Истинная история царевны-лягушки. Оптимистический постапокалипсис

– Держись, эта… как тебя там… Васька, уже бегу! – воскликнул я и в три прыжка одолел разделявшее нас расстояние. Чудом увернувшись от просвистевшей рядом сумищи, я огрел пытавшуюся встать лягушку палицей, размозжив ей голову.

– Прынц, сзади! – воскликнула моя невеста. Липкий язык обвился вокруг моей лодыжки и чуть не опрокинул. Но валенок придавил его к земле в паре сантиметров от захваченной ноги. – Руби его!

– Нечем! У меня только палица! – я принялся делать отбивную.

Вконец измученное животное так дёрнуло израненный язык, что мы с Василисой оба полетели на землю, а лягушка, пуская пузыри, исчезла в трясине. Не успели мы порадоваться, как из воды выскочило земноводное больше предыдущих и придавило меня своей тяжестью. Уже задыхаясь, я услышал свист. Почувствовал, как от удара содрогнулась туша чудища. А потом лягушка обмякла. Легче мне от этого, правда, не стало. Сбоку появилась моя замарашка.

– Что это было? – прохрипел я.

Василиса шмыгнула носом и, улыбаясь, показала мне зажатую в руке путеводную стрелу. Интересно, как это я смог её обогнать? Или она всё это время круги вокруг нас нарезала?

Совместными усилиями мы кое-как отодвинули тушу. Хватая ртом воздух, я махнул рукой, призывая следовать за собой. И, ругаясь, поплёлся к Ницше.

– Какого лешего тебя сюда понесло? – моему возмущению не было предела. Мы шли по разные стороны от ослика, постепенно продвигаясь к краю леса. – Зачем тебе эти лягушки?

– Грибочки, ягодки, – пробормотала моя невеста. – Гуляла, опять же…

– Гуляла она. Такие прогулки могут очень плохо кончиться, – я назидательно поднял палец и замер.

– Умная мысль шибанула? – девушка с недоумением воззрилась на меня. – Что встали?

– Бегом! Скорее! – рявкнул я, дал пинка Ницше, попытался достать Василису, не смог, и помчался вслед за ними.

– Почему бежим? – на ходу спросила замарашка.

– Паук! – коротко ответил я.

Объяснять, что эти мерзкие твари ощупывают местность в поисках жертвы невидимой ниткой паутины, которую и почувствовать то очень сложно, не хватало ни времени, ни дыхания. Паук нас засёк и наверняка уже двигался в нашу сторону. Я каким-то чудом почуял следящую нить. Надеюсь, не слишком поздно.

Мы уже почти достигли края леса, когда влетели в паутину. Восьмилапый охотник нас обыграл.

– Прынц, замри! – тихонько скомандовала Василиса.

Я послушно застыл. Так мы вдвоём и висели, затихарившись. Только Ницше вопил как резаный и бился в истерике. А ещё философ. К нему-то и направился появившийся вскоре огромный паучище. И как только такую тушу нить выдерживает.

Стараясь двигаться как можно незаметнее, я дотянулся до сумы. Карманный арбалет скользнул в мою ладонь. Я взглянул на маленький болт, лежавший в ложе, и разочарованно цыкнул. Потом мой взгляд упал на стрелу, благодаря которой я оказался в этой ситуации, на наконечник, корпус которого потрескался и погнулся от удара об огромную лягушку.

– Как там говорил Кулиб? Соединяешь красный с жёлтым, запускаешь и молишься, чтобы сработало? – постарался я вспомнить науку нашего техника. Обломив древко, я кое-как втиснул стрелу на ложе арбалета.

– Интересно, – раздалось рядом.

Повернув голову, я обнаружил свою невесту, стоявшую рядом с паутиной совершенно свободной. Челюсть моя отвисла, но тут Ницше перестал орать, окончательно спеленатый пауком.

– Отпусти осла!!! – заорал я, вскинул арбалет и выстрелил.

Стрела нехотя вылетела из ложа, ударилась о брюшко паука и запуталась в волосах. Пару секунд ничего не происходило, а затем сверкнуло, и аккумулятор блока питания стрелы разрядился в восьмилапого. Не знаю уж, какой там заряд, но через паутину досталось даже мне, не говоря уж о Ницше, который находился совсем близко.

Когда я пришёл в себя, мы с осликом лежали рядышком на травке чуть ли не в обнимку. Васька стояла рядышком с тушкой запечённого паука и с азартом в ней ковырялась.

– Надо уходить! – прохрипел я и попытался растормошить Ницше.

Бесполезно. Он явно был жив, уши его периодически потряхивались, ноздри трепетали. Но выбираться из сетей Морфея мой ослик категорически отказывался. Я с трудом взвалил его себе на плечи и, шатаясь, словно маятник в батюшкиных часах, поплёлся прочь из проклятого леса.

Никто нас больше не преследовал – весть о смерти восьмилапого охотника ещё не долетела до остального зверья. Кто-нибудь вряд ли осмелился бы отбивать у него добычу. Но вот когда местные зверюшки узнают, что территория освободилась, здесь будет тесно. И опасно. Поэтому лучше времени не терять.

– Подожди меня, прынц! – раздалось сзади. Вскоре Василиса догнала меня, а ещё через полсотни шагов мы покинули Тараканий лес.

7. Только к ночи мы добрели до палат. Отовсюду доносились звуки веселья, распития, а кое-где и мордобития. Весь этот праздник прошёл мимо нас. С трудом переставляя ноги под грузом ослиной тушки, я с громом упёрся лбом в дверь кухни. По крайней мере, мне именно так показалось. Но за шумом празднования гром, видимо, никто не услышал. Василиса, видя, что дверь не открывают, подошла к окошку и постучалась. Через томительных полминуты дверь открылась. Внутрь. Туда-то я ввалился, как безбашенный ныряльщик. Ницше сделал невероятный кульбит, встал на лапы и невозмутимо отправился на конюшню.

– Нигилист! – почему-то пробурчал я.

– Ах ты ж, батюшки! Ванюша, солнышко, что с тобой? – забегала вокруг меня Жанна.

– Спокойно, мамаша! – остановила её Василиса. – Отставить панику! Баньку прынцу, да поживее!

– Да, точно, баньку! – Жанна собралась было бежать, но подозрительно глянула на командующее чучело: – А ты кто такая?

– Невеста я. ЖИВО!!!

Такого рёва от этой мелкой замарашки я не ожидал. Жанна тоже. Кухарка сорвалась с места и помчалась за банщиком, по пути поняла, что он гуляет вместе с челядью царевичей, промчалась в зал, через минуту вернулась с ним под мышкой.

– Спит, сволочь. Нахрюкался, – проворчала она и бросила свою ношу под кустик акации. – Ну-ка, милочка… давай помогай.

Вдвоём с Василисой они натаскали дров, воды. Вскоре вместо бани я отмокал в большом ушате. Сквозь марево пара и усталости мне померещилась прекрасная русоволосая и ясноглазая девушка, подносящая мне изящный бокал вина…

– Отварчику хлебни, прынц, – донёсся квакающий голос, и видение растаяло. – Бодрит.

Отвар действительно бодрил. Изысканным это питьё назвать было нельзя, но зелье было достаточно приятным, с кислинкой. Кружка в руках тряслась и стучала о зубы. Мышцы после таскания вредного осла ныли.

Спустя полчаса вода остыла, отвар был выпит, и никакого смысла дольше сидеть не было. Больше никто возле меня не хлопотал, не жалел, не пробовал накормить или напоить. А перекусить бы не мешало. Завернувшись в лежащую на лавке простыню, я вышел из комнаты кухарки, в которой принимал ванну, на кухню. Обе дамы сидели за столом и ревели.

– Что-то случилось? – тревожно спросил я.

– Эх, доля наша бабская, – промычала сквозь слёзы кухарка. – Как девочка настрадалась… А мачеха-то какова!? Зимой, да за подснежниками! Да на упряжке из мышей! – я подозрительно уставился на Жанну, однако она не обратила на мой взгляд никакого внимания. – И правильно, что сбежала, девочка! Береги её, Вань. Вы, конечно, мужики, козлы непонимающие. Ничего не смыслите в наших проблемах. Но ты, Ванюш, ведь не такой! – и тут же, обернувшись к Василисе: – А если обидит – приходи, сковородку дам.

– Жан, поесть бы…

– Ох ты ж, батюшки! Ребёнок не кормленный! Заболтались бабы! – засуетилась кухарка и помчалась к печи.

– Смотрю, нашли общий язык, – улыбнулся я, обращаясь к невесте. – Жанна добрая. Главное, не хозяйничай при ней на кухне – может зашибить.

– Это правильно, – Василиса смачно зевнула и шмыгнула носом. – Мне бы прилечь.

– Пойдём, отведу тебя, пока Жанна готовит.

Мы прошли по тёмному коридору до моей двери.

– Не представляю пока, как буду делить с кем-то своё жилище, – честно сказал я. – Заходи, располагайся. Но слишком тут не командуй. Не забывай, что муж – голова.

– А жена шея. Куда хочет, туда и вертит, – проявила неожиданную осведомлённость Василиса. И тут же заговорщицки подмигнула. – Не боись, прынц! Повернём куда надо!

– Кому надо? – с подозрением спросил я, не ожидая, впрочем, ответа. – Ты б это, тоже помылась, что ли… Чернее чёрта…

– Ваня, всё готово! – донеслось с кухни. Я махнул рукой и отправился подкрепляться.

Жанна, как всегда, порадовала. Прошёл час, прежде чем я справился с борщом, пельменями и квасом с блинами. Пророкотав сытое «спасибо», я с трудом встал из-за стола.

– Ты уж девочку не обижай и никому в обиду не давай, – ещё раз напутствовала меня кухарка. – Она столько перенесла, столько выстрадала… Мачеха эта, дочки её вредные… Тыква, опять же, гнилая попалась… Короче, тебе, царскому сынуле, и не снилось. Ты уж будь ей защитой и опорой.

– Жан, ну ты ж меня знаешь.

– Знаю-знаю. Но предупреждаю. А то сироту всякий обидеть норовит. Ну, ступай, – она обняла меня, будто прощаясь, и смахнула слезу.

Эк её проняло. Интересно, чего ей Василиса наплела? Какие подснежники? Какие тыквы?

Я потихонечку, стараясь не шуметь, отворил дверь в свою опочивальню. Кровать была пуста. Под письменным столом похрюкивала, похрапывала и посапывала Василиса. Хмыкнув, я разделся и лёг под одеяло. Вопреки ожиданиям, похрапывание девушки подействовало убаюкивающе. Уже через пару минут я заснул.

8. Я шёл среди полыхающих домов, покрываясь потом от нестерпимого жара. Чёрные тени плясали вокруг в свете пожара. Кроме треска полыхающего дерева никаких звуков. Ни живых, ни мёртвых людей или животных.

А городок, между тем, был определённо наш. Вот расцвели алым цветком хоромы боярина Отрыжкина. Обвалился балкон, и через открывшуюся в стене дыру стало видно, как пламя облизывает старинные гобелены на стенах. А вот неказистая избёнка пьянчуги Фомы. Здесь пламени почти не было видно, зато дыму и копоти хоть отбавляй.

Пройдя по центральной улице, я оказался у царского подворья. Догорали хозяйственные постройки, конюшня только-только занималась. Но и здесь – ни коней, ни людей. Небольшой сквер выгорел полностью. Из окон каменных палат рвётся наружу пламя.

– И что я здесь делаю? – я почесал макушку. – Спасать некого. Тушить нечем. Что за бред?

Вдруг сзади меня послышался мощный удар, земля содрогнулась. Я еле устоял на ногах. Обернувшись, увидел воронку диаметром метров в пять и глубиной чуть больше моего роста. В центре воронки дымился шар, похожий на тот, что я видел на Шереметевской свалке, только больше.

– Привет лунатикам! – я подошёл к краю воронки, вглядываясь в дым.

Вдруг раздался скрежет, часть шара со свистом полетела в мою сторону. Дабы не быть раздавленным или ушибленным, я упал и откатился в сторону. А когда встал, передо мной стоял высокий тощий человек в доспехах из неизвестного мне материала. По крайней мере, мне показалось, что человек. Я успел отметить бесстрастное незапоминающееся лицо, сверкающую в отблесках огня лысину и эмблему со щитом и большими буквами КЩ-02 на левой стороне груди. Существо схватило меня за грудки и без особого усилия отправило в полёт.

Я очнулся от приятно-прохладного, влажного прикосновения ко лбу. Не торопясь открывать глаза, облизал пересохшие губы, вдохнул полной грудью сырой болотный воздух.

– Ква! – раздалось над правым ухом.

– Что? – не понял я и открыл глаза. Рядом со мной сидела громадная лягушка и поглаживала мне лоб своей перепончатой лапой. – Сгинь! – крикнул я, получил звонкий поцелуй длинным липким языком в щёку и на этот раз проснулся.

Василиса, всё такая же непричёсанная, немытая и не переодетая, сидела на подоконнике с книжкой в руках, временами тихонько похрюкивая. Я пригляделся к обложке. «Мифы и легенды Верхнего мира», протодиакон Антуан Пустопорожний. Вроде, серьёзное произведение серьёзного исследователя, утверждавшего, что бывал в одном из Верхних миров.

– Доброе утро! – сказал я, потягиваясь. – Что тебя так развеселило?

– «А люди там живут сплошь бессмертны, а смерти их в иглах, а иглы висят на сосне на острове Крым», – процитировала моя невеста.

– И чего смешного?

– Да всё. Бессмертных людей не бывает. Смерть не может быть в игле, а тем более в сосновой. Сосны регулярно обновляют свои иголки. И Крым – полуостров.

– Ну, согласен. Домыслов и неточностей много. Насчёт бессмертных – никто же не знает, смертны они или нет. По крайней мере, ни одного мёртвого бессмертного мне не попадалось. Конечно, никто бы этому Антуану не сообщил настоящее расположение своей смерти, если она где-нибудь спрятана. А насчёт Крыма ты откуда знаешь? – легенды об этом райском месте давно будоражили умы, но никто из моих знакомых достоверных сведений о нём не имел.

– Да так, земля слухами полнится, – пожала плечиками Василиса.

– Ну, так и твои слухи могут оказаться домыслами. Как и наши легенды.

– Вряд ли, – самоуверенно хмыкнула девушка. – А вот это как тебе? «А в домах у них стоят окна. Куда они захотят, могут в них посмотреть и кого хотят, могут через них наградить, либо смертию лютою убить.»

– Ну и что? Даже у нас вон сколько камер понатыкано. А у этих Верхних их, поди, и того больше.

– Но ведь не везде? Это сколько камер надо? И далеко не каждый может через них смотреть. И как через них награждать?

– То есть, насчёт убивать ты не споришь?

– Дурное дело не хитрое. Дрон поближе подвести и хелфайр запустить, – произнесла Васька непонятное.

Я с подозрением уставился на неё, но тут за окнами раздался рёв труб.

– Его царское Величество, повелитель Шереметева и Обрыдлова, реп Чуднинских, покровитель купцов и меценат искусств, Никанор Долготерпимый, объявляет смотрины невест сынов своих! – надрывался под окнами Сафон. – Царевичам Степану, Абраму и Ивану надлежит явиться пред отцовы очи во время утренней трапезы!

– Кажется, началось… – скривился я.

– Что началось? – Василиса вопросительно посмотрела на меня.

– Да опять «А ну-ка, девушки»… Сейчас раздаст задания. Без конкурсов и викторин нам, видите ли, скучно…

– Что за задания? – проявила моя невеста интерес к нашим чудесам.

– К примеру, в прошлый раз братьевы жёны вычищали свинарник и собирали мухоморы, – улыбнулся я. – В позапрошлый – ловили диких гусей и выращивали тыквы.

– Забавные у вас конкурсы, – потёрла нос Василиса. – Подожди, а кто были жёны братьев в прошлый раз?

– За Степаном – Фёкла, дочка дружинного сотника Варенберга. А за Абрамом – та же Сара Мендельсон.

– О как! А говорят, снаряд два раза в одну воронку не падает! – изумилась моя невеста.

– Просто не сложилось что-то у них в прошлый раз. А старик Мендельсон согласно договору жаждет внука, – объяснил я.

– Гы, даже тут договоры! – развеселилась девушка. – Слушай, а у вас вообще бывает, чтобы по любви и на всю жизнь?

– Да, вот батюшка с матушкой тому пример. Правда, до неё папка успел покуролесить. Детей десять наделал. Степана и Абрама, видя их успехи в обучении и ладный облик, затребовал к себе. Лишь к сорока годкам успокоился. И Светлану, матушку мою, сделал своей единственной и постоянной женой. Но ведь это правильно – надо созреть до настоящей семейной жизни.

– А где теперь твоя матушка?

– Умерла, когда мне было семь.

– От чего? – шмыгнула носом Василиса. Как мне показалось, она готова была разреветься.

– Не помню, – нахмурился я. – Вроде и не болела. Просто однажды пропала.

– Так может, жива она? – воодушевилась девушка. – Ушла куда-нибудь, или похищена. Могилу же ты, как я понимаю, не видел?

– Не видел. Но зачем ей уходить? Или для чего её похищать? К чему будить пустые надежды? – я со вздохом махнул рукой.

– Ну, дай пофантазировать! Люблю эти Санты Барбары! – вновь начала нести околесицу Васька и заговорила на разные потешные голоса: – «Мы не можем быть вместе, сын. Потому что я тебе не отец. И даже не приёмный отец. – А кто же мы тогда друг другу? – Мы твоя тётка по прабабкиной линии, усыновлённая по ошибке твоим троюродным дядей!»

Покрутив пальцем у виска, я начал собираться на аудиенцию к царю. Надел первую попавшуюся белую рубаху с узором на рукавах (странно, выглядит выглаженной), натянул сапоги (подозрительно чистые), накинул на плечи модный кафтан (эту штуку не надевал с прошлого года) и хотел было выходить, но Василиса остановила меня:

– Подожди. Раз уж ты теперь человек семейный, должен выглядеть комильфо, – с этим бредом на устах она повязала мне на шею какую-то узкую тряпочку красного цвета. – Кармин, по-моему, вполне сочетается с орепеем. А цумами канзаши добавит изюминку, – и она приколола на грудь брошку.

Я потрогал этот неожиданный аксессуар своего гардероба (тоже модные слова всплыли в памяти). На ощупь – мягкая ткань. Брошка представляла собой искусно сплетённый из кусочков этой ткани лист кувшинки. Цвет менялся от тёмно-красного по краям до ярко-зелёного в середине. Чуть в стороне от центра сидела золотистая лягушка. Похоже, из янтаря.

– Откуда? – обалдело спросил я. Но тут же к моим губам прижался немытый пальчик:

– Никаких вопросов сейчас. Пора к отцу.

– Ага, – только и промолвил я.

9. В тронном зале было людно. Бояре в полном составе, несколько именитых купцов, кое-кто из свободных слуг – все шептались в предвкушении каверз, которыми царь-батюшка решит позабавиться на этот раз. Тут же собрались и почти все добры молодцы, участвовавшие во вчерашней жеребьёвке. В основном все выглядели помятыми. Закидон щеголял замечательным фингалом под левым глазом и попеременно поглаживал грудь то справа, то слева. А вот его закадычного друга Утырка нигде не было видно. Видимо, утанцевала его невеста.

– Ну чо, Ванёк, как там твой стрём поживает? – ухмыльнулся Гаврила Отрыжкин, подмигивая мне мешком под левым глазом.

– Не стрём, а экстрим! – поправил его Закидон. – Почему на мои поминки не заглянул?

– Занят был, – буркнул я.

– Да он из болота свою лягушку вытаскивал! Идти не хотела! – заржал Василий Стрелков.

Видимо, Кулиб вчера по пьяному делу проболтался, куда полетела моя стрела. А вот и он сам, тяжело дыша перегаром, подошёл сзади и похлопал меня по плечу.

– Ну, как? Полный абзац?

– А ты знаешь, в принципе очень даже ничего. Заговаривается, правда, иногда. Начинает какую-то заумную чушь нести – не остановишь. Сопливая, немытая, с бородавкой на носу… Жанке понравилась. И это она её ещё в кокошнике не видела… В общем, я почти в восторге.

– Кстати, как прогулка по лесу? Без происшествий?

– Какое там. Сначала нас чуть таракан не схарчил. Правда, сам на зубок крысам попал. Потом с лягушками подрались. А под занавес к пауку в паутину попали. Ницше, собака страшная, в обморок брыкнулся. Пришлось до дома на себе тащить.

– Ты, небось, порадовался, что у тебя не боевой бык, как у Степана, – подмигнул мне техник. – Того бы легче было сразу на шашлыки пустить. Ну, главное жив остался. О! А вот и царь-батюшка!

Дверь справа от трона распахнулась, и из проёма выступил отец. Он был румян, весел, корона лихо заломлена на бок.

– Ну, деточки мои дорогие! Поздравляю! Вы снова мужья законные, обязанностей благих преисполненные. А чтобы ваши жёны это тоже осознали, выполните-ка моё первое задание. Велю, пусть к завтрашнему утру испекут они по хлебу. Да не просто сходят и купят в пекарне у Сладкова, а проявят сноровку, смекалку и, так сказать, творческую фантазию. Одним словом – креативизьм. Чтоб никаких привлечённых кондитеров не было! Всвязи с этим объявляю на сегодня строгий контрольно-пропускной режим. Ежли кто не понял, всех выпускать, никого без предварительной записи и сличения физий не впускать! Прочие добры молодцы тоже могут принять участие и дополнить экспозицию произведёнными их жёнами композициями. Все свободны! Вань, останься, – обратился царь ко мне, когда я уже встраивался в поток исходящих.

Закидон с Гаврилой затеяли толкаться прямо в дверях, создав затор. Но Степан быстро прекратил это безобразие, легонько стукнув забияк лбами. Горница опустела, и мы с батюшкой остались наедине.

– Ты, смотрю, прям комильфо! – повторил неизвестное мне Васькино словечко отец. – Галстук нацепил, одёжку чистую надел. Что за брошка?

– Невеста приколола.

– Не невеста, а уже жена, – назидательно поднял отец указательный палец. – Я ж только что объявил. Ты чем слушал? А откуда у неё такая лепая вещица?

– Без понятия. Она вообще какая-то странная. На вид побирушка, говорит странно, многих наших вещей не знает. Зато порой начинает что-то такое заумное нести, будто в другом мире живёт. Может, попросить Кулиба пробить её по базе?

– Да какая у нас база, – махнул рукой царь. – Одно название. Но девица, судя по всему, неоднозначная.

– Даже не представляешь насколько. Знаешь, откуда мне её вчера пришлось доставать?

– Что-то слышал про болото.

– Ага. В Тараканьем лесу.

– Вот долбанутая баба! – не сдержался отец. – Что она там забыла?

– Что-то бормотала о прогулках по грибы-ягоды.

– Короче, скудоумие с изюминкой. Загадочная дама с полным чердаком тараканов.

– Как-то это не куртуазно звучит. Но – да, – я вздохнул и потеребил брошку. – Вещица и вправду необычная…

10. – Что, Иванушка, невесел? Что буйну голову повесил? – с порога комнаты возопила жена. Она, вопреки моим надеждам, всё ещё была в своём старом тряпье, чумазая и шмыгающая носом.

– Да нормально всё… – промямлил я заплетающимся языком.

Закидон затащил-таки меня на продолжение собственных поминок. Лишь ближе к вечеру удалось выбраться из «Скрипучей телеги». И то благодаря новоиспечённой закидоновой жене, Вере, которая вломилась в трактир, разметала нас, как котят и, унося на плече нокаутированного муженька, чинно удалилась. Кое-кто, разумеется, продолжил гулянку и без него. Но я счёл за благо отправиться домой.

Я уже был в двух минутах от палат, когда из-за угла выступила тёмная фигура. Я налетел на неожиданное препятствие, чуть было не сев.

– Какая встреча! – пробасил знакомый голос.

– Мы знакомы? – я напряг память, пытаясь вспомнить этого громилу.

– Ты обещал мне свои сапоги.

– А, припоминаю… Но ты ж мне адреса не оставил… И к тому же был чрезвычайно груб…

– Не хами тут! – шаромыжник хмуро посмотрел на меня. – Где девка?

– Девка? А, так сразу бы и сказал, – улыбнулся я. – Пойдём, отведу. Только давай я пока сапоги тебе отдавать не буду. Да и размерчик у тебя… Порвёшь их, как Тузик тряпку. А они хорошие.

Всю эту чушь я нёс уже по дороге к заведению «У Зизи». Краем глаза я заметил, что к нам присоединились ещё трое. Ну да, их же было четверо на свалке. Продолжая как ни в чём не бывало болтать, я распахнул дверь дружелюбного заведения.

– Зизи, я клиентов привёл!

С десяток девушек в разной степени откровенности нарядах тут же облепили недоумевающих гостей.

– Куда ты нас притащил? – вытаращился здоровяк.

Две барышни уже сидели у него на коленях, третья встала сзади и принялась разминать ему шею. Спутники громилы уже исчезли за гостеприимными дверями приватных комнат.

– Так ты же сам хотел девку. Здесь большой выбор, – я высвободился из рук пары красавиц. – Извините, дамы. Пойду к жене…

Здоровяк хотел было возмутиться по поводу моего ухода. Но лишь только он распахнул свою пасть, в неё полилось вино.

Убедившись, что все довольны, я скрылся за дверью.

– Ну, так что повелел царь-государь? – Василиса помогла мне раздеться и лечь в кровать.

– Воды… – пробормотал я.

– Принести ему воды? – не поняла жена. – Сколько? Какой? Живой и мёртвой? Может, минеральной? Со скважины №457 в Архызе?

– Мне… Стакашек… А лучше ковшик…

– Послала ж судьба алкаша… – пробурчала Василиса, уходя в сторону кухни. Но водички я не дождался.

11. Я сидел на скамейке у изящного фонтана, композиционно изображавшего трёх дельфинов, запряжённых в повозку морского царя. Причём трезубец коронованной особы упирался мне в затылок. Не понимая, где нахожусь, я аккуратно поднялся с сиденья. Город вокруг был великолепен. Никаких бревенчатых изб – сплошь каменные хоромы с разноцветными крышами. Здания в основном двух- и трёхэтажные. Правда, в отдалении торчало несколько высоких строений, а одно вообще упиралось в небо. Задрав голову, я попытался увидеть его вершину, но так и не смог. И далековато, и высоковато. Людей, что примечательно, опять нет. Ну что ж, здесь, по крайней мере, интересно. Пойду-ка к башне.

Проходя мимо третьего от площади с фонтаном дома, я услышал стук двери.

– Ой, Ванюша! – в дверном проёме стояла миловидная старушка. – Заходи, накормлю.

Ну как тут было отказать? Первый человек в незнакомом месте, первый открытый дом. Любопытно же.

– Спасибо за приглашение, – вслед за бабулей я зашёл в дом. Впрочем, старушка не шла. Она плыла на расстоянии ладони от пола. – Кто Вы, бабушка? – спросил я, жадно осматриваясь.