1517. МИШЕЛЬ И ДИАНА

– Ну, хоть я и портрет не видел,

Скажу, в реале вы прекрасны!

– Он также говорил мне, сидя

Передо мной на стуле красном.

И я надеюсь, вы не лжёте,

И я действительно занятна,

Хотя вас всех одно заботит –

Чтоб время провести приятно.

Мишель отвлёкся на минуту,

Красотке дав воды бокал,

И сразу, словно мяч надутый,

Подпрыгивать тихонько стал,

Весь в предвкушении развязки.

И дама это уловила,

И юношу, вгоняя в краску,

Улыбкой милой наградила.

– А кто была твоей подружкой? –

Мишель опять спросить посмел,

Причём, спросил уже на ушко,

Так близко он сейчас сидел

К чудесной девушке в телеге.

– Подружка тоже из Сеннара.

Милан был весь завален снегом,

И только мы одни, с загаром.

Поклонников собрали массу.

Наш род идёт же от нубийцев,

И как тебе уж стало ясно

Красивы очень наши лица.

– Особенно приятны губы, –

Мишель кивнул со стороны. -

Строенье ног весьма не грубо,

В вас что-то от морской волны.

Свобода, грация и гибкость.

– Тогда скажи, красива я?

Но только не иди на хитрость.

– Да ты подзавела меня

Получше всякой танцовщицы!

Особенно, твой взгляд, манящий.

И я согласен: ваши лица

Действительно весьма изящны.

Мишель и сам уж не заметил,

Когда на “ты” он перешёл

С той дамой, что к себе приветил,

Дав ей приют, а также стол,

Где выставил еду и воду

С намерением вскипятить,

Пока так хороша погода,

Чтоб чай с красоткой разделить.

И что ж, в Милане дальше было?

Развязку яркую я чую.

Признаюсь, не люблю я мыло,

Рассказы про любовь чужую,

Но здесь присутствует интрига,

И ты меня ей увлекла.

Я словно погрузился в книгу,

Где чудных сцен до потолка.

Наверное, вы дом купили,

И он не затихал от бала,

Потом и титул получили:

Он – граф, а ты графиней стала.

Быть может, и Сеннар в общенье

С Миланом сильно преуспел

И торговал с таким уменьем,

Что каждый с радости запел.

– Давай-ка лучше я продолжу!

Мой Бруно очень счастлив был,

Он любовался моей кожей,

Улыбкой и, буквально, выл

От тех своих желаний диких,

Что возникают в оконцовке,

Когда разглядываешь тихо

Таких, как я, без остановки.

Но есть закон у нас в Сеннаре,

Что охраняет мою честь,

И потому мы с Бруно ждали,

Когда распишут нас, и здесь

Прям в доме, в итальянской шляпе,

Меня женой он назовёт,

Ну, а потом султану-папе

Как тестю руку он пожмёт.

Гудела свадьба и плясала,

Лютнист играл на виуэле,

А во дворе толпа гуляла

И хором серенады пела.

Друг жениха, напившись сильно,

Стал бить по окнам в доме стулом,

Но в целом праздник шёл наш стильно,

И мне понравился мой Бруно.

Жених он, верный, между прочим,

Но почему-то так пуглив,

Что связывает каждой ночью,

На грудь коленкой надавив.

– За что такие пытки, право? -

Ты спросишь у меня тревожно. –

Не то чтоб, не пришлась по нраву,

Хотя подумать это можно.

Ему мерещится, что ночью

Я становлюсь быстра, как мышь,

И рву людей клыками в клочья.

– А после, – говорит. – Летишь

По дому, слуг моих пугая,

Кругами прям под потолком,

А иногда ты, дорогая,

Идёшь вниз головой пешком.

Ещё он говорит, что кровью

Я наполняю свой бокал

И пью её, а я не помню

Всё то, что он мне рассказал.

Вообще не помню, просыпаясь,

В кого я превращаюсь там,

И вот однажды, не прощаясь,

Сбежала прочь я по дворам.

Милан ко мне был добрым очень,

И там я счастье обрести

Хотела честно, между прочим,

Но странно начал муж вести,

Доказывая, что на крыльях

Я начинаю в ночь летать,

И вот разубеждать усилья

Мне надоело прилагать.

– Но ты и здесь сейчас летела,

Пока в телегу не упала, -

Сказал Мишель оторопело,

Но гостья жёстко отрицала:

– Да что вы, с Бруно сговорились?

Как две пчелы, направив жало,

Мне прямо в спину обе впились!

– Что было дальше, как сбежала?

– А он вдогонку бросил стражу.

Я путала свои следы:

То луком ступни ног обмажу,

То шла по дну речной воды,

Чтоб сбить собакам нюх немного,

И после удалось удрать,

И вот теперь, устав с дороги,

Я очень сильно хочу спать!

Я снова опишу Мишеля:

Высок, умён, одет со вкусом,

Природной силою владея,

Он мог скакать весьма искусно.

Большие плечи, чуть не бритый,

Задирист, дерзкий и умён,

Сейчас сидел он с ртом открытым

Чудесной дамой впечатлён.

А дама стоила вниманья:

Изящный вид, и впрямь ухожен?

Красивое лицо, в желаньях

Скромна, да и умна, похоже.

Чиста, опрятна, аккуратна,

Мила, прекрасная осанка,

И столь безудержно приятна,

Как и любая африканка.

Слова её журчат, как речка,

Текут из губ её волшебных,

Их слушать можно бесконечно,

В любых объёмах ежедневно.

С ней даже можно лезть в нюансы

Всего, что обсуждают в мире,

Во время романтичных странствий,

От войн до цифр на транспортире.

Вот так Мишель о ней подумал,

Но был ли он ей интересным,

Когда, похоже, её думы

О прошлом лишь, здесь неуместном.

Она могла бы стать моделью

Для лучших жанровых полотен.

Как жаль, что нету акварели,

Запечатлеть желанья плоти.

И всё же он понять хотел,

Насколько стал он важен ей,

Пока теплом её согрел

В телеге кочевой своей.

Быть может, скажет свои планы,

Прервёт ли отношенья с мужем,

Или залижет свои раны

И вновь на крыльях вдаль закружит?

– Так ты назад вернёшься к Бруно? -

Пролепетал ливанец ей.

Негромко так красотке юной,

Вопрос он задал, чтоб ясней

Была в телеге обстановка,

Ведь если дама занята,

Принц не хотел ей стать массовкой,

Когда в общенье – мерзлота.

Но только нет красотки рядом,

Девчонка снова птицей стала.

Окинув принца нежным взглядом,

Взметнулась ввысь, да и пропала

Среди пушистых облаков.

Потом Мишель чуть-чуть привстал,

И, вырвавшись из цепких снов,

Он понял, что лишь крепко спал.

Он спал при слабом свете лунном,

И всё ему приснилось сразу:

Сеннар, Милан, султан и Бруно,

Наргиз и все её рассказы –

Видение всего лишь это,

Каприз прелестной, милой ночи,

Как сцена классного балета

И занимательная очень.