Эхо Безмолвного края

- -
- 100%
- +

ПРОЛОГ.
Он любил эту долину. Мартин пас здесь овец всю жизнь – он мог пройти её с завязанными глазами, чувствуя каждую тропу подошвами. Утро выдалось идеальным. Птицы пели, на паутинках сверкала роса, а с гор тянуло свежим, хвойным ветром. Пастух медленно раскурил трубку и замер, почти не двигаясь. День обещал отдых его старым костям – особенно после затяжных дождей, что начались в середине листобоя и закончились лишь вчера. Мартин сжал покрепче гладкое дерево своего посоха, на котором за годы вырезал замысловатые узлы и голову первого вожака стада – упрямого барана по имени Туман.
Он уже собрался свистнуть своему псу, отошедшему к ручью, когда заметил впереди, в сотне шагов, косулю. Она замерла в прыжке. Не в испуге, не пригнувшись для бегства – а будто навечно застыла в воздухе. Одна нога была вытянута для толчка, голова приподнята. Так и повисла в метре над землёй – жутким, невозможным изваянием.
Мартин застыл, не веря своим глазам. Птицы смолкли. Разом. Не постепенно – а будто кто-то обрубил невидимый канат, на котором держались все звуки. Стих ветер. Прекратился шелест листьев. Наступила тишина, от которой заложило уши, будто на большой глубине. Только не было давления воды – было давление ничего.
Он сделал шаг вперёд, и волосы на его руках встали дыбом. Пространство перед ним застыло и стало плотным. Воздух перестал быть невидимым – он стал ощутим, как стена из прозрачного стекла, и каждое движение требовало усилий, будто он толкал незримую, неподатливую массу. Мартин посмотрел на траву у своих ног: она была зелёной и живой. Но в двух шагах впереди… она была серой. Безжизненной. Неподвижной. Ни один стебель не колыхался.
А потом он увидел, как Тишина поползла на него. Это было не похоже на туман. Скорее, на невидимую стену, за которой мир превращался в подобие картин, что продавались на главной площади Вардена. Цвета блекли, звук умирал, движение застывало. Маленькая стрекоза, кружившая в лучах солнца, застыла навеки.
Пастух отшатнулся. Сердце забилось в груди, будто испуганная птица, рвущаяся из клетки. Он опустил взгляд и увидел: край холщового рукава, на мгновение коснувшийся невидимой границы, стал пепельно-серым. Цветом пыли на забытой в углу картине. Страх сковал горло. И тут он почувствовал… абсолютное, плотное ничто. Оно вдавливалось в барабанные перепонки и высасывало тепло из кожи. Он почувствовал саму Тишину. Не отсутствие звука, а его гибель.
С криком, что увяз в плотном воздухе, Мартин рванулся прочь. Забыл про упавшую трубку. Про больные колени. Про посох в руке, с которым не расставался годами. Он бежал, не оглядываясь, с одним лишь диким, животным ужасом.
А позади, в сердце цветущей долины, оставался идеальный, безмолвный кусок не-бытия. Кусок мира, забывший, что он – живой.
ОТКЛИК ПЕРВЫЙ: ИНЕЙ НА ПЕПЛЕ
Акт I: Печать Изгнания
ГЛАВА 1. ФАЛЬШИВАЯ НОТА.
Если бы можно было уместить весь ад в одном звуке, это был бы гул арены Веллоров. Он входил в тебя через подошвы, вибрировал в костях, вытесняя все мысли, кроме одной: «Не подведи».
Я шёл по раскалённому песку, стараясь не выходить из сияющего следа, который оставлял мой старший брат. Кассий двигался так легко, будто парил над землёй, на два шага впереди. Он улыбался толпе, и с каждым взмахом его руки в небе взрывались новые фонтаны пламени. Рыжие волосы Кассия пылали, словно языки пламени. Он был воплощением нашего дома – Дома Огня. Истинный потомок древнего рода Веллоров и будущий Доминар.
Я был его тенью.
Сжимая ладони, я пытался угомонить ледяную тяжесть в груди. Знакомый мерзкий холодок начинал шевелиться, словно встревоженный зверёк, сковывая дыхание. Мой фамильяр. Не Феникс, как у отца и брата. А просто… Пепел… Но с гордым именем – Градаль. Тяжелая, ледяная глыба, которую я носил в себе с самого Ритуала. И сейчас, встревоженный буйной магией Кассия, он ворочался и ёрзал.
Я не называл его по имени. Для меня он так и оставался просто Пеплом.
«Уймись, – мысленно приказал я сжимающемуся в груди сгустку холода. – Просто посиди смирно. Как всегда».
– А теперь, брат Альтерис, – Кассий обернулся, и его улыбка была ослепительной и безжалостной, – помоги мне завершить «Танец Солнца»!
Мышцы ног разом ослабели. Это была ловушка. Вежливая, публичная казнь. Кассий прекрасно понимал, что я не смогу ему «помочь». Мой бесполезный фамильяр был способен лишь на слабые помехи чужой магии. И всё. Позор рода Веллоров. И сейчас об этом узнает вся Империя.
Всё это – идея отца, не иначе. Я был в этом уверен – готов был голой рукой погладить плащеноску, если ошибался. Толпа ликовала, а Кассий с насмешкой смотрел на меня. На Турнир Фамильяров собралась, пожалуй, вся Империя. Но отказаться я не мог. Кивнув, я сделал шаг вперёд. Поднял руку, подражая жесту брата, и попытался изобразить сосредоточенность. И отчаянно молился, чтобы ничего не произошло. Под сердцем забился ледяной вихрь, бессильный и яростный, а по телу разлилась волна холода, завязывая внутренности в узлы.
Кассий сгрёб в ладонях весь жар арены, весь восторг толпы. Между его руками родилось маленькое ослепительное солнце. Оно росло, пожирая воздух, и рёв толпы достиг апогея. Это была та мощь, взглянуть на которую съезжались со всех уголков Империи. Она была страшной и завораживающей одновременно. Я и сам замер, любуясь силой, которая мне никогда не станет доступна. «Проклятый Градаль! Взялся на мою голову», – успел я подумать, не обращая внимания на растущую тяжесть в груди.
И в этот миг холод внутри сжался, будто вобрав в себя весь воздух вокруг.
Ослепительный шар в руках Кассия дрогнул. На его лице ярость сменилась недоумением, а затем – паникой. Он изо всех сил пытался удержать плазму, но свет её мерк. Затем шар резко погас. Вернее, не погас – а утонул, словно его поглотила невидимая пучина. Раскалённый воздух с громким хлопком и шипением свернулся внутрь себя. На арене воцарилась тишина, куда более оглушительная, чем предыдущий гул.
Тысячи глаз впились в меня. И в пустоту, где только что пылало солнце. Тогда я увидел его. На алтаре, где Кассий проводил ритуал, на камне, что должен был быть оплавлен, лежал тонкий, узорчатый иней.
Подняв глаза, я встретился взглядом с отцом. Ардин Веллор стоял в своей ложе. Никакой ярости, никаких криков. Только плоская, безраздельная пустота разочарования.
Пепел в груди притих. Никчемный фамильяр оказался к тому же опасным. Впервые за всё время он проявил себя – и как! Испортил Ритуал, на глазах у всех. Грандиозное событие, готовившееся почти год, было сорвано. Весть об этом разнесётся по всей Соластре, а авторитет отца окажется подорван. Доминар Ардин Веллор такого не прощает. Даже своему непутёвому отпрыску.
Я стоял, чувствуя, как вместе с дымом от проваленного ритуала растворяется всё, что называл своей жизнью. Остался только пепел. Внутри. И снаружи.
ГЛАВА 2. ВОЛЯ ДОМИНАРА
В комнате стояла тишина. Три дня. Ровно столько, сколько требовалось отцу, чтобы взвесить все последствия и принять решение. Сегодня я услышу приговор. Воздух вокруг был спёртым и густым, пропахшим пылью и ожиданием. Мысли, наконец, устали метаться, расселись на ветке сознания и затихли. Почти.
Первое время после турнира в голове всё кружилось, как вихрач в песчаной ловушке. Бежать. Или упасть в ноги отцу. Спрятаться в родовом погребе – еще одной гордости Доминара. Впрочем, гордостью отца было здесь всё. От вилок на кухне до гобеленов в зале. Всё, кроме меня.
Мой фамильяр тоже словно забился в самый тёмный угол – его почти не было слышно.
«Пепел, ты здесь? – мысленно позвал я. – Градаль?»
На последнем слове в груди ёрзнуло знакомое холодное шевеление. Ах, вот оно что. Мы больше не хотим быть Пеплом. Отныне мы – исключительно Градаль.
«Ты доволен? Повеселился на арене? – я почувствовал, как раздражение поднимается по горлу. – Чего молчишь?»
Ответа, конечно, не последовало. Да он и не мог ответить.
Взгляд, скользя по моей комнате, зацепился за детали, будто я прощался со всем этим. Узкая стрельчатая оконница впускала скупой солнечный луч – не чтобы согреть, а чтобы осветить пляску пылинок. И пыль лежала повсюду: на дубовом пюпитре у стены, заваленном пергаментами о подвигах предков; на медном подсвечнике у изголовья, который я не стал зажигать; даже на выцветшем ковре у кровати – последнем подарке матери. Феникс, вытканный на нём, смотрел на меня пустыми глазами, вечным укором.
Я отвёл взгляд на кровать – дубовый остов с высоким изголовьем, утопающий в грубом пологе. Матрас, набитый сеном, всё ещё хранил запах старых трав и двух дней неподвижного отчаяния.
Внутри зрела не покорность, а странная, ледяная ясность. Что бы ни решил отец – ссылка, заточение, позор – это будет лишь формальность. Приговор себе я уже вынес тремя днями молчания. Я и впрямь сорвал главное действо отца, да ещё при всей Империи. Я выставил его старым правителем, неспособным организовать даже праздник на собственной арене. И самый мерзкий урок был в том, что в его поведении не было ни капли личной обиды.
В дверь постучали. Не мягкий стук служанки, а тяжёлый, утробный удар костяшками по дубу. Сердце ёкнуло и провалилось куда-то в сапоги. Пришёл час.
Дверь отворилась, и в проёме встали двое стражников в наших цветастых ливреях с фениксом на груди. Их лица были высечены из того же камня, что и стены замка.
– Мессир Альтерис. Вас требует к себе его сиятельство Доминар, – произнёс старший, Торгун. Его голос не выражал ровным счётом ничего. Ни осуждения, ни сочувствия.
– Уже? – я с усилием оторвал спину от стула. – А я уж думал, он назначил аудиенцию на полночь. Для антуража.
Торгун не удостоил мою реплику даже намёком на улыбку.
– Его сиятельство ждёт вас в кабинете. Немедленно.
«Немедленно». Какое прекрасное слово. Оно не оставляет места для прощаний, для молитв, для того, чтобы собрать в узел свои разбегающиеся мысли.
– Что ж, не будем заставлять отца ждать, – я потянулся и с напускной медлительностью надел свой лучший, почти новый дублет. Тот самый, с фамильной застёжкой. Ирония судьбы – идти на казнь в парадном. – Ведите, о верные псы дома Веллоров.
Я прошёл между ними, высоко подняв голову. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках, а ноги налились тяжёлой ватой. Но со стороны, я надеялся, это выглядело как уверенная походка… Надеялся. Потому что под этой скорлупой приготовившегося к удару человека, тревога, усмиренная накануне, вновь закипала, заполняя всё нутро. Главное – не дать им увидеть, как тебе страшно. Главное – улыбаться, пока тебя разрывают на части сомнения. В этом, как мне кажется, и заключается вся наша знатная кровь.
Доминар Ардин Веллор стоял у камина в своём кабинете, спиной к двери. Он не смотрел на пламя – он изучал огромный герб из кованого железа и чёрного дерева, что занимал всю стену. Феникс с рубиновыми глазами, застывший в вечном порыве к полёту. «Из Пепла – К Сиянию». Девиз, который сейчас обжигал душу.
Меня ввели в кабинет. Дверь закрылась с глухим стуком. В воздухе пахло воском, старым пергаментом и влажным камнем. Здесь решались судьбы провинций, заключались союзы и объявлялись войны. И сейчас здесь будут решать мою судьбу.
– Подойди, – голос Доминара был ровным, безразличным. Он не обернулся.
Приблизившись, я остановился в нескольких шагах. Передо мной была напряжённая спина отца под камзолом из тонкой шерсти, его седые волосы, уложенные с тщательностью, недостойной, казалось бы, воина.
– Ты знаешь, почему стоит этот герб? – спросил он, наконец поворачиваясь. Его лицо, испещрённое морщинами, было спокойно. Но глаза, острые и безжалостные, выдавали ледяную ярость. – Не для красоты. И не для напоминания нам. Он для них. – Ардин коротким жестом указал на дверь, за которой – весь замок, вся семья, все вассалы. – Чтобы они не забывали, кому служат. Чтобы видели символ, который переживёт их всех. Род – всё. Личность – ничто.
Он сделал шаг вперёд, и я невольно отступил.
– Твоя выходка на турнире, – отец произнёс это слово с тихим шипением, – не была просто глупостью мальчишки. Ты, плоть от плоти моей, дал понять, что планы Веллора можно не исполнять.
Он подошёл к столу, взял лаконичный приказ, скреплённый его тяжёлой печаткой с тем же фениксом.
– Запомни раз и навсегда, – его голос оставался тихим, но каждое слово врезалось в память, как клеймо. – Я могу простить тебе слабость, трусость, даже пьяный дебош. Но я не прощу урона репутации нашего рода. Никогда.
Ардин протянул мне пергамент. Мои руки машинально сомкнулись на свитке.
– Северная застава, Пояс Последнего Вздоха. Командор Валгор ждёт тебя. Ты отправишься туда на рассвете. Без свиты. Без оруженосца. Ты будешь простым Стражем. Будешь спать в казарме, есть из общего котла.
Слова отца обрушились, сметая ту самую готовность, что я три дня выстраивал в себе. Всё тело мгновенно покрылось ледяной испариной. Нет. Только не туда. Пускай на южную границу – отбивать орды дикарей, пускай на корабль – защищать пути от пиратов. Но не Последний Вздох… Граница с Тишиной. Тишиной, которая захватила в ловушку часть мира, будто накрыв её невидимым колпаком. Я даже видел однажды Стражей, которые приезжали к нам в замок. Они были другими. Тишина меняла людей, вплетаясь в их взгляды и жесты. И, глядя на них, инстинкты взывали к первобытному страху.
– Это – моя милость к тебе, сын. Другой на моём месте сломал бы тебя, отрёкся или заточил в башне. Я даю тебе шанс. Шанс сгореть в безвестности, – Ардин смотрел прямо в мои расширившиеся от ужаса глаза, – и возродиться. Возродиться мужчиной. Возродиться Веллором.
«Или исчезнуть навеки» – пронеслось у меня в голове.
Отец повернулся к камину, отрезав себя от моего взгляда спиной. Аудиенция была окончена.
– Выйди. И пусть я не услышу твоего имени, пока ты не докажешь, что оно чего-то стоит.
Я готовился принять любую волю отца? Идиот. Ну чтож… вот она. Свиток в руках был эпитафией. Альтерису Веллору, сыну Доминара. Умер на арене. Похоронен по воле отца в его кабинете. Я развернулся и вышел, уже чувствуя на плечах тяжесть своего нового призвания – Изгой.
ГЛАВА 3. ПРИКАЗ ИЗ ТЕНИ
Валтар гнал коня по мостовой Вардена, и Башня Ордена росла перед ним, как наваждение.
Даже на полном скаку её было невозможно игнорировать. Она впивалась в низкое небо, нелепо и властно, – серый каменный клинок, воткнутый в тело города. Все эти кружевные шпили дворцов, все тяжёлые позолоченные купола храмов – всё стушевалось, съёжилось перед этим простым, грубым столпом.
Чем ближе он подлетал, тем отчётливей проступали детали, от которых холодело внутри даже у жителей города. Камень был отполирован до матового блеска, лишённый украшений и швов. А на вершине из камня вырывался сноп искривлённых стальных труб, торчащих в разные стороны, словно застывшая на взлёте стая ржавых стрел. Уста Башни. Сложнейшая система резонаторов, способная в случае нужды издать «Глас Тревоги» – звук, обращавший в бегство целые армии.
Валтар резко осадил коня у подножия исполинских ступеней, швырнул поводья подбежавшему мальчишке-конюху и, не сбавляя шага, взбежал по лестнице. Его сапоги отбивали сухую, нервную дробь по граниту.
Резные дубовые двери, высотой в три человеческих роста, поглотили его и звук тут же умер в гулкой, вымершей тишине вестибюля. Здесь пахло озоном, воском и абсолютной, безразличной властью.
Стены внутри были обшиты тёмным деревом, намеренно поглощающим любой случайный звук. В них были встроены медные жилы, по которым текла магия, издавая тихий, успокаивающий гул, – будто сама Башня дышала ровно и размеренно, обуздывая шум внешнего мира.
Валтар понёсся по лестнице, перепрыгивая через ступени, которые были покрыты толстыми коврами с абстрактными геометрическими узорами. Вдоль стен висели светильники из матового стекла, в которых были заключены сгустки мягкого золотистого света – пойманные и усмирённые «солнечные отзвуки».
Он остановился только перед массивной дверью из чёрного дуба, инкрустированной серебряной проволокой, образующей схему «Резонансного Затвора». Она не просто запиралась, а запечатывалась звуковым ключом, известным только Корвусу.
Дважды ударив по ней кулаком, Валтар распахнул дверь.
Магистр Корвус был в кабинете, сидя за своим рабочим столом – исполинским монолитом из тёмного, почти чёрного дерева, поверхность которого была отполирована до зеркального блеска. На нём – строгий порядок: тяжёлая хрустальная чернильница, стальные перья, стопки пергаментов, разложенные по цвету сургуча.
Старик поднял взгляд и удивлённо уставился на вошедшего. Он хотел что-то сказать, но Валтар молча протянул ему свиток.
Прошло минут двадцать, но обстановка в кабинете не изменилась. Если не считать одного фактора. Указательный палец Корвуса отстукивал на столе сложный, повторяющийся ритм. Негромко, но неумолимо. Этот стук, похожий на тиканье испорченных часов, въедался в сознание. Валтар, привыкший стоять неподвижно часами, чувствовал, как от этого монотонного дрожания воздуха начинает ныть основание черепа.
На пергаменте сухим, официальным языком описывался «инцидент» на турнире: «…произошла временная нейтрализация магического поля вследствие неконтролируемой интерференции, порождённой младшим отпрыском дома, Альтерисом Веллором…»
Корвус отложил свиток. Его лицо, испещрённое сеткой тонких морщин, не выражало никаких эмоций. Он поднял взгляд на человека, стоявшего перед столом в безупречной позе слушания.
– Валтар. Ты ознакомился?
– Так точно, Магистр, – Инквизитор Арканума кивнул. Его голос был ровным и глухим, как удар по сырому дереву. – «Неконтролируемая интерференция». Любопытная формулировка.
– Именно, – тонкие губы Корвуса дрогнули в подобии улыбки. – «Нейтрализация поля»… Интересно. Не подавление, не поглощение, а именно нейтрализация. Как если бы магия в той точке… перестала существовать.
Он поднялся и подошёл к окну, глядя на раскинувшийся внизу город. Сотни огней, тысячи жизней, пронизанных незримыми нитями магии – той самой магии, что была кровью и плотью Империи.
– Аномалия, способная гасить нашу силу, Валтар. В руках одного из самых влиятельных родов. Вы понимаете, что это?
– Прямая угроза стабильности Империи, – немедленно отчеканил Валтар. – Если Веллоры смогут воспроизвести этот эффект…
Стук пальца резко оборвался.
– Перестань думать как инквизитор, – Корвус всё ещё не оборачивался. – Начни думать шире. Это не угроза. Это инструмент. Уникальный. Пока что.
Он повернулся, и его глаза, холодные и пронзительные, как шило, впились в Инквизитора.
– Представьте, – палец Корвуса снова застучал, но теперь быстрее, – Представьте абсолютный барьер. Место, где магия перестаёт быть данностью. Где наш враг оказывается голым и беспомощным.
– Это слишком опасно, Магистр, – Валтар не сдержался. – Такую силу нельзя контролировать. Её нужно изолировать. Уничтожить, если понадобится.
Корвус впился взглядом в собеседника. В его глазах было плоское, почти скучающее раздражение.
– Мы же говорили об этом только что… Мысли шире. Я терплю твою прямолинейность, но в пределах разумного.
Инквизитор промолчал, глядя на магистра, и тот продолжил:
– Ардин Веллор совершил стратегическую ошибку. Он увидел в этом позор. Очень зря.
– Он отправлен на Границу, – сообщил Валтар. – На заставу «Последний Вздох».
– Глупец, – коротко резюмировал Корвус.
Магистр вернулся к столу, взял перо и обмакнул его в чернильницу.
– Первый приказ, – его голос стал тише, но от этого лишь твёрже. – Наблюдение. Направьте к нему одного из наших лучших Слушателей. Пусть он станет тенью этого парня. Он не должен исчезнуть в Тишине или попасть в лапы Квиетистов. Я хочу знать о каждом его шаге, о каждой вспышке его… дара. Особенно о том, как он взаимодействует с Тишиной.
Он быстрыми, точными движениями начертал несколько строк на маленьком листке пергамента, подписал и приложил свою личную печать – стилизованное ухо с исходящими от него волнами.
– Валтар, – Корвус протянул приказ помощнику. – Абсолютная секретность.
Инквизитор взял свиток, но не решался уйти, глядя на задумчивого Магистра. У того в голове складывался какой-то пазл. Или, наоборот, – не складывался.
Валтар уже взялся за ручку двери, когда стук пальца за спиной стал резким, почти яростным.
– И ещё, Валтар.
Инквизитор обернулся. Корвус смотрел на него так, словно видел сквозь него.
– Отчёт о ритуале Наложения Печати на Альтериса Веллора. Мне нужны все свитки. Все свидетельства. Я хочу знать каждую секунду того дня, когда он получил этого фамильяра.
– Для чего? Феномен проявился только сейчас.
– Потому что семя было посажено тогда! – стук пальцев Корвуса оборвался. – Феникс не мог просто «не явиться». Его что-то вытеснило. Я должен знать что. Теперь иди.
ГЛАВА 4. ТРИ КОЛЬЦА ТИШИНЫ
Воздух на дворе был густ от запаха конской сбруи, пота и пыли. Я прижал к груди свой убогий узел с пожитками – всё, что взял с собой из тех позолоченных покоев, что домом уже не были.
Отряд, направлявшийся к Пограничью, представлял собой нестройный караван. Впереди и сзади – десяток стражников. А в центре – тяжелогружёные фургоны и повозки, скрипящие на ходу. Из-под брезента виднелись бочки с солониной и зерном, мешки с мукой и ящики с тем, что на Пограничье ценилось выше золота – запасные части для арбалетов, стальные наконечники и, возможно, пара новых артефактов от столичных кузнецов.
И тут я увидел её.
Появление девушки было настолько же неуместным, как орхидея на плацу. Прямые каштановые волосы спадали на стальные латы, а большие карие глаза, казалось, были созданы, чтобы излучать доброту. Милое лицо дышало такой юностью, что её можно было принять за дочь одного из стражников, затерявшуюся в толпе.
Если бы не доспех.
Не просто латы, а вторая кожа, отливающая тусклым стальным блеском. И на нагрудной пластине, прямо над сердцем – то, от чего у меня похолодело внутри – символ Ордена Резонантов. Концентрические кольца, будто от камня, брошенного в воду. Серебряные, мерцавшие тихим, неоспоримым светом.
Три кольца.
Третий ранг. В Ордене, где четвёртый был уделом легенд, третий означал силу, с которой считались генералы. И такую силу приставили к опальному отпрыску, которого ссылали на край света?
Мои мысли прервались, когда она приблизилась.
– Альтерис Веллор? – звук её голоса был похож на пение стеклянных колокольчиков. – Я Серафина Вент. Магистр Корвус счёл необходимым обеспечить вашу безопасность в пути. После столь… яркого выступления на турнире.
Она улыбнулась, и в уголках её губ играли ямочки. Я вглядывался в её глаза, пытаясь найти там ответы.
– Надеюсь, наше путешествие пройдёт спокойно, – её тон был пропитан учтивостью.
Она легко вскочила на подножку повозки и жестом пригласила меня последовать её примеру.
– Наше место здесь. Надеюсь, вы не боитесь тряски, – она улыбнулась снова.
Я забрался в повозку следом, устроившись на ящике напротив неё. От стенок повозки тянуло сыростью, а сзади доносилось мычание привязанной к повозке коровы – свежее молоко для командования заставы, последняя роскошь перед краем света.
Тряска в повозке выбивала душу из тела. Я сидел, вцепившись в край ящика, и пытался не смотреть на Серафину, которая напротив с невозмутимым видом проверяла заточку своего кинжала.
Обоз растянулся, и нашу «компанию» в фургоне составляли несколько стражников.
– Эй, Гном, не храпи, а то Бездна услышит! – ткнул соседа в бок костистый блондин с хищным лицом.
Тот, низкорослый и широкоплечий, с густой, чёрной, как смоль, бородой, только хрипло хмыкнул, не открывая глаз:
– Отстань, Коготь. Я не храплю, я… медитирую.
– Ага, а я Принц Асторский, – парировал Коготь, ловя на лету выпавшую из его же рук застёжку плаща. Его пальцы, нервные и быстрые, никогда не оставались в покое.
Рядом с ними, в самом углу фургона, притулился совсем молодой парнишка. Он так и представился – Зяблик. Лицо в веснушках, глаза слишком большие для этого мира. Он не просто сидел – он вжимался в стенку, будто пытался стать частью дерева. Его пальцы бессознательно теребили потрёпанный шов на рукаве.
– А ты, дева, – Коготь перевёл свой острый взгляд на Серафину, – наша почётная охрана? Или тебе просто скучно в тёплых покоях Башни стало?
Серафина подняла на него свои огромные карие глаза. Улыбка была виноватой и наивной.



