- -
- 100%
- +
© Jurakhon Mamatov, 2021
ISBN 978-5-0053-3039-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Джурахон Маматов
На факультете «иняз» Душанбе
© 2018 – Джурахон Маматов
All rights reserved. No part of this publication may be reproduced or transmitted in any form or by any means electronic or mechanical, including photocopy, recording, or any information storage and retrieval system, without permission in writing from both the copyright owner and the publisher.
Requests for permission to make copies of any part of this work should be e-mailed to jjm60@yandex.ru
Об авторе.
Автор сборника «На факультете иняз Душанбе», Джурахон Маматов, родился и вырос в Таджикистане, в пограничном с Афганистаном городе Пяндж. В 1990 году поступил в душанбинский пединститут на факультет иностранных языков. Успешно завершив учёбу (с красным дипломом), работал переводчиком в различных международных организациях в годы гражданской войны в Таджикистане. Затем продолжил карьеру переводчика в одной из крупных международных организаций города Москвы.
О книге
В книге доступным языком, в художественной форме рассказывается о малоизвестном большинству людей высокогорном уголке земли под названием Памир. О горцах и горянках, о простых жителях высокогорных селений, гордо и молчаливо переносящих ежедневные суровые горные будни. В книгу также включены рассказы о любви, о юных чувствах, о школьных и студенческих переживаниях, прочитав которые читатель вправе заключить: «все люди Земли живут, влюбляются и переживают одинаково…»
На факультете «иняз» Душанбе
Маматов Джурахон
Памир – это действительно красота…
Что может сравниться с величием памирских гор, с их первозданной красотой, чистейшими родниками, вкуснейшей водой и упоительным воздухом? Я помню слова одного иностранца, который впервые увидел Памир и сказал: «Я – привилегированный человек, что побывал здесь… Не каждому удаётся увидеть эту красоту…». Я тоже, по Божьей воле, считаю себя привилегированным человеком: я часто бываю там.
И каждый раз, когда оказываюсь на Памире, я, высоко запрокинув голову, восторженно гляжу на эти величественные горы, стоящие в звонкой тишине…
И я снова встречаюсь со своими замечательными и удивительными друзьями-горцами, гордо и молчаливо переносящими ежедневные суровые горные будни. Брожу по каменистым, хранящим эхо долгой истории, таинственным ущельям… И где-нибудь на высокой горной тропе утомившаяся горянка, приложив ладони козырьком к глазам, с удивлением бросит свой проницательный взгляд на странника, влюблённого в горы. А я, мысленно послав ей свои пожелания счастья в её нелёгкой горной жизни, продолжу свой путь дальше к сверкающим вершинам.
И вы, мои дорогие читатели, на страницах этих рассказов вместе со мной можете побывать на этом таинственном, малоизвестном большинству людей уголке земли под названием Памир.
Часть I. Душанбе (или На факультете «иняз»)
Миг
Ранним майским утром, на подоконнике лестничного пролёта между вторым и третьим этажом факультета иностранных языков сидела красивая девушка. Её звали Чаман. Она моя однокурсница, но учится в параллельной группе. Обычно она всегда опаздывала на пары, и в такую рань видеть её на факультете было немного необычно.
– Привет, чего не спится? – шутя поприветствовал я её.
– Я тебя жду.
– Чем могу служить? Опять упражнения по грамматике?
– Латофат вчера пыталась отравиться, еле откачали. Она спит в общаге, доктор сделал ей промывание.
Я присел рядом с Чаман. Она чуть отодвинулась, подобрав под себя длинную, до пят, юбку цвета хаки. Затем, повернув ко мне своё тонко очерченное лицо, вопросительно уставила на меня свои светло-зелёные глаза. За четыре года учёбы она была единственной девушкой, с которой я мог откровенно говорить на любые темы. Её мать была русской, а отец – таджик, с Памира. Всем известен факт, что дети от смешанных браков обычно рождаются очень красивыми и, чаще всего, интеллектуально одарёнными. Чаман была одной из таких девушек.
– Чаман, если Латофат суждено быть со мной, или мне суждено быть с ней, то мы непременно встретимся… и будем вместе. Если нет… А притворяться, что я её люблю, я считаю, было бы аморально.
– А ей каково, ты представляешь? Влюблённая девушка – всё равно что глухая, она ничего слышать не хочет, кроме своего сердца…
– Чаман, это только в индийских фильмах всё заканчивается свадьбой, а в реальной жизни очень много историй о грустной и безответной любви…
После этих слов она долго и пристально смотрела мне прямо в глаза. Так смотрят девушки, которые предельно искренни. Люблю я смотреть в такие глаза…
– Ну, вообще-то, вы, парни, слишком жестоки. Иногда можно и притвориться, ради… Ну, хотя бы ради временного счастья! Знаешь, девушки иногда на всё согласны, лишь бы быть рядом с любимым. Коротко ли, долго ли, но быть со своим единственным…
– А потом что? Горькое разочарование? Нет, я не хочу никого разочаровывать, – тихо произнёс я.
За окном прогремел утренний майский гром, и крупными каплями начал накрапывать дождь. Чаман чуть приоткрыла окно, задев мокрую ветвь чинары. Запахло прохладой, дождём и мокрым асфальтом.
По лестнице начали подниматься студенты. Коридор института потихоньку заполнился тем весёлым студенческим шумом и беспричинной радостью, которая бывает только в ранней юности.
Мы поднялись на
третий этаж, подошли к расписанию занятий в стеклянной раме и узнали номер аудитории, где у нас должна была быть лекция по теории грамматики английского языка. Предмет, который до сих остаётся для меня неразгаданной загадкой.
В аудитории Чаман села рядом со мной.
– Дай мне какой-нибудь свой конспект, я хоть притворюсь, что пишу что-то.
Вот такая она была, Чаман – чуть с ленцой, но училась отлично. Одно слово – талант (а может, потому, что она родилась в смешанном браке?).
В класс вошла профессор Гогошидзе и сразу после приветствия строгим голосом начала читать лекцию.
Шушукались ещё сонные студенты. По металлическому подоконнику снаружи стучал весенний дождь. Прямо за окном мокли огромные чинары. Пахло влажным душанбинским воздухом.
Чаман несколько раз, привалившись ко мне плечом, заглядывала ко мне в конспект, и, выискивая ручкой нужное ей слово, переписывала к себе в конспект. И таким образом у меня всегда оказывалось два конспекта с одной и той же лекцией. Одна лекция, написанная мной, другая – написанная Чаман, но в моей тетради. Но я к этому давно уже привык.
Юность тем и прекрасна, что ко всему быстро привыкаешь и быстро от всего отвыкаешь. Двадцатилетний опыт внушает тебе, что самое главное в жизни ещё впереди. И интересная работа, и настоящая любовь, и ещё что-то неописуемое и загадочное, которое прячется за словами «счастье», «мечта», «гармония»… Всё впереди…
Но это главное прячется за кронами чинар, за вершинами гор, и изредка игриво выглядывает из-за майских облаков. И в тридцать они будут тебя игриво заманивать, зовя за собой, и в пятьдесят, и в восемьдесят… Пока однажды, убелённый сединой и умудрённый опытом, не поймёшь, что они, все твои Идеалы, всегда были рядом с тобой.
И вдруг озаришься мыслью, поняв смысл слова Вечность. И всё становится ясно, как синее душанбинское небо.
И ты уже осмысленно поёшь строки знаменитой песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется „жизнь“».
Мгновения из будущего текут в прошлое, проходя через тебя, и ты становишься сверкающим мостом, связывающим прошлое с будущим. Каждый миг незримо связан с другим мигом через тебя. Ты мост, через который прошли мгновения отчаянной, иногда безответной, но искренней юной любви.
И я, только что, связав воедино эти мгновения нитью памяти, оказался в своей юности, где юная Чаман, сидя рядом со мной, пишет лекцию по теории грамматики. Мы ещё совсем юны и совсем не обращаем внимания на слова песни «Есть только миг…». Счастливый миг. Где-то я читал такую мысль: «И каждый миг между прошлым и будущим ты совершаешь выбор».
Выбор быть счастливым всегда остаётся за тобой.
P.S.
Латофат в начале пятого курса вышла замуж за своего земляка, парня из Регара, и взяла академический отпуск. Что было с ней потом, мне неизвестно.
Гораздо позже, уже повзрослев, я понял, что был самолюбивым, немного жестоким и довольно чёрствым студентом, так как даже после того утреннего случая я не удосужился поговорить с Латофат. При встречах со мной она неизменно краснела, но ни разу не произнесла ни слова о своих чувствах. Всё перетерпела молча. Эх, юность, юность…
14 мая 2011
В полдень
Летний зной июля. Полдень в Душанбе – как испанская сиеста. От жары воздух кажется лимонно-оранжевым. На улицах тихо, даже чинары и тополя не шелохнутся: у них тоже сиеста. Редкие прохожие стремятся перебежать в тень и побыстрее заскочить куда-нибудь внутрь, где немного прохладнее.
Я прошёл мимо кинотеатра «Ватан» и повернул направо, в сторону памятника-танка. После долгой разлуки я снова в Душанбе. Просто гуляю по улицам и впитываю в себя тепло города. Воздух родины насквозь пропитан жарким солнцем. Горячие лучи уже более щедро заливают полдень золотом, и воздух из лимонно-оранжевого превращается в золотой. По желобкам вдоль аллеи с тихим журчанием течёт прозрачная вода.
У остановки недалеко от магазина «Голубой экран» стоят несколько женщин. Я прохожу мимо и вдруг чувствую на себе пристальный взгляд одной из них. Я оглядываюсь – её чёрные глаза удивлённо и не мигая смотрят на меня. Первая проскользнувшая мысль: «Зарина?» – но я не останавливаюсь. Следующая мысль: «Не может быть, пятнадцать лет прошло». Пройдя несколько шагов, оборачиваюсь снова. Она, прищурившись и чуть наклонив голову, приглядывается.
– Это ты?..
– Зарина?
– Да! – Она, быстро положив свою сумочку на скамейку, раскинув руки, бежит в мою сторону, но на полпути, опомнившись, смущенно останавливается…
И пятнадцати лет как не бывало. Передо мной всё та же юная студентка-однокурсница, с которой мы съели не одну тонну шоколадного мороженого в «Восточном кафе». Она всё такая же экспрессивная и эмоциональная.
Вот за что я люблю город Душанбе, так за его чинары, которые придумали себе сиесту в полдень. За то, что, просто гуляя по улицам, ты можешь встретить юные, чёрные как уголь глаза из далёкого прошлого…
9 декабря 2010
На перевале Фахрабад
Текст посвящается всем, кто когда-то жил в Таджикистане,
но был вынужден покинуть его по разным обстоятельствам.
Ранним утром, в один из воскресных дней в начале апреля, я пешком поднялся на перевал Фахрабад, расположенный недалеко от Душанбе. Раньше, в советские времена, мы часто ходили туда вместе с друзьями, но теперь все они поразъехались и живут далеко за пределами Таджикистана.
Склоны гор были покрыты сплошным ковром из красных маков. Кое-где среди алых цветов виднелись темно-синие, чуть склонённые головки колокольчиков. Трава была ещё покрыта росой, и её мелкие бусинки, играя всеми цветами радуги, отражали лучи утреннего солнца.
Взглянув на левый склон, я заметил мальчишку в темном трико и красной майке. Он пас небольшое стадо коз. Увидел я его не сразу и именно из-за майки, цвет которой сливался с фоном из ярко-алых маков. Взмахнув рукой, я поприветствовал его. Он тоже ответил мне взмахом руки.
Я продолжил свой путь дальше, вдыхая утренний воздух гор.
Добравшись до вершины – а это 1245 метров над уровнем моря! – и скинув рюкзак, я присел на мягкую апрельскую травку. С вершины был виден почти весь город Душанбе. В утренней дымке серебрилась ниточка реки Кафирниган. Небо было совершенно синим, без единого облачка. Лишь весенние ласточки стремительно прочерчивали на нём свои замысловатые линии. Я внимательно прислушался к окружавшей меня тишине, и вдруг мне показалось, что она беседует со мной своим тайным языком символов.
– Ты прекрасна, моя земля, – мысленно произнёс я.
– Я прекрасна всегда, ведь я – твоя Родина, – тихо прошептала она.
– Я рад, что ты у меня есть, хоть ты истерзана войной и разрухой… и слаба.
– Эх ты, глупец… Разве это может навредить мне? Я не меняюсь, я ведь природа. Я никогда не воюю и безукоризненно следую своему предназначению – расцветаю весной, нагреваюсь и золочусь летом, осенью делюсь своими дарами, а зимой засыпаю и отдыхаю. И так всегда, потому что я следую Божьим законам. А насчёт слабости, тут ты вовсе не прав. Я ведь Земля и всегда сильна, а слабы только люди, живущие на мне. И войны, и разрухи – это тоже их рук дело.
Потом наступила тишина. Я прилег на травку, подложив под голову рюкзак. Высоко в небе парили орлы, широко раскинув крылья. Это выглядело удивительно красиво. Они парили без единого взмаха. «С высоты им лучше видно, насколько прекрасна наша земля», – подумалось мне.
– Да, я действительно красива, необыкновенно красива, – смущенно прошептала земля, снова возобновляя наш диалог.
– Слушай, а я вот часто общаюсь с людьми, покинувшими тебя. Как ты относишься к ним?
– Я люблю их, как Мать любит своих детей. Ведь я вырастила их, они дышали моим воздухом, питались моими плодами, сидели под моими деревьями. Под покровом моей ночи они впервые смущенно целовались. И никто, кроме меня, этого не видел. Я храню их тайны. Они есть часть меня, мои частички, разбросанные по разным уголкам мира. И внутренне они всегда помнят, что являются детьми этой земли. Навсегда. Я их создала Детьми Гор навсегда…
Затем снова наступило молчание.
Солнце поднялось высоко. Утренняя дымка полностью исчезла, и с противоположной стороны чётко прорисовывались силуэты Варзобских гор с зелёными пятнами весенней травы на фоне красных проталин. По Фахрабадской дороге зачастили машины, ехавшие со стороны Курган-Тюбе. Я открыл рюкзак и вытащил уже остывшую лепешку, которую купил по пути, на Саховате, у молодой девушки-узбечки из колхоза «Россия». Какая же вкусная эта лепёшка, посыпанная кунжутными семенами…
Вокруг меня колыхались алые маковые ковры. Подул тёплый ветерок, нежно касаясь верхушек трав и превращая их в зелёные волны. Природа и дальше продолжала свой тайный разговор со мной, но мне было лень переводить этот язык на обычный, хотя подсознательно я чувствовал, что она пыталась донести до меня что-то очень важное…
По дороге назад, во время спуска, я снова повстречал мальчишку-пастуха. С близкого расстояния я заметил, что козы, которых он пас, были ангорские, с длинной и совершенно белой шёлковой шерстью.
– Ассалому алейкум, ака, ту варзишгар асти? – весело спросил мальчишка. Видимо, он так подумал, увидев мое спортивное снаряжение. 1
– Ман кухро дуст медорам, бародар, худат шояд мухлиси варзиш асти? – поинтересовался я, указывая на надпись «Леонель Месси» на его красной футболке. 2
– Ман мухлиси тими «Барселона» астам, футболро дуст медорам, – весело ответил он. 3
Нам было по пути, и мы некоторое время шли вместе вдоль дороги, разговаривая о футболе. О «Барселоне» он знал почти всё.
Крупный вожак-самец с большими закрученными рогами уверенно шествовал впереди козьего стада. Он, видимо, знал уже дорогу наизусть, и козы мелко семенили за ним.
Когда дошли до поворота в сторону его кишлака, он вежливо произнёс традиционное:
– Чой тайёрай, ака, биё хона мехмони меравем. 4
– Рахмат, бори дигар, бародар. 5
Мы тепло попрощались, и я отправился дальше. Движение транспорта становилось всё интенсивнее. Я шёл вдоль ивовых деревьев со склонёнными до самой земли зелёными ветвями. Казалось, что они поклоном приветствовали меня. Я пешком добрался до поста ГАИ, а там сел на попутную машину, за рулём которой был пожилой мужик в чапане и тюбетейке. Оказался он из Ильичёвского района и в тот воскресный день ехал в гости к своему брату, проживавшему где-то на Водонасоске.
Я вышел на Гулистоне. На огромной цветочной клумбе напротив Цирка цвели красивейшие чайные розы. Из подземного перехода, смеясь, появились девушки. Одна – в национальной одежде, другая же была одета по-европейски. У той, что была в традиционном платье, зазвонил мобильный. Чуть замедляя ход, она ответила:
– Далер, конспекти маро имруз биёр. Фирузаро бигу туфлихои, ки вай пурсида буд, дар «Корвон» ёфта мешавад. 6
Дойдя до остановки, они остановились и стали ожидать свой транспорт. Я поймал себя на мысли, что невольно любуюсь этими юными девушками. И всё-таки, как же красиво весной в Душанбе…
И мне вспомнился язык символов природы, услышанный сегодня на вершине Фахрабада. Солнце, горы, весна, апрель, ласточки в небе, мальчишка-пастух и эти две юные красавицы говорили мне о том, что всё будет прекрасно…
13 ноября 2010 года
Дыня
На земле, вернее, на сене, лежали зеленошкурые зимние дыни с грубой рифлёной поверхностью, а рядом, на картонной бумаге, – разрезанные дольки, сверкающие янтарём на декабрьском солнце. Базар был полон снующего народа. Туда-сюда, туда-сюда. Стёганые чапаны, пальто, калоши. Слышатся имена: Зарина, Парвина, Наргис. В воздухе кружится запах лимона.
Дольки дыни ближе к кожуре сверкают белизной, а выше становятся всё прозрачнее и прозрачнее, и на самой верхушке виднеются мелкие жёлтые семечки. Живой жёлтый мармелад…
Вечерний базар. Декабрь. Сумерки наступают быстро. А янтарные дольки светятся в наступающей темноте. Лучатся аппетитно, маняще… Почему они светятся? Ах да, ведь дыня всю осень впитывала в себя лучики солнца, и теперь настало время ими поделиться – согреть жилища и в сумерках 31-го декабря искриться на новогоднем столе, делая праздник ещё ярче, ещё янтарнее…
4 декабря 2010 года
Город
Он плыл по небу, как ковёр-самолёт. Плыл весело и плавно, сверкая и дыша жарой – весь такой золотой-золотой. Иногда, замедляясь, он оглядывался по сторонам: внизу проплывали моря, леса и степи, но ничто не трогало его сердце. И вот он достиг подножия высоких гор и почувствовал трепет: вершины манили его. Он сделал несколько кругов в поисках площадки для посадки, да и передохнуть не мешало бы, всё-таки провел в небе уже немало дней. Прежде чем приземлиться, он спросил у стаи орлов, парящих рядом:
– Что за прекрасная долина прямо под нами?
– Гиссарская, – дружно ответили орлы.
– Удивительной красоты долина, да и название такое милозвучное.
Он лихо дал правый крен и с шумным шелестом приземлился на приглянувшееся место.
– Здравствуй, Прекрасная Долина, – вежливо поприветствовал он.
– Добро пожаловать! – с радушием отвечала Долина. – Ты кто такой?
– Я – Город, я – Душанбе, – звонко и молодо отрекомендовался он.
– Ну, располагайся, располагайся.
И он как-то величаво и основательно начал устраиваться среди серебристых тополей, изумрудных чинар и прозрачных холодных рек. И, слегка прихлопывая себя по бокам, отчего даже тополиный пух весело завертелся вокруг, он довольно удобно расположился, растянувшись на всю долину.
«Пусть себе устраивается, раз ему здесь нравится, – размышляла Долина. – По характеру он весел и радушен, довольно чист и опрятен и, не скрою, по-восточному красив. Во всяком случае, некоторые без памяти и навсегда влюбляются в него. Есть тому доказательства…»
20 декабря 2010 года
Сабрина
Однажды я пришёл к заключению, что не надо бояться красивых девушек – они сами постоянно боятся своей красоты. Я это понял, часто общаясь с ними. Мне повезло, что вокруг меня было много красивых девушек. Иногда просто восхитительно красивых…
Многие из них часто признавались мне, что им кажется, будто именно их красота является тем самым барьером, через который не могут переступить некоторые парни.
Когда я это понял, мне стало интересно… Очень интересно общаться с девушками…
Я вообще считаю, что общение – это одна из самых прекрасных привилегий для людей (вспомнил крылатое выражение Антуана де Сент-Экзюпери). Общение – это загадка, общение – это открытие, общение – это эмоции… И эти эмоции зависят от тебя и твоего собеседника… какими им быть.
Некоторые собеседники запоминаются навсегда. Так было и со мной…
У Цирка, на остановке напротив «Гулистона», одиноко стояла девушка – не просто девушка, а девушка-красавица. Одета она была в широкое, свободно облегающее длинное платье светло-зелёного цвета, доходящее до пят. Платье было из мягкого недорого ситца, и оно волнующе обрисовывало её молодое девичье тело. Если бы девушки знали, что именно вот такие простые платья, легко облегающие и волнительно обрисовывающие женские линии, мощно и инстинктивно привлекают внимание мужчин к ним, они навсегда бы отказались от стодолларовых материалов и дорогих украшений.
Волосы девушки были небрежно заплетены в одну простую косу, которая свободно лежала на левом плече. Красноватый, блестящий отлив говорил, что волосы покрашены хной. Я уверен, что хна – самое лучшее средство для волос… Не зря сквозь тысячелетия она сохранилась и дошла до нас.
Девушка перебросила косу на правое плечо, которое было ближе ко мне. Инстинктивно?
Мне показалось, что если она чуть встряхнёт головой, то коса распустится. В её ушах были серебряные серёжки, по форме напоминающие виноградную гроздь. Чёрные, блестящие глаза и чёрные брови делали её похожей на цыганку. Лицо было матово-белым. Могло показаться, что отдалённо она напоминает индийскую киноактрису – Амриту Рао.
Был жаркий летний день, и она, достав из своей сумочки общую тетрадь жёлтого цвета, начала обмахиваться ею.
Я подошёл к остановке и встал у стеклянной перегородки; она находилась по ту сторону стекла, то есть внутри остановки, а я снаружи. Она мельком взглянула на меня и равнодушно отвернулась в сторону дороги. Но в этом мгновенном взгляде я сразу ощутил изучающий интерес девичьих глаз. Это такой особый взгляд – взгляд-фотография. За это мгновение она успевает молниеносно оценить внешность парня или мужчины.
В нынешнее время такие девушки на своих страничках в соцсетях в графе «семейное положение» обычно пишут «в активном поиске». Мне, студенту факультета иностранных языков, где больше половины студентов – девушки, а каждая вторая – красавица, такое поведение девушек было привычно и очень знакомо. Я знал, что эта внешняя недосягаемость – всего лишь тот самый барьер, о котором я уже писал выше.
– Привет, «двойка» давно отъехала? – спросил я её, имея в виду маршрутку номер два.
Она резко обернулась в мою сторону, удивлённо посмотрела прямо мне в глаза, а потом, как всегда в таких случаях делают девушки, изучающе скользнула взглядом с головы до ног и лишь потом тихо ответила:
– Не знаю. Я тоже жду «двойку», пока не проезжала. – Отвернувшись, она еле заметно улыбнулась.
Затем, открыв свою желтую тетрадь, она уставилась на страничку, где были рисунки выкроек.
– Своё платье тоже, наверное, сама сшила, – медленно произнёс я. – Красивое платье…
Она с ещё большим удивлением посмотрела на меня…
– Слушай, отстань, а?.. – лукаво произнесла она, и по тону было ясно, что в этом «отстань» звучит затаённый интерес. Во всяком случае, я это почувствовал. Возможно, про себя она произнесла: «Что за чудак?..».
Я никогда не боялся показаться чудаком. Мне кажется, нужно бояться быть похожим на всех. Нужно быть самим собой. Такой, как ты, во всей Вселенной один.
Негромко сказав «хорошо», я отошёл в другой конец остановки, куда не падала тень и было жарко. Остановка быстро начала наполняться людьми. Тут подъехала «вторая» маршрутка, и оттуда вышел старик с мешком лука на плече. Мальчик-кондуктор начал созывать пассажиров: «Текстиль, Военторг, Дом Печати!».
В маршрутке было всего лишь одно свободное место, на переднем сиденье, прямо за водителем. Мы с девушкой вместе подошли к маршрутке, и «зазывала», увидев нас, быстро втиснул мальчика лет семи, сидящего на переднем сиденье, в конец автобуса, между двумя стариками, а нас почти силой запихал в маршрутку. Девушка расположилась у окна, а я был вынужден сесть рядом с ней.
– Извини, тут я никак не могу выполнить твою просьбу и «отстать», – улыбаясь, прошептал я. Она отвернулась к окну и незаметно улыбнулась. Мы ехали молча. На «Текстильке» мальчик посадил ещё одного пассажира – старую бабку с тяжёлой сумкой – и уступил ей своё место у двери, а сам привалился на меня. На поворотах мне приходилось с усилием сдерживать его вес, чтобы не упасть на девушку, сидящую рядом со мной. Она это заметила.
– Тяжело? Можешь подвинуться ближе, пусть мальчик тоже присядет, – негромко произнесла она.