Путь в Лас-Вегас: Флоп, Тëрн и Ривер

– А чего ты ждал? Что я начну перечислять свои любимые мультики детства?

– Не знаю, нет наверное, – озадаченно ответил Арнольд, – но просто удивительно что ты столько всего помнишь.

– Да, те события оставили очень яркий след в моей памяти, – Бен что-то еще хотел сказать, но Арнольд его опередил.

– Люди в основном не помнят ранний период своего детства, – заметил босс.

– Да и школьные годы то не помнят, – добавил Бен. – Но я достаточно рано начал себя осознавать человеком взрослого мира.

Арнольд бросил на Бена оценивающий взгляд. В беседе нависла короткая и неловкая пауза. Боссу явно нравилось происходящее, он втянул пленника в свою игру. Бен, как искусный игрок, позволил почувствовать первенство своему оппоненту, жадно проглатывающему любую наживку. Он плыл по течению, но затаив за спиной якорь, хотя, возможно, ему так только казалось. Оба игрока блефовали, и только бросив последние карты на стол, станет известно, кто из них обезоружен.

– Значит ты у нас был взрослый не по годам, да мистер умник? – продолжил Арнольд.

– Можно и так сказать, и у меня даже есть теория, которая вероятно объясняет истоки появления моего мировоззрения, – поймав кураж, ответил Бен.

– Ну так, будь любезен, поведай её.

– Многие дети, – выдохнул Бен, и с очень нарочито поникшим видом продолжил, – проводят свое время бездарно. Конечно, может быть я не прав с точки зрения морали, но посуди сам, чем занимаются дети? Если это пацаны, то они катают машинки, играют в игры всякие, а у девочек и того хуже, куклы и… куклы.

– Извини перебью, но ты говоришь о своём детстве, а сейчас ситуация и того хуже, – выразил босс, – куклы хоть как-то развивали детей, но когда все игрушки заменили компьютеры и планшеты, я честно говоря, потерял веру в светлое будущее людей. Кем они вырастут? Зомбированными овощами.

– Пожалуй соглашусь. Но у меня же было всё совсем по-другому. Да, у меня были машинки и очень много, я играл в детские игры, а больше всего я любил конструкторы, и мог собрать что угодно, не глядя в инструкцию, но это было не главное.

Я отличался от других детей не только тем, что мои родители могли позволить дарить мне дорогие игрушки. Действительно особенным меня и моё детство сделало то, что вместе с родными и их знакомыми, я постоянно мотался по всем тусовкам, и сам того не осознавая, поглощал всё то, что они в себе несли. В то время, люди были харизматичнее что ли, ну и конечно гораздо опаснее чем сейчас. Я не говорю, что это были плохие люди, нет, но они были действительно колоритными персонажами. Много вещей случалось на моих глазах в то время, когда другие дети уже ложились спать, а я прохлаждался со взрослыми и как поплавок маячил на очередной вечеринке или свадьбе.

Как правило, я всегда был единственным «мелким» на всех этих тусовках, и мне доставалось больше всего внимания. Я был любимчиком абсолютно у всех наших знакомых на любой вечеринке. Все меня развлекали, дарили подарки, но не только потому, что я был милым ребенком, а потому что я отлично вписывался в их компанию, как бы это не странно звучало. Я был очень общительным, энергичным и затейливым парнем, с которым было интересно даже взрослым. Дополнительно подзадоривать меня не нужно было, я очень легко находил контакт даже с незнакомыми мне людьми, и делал обстановку на тусовке ещё веселее.

Однажды в гостях, где как всегда было очень много человек, и они как обычно что-то отмечали, меня начал провоцировать один паренек, который был старше меня на два или три года, плюс ко всему, он был сыном хозяев квартиры. Что про меня не говори, но в таких ситуациях в детстве и по молодости, я долго не колебался. Я побил этого мальчика прямо на глазах у всех, включая его родителей. Несмотря на разницу в возрасте и габаритах не в мою пользу, я отдубасил его так, что он даже пикнуть в ответ не смог. Он был тотально унижен на глазах его родных, забился в угол и заскулил как щенок. Парень ошибочно думал, что будет весь вечер надо мной издеваться, и наверняка уже строил такие планы. Видимо у него такие номера проходили с другими малышами, и родители не подали ему правильный пример. Что ж, пришлось мне исправить пробелы в воспитании.

И что ты думаешь!? Я только что в гостях, укладываю на глазах папы и мамы их сына, и это явно не очень приятная для них картина. В любом другом случае, это как минимум повлекло бы ссору между ними и моими родными, а конкретно моим дядей, который был их другом и находился там. Однако я настолько нравился всем, кто там присутствовал, включая родителей этого мальчика, что мне ничего не сделали – ни малейшего замечания. Более того, меня похвалили. Вот так! Я уложил пацана сильно больше и старше меня – это знаешь ли впечатлило абсолютно всех, особенно мужчин. Потом ещё очень долго ходили рассказы о моих бойцовских способностях в самых хвалебных эпитетах.

– Очень хорошо, – заметил босс. – Уверен, что после такого, тебя ещё больше зауважали.

– Конечно же, и дед, и дядя, который был там. Да, ему очень понравилось зрелище. Он ещё долго вспоминал тот случай и гордился мной.

Бена уже было не остановить, он начал погружаться в собственную жизнь, его слова становились все более эмоциональными. Рассказ, который так хотел услышать Арнольд, стал раскладываться перед ним, как кадры из кинофильма.

– С детства во мне закладывались такие вещи, которые к другим приходят в возрасте постарше, а к кому-то не приходят и вовсе, – объяснял Бен. – И я сейчас говорю не про банальное воспитание. Как раз нет. Меня никто никогда не воспитывал, а те кто это пытался делать, просто меня не знал, и был человеком не из моей семьи. В моей семье как такового воспитания не было. Родные дали мне гораздо больше пользы чем нравоучения. Они выводили меня в свет, показывали как общаться со взрослыми, показывали на своих и чужих примерах, как можно решать ситуации в свою пользу, какие ошибки нельзя совершать, показывали как быть сильным и уметь отвечать за свои слова и поступки. И я не буду лукавить, всё это сопровождалось встречами с влиятельными людьми и помпезными вечеринками, которые во всех смыслах делали моё детство богаче.

Будь то наш дом, или поездки в гости, везде был люкс. Не было ни дня, чтобы кто-то в нашей семье в чём-то нуждался. В любое время и любой день, мои родные могли себе купить практически что угодно, и поехать на чём угодно и куда угодно. Ну а больше всего мне конечно запомнились рестораны и яхты – роскошные и большие, где собиралась вся моя семья, родственники и друзья. Я помню огромные банкетные залы, буквально царских размеров, сотни гостей, вкусную еду, нескончаемые тосты и танцы, переходящие в пьяные стычки и даже драки. Что не говори, но русские и кавказцы умеют гулять, и не один народ с ними даже близко рядом не стоит по этому показателю.

Американцы круты в кино, спорте и музыке, я люблю итальянцев за их сладкий на слух язык, футбол, культуру, природу и кухню. Вообще все народы чем-то славятся. Но вот шикарнее русских, никто не умеет гулять, и тут даже дело не в том, сколько денег они тратят, а в том неописуемом образе, который они создают о самих себе, сидя в ресторанах. Возьми даже русские или кавказские свадьбы, ну кому ещё в голову придет, собирать на эти мероприятия сотни человек!?

– Как ты думаешь, почему русские так ярко гуляют? – спросил Арнольд.

– Наверно потому, что есть что-то трагичное в русском и кавказском народах, поэтому и гуляют они от всей души.

– А это между прочем многое может объяснить. Чем тяжелее судьба, тем пышнее праздник.

Бен лишь молчаливо кивнул в ответ, и продолжил:

– Я не могу сказать, что помню всё, что происходило со мной в маленьком возрасте. Безусловно, многое мне рассказывали родные, но моё нутро было изначально пропитано этой жизнью, фундамент был заложен уже тогда. Именно по этой причине, я видимо сижу сейчас перед тобой, именно по этой причине, я редко уважал аморальных типов, не ценящих свою семью и близких. Я не понимал сверстников, которые говорили, что ненавидят свою мать или отца. Уже позже, я конечно познал и другие истории, где в семьях творится чёрт знает что, и где если ты недостаточно силён, то вечером снова будешь поколочен безработным отчимом, который пропивает зарплату матери, и пока она на работе, занимается так называемым воспитанием детей. Конечно такие родители уважения заслуживать не могут.

– Что ж, знаешь, все эти бла-бла на счёт уважения…, – сказал босс.

– Не совсем понимаю, о чём ты, – перебил Бен.

– Ну так ты дослушай, – строгим тоном ответил Арнольд, – Уважение к людям, чтущих семейные ценности, всегда выражается как должное. Я не буду оригинальным, и скажу, что того же мнения о всех этих семейных цацках, – сказал босс.

– И всё же как я понял, ты пренебрегаешь такими понятиями? – спросил Бен.

– Какими понятиями? Семейными ценностями? – уточнил Арнольд, слегка поперхнувшись.

Бен кивнул в ответ.

– Вовсе нет. Просто мне не столь повезло с семьей Бен, – ответил Арнольд.

– Да, про твои отношения с отцом я помню. Но неужели все в твоей семье были такие? – спросил Бен, хотя на лице у него считывалось безразличие, которое легко заметил Арнольд.

– Если тебе это правда интересно, то я коротко тебе отвечу, что не было у нас как таковой семьи.

Бен так с улыбкой посмотрел на Арнольда и произнёс:

– Мне кажется ты бы хотел об этом поговорить, но твоё положение тебе не позволяет этого сделать, или я ошибаюсь?

– Если я что-то хочу, то делаю и получаю это, не забывай. О себе я расскажу позже, если это понадобится, а сейчас продолжается твой ход.

Они сделали секундную паузу, будто что-то осмыслили друг о друге, и может босс и хотел бы развить эту тему и добавить ещё пару слов про «своих», но ему надо было гнуть основную линию, поэтому Бен просто продолжил свой рассказ:

– Я с детства всегда видел корень и причину лжи, фальши, и всего того отчего мне становилось тошно. Когда меня не любили, то не любили за то, что я чувствовал нутро человека. Меня просто ненавидели учителя и взрослые, которые вели не честную игру. Другим детям было всё равно. Они не вникали. А я всегда видел лгунов насквозь, видел их подлые поступки. Когда ты видишь мразь насквозь, то получаешь незабываемое удовлетворение, словно отчистил рану от гноя. Их морда покрывается пятнами, а взгляд становится стыдливым и ненавистным. Скулы сжимаются, глаза бегают.

Я был слишком самонадеян, мне следовало скрывать это, но все мои эмоции были написаны у меня на лице. Я не понимал, что нельзя быть борцом за справедливость, не в этом мире, и за это я всегда платил и оказывался внизу списка, несмотря на то, что в честной игре, я почти всегда побеждал любого противника.

Будь то спорт или учёба, а может и просто очередная забава во дворе, я всегда был на высоте, но я не хотел извлекать из этого выгоду, понимаешь о чём я? Я считал неблагородным делом хвалиться и унижать проигравших. Мне хотелось сохранить не только своё достоинство, но и достоинство моих оппонентов и партнеров. А другие так не делают. В основном все достигнув какой-то цели, начинают ещё больше набивать себе цену и задирать нос. И меня всегда раздражало это, и мне по жизни с детства, было не по пути с такими людьми.

С одной стороны, я много чего не дополучил из-за своих принципов, с другой – это раз и навсегда отсекало от меня двуличных и жалких людей. Большинство знакомств заводится с какой-то целью, в основном, чтобы использовать кого-нибудь. А я никогда не мог смириться с этим. Почему нельзя просто так общаться? Именно поэтому я всю жизнь одинок, даже несмотря на то, что у меня была лучшая семья и верные друзья, но я был слишком сложен для них, и для себя. Я редко шёл на компромиссы, особенно наперекор своим принципам, ради чей-то, а иногда даже своей выгоды. Я пытался поступать справедливо, но людям это не всегда нужно. Им нужно чтобы было удобно. Вот и вся загвоздка.

– Что ж, мне всё больше становится ясно…, – босс делает паузу, и не говоря, что именно, произносит: – Ты сказал, что почти всегда побеждал. Как тебе это удавалось?

– Хороший вопрос, – Бен очень задумался и когда нашёл слова для ответа, сказал: – Пожалуй, отвечу пафосно, но....

– Бен, пафос – это твоя жизнь, не лукавь, – перебивает босс, на что Бен лишь ухмыльнулся.

– Я не могу тебе ничего ответить кроме того, что во мне жила какая-то космическая энергетика. Это загадка всей моей жизни. Слово «победа» было ключевым. Я не знаю почему, но даже к самым глупым и малозначимым играм, я относился серьёзно. Сейчас я понимаю, что был наивным дураком, ведь никто из моих сверстников не ценил это стремление. Они играли чтобы пообщаться, без фанатизма, а у меня всегда был принципиальный настрой. Своих партнеров я настраивал только на победу. Наверное я того сам не осознавая воспитывал в себе и развивал чемпионских дух. Но всё началось со спорта.

Отец, когда мне было шесть лет, отдал меня на футбол. На тот неосознанный период, спорт мне не нравился, и я не мог его предпочесть поездкам с дедом по его магазинам, или походам с тётей или дядей по гостям. Однако через годик, сменив пару команд очень сильного уровня, где требовали неизвестно что, отец решил отдать меня в более скромную команду. И тут футбол захватил меня.

Ещё до прихода в школу, я узнал, что такое коллектив – «один за всех и все за одного». В футболе я преуспел быстро, и примерно за год стал капитаном команды, играя на позиции нападающего. Я не забивал больше всех, но забивал именно тогда, когда другие не могли, а мы висели на волоске.

– Это называется дух победителя, – сказал Арнольд.

– Да, и чтобы это в себе воспитать, нужно как минимум два фактора: воспитатель, и твои задатки. Если у тебя есть ментор, но нет стержня, ничего не поможет, и наоборот, если ты родился с характером, но тебе не дали необходимую базу, то тебе будет как минимум сложнее. У меня же было и то и другое. Дядя, отец и дед научили меня многому, и прежде всего бороться до конца, и подавлять слабость и усталость в тяжёлые моменты. Я схватывал на лету все эти уроки, и был гораздо закалённее своих сверстников. Поэтому вряд ли найдется хоть один человек вне семьи, кто видел бы меня в слезах или просящим о помощи. Я очень рано научился держать удар, и когда началась школа, я был достаточно взрослым, на фоне других детей конечно же.

– Расскажи о своей школе, как ты учился?

– Да уж, школа, как много она мне показала, и много чего дала. Первый класс моего обучения прошёл как нельзя круто, у меня были отличные оценки, за исключением одного-двух предметов, меня очень любила классная учительница и всегда помогала, к тому же мама, уделяла мне много времени, и не позволяла расслабляться. Но именно в том же первом классе, случилось то, что в дальнейшем кардинально изменило мою школьную жизнь. Я никогда не забуду того дня, когда на уроке математики, за мою парту посадили Алекса.

До того момента, я ни с кем в классе особо не общался, только изредка с девочками, потому что, приходя домой, мир мне казался более привлекательным чем в школе, а взрослые друзья нашей семьи, были для меня куда интереснее, чем эти сопливые одноклассники. Но Алекс был другим, я понял это сразу. Весь урок он мешал мне заниматься, а ведь я сам не любил этого делать, но был слишком скромен, чтобы не слушаться учительницу. Алекс был развязней меня. Он постоянно пялился ко мне в тетрадь, пытался заговорить, и поначалу я старался его игнорировать.

К сожалению, я не помню, что произошло дальше, но видимо то, что он познакомил меня с ещё одним чуваком – Данилой. Поскольку это было уже в конце года, перед каникулами, наша дружба не успела стать крепкой, и мы не натворили «чудес», но для себя я тогда отметил, что скоро всё может измениться. Эти двое не были похожи на остальных, было видно, что они из хороших семей, не плохо одеты, что у ребят тоже были интересы, которые опережали развитие остальных.

Тем временем, мой рассудок темнел вместе с цветом моих волос. Из светлого ангелочка, я превращался в неутомимого чертёнка. Я всё больше и больше доставал своих родных тем, что обижал брата, не слушался, постоянно шумел, и всё меньше хотел делать домашние задания. Единственное, что могло меня напугать, когда мама говорила, что сдаст меня в интернат – наивно даже для ребенка, но я постоянно верил ей. Наивность – это вообще мой минус, я никогда не мог понять того, почему при моем относительно здравом рассудке, я такой наивный. Тем не менее жизнь шла отлично, я нашел друзей в школе, играл в футбольной команде, что конечно отнимало у меня кучу времени. Постепенно, как я ранее говорил, посиделок в гостях становилось меньше, все становились старше и серьезнее. Дедушка и бабушка старели, дяди и тети завели свои семьи, и у них появились свои дети, а отношения моих родителей стали заметно трещать по швам. Наступали очень серые времена.