- -
- 100%
- +
© Евгений Косенков, 2018
ISBN 978-5-4485-7928-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тихо плещет Амур
Весна. Мутноватые воды Амура беззастенчиво залили невысокие берега, вплотную подошли к каменной стене набережной и тихо шумели, неся на гребнях волн белые завиточки. Дождь бил по палубе пограничного катера, стоящего посреди Амура, крупными прозрачными каплями и, разбиваясь, разлетался мелкими крупинками по сторонам. Грозные, чёрно-бурые пузатые тучи медленно ползли на восток, сопровождаемые отчаянными криками чаек, планирующими над неспокойной поверхностью реки.
Маканин выглянул из ходовой рубки и, вытаращив пустынные голубые глаза, чему-то заулыбался, но ветер шлепнул в лицо мокрую оплеуху, и радостная улыбка вмиг исчезла. Он устало захлопнул переборку и опустился на корточки, крепко сжимая в руке изодранную палубную ветошь. Немного подумав и поковыряв рукой в носу, швырнул ветошь в сторону и, несмотря на грязь, разведенную им, уселся прямо на палубу.
Прошло полгода с тех пор, когда Маканин впервые надел морскую форму, украсив бескозырку ленточкой с золотыми буквами «Морчасти погранвойск». Прошло, словно и не было этих месяцев вовсе. Сплошные приборки, тычки, подзатыльники, ночные ленчи «годков» и кумарный сон в новостях политики под мирное вещание замполита.
Всё это захлестнуло собой некогда красочную жизнь Маканина на гражданке. Своими любовными похождениями и участием в различных пьяных драках он часто хвастался среди парней. Кто слушал, а кто и не слушал, но никто и никогда всерьёз его повествований не принимал. Друзей у него не было ни там, ни здесь. Девушка, которая ему нравилась, совсем не обращала на него внимания. Отец беспросветно пьет. Мать ещё с двумя детьми с трудом сводит концы с концами. В частых письмах к сыну мать плачет, пьяница – отец каждый день избивает её до смерти, и она уже не знает, что делать. Всё чаще стала писать о том, чтобы скорее возвращался домой и защитил её от озверевшего отца. Но рапорты Маканина беспощадно рвались пополам и неминуемо оказывались в мусорном ящике.
Хмурый, с квадратной головой, вечно небритый, с грязной шеей и невинными пустыми голубыми глазами, Маканин ненавидел службу. И в разговорах среди друзей открыто говорил, что если случится война или что-то в этом роде, он бросит всё и смотается домой, прихватив на всякий случай оружие. Да только никто не верил его серьёзным заклинаниям.
– Алё! Родной! – услышал Маканин голос годка Максима Градаша, высунувшегося наполовину из люка радиорубки. – Что застыл?
Застигнутый врасплох, Маканин спешно пошарил вокруг себя в поисках ветоши и тупо уставился на годка. Градаш зло взглянул в бездонные голубые глаза и сплюнул.
– Резче сокращайся!
Люк гулко стукнул, закрывшись и оставив растерянного Маканина одного. Тот пришёл в себя, поковырял задумчиво в носу и, не спеша, затёр палубу.
Дождь лил как из ведра. Годки спят. Больше работы пока не было, и Маканин, растянув на лице квадратную улыбку, лёг в ходовой рубке прямо на палубу, неудобно упершись ногами в прибор, а затылком в стойку вертикального трапа, и уснул. Дождь утих, когда тёмная пелена ночи уже окутала катер, и в наступившей тишине было отчётливо слышно одинокое падение невысохших капель.
Удар пришёлся в лицо, голова отпружинила от ботинка, словно боксёрская груша, и ударилась затылком о прибор. Испуганный, ничего не понимающий, Маканин подскочил с места, цепляясь и ударяясь обо всё подряд, дико махая руками.
Соич, его командир отделения, брезгливо сжал скулу Маканина и зло прошипел:
– Бери Зуя и резче картошку чистить. Всосал?
– Ага, – с мутным, невидящим взором ответил тот, пытаясь понять смысл
сказанного.
– Пожаришь. Во второй кубрик принесёшь. – Соич отпустил его и исчез в
тёмном проёме открытой переборки.
Маканин сел на ступеньку трапа, с усилием протер заспанные глаза, поковырял в носу, сладко потянулся и, жестко выругавшись, побрёл на камбуз. Зуйков уже орудовал острым длинным ножом, отстёгивая толстые картофельные очистки.
Маканин остановился возле люка во второй кубрик, чтобы перевести дыхание, а затем, громко крикнув «Добро?», молча влез в проём.
– О-о-о, – одобрительно зашумели голоса. – Шаришь!
Маканин квадратно улыбнулся, умчался за вилками и хлебом. Доставив всё, получил новое указание. Найти сигарету, ещё и с фильтром.
«Где же я её найду? – думал Маканин. – Ведь, считай, все спят вповал.
Градаш не курит. У Зуя и Макрашова нету. Баграмов? Нет. Ни за что».
Маканя, – вдруг услышал он, – Маканя!
Не помня себя, оказался у люка второго кубрика, откуда уже тянуло спиртом. Сердце бешено колотилось в предчувствии расправы, и мысли, словно блохи, прыгали одна на другую. Квадратное лицо в ожидании худшего вытянулось в прямоугольное, выразив испуг и ожидание самого страшного.
Маканя!
– Я, – пробурчал Маканин, просунув голову.
– Залазь.
Трясущийся Маканин спустился в кубрик и замер в позе лакея.
– Сигарету нашёл? – сильно икнув, рявкнул Эльхан.
Миранов, маленький, много строящий из себя азербайджанец, нервно сжав кулаки, от вида которых Маканин слегка отшатнулся, выпучил и без того большие глаза.
– Погоди, – остановил его могучий Есин и вышел из-за стола.
Не спеша, он сделал два шага к бледному и испуганному Маканину.
– А ты что сегодня в рубке кипел? А? Чо, мало спишь, что ли? – Есин дыхнул на него перегаром, от которого тот часто заморгал, но отвернуться не
посмел.
– Чо молчишь? – угрожающе надвинулся годок.
– Я, я, я не спал, – растерянно пробормотал Маканя, глядя в мутные глаза годка. И тут мощный удар в челюсть отбросил его к переборке.
– Ты мне будешь ещё по ушам ездить?
Маканин не считал удары и даже не старался прикрыться. Слёзы раздирали душу и душили. От одного сознания того, что он против них бессилен, повергало его в состояние депрессии. «Сволочи, гады, подонки – ненавижу».
Уставший и тяжело дышащий Есин вытер полотенцем мощные окровавленные кулаки и поднял с палубы Маканина. Кровь струилась из носа и нижней губы, собираясь на подбородке, а потом небольшими каплями падала вниз. Правая сторона носа сильно опухла, а у левого глаза расплылся чёрный фингал.
– Иди умойся, – бросил кто-то из сидящих за столом.
– Потом с сигаретой придёшь, – бросил вдогонку Миранов, вытаращив глаза до предела.
Бледный, окровавленный и трясущийся Маканин, с трудом вылез на верхнюю палубу и поплёлся в нос катера. И здесь, присев на барбет пушки, заплакал.
Он вспомнил дом, маму, её письма и слёзы. Вспомнил девушку, запах волос, вкус губ и ему захотелось уйти отсюда, от злого мира, и оказаться дома.
Он резко встал, расправил плечи и представил, что произойдёт, если его не будет, если он исчезнет. На катере начнётся переполох. Офицер забегает, хватаясь за голову, не подозревая о том, сто случилось в кубрике. Годки будут искать способы оправдания, и метаться по всему катеру, ища его во всех углах.
Маканин улыбнулся своей квадратной улыбкой. «А если я переплыву Амур, ведь тут же не больше 100 метров».
И, подталкиваемый сладкими грезами, Маканин нырнул в холодную воду. Сильно размахивая руками, поплыл к берегу. Мощный поток сразу же отнёс его далеко от катера. Маканин плыл с лихорадочной мыслью в разгорячённом мозгу: «Домой!».
Вот уже и берег недалеко. Даже слышно, как бьётся волна о набережную. И вдруг он почувствовал, что силы начинают оставлять его, а леденящий холод всё более настойчиво проникает во все мышцы, сковывая движения. И вот, наконец, он понял, что один выбраться уже не сможет. Он хотел закричать, но голос пропал, сдавленный холодной спазмой.
– Мама! – прошептал Маканин, сделав последний взмах рукой и навсегда исчезнув в бурлящей холодной воде пограничной реки.
А Амур всё так же, как и раньше, бился в каменную грудь набережной и тихо шумел, неся на гребнях весенних волн небольшие белые завиточки…
За желтой полосой тумана
Катера медленно ползли друг за другом. Мутноватая амурская вода, с желтым глинистым оттенком, белой пеной вскипала за их кормой, образовывая небольшие буруны, расходившиеся к затопленным берегам. Вдали, по курсу, в солнечных лучах, сверкали белые створы с черной вертикальной полосой посередине, а слева алел, излучая ярко-красные тона, покачивающийся буй.
Август не радовал своей теплой погодой, но сегодня – исключение. Светло-голубое небо, раскаленное солнцем, было похоже на огромное зеркало, отражающее на землю лучи, посланные ему светилом. Те, весело играя, прыгали по неприветливой темной броне артиллерийских установок, с любопытством заглядывая в жерла застывших стволов.
Слева была советская территория, справа – китайская. Члены экипажа находились на своих боевых постах.
На ГКП ведомого катера царил полумрак. Сквозь маленькие щелки броняшек, закрывающих стекла, солнце с трудом проникало внутрь.
Командир катера, старший лейтенант Извицкий, и замполит дивизиона, капитан-лейтенант Петр Буратинов, с ощущением чего-то страшного, неизбежного, застыли у этих щелочек, внимательно разглядывая китайский берег. Радиометрист не отрывался взглядом от локатора. Боцман настороженно держал штурвал.
– Петр Алексеевич. Может, объявим боевую тревогу? – не выдержал Извицкий.
– Но ведь приказа не было, – пожал плечами замполит.
– Так и связи нет. Я связывался с радиорубкой. В эфире полная тишина. «Волжанка» не отвечает. Сигнальщик с мостика докладывает, что на его запросы тоже ответов нет. Может, что-нибудь случилось?
– Не знаю, Сергей Николаевич, здесь командир ты, тебе и решать.
– ГКП, это мостик…
– Слушаю, мостик.
– Товарищ командир, впереди слева по борту – туман.
– Какой туман?
– Какой-то сиренево-желтый.
– Сиренево-желтый?
– Так точно.
Извицкий вдруг включил внутреннюю корабельную связь:
– Внимание! Химическая тревога! Химическая тревога! Я повторяю, химическая тревога! Это не учение! Всем надеть защитные химкомплекты! Химическая тревога! Личному составу получить боевое оружие. Сбор через пять минут у арсенала. Мичману Булавину выдать оружие.
Все вокруг забегало, зашевелилось. Один боцман лишь надел противогаз и ждал подмены – штурвал бросать было нельзя – проходили узкое место реки.
– Мостик – ГКП, доложить обстановку, – руки командира слегка тряслись, но голос оставался твердым.
– Входим в туман. «Волжанка» исчезла из вида.
– Ясно. Радиометрист, Манов, Эдик, «Волжанку» на локаторе наблюдаешь?
– Никак нет. Чисто.
– То есть как чисто? – опешил командир.
– Чисто, – Манов пожал плечами.
Замполит и Извицкий переглянулись.
– Радиорубка, Чудов, связь с «Волжанкой», срочно! Делайте, что хотите. Радиометрист, глаз не отрывать от экрана. ЦПУ, малый вперед!
– Товарищ командир… – Манов удивленно смотрел на локатор.
– Слушаю, Эдик.
– Смотрите.
Замполит и Извицкий уставились на экран.
– Черт возьми, что это такое? – голос Буратинова задрожал.
– ЦПУ – стоп машина! Полный назад! Делаем оборот.
– Нельзя, командир.
– Надо, боцман, надо. Мостик! Мостик! Рымарев! Мостик! – мостик не отвечал. – Радиорубка!
– Есть радиорубка!
– Связь с мостиком восстановить!
– Есть!
– Петр Алексеевич, помогите боцману, если что.
– Хорошо, Сергей Николаевич.
– ГКП. Это – мостик.
– Слушаю, мостик.
– Это Чудов, Рымарева нигде нет.
– Понял тебя. Получи оружие и на свой пост.
– Есть.
Замполит и командир опять переглянулись.
– ГКП! Это мостик!
– Слушаю…
– Командир, зарево! О, боже!..
Командир очнулся. С трудом, поднявшись на ноги, вышел на верхнюю палубу. Тумана не было. Солнце ярко ударило в глаза. Прислонившись спиной к переборке, отдышался, пытаясь вспомнить, что же произошло. Но голова была словно залита свинцом. И вдруг он скорее ощутил, чем понял, – катер стоял на месте.
Извицкий выглянул за борт, желтая глинистая вода разбивалась о волнорез и пенилась. Катер стоял на якоре. И только сейчас командир окинул взглядом берег. Все вокруг дымилось. С той и другой стороны реки лежали искореженные пушки и человеческие тела, зияли воронки. Было совершенно ясно: здесь, совсем недавно, произошло сражение. Старший лейтенант бросился на ГКП.
– Боевая тревога! Боевая тревога! – раздалось по всему катеру.
Люди, словно очнувшись от спячки, приступали к выполнению своих обязанностей.
– Петр Алексеевич, живы?
– Похоже, – замполит еле приподнялся.
– Манов, замерить радиацию. Радиорубка! Связь с «Волжанкой». Срочно! Мостик! Мостик! – мостик не отвечал. – Радиорубка. Чудов вернулся?
– Никак нет, товарищ командир.
– ЦПУ, все живы?
– Так точно.
– Запустить двигатели. Сняться с якоря. Малый вперед.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Извицкому Манов. – Радиация в норме и, похоже, ее вообще не было.
– Экипаж, слушай мою команду. Защитные химкомплекты и противогазы снять. Отбой химической тревоги.
Катер медленно шел против течения. Знакомые места казались совершенно чуждыми. На выжженных и изрытых берегах лежали убитые.
– Что же это, Петр Алексеевич? Война?
Буратинов молчал, разглядывая округу. Он вдруг вспомнил рассказ отца, который 20 лет назад, будучи командиром быстроходного катера, тоже попал в туман. А когда из него вышел, то оказался в 1945 году и подвергся бомбардировке с суши и с воздуха. Где-то в архивах КГБ пылятся данные об этом случае. В живых осталось только трое. Причем никто из них не помнит, как они оттуда выбрались.
– Сергей Николаевич, боюсь говорить, но, похоже, мы угодили в другое время.
– Или измерение…
– Что вы хотите этим сказать?
– Надо подойти к берегу, послать разведку вон в ту деревушку. Иначе, без информации, мы как без рук, – Извицкий тяжело вздохнул. – Тебе идти, боцман. Возьми Ишматова, Кошкина и Мухмадова. Документы сдать. В перестрелку по возможности не вступать. Чуть что, сразу на катер. Постарайся узнать как можно больше. Сам понимаешь ситуацию.
Старший мичман Гордиенко тревожно поглаживал усы.
– Сделаем, Сергей Николаевич.
Катер уткнулся в илистый берег, и разведка исчезла в кустах ивняка. Больше их никто не видел.
Довольно долго катер стоял на рейде. Извицкий ждал. Весь экипаж находился в постоянном напряжении. Спали и питались на своих боевых постах. Командир и замполит ломали голову над странной загадкой. Уже шесть человек пропало без вести, а ясности в происходящем не было.
– Вздремни, Сергей Николаевич, а то кто его знает, что будет через час. Командир должен иметь светлую голову. Отдыхай. Я подежурю.
– И то верно, – согласился Извицкий и проверил обойму пистолета.
Ночь стояла тихая. Огромная луна висела над самым горизонтом, пролагая по амурским волнам светло-желтую дорожку. Замполит долго сидел и смотрел на звездное небо и на черные очертания берега. Он вспомнил жену, детей, родную деревню, старушку-мать. Вся жизнь прошла перед глазами, и вот начало светать. Одинокий хлопок взрезал амурскую тишину. Вахтенный матрос сыграл боевую тревогу. Замполит лежал на ГКП с открытыми глазами и красной дыркой во лбу.
– ГКП, – 4 пост. По правому борту шлюпки с вооруженными людьми.
– Вижу, Сырцов, – Извицкий навел бинокуляр на шлюпки и оторопел. – Это же фашисты! Откуда они здесь? Мне что, это снится? Орудия к бою! Пост 4, твои справа от ГКП. Пост 2, твои слева. Посты 1, 3, 6 возьмите под наблюдение берег. Там, возможно спрятана артиллерия. Кульчев, бросай камбуз, теперь твое место за штурвалом, – Извицкий пытался сохранить шутливый тон. – Радиорубка. Что в эфире?
– Тишина, товарищ командир. Полная тишина.
– Продолжайте вызывать. Пост 2, пост 4 – огонь!
Два крупнокалиберных пулемета взрыли воду первой очередью, вторая буквально разорвала тела, и корпуса шлюпок на части, не разбирая, где плоть, где дерево. Нападавшие явно не ожидали такого жесткого отпора и повернули к берегу. Оттуда в свою очередь ударили пушки.
– Пост 1, 3, 6 – огонь! Уничтожить артиллерию!
Мощный залп 100-миллиметровой пушки и 140-миллиметровой установки заглушил все в округе. Берег поднялся вверх и рухнул вниз, поднимая пыль, брызги воды и дым. Минут пять продолжался обстрел. Когда все стихло, то на месте артиллерийских орудий дымилась груда перепаханной земли.
Извицкий обвел взглядом береговую линию. Бинокуляр выхватывал лишь мертвые тела и исковерканные орудия. Тишина совершенно не вязалась с развивающимися событиями.
– По местам стоять! С якоря сниматься! Малый вперед! Доложить о потерях и повреждениях катера.
– Товарищ командир, докладывает командир БЧ-2 мичман Булавин. Потеря одна – уничтожен пост 6, гранатометчик Шмаков убит. Серьезных повреждений катера не обнаружено.
– ГКП, – ЦПУ. Докладывает командир БЧ-5 мичман Бульченюк. Потерь среди личного состава нет, серьезных повреждений нет. Вышел из строя основной генератор, перешли на запасной.
– Понял вас. Радиорубка, что нового?
– Товарищ командир, чертовщина какая-то, мы не успеваем перехватывать различные сообщения, но расшифровать их практически невозможно.
– Товарищ старший лейтенант, смотрите, – Манов отодвинулся от локатора. – Десять точек движутся к катеру, но на поверхности реки их не видно. Водолазы?
– Боевое отделение к бою, справа по борту десять диверсантов. Задача – всех уничтожить!
– ГКП, – пост 4, справа по носу танки!
– Пост 3, 5, 1, к бою! Огонь!
Выстрелы раздались одновременно с обеих сторон. Одни снаряды рвали и метали берег, другие броню катера. Вокруг пахло паленым человеческим мясом и железом. Свист, вой, скрежет закладывали уши.
– Кульчев, лево руля. ЦПУ, самый полный вперед!
В это время на шкафуте правого борта шла рукопашная. Мичман Булавин – бывший морской пехотинец, был тяжело ранен. Боевое отделение из пяти человек перестало существовать. Один из диверсантов прорвался на ГКП. Извицкий среагировал мгновенно, выстрелы прозвучали в одно время. Оба были ранены.
Манов первым делом выбил из рук нападавшего пистолет, затем перевязал командиру плечо. Пуля прошла навылет.
– Эдик, допроси, если он в сознании. А нет, – за борт его. Как там обстановка?
– Неважная, – Кульчев держался за голову, из-под пальцев сочилась кровь. – Но, кажется, есть серьезные повреждения.
В это время на мостике разорвался снаряд. Катер сильно тряхнуло.
– Пост 4, пост 4, – Извицкий с надеждой взглянул на Манова, тот только покачал головой.
– Товарищ командир, – на ГКП поднялся старшина 1 статьи Шаванов, правая рука была перебинтована, левой не хватало по локоть. – Товарищ командир, насколько я помню, мы попали в какой-то туман и оказались здесь. Так может, вернемся в него и выйдем назад? Ведь в фантастике так.
– Если мы в прошлом или в параллельном мире, то мы должны выйти обратно. Ну, что, рискнем подставить противнику борт?
Извицкий вдруг повеселел:
– Внимание, делаем оборот на 180 градусов, идем по течению вниз, к туману.
Маневр удался. Теперь на выстрелы врага отвечала лишь реактивная установка на корме катера. Это было чудо: выйти из-под плотного танкового и артиллерийского огня без пробоин. Похоже, удача сопутствовала морякам.
– ЦПУ, как с горючим?
– Хватит часа на четыре.
– Цвейба? А где Бульченюк?
– Все погибли, я один. Я справлюсь, командир.
– Булавин! Мичману Булавину прибыть на ГКП, – Извицкий как-то неожиданно для себя растерялся.
– Булавин убит. Докладывает глав старшина Жуков. Реактивная установка, пушка и один пулемет еще в строю. Личного состава осталось пять человек.
– Радиорубка.
– Есть радиорубка! – голос радиста был странным, необычным. – Нас осталось двое. Связи нет. Уничтожаем секретную аппаратуру. Перекосило переборку, так что выйти не можем. Требуется помощь. Пробоину заделали, но где-то протекает еще. Попробуем найти.
– Манов, возьми кого-нибудь, попытайтесь помочь вскрыть переборку и устранить течь. Жуков, отошли одного на мостик, на сигнальную вахту, желательно глазастого.
Катер натужено гудел, но благодаря сильному течению реки быстро шел к низовью.
Спустя час или два на ГКП раздался голос сигнальщика:
– Вижу туман!
Извицкий вздрогнул и медленно опустился в кресло. Взгляд скользнул по телу замполита, затем по обгоревшим и изрытым берегам своего и в тоже время чужого Амура.
– Командир! Впереди заслон из танков!
– Спокойно, мостик. Сколько их?
– Шесть стоят в ряд, по отмели, перед самым туманом.
– Боевая тревога! Орудия к бою! Цвейба, самый полный вперед! Манов, возьми себя в руки, радисты погибли, как герои. К сожалению, мы ничего для них не смогли сделать. Сигнальщик, на свой боевой пост бегом! Внимание! Тоо-всь! Огонь!
И снова разрезала не долговечную тишину артиллерийская канонада. И потрепанный, исковерканный взрывами катер, устремился в сиренево – желтый туман. Еще бы метра три, но прямое попадание снаряда в носовую часть под ватерлинию, затем еще один и еще заставили его со всей скорости воткнуться в воду.
Раздался оглушительной силы взрыв…
На поиски желтого тумана
На территории отдельной бригады артиллерийских катеров царили тишина и спокойствие. Впервые за это лето термометр показывал в тени плюс тридцать два градуса. И даже намека на ветерок не ожидалось. Часовые старались укрыться от назойливого солнца под различными навесами и зданиями, дающими хоть какую-нибудь тень. И жизнь, казалось, здесь замерла. Боевые корабли и катера выглядели перегревшимися на солнце. Некоторое уныние и сонливость висели в раскаленном воздухе.
В штабе бригады все выглядело несколько иначе. Надутый комбриг озабоченно бродил перед всем офицерским составом части и, время от времени, вытирал огромным носовым платком шею и лицо. Начальник штаба, Никанор Палочкин, угрюмо ковырял пальцем подоконник, на котором сидел. Озабоченность начальства передалась и всем офицерам. Они с тревогой поглядывали друг на друга, на комбрига, начальника штаба. Разговоры стихли как-то сами собой.
Наконец, комбриг остановился, сурово обвел взглядом присутствующих.
– Все собрались? – его голос слегка дрогнул, но он тут же прокашлялся. – Товарищи офицеры, у нас ЧП. Один из катеров боевой службы, а именно 141, со всей командой, десантниками и штабом дивизиона, исчез.
Комбриг сделал паузу.
– Исчез бесследно. С ним еще и четыре лодки с пятнадцатью мирными китайскими жителями. Все произошло внезапно. Я говорю со слов командира 092, все произошло на его глазах. Катера подходили к китайской деревушке, когда передний из них вдруг исчез в возникшем ниоткуда желтом тумане. Старший лейтенант Рыбаков застопорил ход и заставил радистов вызывать 141, но тот так и не ответил. Через минуту, этого самого тумана, не было уже и в помине. Но вместе с ним не было и катера. Вот такие дела.
Комбриг устало плюхнулся на стул. Потом, будто опомнившись, поднял голову и кивнул капитану 3 ранга, сидевшему в первом ряду.
– Александр Семеныч.
Тот медленно вышел на середину, так же, не торопясь, повернулся к офицерам.
– Дело серьезно, товарищи. Многие из вас еще помнят случай в 1990 году, – он надел очки и раскрыл красную папку. – Для тех, кто не знает об этом случае, я зачитаю. «19 июля 1990 года, в районе селения Параллель на реке Амур, во время несения боевой службы, исчез большой артиллерийский катер со всем экипажем. Спустя месяц местными жителями был обнаружен командир катера старший лейтенант Извицкий с проникающими осколочными ранениями грудной клетки и головы. Во внутреннем кармане кителя обнаружены документы на имя старшего мичмана Гордиенко, старшего матроса Кошкина, матросов Ишматова и Мухмадова. Водолазные работы в данном районе результатов не дали, катер найден не был. Извицкий из комы не выходил. Все происшедшее остается загадкой». Но это не все. Вот еще запись. «9 июля 1970 года быстроходный катер из состава погранвойск, под командованием капитан-лейтенанта Буратинова, во время несения боевой службы, бесследно исчез. По рассказам троих, оставшихся в живых членов экипажа, они вошли в желтый туман и оказались в 1945 году, где подверглись сильнейшей бомбардировке. Как они вернулись обратно, объяснить не смогли». Вот надводная часть айсберга, что внизу, мы, увы, не знаем. Сейчас к этой проблеме привлечены различные специалисты и ясновидящие. Пока успехов нет. Надеюсь, что пока. Кстати, замполит Буратинов, сын капитан-лейтенанта. Вот только в отличие от отца, он не вернулся. Товарищи, мне приказано высшим начальством проинструктировать вашу часть и привлечь к поискам. С текущей минуты всем, без исключения, запрещаются контакты вне территории бригады, увольнения и отпуска, до окончания следственного эксперимента. К тому же китайская сторона выделила двух ведущих военных специалистов по параллельным мирам. Они скоро прибудут в расположение бригады. Что требуется от вас всех? Терпение, смекалка, постоянная связь друг с другом и с оперативным дежурным. Проинструктируйте личный состав кораблей и катеров. Будьте готовы каждую минуту к любым неожиданностям. Всем офицерам и мичманам не расставаться с оружием. Все, что считаете подозрительным, необычным, непонятным, срочно докладывайте оперативному. У меня все, Игнат Фомич.