Фулл-хаус богомола

- -
- 100%
- +
Алекс не отрываясь следил за её движениями. Эрика словно священнодействовала, проводила какой-то ритуал, а не пила вино.
Крохотная рубиновая капелька осталась в уголке пунцовых от вина губ, и Эрика, не отводя взгляда от глаз Алекса, медленно слизала её.
К разговору они вернулись только через полчаса.
«Ну, зато вино успело подышать», – как, улыбаясь, сказала Эрика.
А потом рассказала ему всё.
О ректоре колледжа, совратившем её на первом курсе, шантажируя наивную вчерашнюю школьницу тем, что её отчислят.
– Я, как и половина студентов, время от времени прогуливала занятия и даже, о бог мой, пробовала на одной вечеринке травку. Он как-то узнал и грозил сообщить о моём безнравственном поведении родителям. А у меня был строгий отец. – Эрика порывисто, с горечью вздохнула.
Как он вынудил Эрику выйти за него замуж, а потом нелепо погиб всего через полгода после свадьбы.
Как ни странно, но о своём первом муже Эрика говорила без горечи, даже сожалела о нём. Хотя он и был жёсток, а порою – даже жесток с ней.
О том, что ей пришлось уехать в Европу, потому что бывшая жена ректора, миссис Мейсон номер один, устроила на Эрику настоящую охоту. Даже грозилась отправить её в психиатрическую лечебницу.
– Она кричала, что это я угробила бедного Ричарда, – печально улыбалась Эрика, и у Алекса сжималось сердце от жалости к ней.
Ему ли было не знать, какие нравы в психушках. Скорее всего, закрытые учреждения Рамуйска мало чем отличались от подобных им заведений в Калифорнии. Ну, если только уровнем комфорта. И неизвестно, какая из клиник предпочтительнее. Или вообще – никакая.
– Не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох и сума, – пробормотал Алекс себе под нос.
И Эрика, грустно усмехнувшись, кивнула ему.
А потом она потеряла все свои деньги, отдав их мошеннице на доверии.
– Понимаешь, Алекс, она сказала – это для детей… – На длинных ресницах Эрики заблестели хрусталики слёз.
В этот момент она была так похожа на маленькую обиженную девочку, что Алекс не мог не обнять и не утешить её.
Ещё через полчаса они допили вдоволь надышавшееся вино, и Эрика закончила свой рассказ.
– Я попала в Пенитенциарный центр Ренна. Эта мошенница, мадам Лоран, повернула всё так, что это я украла у неё деньги, обманом выманила. Естественно, поверили ей. Она – француженка, я – эмигрантка из Штатов. А американок в Европе не любят. И потом, у неё были связи в префектуре.
Алекс сжал узкую холодную ладонь, поднёс её к губам, согревая дыханием.
Но четвёртого раунда не случилось – Эрика мягко высвободила свою руку и грустно вздохнула:
– Жаль, тогда я не была знакома с тобой.
Плечи Эрики поникли, на нежной хрупкой шее выступили позвонки. Это выглядело так по-детски беззащитно, что у Алекса снова перехватило горло от невозможной жалости и какого-то трепетного странного чувства. Будто он держит в руках птичку, хрупкую в своей малости, слышит стук её заполошного сердца и понимает, что должен сделать всё, чтобы эта птичка не боялась его, чтобы она не улетела, когда он разомкнёт ладони.
«Мне нужна эта женщина. Навсегда».
Мысль была простой и понятной. И неотвратимой, как рассвет или сон. Как небо над головой или тёплый весенний дождь.
А потом Эрика рассказала, как она познакомилась с Цинь Веем.
– Я тогда поняла, что должна замолить грехи… Свои, чужие – неважно! Понимаешь? Должна! – Эрика почти выкрикнула эти слова, глаза её горели жарким, обжигающим пламенем, которое перекинулось на бледные щёки, и была она похожа сейчас на весталку, отдающую свою жизнь служению. – Не зря же судьба отняла у меня деньги Ричарда. Они были неправильными, грязными. Не знаю, принесли ли они счастье той женщине… Но это было для меня уже неважно. Я всех простила, и хотела прощения себе… Сначала я работала в Центре для жертв насилия во Франции, но эта благословенная страна была не слишком рада мне. Да и душа требовала чего-то более серьёзного, нужного… Уехала в Африку, потом – попала сюда, в Китай. Работала волонтёром в детском онкологическом центре. Ну а Цинь был одним из спонсоров клиники. Пришёл на детский праздник с другими бизнесменами и общественными деятелями. Они принесли подарки для детей. Книги, игрушки, сладости…
Эрика замолчала и странно глухим голосом, словно ей было тяжело говорить, продолжила:
– Представляешь… Эти дети… Худенькие, многие с лысыми от химиотерапии головами, с огромными глазами на бледных личиках. Некоторые – с катетерами… А смеются, радуются… Даже хороводы водили. Играли… Танцевали… На это так больно смотреть… Ведь они все хотели жить. А смогли – не все.
Алекс сам почувствовал, как к горлу снова подкатывает ком. Эрика так проникновенно говорила об этом.
И снова Эрика молчала, а Алекс не смел спросить, что было дальше.
– Ну вот, – заговорила Эрика снова, но уже спокойно и буднично, – Цинь увидел меня, захотел познакомиться… А потом позвал замуж.
«Ещё бы не захотел он познакомиться», – с неожиданной для самого себя злостью подумал Алекс.
– Ты… – он запнулся, не зная, как поделикатней задать свой вопрос, ничего не придумал и спросил в лоб: – Ты счастлива с ним?
Эрика отвернулась и опять замолчала. И молчала в этот раз довольно долго, больше минуты.
– Он добр ко мне, – голос был бесцветным и пустым.
И Алекс понял – муж с ней не добр.
Единственное, что напрягало Алекса в их отношениях с Эрикой, ну, кроме того, что она была замужем за владельцем компании, в которой Алекс работал, – это её телохранитель, Сяомин. Тот самый китаец, который поймал бокал с шампанским на празднике компании и которого Алекс принял тогда за официанта.
Сяомин следовал за Эрикой тенью. Первое время Алекса даже пугало его внезапное появление рядом в самый неожиданный момент. Хорошо хоть, когда они сексом занимались, он их не беспокоил. А так, мог заявиться с каменной физиономией, на которой Алексу чудилось неприкрытое презрение, когда Алекс меньше всего ожидал его увидеть.
Получалось, что тот не просто в курсе их связи с Эрикой, но и принимает в ней почти непосредственное участие.
Как-то Алекс не выдержал и прямо спросил Эрику о её китайском телохранителе:
– Ты не боишься, что он сдаст тебя мужу?
Эрика печально поглядела на Алекса и покачала головой:
– Нет… Сяомин ничего не расскажет Вею. Видишь ли… Он очень несчастен.
И тут на мгновение вынырнул из забытья тот самый зловредный Алекс-логик и цинично заметил: «Сейчас она скажет, что её китаец импотент или голубой».
Эрика явно колебалась, рассказывать Алексу что-то или нет, а потом решительно кивнула сама себе, словно с чем-то соглашаясь, и заговорила быстро и чуть захлёбываясь словами:
– В нашем хосписе лежала его сестрёнка, Чао Син, её можно было ещё спасти… Он, Сяомин, приходил к ней каждый день. У него, кроме неё, никого не осталось… Но требовались деньги, много денег. Мы часто говорили с ним в его визиты. В общем, я обещала помочь. И помогла. Вернее, помог Вей. Он поставил мне условие, что поможет Чао Син, если я…
Эрика закусила губу, а Алекс подался вперёд, напряжённо вглядываясь в её бледное лицо.
Циник замолчал и растворился в блестящих от слёз глазах Эрики.
– А потом я вышла за Цинь Вея замуж и узнала, что благотворительность – это способ уйти от налогов. А Сяомин… Ты ведь знаешь, что он из триады? А ещё – бывший полицейский. Вот такой оксюморон… – голос Эрики чуть дрожал, но был твёрд. – Сяомин пошёл работать на Вея. Поклялся ему, что будет охранять меня как свою собственную жизнь. Он и охраняет. Только он знает, кому он обязан жизнью своей сестры. И знает, чем мне пришлось пожертвовать…
На последних словах её голос уже заметно дрогнул.
Больше Алекс о телохранителе не спрашивал. Он только как-то заикнулся, что тоже может доверять своему брату, как Эрика – Сяомину, но в ответ получил почти истерику. Эрика успокоилась только после его клятвы, что он будет молчать и никогда и ни о чём, связанном с Эрикой, не обмолвится не только брату, но даже своему собственному отражению в зеркале.
Скрывать что-то от Серого казалось неправильным. Почти предательством. Но Эрика рисковала больше, чем сам Алекс, поэтому он дал слово. И очень мучился этим. С каждым днём смотреть в глаза Серому было всё сложнее и сложнее.
Успокаивал себя Алекс только одним: у Серого как-то неожиданно завелась постоянная подружка. Очень странная девушка, на взгляд Алекса. Но Серого она устраивала, он, кажется, был даже счастлив.
Ну, или Алекс так хотел думать. Так было спокойнее и не так совестно.
Постепенно появилось ощущение какой-то стабильности или, скорее, хлипкого равновесия.
В принципе, Алекс и не был против такой ситуации, хотя отлично понимал, что равновесие – это призрачно и очень неустойчиво. Достаточно любой, самой крошечной причины, малой малости, чтобы всё рухнуло и погребло под собой и самого Алекса, и Эрику.
Но что-то менять, принимать ответственное решение Алекс не хотел. Да и боялся, честно говоря, оправдываясь перед собой тем, что – кто он такой? Разве он может предложить что-то Эрике, достойное её красоты? Ведь она привыкла к роскоши. Разве он сможет обеспечить ей такую же жизнь, как господин Цинь? Да и отпустит ли муж Эрику? Как вообще можно отпустить такую женщину, как Эрика?
Но вечно так продолжаться не могло. Алекс и так удивлялся, что они до сих пор не попались Цинь Вею. Ведь последнее время они оба совсем потеряли голову и осторожность.
И случилось то, что и должно было случиться.
Эрика позвонила в неурочное время. Обычно они списывались в мессенджерах накануне или вообще за два-три дня, у них обоих для этих целей были особые, секретные телефоны.
А тут Эрика позвонила буквально посреди рабочего дня и вместо привычного и так возбуждающего «А-а-алекс» торопливо и взволнованно сказала:
– Вей что-то заподозрил. Я очень волнуюсь. Он уехал в Гонконг, но вернётся через три дня. Нам надо срочно встретиться. Сегодня вечером. Сяомин тебе сообщит, куда и во сколько приехать.
О том, что главный держатель акций и фактический хозяин Cunning Cyborg отправился в гонконгский филиал, Алекс знал ещё с утра. И очень надеялся, что супруга не сопровождает его в поездке. Ведь в этом случае была реальная возможность провести с Эрикой не только несколько торопливых часов, но и целый день. А может, чем чёрт не шутит, даже несколько дней. Сказочная перспектива, что ни говори. Которая, судя по всему, будет отравлена серьёзными проблемами.
Остаток рабочего дня Алекс провёл в тревоге и волнении. Даже не особо понимая и помня впоследствии, что делал, с кем разговаривал. Из всего этого времени он четко запомнил только внимательный взгляд Серого.
В какой-то момент ему даже показалось, что Серый сейчас подойдёт и спросит, что с ним происходит. Он даже начал судорожно придумывать ответ.
Соврать было нельзя, вернее, невозможно – Серый с его грёбаным детектором сразу бы это понял, – а правду сказать Алекс не мог. Хотя бы по той простой причине, что не знал этой правды.
Но Серый – не подошёл и не спросил. И Алекс выдохнул с облегчением.
В офис и обратно они с Серым всегда ходили пешком: корпоративный дом для сотрудников был всего в паре кварталов.
Сегодня Алекс специально постарался избавиться от всех спутников, что было очень непросто – его собственная популярность и общительность сейчас играли против него. Особенно он переживал, как объяснится с Серым. Но тот сам срулил за пару минут до официального окончания дня. Для педантичного уника это был вообще-то нонсенс. И Алекс непременно задумался бы о причинах его раннего ухода, если бы не собственные тревожные мысли.
Правда, перед уходом Серый подошёл к нему и снова внимательно поглядел в глаза, словно ожидая, что он что-нибудь скажет. Но сказать Алексу было нечего, вернее – не мог он ничего ему сказать. Хоть и очень хотелось. Ведь они вдвоём непременно бы придумали, как выпутаться из этой ситуации.
– Мне надо уйти. – Серый чуть наклонил голову, словно прислушивался к чему-то, слышному только ему. Может, со своей Системой беседовал. – Надеюсь, ты и один без приключений доберешься до дома.
Алекс выдохнул от облегчения и поспешно кивнул, даже смог вымучить из себя улыбку:
– Конечно! Не переживай. А ты надолго уходишь?
– Не очень. Скоро вернусь.
Когда Алекс вышел из офиса, часы показывали без двадцати минут семь. Октябрьское солнце уже село, и на улице сгустились плотные сумерки. Толпа схлынула – на этой улице располагались офисы и конторы разной степени крупности, и все они заканчивали трудовой день почти одновременно.
В это время людской поток уже переместился в метро, торговые центры и всевозможные кафе, бары и рестораны.
Алекс брёл в сторону их дома и пытался привести в порядок разбегающиеся тараканами мысли. Тараканы по размеру были не меньше мадагаскарских и при этом – очень быстрыми. Алекс буквально не успевал за ними.
Что случилось с Эрикой? Что за срочность? Куда направился Серый? Почему он даже не дождался окончания рабочего дня? Почему вокруг него всё так необъяснимо? Как он сам оказался в такой странной, почти гротескной ситуации?
– Пошли, Эрика ждёт. – Откуда взялся проклятый китаец, который двигался так же бесшумно, как и Серый, Алекс не понял.
Он вздрогнул от неожиданности и досадливо поморщился на собственную реакцию: ещё подумает, что он испугался.
– Пойдём, – сухо кивнул он Сяомину. Раз тот не считал нужным здороваться, то и Алекс не будет расшаркиваться и проявлять чудеса политеса.
Они сели в машину Сяомина и молча двинулись в путь. Эрика ждала их в небольшом мотеле за городом, одном из многочисленных мест, где они иногда встречались. Здесь не задавали лишних вопросов, но вполне удовлетворяли любые запросы постояльцев. От конфиденциальных встреч до покупок проституток любого возраста и пола.
Эрика бросилась Алексу на грудь, как только он вошёл в номер.
– Алекс! Он совсем обезумел! Он чуть не ударил меня по лицу. Но вот… – Она закатала свободный рукав чёрной шёлковой блузы, и Алекс увидел на белоснежной коже фиолетово-багровые отметины.
Кровь прилила к голове, он сжал кулаки и зашипел сквозь зубы от внезапно нахлынувшей ненависти к Цинь Вею.
Обняв Эрику за дрожащие плечи, он усадил её на кровать. Взял со столика бутылку с водой и налили в высокий стакан… В первую очередь следовало успокоить любимую.
Эрика пила воду, некрасиво захлёбываясь от судорожных рыданий, зубы дробно стучали о край стакана.
Алекс крепче прижал её к себе и начал баюкать, как маленькую девочку, шептал какие-то милые несуразицы, пел колыбельную на русском, ту, что пела ему самому мама, когда маленький Алёшенька болел:
– Котик серенький,
Хвостик беленький,
Приди, котик, ночевать,
Нашу Эрику качать!
Как уж я тебе, коту,
За работу заплачу!
Дам кусок пирога
Да кувшин молока.
Постепенно Эрика затихла, лишь негромко и порывисто всхлипывала.
Алекс пел песенку уже по пятому или шестому разу, когда она неожиданно выпрямилась, высвобождаясь из его объятий.
– Алекс! Ты любишь меня? – серые глаза смотрели твёрдо и решительно, да и слова были произнесены абсолютно спокойно, словно это не Эрика только что рыдала и не могла произнести связно ни слова.
– Да, – ответил он тоже очень спокойно, словно они говорили не о любви, а о чём-то очень обыденном, даже рутинном. Алекс сказал бы – официальном. Но при этом – очень важном.
«Как будто в ЗАГСе отвечаю», – мелькнула в голове нелепая мысль.
– И на что ты готов ради меня? – Эрика не отводила взгляд, а в голосе её зазвучали стальные нотки.
– На всё, – решительно ответил Алекс, голос его звучал всё так же ровно и спокойно.
Эрика молча кивнула и отвернулась.
Они помолчали, потом она снова заговорила, ровно, спокойно, по-деловому:
– Он ничего не знает о тебе. Пока, во всяком случае. О тебе вообще никто не знает, кроме Сяомина. Но он будет молчать. Ведь если сейчас всё выяснится – Вей не пощадит не только самого Сяомина, но и его сестру. Мы должны сбежать. Иначе Вей погубит нас всех. Но мы должны придумать план.
Алекс слушал, молча кивал и с каждым новым словом Эрики, с каждым своим кивком понимал – она права. Другого выхода нет. Они должны сбежать. Вместе. Как можно быстрее.
На секунду кольнула мысль: а как же Серый? Карим? Они же его семья! Но Алекс взглянул в глаза Эрики и решил: сейчас, если он отступит, он предаст эту такую слабую, но такую сильную женщину.
Серому он потом всё объяснит. Да, объяснит. И даже не потом. Он оставит ему письмо. Серый прочитает и поймёт. Алекс скажет ему, где они с Эрикой спрячутся. Если Серый захочет – он приедет к ним. Если нет, то Алекс будет не в обиде. Серый ему ничего не должен.
Но он одинаково не мог предать ни Эрику, ни Серого. Ни, тем более, Карима. От мысли о полосатом коте Алекс невольно улыбнулся.
– Алекс! Ты меня слушаешь? – от голоса Эрики, зазвучавшего чуть громче и как-то агрессивнее, Алекс очнулся.
– Конечно, дорогая. – Он нежно поцеловал её раскрытую ладонь. – Всё будет так, как ты захочешь. Мы действительно должны уехать, другого выхода нет. Я смогу позаботиться о тебе. У меня нет таких денег, как у твоего мужа, но я обещаю, я клянусь тебе – ты не пожалеешь, что ушла от Вея ко мне. Я сделаю всё для этого. Всё, что в моих силах, и даже больше.
Эрика улыбнулась, села рядом с Алексом и взяла его за руку:
– Значит, мы сделаем так…
Глава 6
Несколько дней после того, как Серый узнал о связи Алекса и Эрики Цинь, он всё-таки надеялся, что Алекс ему всё расскажет. Хотя бы для того, чтобы сам Серый был готов к неприятностям. А ведь они – непременно будут! Но Алекс – не рассказал…
И от этого стало так обидно, что к глазам подкатили злые слёзы, а Система устроила свистопляску из красных предупреждений. Как только сирену-то не включила, требуя немедленной регулировки работы эндокринной системы.
Вот когда по приказу Яна и Мартина слизывал кормосмесь с пола в казарме – не обижался. Люди же приказали, наверное, так надо.
Даже позже, уже поняв, что те элементарно издевались над бессловесным оборудованием, всё равно не обиделся. Ну, чего с них взять – люди же, ущербные существа.
По большому счёту так сильно Серый расстроился первый раз в жизни. Потому что верил – его человек не такой, как остальные. Лучше, умнее.
А самое главное, что его человек – ему доверяет. Алекс и доверял. А сейчас – нет. Это было по-настоящему обидно.
На несколько секунд даже захотелось даже плюнуть на неблагодарного предателя: пусть сам распутывается! И когда его убьют – лучше пусть домой не приходит!
Но отошёл Серый быстро. Чего обижаться? Алекс сам себе не хозяин – раб гормонов и инстинкта размножения.
Это всё равно, что на Карима сердиться. Тот, конечно, кот умный и хитрый. Наловчился пакет с кормом открывать и лапой сушинки себе доставать, наивно полагая, что никто не заметит. И зачем только? Ведь точно такие же в мисочке насыпаны.
Или из стакана воду или чай остывший лакать, пока никто не видит. Зачем? Ведь для него специально фонтанчик приобрели. Чистая вода там постоянно.
Вот и Алекс такой же. Хорошо, что хоть не всегда. А только когда эти самые проклятые гормоны в ушах у него пищат.
Кстати, что Карим воду из стакана лакал – тоже вина Алекса, тот постоянно за собой посуду не убирал!
А когда Серый понял, что Алекс и сам не рад тому, что с ним происходит, то и совсем простил неразумного человека. Мучился Алекс, страдал. Серый хоть и злорадствовал немного, но Кролика жалел. И твёрдо решил – всё равно поможет.
Была мысль поговорить с Алексом напрямую. Но, когда Серый просто упомянул в разговоре тот самый приём, на котором они и столкнулись с госпожой Цинь, Алекс вдруг сжался весь. Нахохлился, как тот воробей, которого Серый спас на пасеке от верной смерти от переохлаждения, и замкнулся.
На вопросы отвечал односложно, глаза отводил, и было ощущение, что прямо сейчас сбежит из квартиры.
Ну, предположим, сбежать бы Серый ему не позволил. Поймал бы сразу, как только тот дёрнуться попытался бы. Но разговор о чете Цинь Серый прекратил. Алекс аж выдохнул от облегчения.
Серому захотелось тогда стукнуть его, сказать что-то злое и обидное, что-то типа: «Член стоит – мозги не работают». В общем, повести себя по-человечески. Очень захотелось. От напряжения заломило мускулы, скрученные нанитами. Система боролась с Серым. И было неизвестно, кто победит…
Он сжал зубы и закрыл глаза. А через невозможно долгую секунду расслабился и позволил Системе нормализовать разгулявшиеся эмоции. Ему даже абсурдно показалось, что в этот момент Система, совсем как Алекс несколько мгновений назад, облегчённо выдохнула. И только тогда Серый понял, что чуть не убил своего человека…
От обиды, досады и разочарования накатила усталость. Серый развернулся и молча шагнул к двери, только на пороге остановившись и бросив через плечо:
– Странные вы существа, люди. Не видите очевидных вещей.
Алекс вздрогнул, затравленно глянул на Серого и тут же отвёл глаза.
– Иногда всё не так, как нам кажется… – Алекс сказал это совсем тихо, словно и не Серому вовсе, а самому себе.
Серый удивлённо повернул голову:
– Ты это к чему?
– Ну… Понимаешь, Серый, иногда люди смотрят на человека, женщину или мужчину – не важно. И думают: вот она – продажная или он – быдло… А на самом деле – всё не так. Надо обстоятельства знать.
И Алекс наконец-то посмотрел Серому в глаза, словно пытаясь донести до него какую-то мысль.
– Ага, – кивнул Серый, – видел я эти мемчики в интернете.
С каждой секундой разговор всё больше терял всякий смысл, но и уйти Серый не мог, сам не понимая почему.
Алекс недовольно нахмурился и даже плечом дёрнул от избытка чувств:
– При чём тут мемы! Это жизнь. Вот ты, когда меня в первый раз увидел, тоже ведь подумал, что я мажор и идиот. Так ведь?
Серый неопределённо хмыкнул. «А ты и есть – мажор и идиот. Только мажор – это не страшно, мелочь, можно сказать. А вот идиот – смертельный диагноз. Неизлечимый, по ходу». Этого он не сказал.
Впрочем, всё же польза от разговора была. Серый понял: Алексу промыли мозги. Бесполезно там разговоры говорить, спугнёшь только. Ну, или прибьёшь. Поэтому в последующие дни Серый с Алексом вёл себя аккуратно. Как с больным. Впрочем, тот и был болен. Хорошо ещё, что не заразен.
И Сага с Серым согласилась, так и сказала:
– Помутнение рассудка и сумеречное расстройство сознания.
Да, Серый всё-таки рассказал всё Саге. Вернее, почти всё. Рассуждал он примерно так: он же поймёт сразу, как Сага отреагирует на его слова. Система подскажет. А уж в самом крайнем случае – он всегда сможет её нейтрализовать.
От этой мысли стало грустно.
И Серый раздосадовался сам на себя: что-то часто он грустить стал. И вообще, не будет он Сагу нейтрализовывать. Потому, что она всё поймёт правильно. Он был в этом уверен. Он просто это знал.
Они гуляли по городскому парку. В конце сентября в Пекине было уже не так жарко, а вечером температура опускалась даже ниже двадцати градусов тепла.
Серому было всё равно – терморегуляция входила в базовую комплектацию всех Универсальных солдат, вне зависимости от модификации. А вот Сага прихватывала с собой на прогулку лёгкую летнюю куртку.
Солнце уже клонилось к закату, сумерки копошились под деревьями и кустами, а тени становились длинными и густыми, постепенно сливаясь с подступающей темнотой.
Первой, как ни странно, заговорила Сага. Она внимательно посмотрела Серому в лицо и негромко спросила:
– Проблемы?
И Серый, почти впавший в ступор от того, что кто-то из людей смог отследить его настроение, выпалил, почти не думая:
– Да. Но не у меня.
И замолчал, не зная, как продолжить.
Сага кивнула, наморщила лоб (Серый уже знал, что она так делает, когда решает какую-то серьёзную задачу) и предложила:
– Если я могу помочь – расскажи. Если нет – забыли этот разговор. Мы – просто гуляем.
И Серый вдруг понял, что может ей рассказать всё, даже не прося её держать сказанное в секрете. Сага – на одной волне с ним. Или, как недавно Серый услышал в одном мультфильме, одной крови. Он и она.
– Можешь, – кивнул он, – но дело серьёзное. Если я тебе расскажу, то тебе может грозить опасность. Я не шучу. Не неприятности, а именно опасность. Рассказывать?
Сага не колебалась ни секунды, Серому даже показалось, что она ожидала подобных слов:
– Да. Ты имеешь в виду наркотики?
Серый покачал головой:
– Боюсь, что наркотики тут были бы меньшей проблемой.
– Даже так? – Сага чуть вскинула брови, но осталась всё так же спокойна. – А что тогда?
Серый помолчал, пытаясь сформулировать мысль, и наконец немного нерешительно произнёс:
– Люди называют это любовью… А по мне – это хуже болезни.






