- -
- 100%
- +
Но где-то на далёком плане не давало покоя другое – ощущение опасности и зов желанной цели – южного чужого города Дарвешана, который мог спасти лейтенанта, мог открыть ему дверь в тот, потерянный мир, где остались Родина, дом, Шехерезада…
Часть третья. ИСПОВЕДЬ
Звонок
Жена лейтенанта положила телефонную трубку, но почему-то не могла отойти от аппарата, словно боясь разорвать невидимую нить, которая только что связывала её с мужем. Что-то мешало и скребло глубоко внутри сознания. Всё было хорошо, он собирался вылететь домой, но сказал, что задержится только на три дня. О причине не сообщил, лишь дал понять – ничего серьёзного не случилось. Может быть, тревога родилась оттого, что срок службы лейтенанта в Афганистане уже был один раз продлён на целый год. Тогда он тоже должен был вернуться домой, но пришёл приказ – остаться на месте службы. Сейчас все сроки уже вышли, нового приказа нет, значит, всё нормально.
Марина постаралась отогнать глубинную тревогу, подошла к дочке, подала ей любимую куклу. Эту игрушку дочка называла «подарком папы», потому что бабушка, вручая куклу, сказала: «Береги её, это подарок тебе от папы». Девочка не видела отца, но хорошо знала его по рассказам мамы, бабушки и по фотографиям. Рассматривая фото, она всегда указывала пальчиком на отца и серьёзно сообщала: «Это папа. Он скоро приедет».
Ещё и ещё раз перебирала Марина в памяти все подробности телефонного разговора, стараясь понять, что же вызвало эту непонятную, но опасную, как болото, тревогу. Ничего… Только разве интонации лейтенанта – какая-то неуверенность сквозила в его голосе. А может быть, это просто показалось от усталости, недосыпания – по ночам ей часто приходилось вставать к дочке. Шахиня, так Марина называла своё милое чадо, спала беспокойно, постоянно просыпалась, требовала маму. Ей то хотелось пить, то на горшочек, то было жарко, то холодно. То вдруг хотелось к бабушке. Научившись говорить, девочка стала рассказывать сказки – то, что видела во сне.
Вчера Шахиня рассказала, что видела, как под яблоней сидел папа. Он улыбался. Красные яблоки падали ему в руки, он ловил их и отдавал Шахине. Она набрала много яблок в подол, но когда хотела унести домой, не удержала, и они рассыпались по траве. «Хочу яблок!» – заявила она маме посреди ночи.
Они пошли на кухню, достали яблоко из холодильника. Шахиня съела его и только после этого снова улеглась спать. Каждую ночь возникали новые фантазии, она часто видела сны, рассказывала их Марине, а утром всё забывала.
Её красочные истории оставались только в памяти мамы, которая собиралась записывать эти сказки, чтобы дочка, когда вырастет, могла встретиться с собой маленькой, перенестись в своё детство. Но пока ещё не было записано ни одной ночной истории, Марина только успела приготовить для этого новую общую тетрадь. Она хотела дать почитать сочинения дочки папе, когда тот вернётся домой.
Три дня и три ночи… Неужели вот так просто откроется дверь, и на пороге возникнет знакомый силуэт? Они расставались, надеясь встретиться через год. Тогда этот срок казался бесконечным. Но военные не принадлежат себе – разлука растянулась почти на два года. Дочка сделала первый шаг, подросла, заговорила, а отца всё не было.
Марина представляла себе Афганистан в виде бесконечных горных хребтов, вечного зноя, песчаных равнин. Теперь она понимала, что там идёт партизанская война, и наши войска нужны не просто для охраны порядка. В Бийск уже три человека вернулись оттуда в цинковых гробах. Но лейтенант писал, что, боевых действий нет, всё спокойно, и ей нечего бояться. До сегодняшнего дня Марина старалась не думать о плохом, надеялась на встречу и ждала, что вот-вот откроется дверь… А теперь, когда разлука почти закончилась, вдруг навалилась беспричинная тоска. Да такая, хоть волком вой.
Казалось, что нет сил ждать даже и одной минуты. А что такое трое суток да плюс один день на дорогу? Вечность! Марина сжала виски руками, закрыла глаза, и забормотала быстро и невнятно: «Господи! Не могу, не могу, не могу больше!».
Дочка, почувствовав состояние матери, притопала и встала рядом, дёрнула Марину за платье: «Мамочка, ну, мамочка же!» – жалобно требовала она.
– Всё хорошо, моё золотко! – Марина погладила дочку по голове.
Шахиня крепко обняла свою ненаглядную мамочку, и они, устроившись, на диване, стали бодаться лбами.
– Ты, моё золотко! – ещё раз сказала Марина.
– Нет, это ты моё золотко! – засмеялась Шахиня.
Им было хорошо вдвоём. А что такое «втроём с папой» никто из них ещё не знал. Марине очень хотелось сообщить дочке, что папа приедет через три дня, но что-то мешало ей сказать это. Страх обмануть маленькое безгранично верящее маме существо? Ощущение какой-то неведомой опасности или эта липкая тоска, не отпускавшая сердце?
– Молчи! – приказала себе Марина. Приедет отец, Шахиня сама его увидит и узнает.
Страшная весть
Три дня и три ночи… Космическая холодная вечность так воспринимала жена лейтенанта это пустое время, этот провал в жизни, по ощущениям равный долгому опасному полёту над пропастью. Ожидание и неизвестно откуда пришедшее отчаяние, хотя на улице разгуливало по горячему асфальту лето, летал невесомый пух тополей, всё благоухало и цвело.
Но вот настало утро четвёртого дня. Марина не спала почти всю ночь. Встала в пять часов, готовила завтрак дочке, но внутренне не находила себе места. Ей хотелось мчаться в аэропорт, стоять в зале ожидания, глядя в окна на взлётную полосу, в высокое небо, в котором из синих глубин должен возникнуть серебристый лайнер…
Телефонный звонок резко ударил по нервам. Марина как-то совсем забыла о телефоне – надо было ещё вчера позвонить в комиссариат. Да-да, в девять часов она свяжется с капитаном Ивановым. Звонила её мать, спросила, поедет ли Марина встречать мужа. Можно было и не спрашивать. Разве могла она не поехать! Самая большая проблема дождаться четырнадцати часов, когда уже можно будет мчаться в аэропорт.
Проснулась дочка. Марина накормила её и долго думала, отправить ребёнка в ясли или оставить дома, а потом вместе с ней ехать в аэропорт. Решила не беспокоить дочку заранее и, как обычно, отвела её в группу, сдала воспитательнице.
В девять часов набрала номер комиссариата, но никто не ответил на звонок. Капитан, как всегда, опаздывал на две минуты. Наконец, Марина услышала в трубке его хрипловатый баритон: «Капитан Иванов». Она помедлила и сказала: «Сергей Иванович, это Марина. Скажите, могу я сегодня встречать Новосибирский рейс?» Она не могла заставить себя спросить прямо: «Всё ли в порядке с возвращением мужа?» Глубинный страх блокировал речь.
– Марина! Здравствуй, – ответил капитан, – пока других сведений не поступало. Перезвони через пять минут, я скажу тебе точно. Не волнуйся, всё будет хорошо!
Через пять минут капитан позвонил сам.
– Марина! только начал он, а сердце у неё оборвалось и словно бы закричало. Марина! Я сейчас подъеду к тебе домой. Жди, – и положил трубку.
Полчаса спустя, когда открылась дверь, и капитан Иванов шагнул в прихожую, Марина услышала то, что уже прокричало ей сердце.
– Сегодня прибудет груз-200, – сказал капитан осевшим голосом, – это твой муж, Марина. Он погиб как герой. Только не плачь – ты жена офицера…
Она и не могла плакать. Слёзы хлынут потом, спустя много дней, когда сознание впустит в себя происшедшее…
Проводы
Ей не разрешили открыть гроб, как она ни просила. Все отвечали одно и то же: «Запрещено – приказ командования». Хождения матери лейтенанта по военным инстанциям тоже закончились отказом.
Словно в страшном и душном сне, ехала Марина на кладбище. Дочка осталась у бабушки – та не разрешила Марине даже и говорить что-то о смерти отца. «Скажем ребёнку, что папа ещё долго не приедет, что он занят. Подрастёт, тогда и расскажешь, как погиб её отец».
Марина согласилась – конечно, так будет лучше. Неизвестно, что произошло бы с психикой ребёнка, который ждёт отца, а вместо живого папы видит цинковый гроб, слышит рыдания и разговоры о смерти.
Солнце пекло, словно в последние дни мира. На кладбище ни ветерка. Долго говорили красивые и печальные речи сослуживцы лейтенанта. Марина слушала, и ей казалось, что всё происходящее – неправда, что всё это сон, который вот-вот кончится. Капитан Иванов скорбно и торжественно объявил, что лейтенант посмертно награждён орденом и ему присвоено звание Героя. Залп десятка армейских винтовок заставил всех невольно вздрогнуть.
– Вот и всё! – сказала Марина. Ей казалось, что это её хоронят. Это на крышку её гроба упали первые комья земли.
После жизни
В первое время после похорон Марина часто ловила себя на мысли, что хочет позвонить мужу. Она не верила, что лейтенант погиб. Ждала каждый день стука в дверь, телефонного звонка. Шли дни, недели, а наваждение не кончалось.
Марина ходила на работу, водила дочку в ясли, стирала, варила завтраки, обеды и ужины, но делала всё это как-то бессознательно, механически. Иногда ловила себя на мысли, что похожа на робота.
Странный сон приснился жене лейтенанта на сороковой день. Шла она вдоль горной бурной и широкой реки. Ревела вода, летели водяные брызги. И вдруг на том, далёком втором берегу, среди ярко-зелёных сосен увидела Шехерезаду такой, какой была она в десятом классе – ослепительно красивой, стройной и улыбчивой. Огромные глаза, две сияющих звезды, так и звали пойти за нею. Шехерезада помахала рукой и показала жестом – лети, мол, сюда.
И полетела жена лейтенанта над бурной и страшной рекой, чувствуя, как зелёные воды притягивают к себе, заставляют снижаться, хватают за ноги своими упругими мощными струями. Изо всех сил старалась она подняться повыше, но никак не могла преодолеть этого магнитного притяжения.
Уже по пояс в воде, скоро утонет по плечи и не сможет больше взлететь. Жадный поток увлечёт её, как соломинку, закрутит, бросит на дно, и погаснет солнце на небе, и исчезнут сосны…
– Шехерезада! Помоги! – крикнула она громко… Многократное эхо мощной полифонической мелодией ответило ей, отражаясь от скал и снова возвращаясь к ним.
Шехерезада легко и высоко поднялась в воздух, пронеслась над зеленоводой рекой, выхватила из её недр Марину и опустилась на берегу.
Жена лейтенанта на миг потеряла сознание, а когда очнулась, Шехерезады уже не было рядом. «Я же ничего не успела ей сказать! – ужаснулась Марина. Она спасла меня, а я…»
Сон, словно живая явь, не отпускал сознание и днём и на следующий день. Жена лейтенанта постоянно мысленно возвращалась на берег горной реки. Спрашивала себя, почему она не смогла перелететь реку, а Шехерезада летала, как Ангел легко и просто? И где-то в глубинах сознания она видела ответ – это грех тянул её к земле и не давал подняться к облакам.
Исповедь
Прошло полгода со дня смерти лейтенанта, но жена продолжала ждать его, надеясь однажды услышать знакомый стук в дверь – муж всегда стучал, а не звонил. Такая была у него привычка. Постепенно пришло убеждение, что жизнь как-то может измениться, если Шехерезада узнает всю правду и простит Марину. Однажды жена лейтенанта поздно вечером, присев на кухне за стол, положила перед собой несколько листов бумаги и стала писать.
«Прости меня, Шехерезада! – так начала она своё послание. – Твой лейтенант, мой муж, погиб в Афганистане. Я, конечно, понимала, как он любил тебя. Так было всегда, с самого раннего детства. Я уверена – любил до последнего часа. Улетая в Афган, он просил меня назвать дочь твоим именем. И я не посмела ослушаться. Мою дочь зовут Шехерезада. Шахиня – так я называю её. И дочь, и свою жизнь с лейтенантом я украла у тебя.
Помнишь, как ты перед отъездом в город Балхаш оставила мне твой адрес. Ты просила передать его лейтенанту. Просила передать ему также, что ждёшь его. Ты не знала одного – моих желаний. Я же хотела идти по жизни только рядом с ним. Никто другой мне был не нужен. Никогда не подавала виду, что люблю его, знала о ваших отношениях. И тут судьба кинула мне в руки такой шанс! Конечно, я не могла его упустить. Я не понимала… нет, не хотела понимать, что ломаю ему жизнь. Мне казалось, смогу сделать его счастливым, ведь я так любила!
Шехерезада! Я тогда смогла убедить его, что ты вышла замуж и отправилась в Балхаш с молодым мужем. Он пережил страшный шок. Долгое время жил как робот, делал то, что нужно; ходил, куда было нужно; возвращался домой, но не чувствовал жизни. Теперь я понимаю его состояние и сама живу после похорон какой-то картонной жизнью. Это Бог вернул мне то, что я когда-то породила на свет.
Я тогда, словно убила его. Могу представить, что происходило с тобой все эти годы. Ведь я тогда убила и тебя. Знаю, что ты не создала семьи. Понимаю, что ждала его. Прости меня, если сможешь!
За всё, за всё на этом свете приходится платить. Отобрав лейтенанта у тебя, я не приобрела ни счастья, ни его любви, ни семейной жизни. Только дочка осталась мне от него, но она странным образом похожа на тебя и носит твоё имя. Отца она не видела ни разу – родилась, когда он находился в Афгане. И муж знал дочку только по фотографиям.
Мы схоронили его, но мне постоянно кажется, что не было никаких похорон, ведь мёртвым своего мужа я не видела. А ещё я чувствую, что если ты не простишь меня, то ни моя жизнь, ни жизнь моей дочери не будут осмысленны, и я боюсь – ей тоже придётся расплачиваться за мои грехи.
Ты должна бы, наверное, ненавидеть меня уже за одно то, что какое-то время я жила рядом с ним и родила ему дочь. Но я знаю, что это не так. Ты не можешь ненавидеть, и душа твоя светла. Я видела тебя такой во сне. Если сможешь, приезжай в Бийск. Мы должны встретиться и поговорить. Приезжай, я буду ждать. Марина».
Утром она отправила письмо. Сбросив его в почтовый ящик, почувствовала облегчение, словно сняла с плеч тяжёлый груз, который несла много лет. «Буду ждать ответа», – сказала себе жена лейтенанта.
Жизнь катилась дальше, не взирая на горе, счастье, радости и огорчения. Но ощущение пустоты не проходило. Ничто не могло заполнить этого жуткого необъятного вакуума, который народился на свет в минуту потери и, захватив душу, не собирался её отпускать так просто. Марина понимала, что теперь ей придётся жить с этим. Мысленно она постоянно возвращалась к тому дню, когда лейтенант приехал в Бийск после окончания военного училища. Был ясный весёлый день в конце июня. Душа её пела, легко и свободно плавала в синем небе между летучих летних облаков. Но ощущение праздника вдруг погасло. Случилось это сразу после того, как Марина сообщила лейтенанту, что его любимая Шехерезада вышла замуж и уехала, не оставив ему даже записки. Улыбка, до этого момента блуждавшая по его лицу, ещё минуту автоматически держалась в уголках губ, а потом медленно сползла куда-то вниз – как будто в небытие. Марина испугалась, увидев какое действие произвели её слова. Ей хотелось крикнуть: «Не верь мне!» Но промолчала. С каждой минутой лейтенант словно терял частицу живой жизни, глаза его погасли, лицо стало серым. Марина поняла, что он вот-вот заплачет.
– Извини, – сказала она фальшивым голосом, – мне нужно идти.
И она ушла, оставив его одного до завтра. А на следующий день, он безразлично согласился на всё, что Марина предложила: принять её сочувствие, ехать вдвоём к месту его службы.
Правда, он сказал, что может добраться и один, но Марина, стараясь говорить как можно проще, по-дружески, сообщила: «Я не брошу тебя сейчас в таком состоянии. Довезу до места, а там будет видно!»
Рано утром она отправилась с портфелем в руках в дом лейтенанта – поезд уходил в восемь утра. Город ещё спал, шаги её рождали гулкое эхо, следовавшее по пятам. И вдруг какой-то странный звук заставил Марину остановиться. Прислушавшись, она поняла, что это кричит охрипшим голосом котёнок. Животное пищало, словно захлёбываясь в болотной жиже. Марина осмотрелась, обошла пятиэтажку вокруг, заглянула в соседний двор – везде сухо, луж нет. Канализационных люков тоже. Откуда же этот крик? Совершенно явственно, будто котёнок тонет в полуметре от неё. Крик не затихал, и Марина поспешно пошла прочь. Странный звук преследовал её, не становясь тише, не удаляясь. Она снова остановилась, прислушалась – да, тонет котёнок. Но где? Вдруг какой-то животный ужас накатил на неё, мороз пробежал по спине. И Марина бросилась бежать.
Она помнит это так ясно, как будто всё случилось только вчера. Добежав до подъезда, где находилась квартира родителей лейтенанта, Марина отдышалась, успокоилась и, выбросив из головы досадный инцидент, поднялась на третий этаж. Тогда она не задумалась над тем, что это было? Сейчас сама собой пришла мысль: «Бог предупреждал её, пытаясь дать знак: Остановись! Вернись домой!»
Не остановилась, не вернулась… И всё произошло так, как произошло.
Шехерезада
В почтовом ящике лежало какое-то послание, заманчиво светясь в прорезь белым кружочком. Шехерезада повернула ключ, открыла дверцу, и в руки ей упало письмо. Почерк незнакомый, адрес… Адрес лейтенанта.
Сердце забилось резко и часто. Она думала, что переболела этим. Нет! Всё живо и больно, как и раньше. Но почему почерк чужой? Руку лейтенанта она бы узнала даже в темноте. Дрожащими пальцами разорвала конверт, вытащила сложенные вчетверо листочки. Развернула их и прочла: «Прости меня, Шехерезада! Твой лейтенант, мой муж, погиб в Афганистане. Я, конечно, понимала, как он любил тебя. Так было всегда, с самого раннего детства. Я уверена – любил до последнего часа. Улетая в Афган, он просил меня назвать дочь твоим именем. И я не посмела ослушаться. Мою дочь зовут Шехерезада. Шахиня так называю я её. И дочь, и свою жизнь с лейтенантом я украла у тебя…»
Шехерезада прислонилась к стене, чувствуя, как ослабели, а потом налились свинцом ноги. Ещё раз посмотрела на развёрнутый лист с неровным почерком: «Прости меня, Шехерезада! Твой лейтенант, мой муж, погиб в Афганистане…»
– Нет, нет! Это ошибка! – прошептала она. Сейчас я поднимусь домой, прочту ещё раз. Это не правда. Но зачем она так зло шутит?
Перешагнув порог, снова и снова пробежала глазами по строчкам, не веря написанному. Потом села на диван и прочла письмо до конца. Все невыплаканные слёзы, страшные годы ожидания, бессонные ночи, когда она прислушивалась к каждому звуку на лестнице, надеясь услышать знакомые шаги – всё это вырвалось из глубин души тихим воем. Так воют собаки от безнадёжности, одиночества и ночной жути.
Потом хлынули слёзы. Она плакала и не могла остановиться. Выла и плакала. Время исчезло. Сознание умерло. Шехерезада осталась один на один со смертью. Теперь жить было незачем. Всё потеряло смысл. Она даже не вспомнила, что оставила входную дверь открытой, не заметила, когда вошла соседка. Не понимала, о чём та спрашивает, почему тормошит её.
Нисколько не удивилась, когда перед ней возникла женщина в белом халате – врач. Что было дальше, Шехерезада не помнила. События как-то выпали из памяти. Это случилось потому, что происходящее уже не имело для неё никакого значения…
Голос интуиции
Из больницы Шехерезада вернулась домой только через три месяца. За это время боль чуть-чуть притихла в душе, но не ушла. Однако странным было то, что бездна, где летала безразличная белая смерть, почему-то отступила. Первое, что сделала Шехерезада, когда вошла в дом, отыскала роковой конверт. Снова прочла письмо. Но теперь сознание остановило её на других строчках: «Мы схоронили его, но мне постоянно кажется, что не было никаких похорон, ведь мёртвым своего мужа я не видела. А ещё я чувствую, что если ты не простишь меня, то ни моя жизнь, ни жизнь моей дочери не будут осмысленны, и я боюсь – ей тоже придётся расплачиваться за мои грехи…»
Шехерезада прочла эти строки несколько раз. Прислушалась к себе внутри, и откуда-то из глубин далёких гулких пространств, приближаясь и становясь всё более отчётливой, проявилась мысль: «Он жив!» Снова и снова проверяя это ощущение, она ловила сигналы подсознания, а может быть, не подсознания, а реальные посылы живого организма, пронизывающие время и расстояние. Да, это его мысленный зов! Он через тысячи километров обращается к ней, и подсознание ловит живые волны близкого существа.
Шехерезада понимала, что так люди сходят с ума. Нужно что-то делать. Она решила ехать в Бийск, встретиться с женой лейтенанта.
В родном городе
Шехерезада бродила по родному городу, узнавая и не узнавая его улицы, переулки, дома… Она побывала везде, где весёлые и счастливые летали в облаках два юных создания, наполненных любовью. Неужели это были они с лейтенантом?
Вот здесь они шли вдоль набережной, посидели на лавочке. Лейтенант купил мороженое для своей дамы. Потом они сели в трамвай и поехали в сторону новостройки, вышли на остановке около ресторана «Север» и двинулись к большому дому, огороженному высоким забором. День уже склонился к вечеру, солнце разлилось по горизонту малиновым заревом. Уже появились на востоке первые бледные звёздочки. Шехерезада попрощалась со своим спутником и исчезла за тесовыми воротами. Сегодня она договорилась переночевать у подружки Лены. Это был дом её родителей.
Однако лейтенант не торопился уходить. Стоя у забора, прислонившись к белым узорным воротам, он чего-то ожидал. Быстро темнело. Далеко на горизонте взошла огромная багровая луна. Шехерезада выглянула в окно, помахала ему рукой и показала жестом – иди домой!
А вот здесь, по улице Мухачёва они беззаботно гуляли вдоль тротуара, болтая и обнимаясь на ходу. Шехерезада остановилась, присела на скамейку, сняла ролики. Лейтенант примостился рядом. Они долго разговаривали, прижавшись плечом к плечу. Он достал из кармана книгу «Над пропастью во ржи», они читали её вместе, смеялись, опять обнимались, целовались.
Общаться могли день и ночь – им это не надоедало. С вокзала они однажды уехали в Новосибирск. В крайнем купе сидели друг против друга вдвоём, ели мороженое и увлечённо болтали.
Лейтенант пересел на её сиденье. Они угнездились рядом, обнимались, целовались… Мимо мелькали лесополосы, сёла, станции, деревеньки… Дорога показалась им очень короткой. Они думали, что так будет всегда.
Разлука пришла после окончания десятого класса. Лейтенант поступил на учёбу в Красноярское высшее военное училище, а Шехерезада провалила экзамены в Красноярский университет. Родители настояли на её возвращении в Бийск.
Лейтенант и Шехерезада поклялись, что всё равно не расстанутся. Она приезжала в Красноярск, он – в Бийск на каникулы. В тот же год она поступила в Бийский пединститут. Конечно, они собирались пожениться.
Быть вместе, совсем вместе им пришлось только один раз. Всего полдня настоящего сияющего счастья. Произошло это в их любимом городе Бийске.
На следующий день лейтенант уехал сдавать выпускные экзамены.
Больше им встретиться не довелось. Остался город с его улицами, набережной, мостом. Стоит большой дом с тесовыми воротами, где жила подруга Лена. Вокзал всё также шумен и суетен, и поезда уходят в дальние края каждый день, оттолкнувшись от перрона, как корабли от пирса. Шехерезада бродит по улицам города… Но где же теперь лейтенант? В какие дали улетела душа его?
Только через неделю после приезда в Бийск решилась Шехерезада пойти к жене лейтенанта, в тот дом, где жил он чужой, уготованной ему не Богом, а другим человеком жизнью.
Встреча
Шехерезада поднималась по ступеням той лестницы, по которой ходил он столько лет один, без неё. Здесь был его дом. Его одного – без неё. Тысячи раз переступал он порог этой квартиры. А теперь Шехерезада стоит перед железной дверью, собираясь тоже войти сюда. Одна – без него.
Жена лейтенанта открыла дверь, молча отступила в коридор, пропуская гостью в дом. Шехерезада увидела на вешалке между другими вещами старый китель лейтенанта и быстро отвела глаза, боясь непрошеных слёз и преодолевая желание зарыться в этот китель лицом. В зале, куда она прошла, увидела маленький цветной глобус, стоящий на столе в углу. Это был его любимый предмет. В старших классах он подолгу рассказывал Шехерезаде о разных странах, показывая на глобусе те города, реки и пустыни, о которых шла речь. Под швейной машинкой стояли его туфли, на гвоздике за дверью виден был ремень с железной пряжкой. Казалось, сейчас откроется дверь второй комнаты, и он войдёт, улыбаясь, и скажет: «Где же ты была всё это время? Я так ждал тебя!»
И дверь, действительно, открылась. В зал выглянула девчушка лет двух. Она внимательно посмотрела на Шехерезаду, потом на мать, и снова на Шехерезаду. Улыбнулась ещё сонной улыбкой. Да, это была его дочь. И улыбка тоже его.