена еще два года должна была учиться. Честно говоря, тут просто повезло, потому что такой практики тогда не было. Я пошел работать, и мы стали снимать часть дома в частном секторе. Одна комната, но зато свой отдельный вход, туалет и кухня. С тех пор в нашем доме было всегда полно гостей, которых приводила Рая. А они с Яшей у нас вообще находились постоянно, иногда оставались на день-два… Через полгода они поженились и стали жить с его, Яшиными, родителями. И хоть Яшины родители были милые и интеллигентные люди, молодожены чувствовали себя в их квартире, судя по всему, не очень уютно. Наверно поэтому они продолжали много времени проводить у нас. Мы настолько к ним привыкли, что Соня начинала беспокоиться, если Рая с Яшей не приходили даже всего пару дней. Телефон-автомат от нас был довольно далеко, так что бежать звонить мыслей не было, и она просто сидела, тихо переживала… Это я к тому, насколько они стали для нас близкими… Так вот, примерно через год после их свадьбы мы с Соней начали замечать, что у них что-то такое происходит, чем-то они были постоянно озабочены, стали реже к нам приходить. На все вопросы – отшучивались. Так продолжалось несколько месяцев. И вот однажды они сказали, что придут к нам что-то там незначительное праздновать, вроде дня металлурга. Мы были удивлены и обрадованы возможностью посидеть вместе, поговорить. То, что была выбрана такая дата, нас не удивило – это было в духе Раи. Соня тогда уже ходила с хорошим таким пузом на последних месяцах, так что Рая сразу предупредила, что организацию стола они с Яшей берут на себя. Я тогда ничего не заподозрил: решили собраться – хорошо, а если еще и Соне не придется хлопотать – вообще здорово…

Борис вдохнул и покачал головой, словно не веря в то, что сам рассказывал. Потянулся к графину, но потом, видимо, передумал. Наколол разрезанный вдоль огурец, точнее его четвертушку, и съел.

– Когда я пришел в тот день после работы, все уже были в сборе и сидели на кухне. Рая деловито металась по кухне между столом, на котором она что-то резала, и скворчаще-шипящей плитой. Яша, как ни в чем не бывало, сидел на табуретке, облокотившись на стену, и спокойно читал непонятно где им найденный какой-то журнал. Соня сидела в углу, и было видно, что она плачет и, судя по лицу, уже давно. «Они уезжают», – увидев меня, первым делом сказала Соня. «Что так заранее известно распределение? Как-то странно… Я про такое слышу впервые» – сказал я, не поняв, куда клонит жена. «Нет, они насовсем уезжают. За границу», – сказала Соня и снова заплакала, закрывая лицо ладонями. «Сонь, ну давай без этой сырости… Как на похоронах, честное слово», – сказала Рая. «Ну, рассказывай…» – начал было я. «За столом все расскажем. Потерпи», – все это Рая говорила, не отрываясь от процесса готовки, напоминая персонажа популярной тогда электронной игры, где волк ловил яйца, катящиеся с четырех насестов. Помните такую?… Я переоделся в домашнее и сел со всеми на кухне, ожидая окончания приготовления еды и обещанных последующих объяснений. Рая продолжала, как ни в чем не бывало, стряпать, Яша – читать найденный журнал, Соня – плакать. А я послушно сидел и ждал объяснений. Точнее это был какой-то ступор. Мне сказали: «Сиди, жди» – я сидел и ждал. Тогда я еще ничего не понял и, уж точно, ничего не осознал.

Борис налил себе еще из графина и выпил.

– Ты в обществе «Знание» лектором не работал? – снова пробурчал Павел, пока Борис закусывал. – Ты б еще от Адама с Евой начал…