Путешествие на край Земли
- -
- 100%
- +
– Ты действительно веришь в это, Эд?
– А разве может быть по-другому?
– Думаю, да, вполне может.
– Подумай сам, может ли подобная катастрофа оказаться без следов? Без явных следов? Нам очень повезло, что этот гигант упал именно на твердую поверхность, а не рухнул, например, в Тихий океан где-нибудь у берегов Полинезии. Тогда бы вся наша экспедиция и вовсе не имела бы смысла. Вообрази, чего стоит найти крупный болид на дне океана. Задача в наше время неразрешимая.
– Пожалуй, ты прав.
– Конечно. И нам будет легче найти этот метеорит или что-то в этом роде, ориентируясь на поваленные деревья. Взрыв разметал их по тайге, но исключительно по определенному принципу. Ты догадываешься по какому?
Я кивнул. С этим вопросом было все ясно.
Мы еще немного поговорили с Эдвардом, относительно необходимых в экспедиции личных вещей и, закончив с завтраком, стали собираться, чтобы провести время в заботах.
***
Весь день мы занимались делами, больше не вспоминая о ночном столкновении со злом и не рассуждая о предстоящей экспедиции. Мы и так уже достаточно обсуждали этот вопрос.
Эдвард договорился относительно нашего груза и теперь можно было не беспокоиться, что мы что-то забудем из нашего основного снаряжения. Благодаря усилиям моего кузена, ящики с оборудованием уже поджидали нас на вокзале Виктория. Да, именно с этого вокзала мы должны были выехать из Лондона.
Я не забыл и свое обещание послать выигрыш в казино своей матери. Эдвард помог мне в этом деле, указав самый лучший способ. Почтовый перевод, вероятно, придет в Чатем несколько раньше моего письма, где я сообщал матери, что уезжаю в поездку в Санкт-Петербург, по делам журнала. Мой кузен предусмотрительно добавил к письму и несколько строк от себя, где уверял мою матушку, что присмотрит за мной во время путешествия и все, разумеется, будет очень хорошо.
С легким сердцем, я провел вечер в компании Эдварда. Мы гуляли по Стрэнду, Флит-стрит и даже дошли до собора Святого Павла, обсуждая график поездки на континент.
Эдвард наставлял меня.
– С завтрашнего дня, Джозеф, начинается новый этап в твоей жизни. Это будет самое начало нашей экспедиции и возможно, самый легкий ее отрезок. Будь осмотрителен и проницателен. От этого зависит очень многое в твоей жизни.
Глава десятая
Долгожданный отъезд
Сегодня понедельник, девятнадцатое апреля тысяча девятьсот девятого года. Наше турне по евразийскому континенту начинается. Волнительный день. Теперь я буду тщательно фиксировать все наши передвижения в своем дневнике и считаю это очень важным делом.
Вокзал Виктория был мне хорошо знаком. Как вы помните, совсем недавно именно сюда я прибыл из Чатема. И вот теперь это величественное здание, находившееся в состоянии реконструкции, словно провожало меня в далекий путь.
Я спросил Эдварда, долго ли здесь будут ремонтировать вокзал и он уверил меня, что все закончится в будущем году.
Надо сказать, что всю прошедшую ночь я не сомкнул глаз, переворачиваясь с бока на бок. Такое уже бывало со мной, когда предстояла дальняя поездка. Я сказал об этом Эдварду и он предположил, что большое волнение мешало моему нормальному сну.
– Обычно в таких случаях очень помогает хорошая кружка пива или бокал вина на ночь, – сказал он, пока мы ждали профессора на вокзале.
– Но я ведь выпил с тобой вина прошлым вечером, Эд. Почему же этого не помогло?
Кузен не нашелся что ответить, а наша беседа прервалась появлением господина де Вольфа. В его руках была большая дорожная сумка, которую он нес сам. Профессор довольно сдержанно поприветствовал нас, отметив, что мы показали себя пунктуальными людьми и не заставили себя ждать. Что-то в его голосе выдавало некоторое волнение, пусть и не такое, как у меня. Я же просто не узнавал себя. Мое сердце колотилось так, будто меня вели на казнь или тащили на костер людоеды из амазонских дебрей. Безусловно, сегодня был великий день. Быть может, самый значительный в моей жизни. В обществе своего родственника и нового знакомого, большого ученого, я отправлялся в далекое путешествие. Мое волнение было объяснимо, но, кажется, я плохо справлялся с ним.
Между тем, подошел наш поезд и Эдвард дал распоряжение носильщикам заносить наш багаж в вагон. Мы арендовали специальное отделение в багажном вагоне и Эдвард попросил одного из железнодорожных служащих присматривать за нашими большими чемоданами и коробками. Кроме того, Эдвард заплатил специальный таможенный сбор, который предусматривался для лиц, едущих на континент. Оказалось, что наш общий багаж не должен был превышать ста шестьдесяти фунтов. Кстати, эта процедура на вокзале позволяла нам избежать таможенных формальностей в Дувре.
Было уже без четверти восемь, когда мы разместились в купе первого класса. Оно было четырехместным, но четвертого пассажира не было. Эдвард шепнул мне, что профессор просил его выкупить лишний билет, чтобы нам никто не мешал.
Курьерский поезд должен был отходить от вокзала ровно в восемь часов. Когда оставалось всего пять минут, профессор вдруг вышел из купе и, не закрывая нашу дверь, встал у окна, что-то высматривая на перроне. Он вертел головой, как филин, сидящий на ветке, высматривает глупую мышь под деревом. Потом он вернулся к нам, бормоча под нос:
«Кажется, нас не преследуют».
И сел на свое место, укрывшись вчерашней газетой «Дейли телеграф».
Я хотел было спросить, кто нас может преследовать, но перехватил предупреждающий взгляд Эдварда и сдержался. Поезд тронулся, и мой кузен вышел точно так же, как и профессор. Он смотрел на перрон, с неподдельным интересом. Похоже, он знал больше меня и что-то скрывал. Когда поезд проехал уже не меньше мили и пересек Темзу, Эдвард сел рядом со мной и с улыбкой сказал:
– Похоже, никто из конкурирующих изданий не увязался за нами в поисках сенсации.
Я даже приподнялся на месте.
– Сенсации?
– Разумеется, Джо. Катастрофа над сибирским небом год назад, серьезный повод, чтобы написать в любом солидном журнале серию сенсационных репортажей. Наш журнал всячески старался сохранить нашу поездку в тайне. В Англии и не только, немало изданий ухватилось бы за такую идею.
Профессор продолжал читать «Дейли телеграф», не обращая внимания на наш диалог. Разве что, уголки его газеты иногда почему-то передергивались, как будто де Вольфа бил легкий озноб.
– Но почему год назад никто не придал большого значения этому событию и не снарядил туда экспедицию?
Эдвард ответил мне, подумав:
– Трудно сказать. Все-таки Сибирь не самый приятный край для путешествия и очень далекий. Кроме того, такого рода экспедиция весьма затратное предприятие. Я наводил справки в нашем журналистском сообществе. Только парижский журнал «Энигма» проявил какой-то интерес, но все кончилось тем, что они затеяли переписку с каким-то русским журналом и состряпали небольшую статью, написав в ней все, что удалось выведать у очевидцев. Об экспедиции речи не шло, по финансовым соображениям.
– Что это за журнал?
Эдвард достал из своей сумки папку и выудил оттуда какой-то красочный журнал. Его обложка мне понравилась. Красивый виды природы, горная река, скалы, устремленные ввысь и все это было как бы объединено в один снимок. Нашему фотосалону в Чатеме и не снилось такое оформление, хотя мы занимались свадебными альбомами и умели их украсить.
Я пролистал журнал. Он был на французском языке. Я неплохо знал этот язык, благодаря работе у месье Лемара и имел повод гордиться этим. Не каждый англичанин может свободно говорить по-французски.
Я изучил некоторые тексты. Статьи были написаны живым и интересным языком. Множество фотографий дополняло написанное. Без сомнения это был хороший журнал.
Поезд тем временем уже покинул центральные районы Лондона и разгонялся в утренних лучах, словно торопясь поскорее отвезти нас в Дувр. Впрочем, скоро он снизил скорость и остановился. Я вопросительно посмотрел на кузена.
– Разве это не экспресс? Почему мы остановились?
– Это Херн-Хилл, стыковочная станция. Здесь несколько составов с разных лондонских вокзалов сцепят в один и дальше мы поедем без остановок.
И действительно, я увидел где-то в паровозной дымке серое здание станции с надписью «Херн-Хилл». Наш вагон несколько раз испытал на себе резкие толчки, что говорило о том, что к нам подцепляют еще вагоны. Вскоре поезд тронулся в путь и на этот раз набрал еще больший ход.
Профессор со скучающим видом отложил газету и стал клевать носом, явно засыпая. Он не стремился к общению с нами. Это немало удивляло меня. Со стороны казалось, что это совсем незнакомый пассажир едет с нами в одном купе и не проявляет вообще никакой активности. Вскоре он совсем заснул, а я взял выпавшую из его рук газету, чтобы скоротать время.
Как я уже говорил, этот номер был за вчерашний день. Мне не часто доводилось держать в руках «Дейли телеграф». Обычно я читал «Таймс» и этим не отличался от Эдварда. У него в квартире я видел целую подшивку «Таймс».
На первой странице были скучные для меня статьи о политике, я не стал на них задерживаться. Затем было много новостей об экономическом положении Британии. Я быстро перешел на последние страницы и наткнулся на сообщение из светской жизни. Некий баронет Джеймс Гардинг намеревался обручиться с популярной актрисой Аделью Симпсон.
Газета задрожала у меня в руках и Эдвард, заметив это, спросил у меня, что такое я прочитал.
У меня внезапно пересохло во рту. Я не смог ответить кузену. Слова застряли в горле. В такой удивительный день я вдруг испытал крах всех своих надежд. Ужасное потрясение!
– Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? – спросил Эдвард и, не дожидаясь ответа, пощупал мой пульс. – Все ясно, это «Дейли телеграф» так встревожила тебя, Джо.
Он взял газету и быстро, будто зная наперед, где искать, нашел небольшую заметку, что принесла мне большое огорчение.
– Вот так, Эд. Адель для меня потеряна… – прошептал я, удивляясь, что мой голос снова стал исполнять свои обязанности, хотя и несколько слабее, чем прежде.
Профессор продолжал спать, пока мы говорили о том, что было написано в газете. Эдвард просил меня не расстраиваться и быть готовым думать только о нашей экспедиции.
– Поверь мне, Джо, я испытал не менее сильное разочарование в любви и возможно поэтому, все еще холост. Я когда-нибудь расскажу тебе эту историю.
Я сделал над собой усилие и постарался думать о чем-то другом. За окном мелькали типичные английские дома небольших городов. Я вспомнил, что, просматривая журнал «Энигма», меня что-то озадачило. Я напряг память и припомнил, что журнальные картинки – это моя работа в этой экспедиции. Ведь я должен рисовать и фотографировать всю нашу поездку.
Рисовальные принадлежности были извлечены из сумки и я стал делать карандашные наброски в большом альбоме. Так появилось изображение вокзала Виктория и сосредоточенные лица трех путешественников. Потом наш поезд, затем купе и мистер де Вольф с газетой. Конечно, я не стал рисовать его спящим, но улыбнулся тому, что вероятно это было бы очень забавно. Мое плохое настроение куда-то исчезло, карандаш в руке заскользил как прежде легко и уверенно и я подумал, что мир не такое уж скучное место, чтобы предаваться унынию.
Очень скоро, Эдвард зачем-то вышел из купе, а потом вернулся со своей лукавой улыбкой на лице.
– Опять сюрприз, Эдди? – спросил я, продолжая рисовать в альбоме, под монотонное сопение профессора де Вольфа.
– Разумеется, мистер Стамп. Сейчас мы будем проезжать Чатем и вам лучше будет выйти со мной в коридор.
Я немедленно вскочил на ноги. У меня блестящая память и я мог бы поругать себя, за забывчивость, ведь я должен был помнить, что мы будем проезжать наш родной город. Извиняло меня лишь то, что я был увлечен своим рисованием.
Поезд быстро пересек реку и приблизился к станции на хорошем ходу. Я никогда еще не проезжал Чатем на большой скорости. Обычный состав всегда останавливался здесь. Обычный, но не курьерский, везущий пассажиров в Дувр.
Вот и перрон. Мы с Эдвардом выглянули в приоткрытое окно и я внезапно увидел свою маму, которая стояла совсем недалеко и высматривала нас. Я крикнул ей и она успела рассмотреть нас, когда вагон, в котором мы ехали, поравнялся с ней.
Эдвард тоже закричал, размахивая руками.
– Тетя Мэгги, с нами все будет в порядке!
Поезд быстро промчался мимо одиноко стоящей на перроне женщины. Мое сердце сжалось от грусти. Я никогда так надолго не покидал свою мать.
Все оставшееся время в пути до Дувра, я хладнокровно рисовал в своем альбоме. Эдвард время от времени просматривал мои рисунки и одобрительно кивал. Ему нравилось, что я очень последователен в своей работе. По моему альбому теперь можно было проследить наш путь на континент.
– Не забудь сделать несколько снимков нашего парохода, Джо. Лучше всего, если это будет с некоторого расстояния.
– Всенепременно, Джо!
Часть вторая
Большое плавание
Глава одиннадцатая
В Дувре и на борту бельгийского парохода
Я давно не видел больших пароходов и уже почти забыл, как они выглядят, хотя, как известно, сам я отличаюсь хорошей памятью. Все дело в том, что круговерть последних событий, проносившихся вихрем, каждый день прибавляла массу новых впечатлений и словно вытесняла все, что оставалось в прошлом. Осталось где-то далеко в глубинах памяти мое путешествие в Бристоль. Я с удивлением и восторгом смотрел на разнообразие судов в дуврском порту.
– Наш пароход называется «Принцесса Клементина», – сказал Эдвард и я сразу же заметил большое судно с такой надписью на борту, стоявшее возле ближайшего к нам пирса.
Это был внушительных размеров колесный пароход, не менее трехсот сорока футов в длину. Две высокие трубы, одна посередине, другая ближе к корме и широкие борта. Похоже, этот корабль был способен разместить у себя всех, кто был сейчас в порту.
– Может быть, сделать несколько фотографий прямо сейчас, пока мы не зашли на борт? – спросил я у Эдварда.
– Разумеется, лучше сейчас, – подтвердил мой кузен, – в Остенде, вероятно, у нас будут уже другие заботы. Нам предстоит долгое путешествие.
Пока по распоряжению Эдварда наш багаж грузили на пароход, я установил фотоаппарат на треногу примерно в двухстах ярдах от «Принцессы Клементины». Это расстояние мне показалось подходящим, чтобы охватить всю ширь нашего корабля.
– Готово! – крикнул я, и профессор с Эдвардом встали в кадр.
Я сделал три снимка, а затем Эдвард заменил меня, чтобы я позировал тоже. Стоя в знаменитом порту, возле красавца-парохода, я ощутил невероятный прилив радости и гордости за свою миссию. Кажется, только теперь я стал понимать, какое большое дело мы затеяли и частью чего я теперь стал.
Между тем меня удивляло поведение профессора. С одной стороны, он был каким-то сонным и малоподвижным. Начиная с того момента, как мы сошли с поезда, он не проронил ни слова и был нетороплив в движениях, словно все еще наслаждался сновидениями. С другой, я заметил, как он время от времени, оглядывался по сторонам, будто опасаясь кого-то. Если прибавить к этому его страхи при отправлении поезда с вокзала Виктория, то становилось ясно, что он переживал, как бы за нами не увязались какие-то, одному ему известные люди.
Вскоре началась посадка и мы взошли на палубу парохода, почти так же ловко, как первые альпинисты Паккард и Бальма поднялись на Монблан. Дул неприятный холодный ветер с востока, со стороны Северного моря. Де Вольф сказал, что он и минуты не пробудет на открытом воздухе и устремился в каюту. Мы последовали за ним.
Каюта была большая, трехместная, первого класса. Эдвард говорил мне, что профессор не любит экономить на транспорте, особенно, когда в этом нет нужды.
– Сколько будет продолжаться наше путешествие до континента, мистер Фостер? – спросил де Вольф, заметно зевая и посматривая на кровать.
– Около двух часов, господин профессор. Отдыхайте, скоро мы отправимся в путь.
– Хорошо. Разбудите меня через час. Я хотел бы пообедать перед прибытием в порт.
Эдвард посмотрел на свои часы.
– Если верить справочнику Ллойда, «Принцесса Клементина» отчалит через четверть часа.
Де Вольф улегся спать, а мы решили прогуляться по палубе и подышать свежим воздухом.
– Ты впервые покидаешь Англию, Джо, – сказал мой кузен, когда мы встали у перил недалеко от носа корабля и стали наблюдать, как заканчивается посадка на пароход. – Это особое чувство, оставлять родную землю, тем более на достаточно большой срок. Возможно, мы не вернемся домой до конца лета.
Я задумался.
– Пожалуй, да. Я испытываю какое-то странное волнение. У меня такое чувство, будто бы я уезжаю из Англии не по своей воле, а вынужден подчиняться чьей-то прихоти. Странно…
Эдвард улыбнулся и постарался подбодрить меня.
– Ничего, старина, нас ждут незабываемые приключения, масса приятных впечатлений и знакомство с новым, неизвестным нам миром.
– Но ты ведь уже однажды побывал в России, разве не так?
– О да, конечно. Но Россия такая страна, что в каждый новый приезд, ты забываешь обо всем, что было до этого. Тем более, что дальше Санкт-Петербурга я не продвинулся, а на этот раз нас ждет более масштабное путешествие. Сибирь загадочный край, полный неожиданностей. Будем надеяться, что для нас они будут только приятными.
Мы наблюдали, как матросы убирают трап в ожидании сигнала капитана, отдать швартовы. В это время на пирсе появился какой-то тучный джентльмен с чемоданом в одной руке и большой коробкой в другой. Он буквально мчался в сторону корабля и не было никаких сомнений, что этот опоздавший пассажир спешил именно на «Принцессу Клементину». Когда ему оставалось всего лишь пятьдесят ярдов до края пирса, он обронил коробку и продолжил бежать уже без нее. Только сделав не менее пятнадцати шагов, толстяк заметил пропажу, остановился и оглянулся. Коробка лежала на пирсе. Он спешно вернулся за ней, неуклюже поднял и снова устремился к пароходу.
– Стойте! Не убирайте трап! – закричал он.
Бросив свои вещи прямо на пирсе, он вытащил какую-то бумажку и стал ей размахивать, требуя снова поставить трап. Он так энергично тряс листком бумаги, что потерял равновесие и нелепо упал, растянувшись во весь рост. Это вызвало взрыв смеха на пароходе. Падение опоздавшего позабавило ту немногочисленную публику, что наблюдала за происходящим. Большинство пассажиров устраивались у себя в каютах и им не было никакого дела до комичного толстяка, стремящегося успеть на пароход.
И все же он добился своего. Вероятно, на листке было написано что-то важное, что заставило матросов выполнить его требование. Трап был снова установлен и толстый джентльмен так проворно взбежал на него, что вызвало удивление даже Эдварда.
– Ловкий джентльмен. Вероятно, у него веская причина спешить именно на наш пароход.
Кто-то и стоявших рядом джентльменов воскликнул:
– Да ведь это же Джек Лоуренс! Знаменитый английский комик. Про него писали в газетах, что он едет на гастроли по Европе.
И захлопал в ладоши, приветствуя известного человека.
Эдвард прищурился и внимательно посмотрел на проходившего мимо толстяка.
– А ведь и верно, – тихо сказал он мне, – это действительно Джек Лоуренс. Неужели он и правда мог опаздывать на наш пароход, ведь мы все приехали на одном поезде? Я не верю в это. Похоже, это был комический номер в его исполнении. Я читал про него в театральных журналах и это вполне в его стиле. Кстати, Джо, ты обратил внимание, что мы путешествуем на колесном пароходе? Тебе известно, что в моду входят винтовые корабли?
– Да, я заметил это. Может быть, пароходная компания не хочет менять свои корабли, пока они еще не совсем устарели? Ведь это очень большой расход. «Принцесса Клементина» не кажется мне таким уж старым судном. Похоже пароход построен лет десять назад или около того…
– Чуть больше. Судну тринадцать лет, но оно в отличном состоянии. И причина того, что оно колесное, в мелководности некоторых английских, французских и бельгийских портов. Для винтового корабля требуется несколько большая глубина, чем для колесного. Наш журнал выпустил два года назад серию статей об английских пароходных линиях. Определенные работы уже проведены некоторое время назад и, например, в этот Дуврский порт могут заходить большие винтовые корабли.
Между тем, наш пароход дал один длинный гудок, потом три коротких, колеса пришли в движение, «Принцессу Клементину» немного затрясло и она, наконец, отчалила от берега, медленно удаляясь в сторону моря. Из труб повалил густой черный дым. Шум колес заглушал наш разговор. Эдвард крикнул мне, чтобы я шел за ним в салон первого класса обедать.
***
Пароход уже набрал скорость и разрезал своими бортами волны Дуврского пролива, когда мы, сделав заказ, устроились в удобных креслах чтобы отобедать. Салон поразил меня своей роскошью. Я и представить себе не мог, что на бельгийских почтовых пароходах может быть такая роскошь и великолепие. Обитые бархатом стены, красивые массивные столы, кресла с высокими спинками. Было даже некое подобие сцены и пианино.
Я решил показать Эдварду, что ни минуты не забываю о своих обязанностях в путешествии. Из кармана был извлечен блокнот и карандаш. Я быстро изобразил на листке этот роскошный салон и весьма схематично некоторых его посетителей, так же как мы, сидевших за столами.
– А как же твой альбом? Разве ты не рисуешь там?
Я покачал головой.
– Альбом остался в каюте. Мне бы не хотелось будить профессора своим приходом. Я сделаю необходимые наброски в блокноте, а потом попросту перерисую их в альбом.
– Странно, ведь у тебя блестящая память. Ты мог бы сделать рисунки в альбоме и так.
Я не возражал Эдварду, но заметил:
– Вероятно, это так, но лучше, чтобы все детали, которые мне показались интересными сразу, были перенесены на бумагу. Даже моя неплохая память может что-то упустить. Месье Лемар не раз замечал, что я могу что-то забыть, если меня неожиданно сбить с мысли. Правда, я все равно рано или поздно вспоминаю то, что забыл. Непременно вспоминаю, Эд.
Вскоре, нам принесли наш заказ. Бифштекс с картофелем и салат для меня, и солянку с креветками для Эдварда. Кроме этого, на нашем столе оказался бокал с кларетом и чашка чая. От десерта мы вежливо отказались.
– Нам желательно находиться в хорошей форме, Джозеф, – улыбаясь, сказал мне добрый кузен. – Никаких излишеств, во всяком случае, пока мы не будем уверены, что все тяготы экспедиции нам по силам.
Я оценил его мысль и даже хотел что-то сказать одобрительное по этому поводу, но в это время в салоне появился тот самый нелепый толстяк, Джек Лоуренс. Он подчеркнуто насмешливо раскланялся с теми джентльменами и дамами, которые попались на его пути к пианино. Потом, сделав виртуозный пируэт перед самым музыкальным инструментом, неуклюже плюхнулся на него.