Криминальные истории. Исчезнувший миллионер

Глава 3: "Ложный Репин"

Утром второго дня расследования лаборатория Федеральной экспертной службы напоминала улей. Дмитрий Соколов склонился над микроскопом, изучая образцы краски с последней картины Красильникова. Рядом гудели приборы, анализируя пигменты и связующие вещества. Анна Морозова наблюдала за работой, понимая, что именно эта экспертиза может стать ключом к раскрытию преступления.

"Предварительные результаты готовы", – сказал Соколов, поднимая голову от микроскопа. "Картина написана современными материалами, но с использованием техники конца девятнадцатого века. Пигменты соответствуют тем, что применял Репин, но связующее вещество имеет современный состав."

Морозова нахмурилась. "То есть это подделка?"

"Скорее, стилизация. Кто-то очень профессионально имитировал технику Репина, но использовал доступные сегодня материалы. Причем работа выполнена на высочайшем уровне. Если бы не химический анализ, я бы поверил в подлинность."

К ним подошла Елена Петрова с результатами компьютерного анализа. "Дмитрий Павлович прав", – сказала она. "Сравнил цифровые снимки картины Красильникова с архивными фотографиями утраченных работ Репина. Композиция, манера письма, даже детали пейзажа точно соответствуют описанию картины 'Березовая роща у реки', которая считается утраченной с 1920-х годов."

"Значит, Красильников создавал точную копию несуществующего оригинала?" – уточнила Морозова.

"Именно так. Но качество работы поразительное. Такую копию вполне можно выдать за подлинник, если не проводить химический анализ красок."

Морозова задумалась. Картина становилась все более сложной. Красильников создавал высококачественные подделки, но кто заказывал эту работу и зачем? И главное – кто его убил?

В галерею "Арт-Центр" они приехали во второй половине дня. Татьяна Семенова, искусствовед галереи, встретила их в своем кабинете. Женщина лет сорока пяти, с тщательно уложенными волосами и в строгом деловом костюме, производила впечатление компетентного профессионала.

"Я готова помочь следствию", – сказала Семенова, усаживаясь за письменный стол. "Смерть Сергея Анатольевича – большая потеря для мира искусства."

"Расскажите о последней работе Красильникова", – попросила Морозова. "Вы ее видели?"

"Конечно. Сергей Анатольевич работал над копией утраченной картины Репина. Точнее, не копией, а реконструкцией. По сохранившимся описаниям и эскизам он пытался воссоздать то, как могла выглядеть 'Березовая роща у реки'."

Соколов и Морозова переглянулись. Семенова называла работу реконструкцией, а не подделкой.

"А насколько точной получилась эта реконструкция?" – спросил Соколов.

"Удивительно точной. У Красильникова был феноменальный талант к подражанию. Он мог скопировать манеру любого художника так, что отличить копию от оригинала было практически невозможно."

"И кто заказал эту работу?"

Семенова на мгновение замешкалась. "Я… не помню точно. Это был частный заказ. Возможно, кто-то из коллекционеров."

Морозова почувствовала фальшь в голосе искусствоведа. "Татьяна Владимировна, мы ведем расследование убийства. Любая скрытая информация может помешать поимке преступника."

"Заказ поступил через Игоря Семеновича Новикова", – наконец призналась Семенова. "Он известный коллекционер, часто обращается к нам за консультациями."

"Новиков заказывал именно копию Репина?"

"Он сказал, что хочет иметь представление о том, как выглядела утраченная картина. Для своей коллекции. Ничего предосудительного в этом нет."

Соколов достал планшет и показал Семеновой снимки картины. "Как вы оцениваете качество работы?"

Искусствовед внимательно изучила изображения. "Превосходно. Если бы я не знала, что это современная работа, поверила бы в подлинность. Красильников передал не только технику Репина, но и его особую манеру письма, характерную цветовую гамму."

"А если провести экспертизу такой работы, ее можно выдать за оригинал?" – спросила Морозова.

"Теоретически да, если экспертиза будет поверхностной. Но серьезный химический анализ красок выявит подделку."

Морозова записала ответ и задала следующий вопрос. "Как часто вы общаетесь с Новиковым?"

"Довольно регулярно. Игорь Семенович – серьезный коллекционер, хорошо разбирается в живописи. Иногда просит проконсультировать по атрибуции картин."

"А не просил ли он вас когда-нибудь подтвердить подлинность работ сомнительного происхождения?"

Семенова резко выпрямилась. "Что вы имеете в виду?"

"Прямой вопрос, прямой ответ. Вы когда-нибудь выдавали заключения о подлинности картин, зная, что они являются подделками?"

"Я… я никогда не делала ничего противозаконного!" – голос Семеновой дрожал.

Морозова поняла, что попала в болевую точку. "Татьяна Владимировна, мы можем проверить все ваши экспертные заключения за последние годы. Лучше расскажите все сейчас."

Семенова молчала несколько минут, борясь с собой. Наконец она заговорила. "Игорь Семенович действительно иногда просил… не слишком тщательно проверять происхождение картин. Говорил, что некоторые коллекционеры предпочитают не афишировать источники приобретения."

"И вы соглашались?"

"Я думала, что ничего страшного в этом нет. Картины были качественными, технически выполненными на высоком уровне. Я не подозревала о подделках."

Соколов показал ей еще один снимок. "А эту работу вы видели?"

На экране планшета была фотография картины Репина "Осенний пейзаж с березами". Семенова внимательно всмотрелась в изображение.

"Да, это одна из работ, которую недавно приобрел Новиков. Я подтверждала ее подлинность. Превосходная работа, характерная манера Репина."

"За какую сумму была приобретена эта картина?"

"Игорь Семенович не говорил точно. Но упоминал, что заплатил около двадцати миллионов рублей."

Морозова и Соколов снова переглянулись. Сумма была внушительной даже для подлинного Репина.

"А часто ли Новиков приобретает картины таких мастеров?"

"В последнее время довольно часто. За полгода он купил несколько работ русских художников девятнадцатого века. Левитана, Шишкина, два полотна Репина."

"И все с вашим экспертным заключением?"

Семенова кивнула. "Игорь Семенович доверяет моему мнению."

Морозова встала из-за стола. "Нам понадобится список всех картин, по которым вы давали заключения для Новикова. А также копии этих заключений."

"Но это конфиденциальная информация…"

"Татьяна Владимировна, это официальное требование в рамках расследования убийства. Отказ может рассматриваться как препятствование следствию."

Семенова поняла, что выбора у нее нет, и начала собирать документы из сейфа.

Пока искусствовед готовила бумаги, к Морозовой подошел Соколов. "Анна Владимировна, картина проясняется", – тихо сказал он. "Красильников создавал высококачественные копии, Семенова подтверждала их подлинность, а Новиков продавал как оригиналы."

"Классическая схема мошенничества в сфере искусства", – согласилась Морозова. "Но что пошло не так? Почему убили Красильникова?"

"Возможно, он захотел выйти из игры или потребовал больше денег."

В это время в кабинет вошел молодой сотрудник галереи. "Татьяна Владимировна, к вам Игорь Семенович Новиков. Говорит, что договаривались о встрече."

Семенова побледнела. "Скажите, что я занята. Перенесем встречу на завтра."

Но было поздно. В дверях появился мужчина лет пятидесяти, в дорогом костюме и с уверенной осанкой успешного бизнесмена. Увидев незнакомых людей, он насторожился.

"Татьяна Владимировна, я не помешал?" – спросил Новиков, оценивающе глядя на Морозову и Соколова.

"Игорь Семенович Новиков?" – встала навстречу Морозова. "Майор Анна Морозова, ЦКР. Мы расследуем убийство художника Красильникова."

Новиков на мгновение растерялся, но быстро взял себя в руки. "Ужасная трагедия. Сергей был талантливым художником."

"Вы его знали?"

"Поверхностно. Иногда заказывал копии картин для своей коллекции. Ничего криминального."

Соколов внимательно наблюдал за реакцией Новикова. Мужчина держался уверенно, но напряжение чувствовалось.

"Какие именно копии вы заказывали?" – спросила Морозова.

"Работы классиков. Репина, Левитана, Шишкина. У меня большая коллекция, но не всегда можно приобрести оригиналы. Хорошие копии тоже имеют ценность."

"А оригиналы вы тоже покупаете?"

"Конечно. Если представляется возможность."

Морозова достала блокнот. "Не могли бы вы назвать последние приобретения оригинальных работ?"

Новиков заколебался. "Не понимаю, какое это имеет отношение к убийству."

"Мы выясняем все обстоятельства жизни жертвы. Красильников работал с произведениями искусства, вы его клиент. Возможно, преступление связано с его профессиональной деятельностью."

"Недавно я приобрел несколько работ русских мастеров", – неохотно сказал Новиков. "Точный список у меня дома."

"Среди них есть работы Репина?"

"Да. 'Осенний пейзаж с березами'. Редкая работа, мне повезло ее найти."

Соколов показал планшет. "Вот эта картина?"

Новиков кивнул. "Именно она."

"За какую сумму приобретали?"

"Это коммерческая тайна", – резко ответил Новиков. "Не вижу причин разглашать детали сделки."

Морозова почувствовала, что мужчина скрывает что-то важное. "Игорь Семенович, вы понимаете, что можем вызвать вас для официального допроса?"

"Двадцать миллионов рублей", – после паузы сказал Новиков. "Картина стоила каждого рубля."

"И где вы ее приобрели?"

"У частного коллекционера из Германии. Все документально оформлено."

Семенова сидела молча, но Морозова видела, как она нервничает. Искусствовед явно знала больше, чем говорила.

"Татьяна Владимировна подтверждала подлинность этой картины?" – спросила Морозова.

"Да. Ее экспертное заключение было одним из условий сделки."

"А насколько тщательно проводилась экспертиза?"

Новиков посмотрел на Семенову. "Татьяна Владимировна – признанный специалист. Ее заключения принимают во всех серьезных аукционных домах."

Морозова поняла, что прямых признаний от них не добьется. Нужны были веские улики. "Нам потребуется осмотреть картину", – сказала она. "Для исключения связи с расследуемым преступлением."

"У меня есть все документы о законности приобретения", – напрягся Новиков.

"Мы не сомневаемся в законности сделки", – успокоила его Морозова. "Но нужно провести экспертизу для сравнения с работами Красильникова."

Новиков колебался, но отказаться не мог. "Хорошо. Но экспертиза должна проводиться в присутствии моего представителя."

"Разумеется. Завтра утром подойдет?"

"Да, подойдет."

После ухода Новикова Семенова заметно расслабилась. Но Морозова не собиралась отпускать ее так легко.

"Татьяна Владимировна, какова настоящая схема ваших отношений с Новиковым?" – спросила она напрямую.

"Что вы имеете в виду?"

"Не играйте в игры. Красильников создавал копии, вы подтверждали их подлинность, Новиков продавал как оригиналы. Верно?"

Семенова опустила голову. "Я не знала, что он продает их как оригиналы", – тихо сказала она. "Думала, что это просто высококачественные копии для частной коллекции."

"Но подозревали?"

"Возможно. Игорь Семенович платил очень хорошо за экспертизы. Больше обычного."

"Сколько картин прошло через эту схему?"

"Около десятка за последний год. В основном работы русских мастеров девятнадцатого века."

Соколов быстро подсчитал в уме. "При средней стоимости в десять-пятнадцать миллионов за картину общий оборот составлял более ста миллионов рублей."

"Серьезные деньги", – заметила Морозова. "А что получал Красильников?"

"Не знаю точно. Но Игорь Семенович говорил, что художник недоволен оплатой. Требовал больше денег."

"Когда это было?"

"На прошлой неделе. Новиков жаловался, что Красильников стал слишком жадным."

Морозова записала информацию. Мотив преступления становился яснее. Красильников участвовал в мошеннической схеме, но потом захотел большую долю или решил выйти из игры. Кто-то из соучастников не позволил ему это сделать.

"Есть ли еще участники этой схемы?" – спросила она.

"Я знаю только Игоря Семеновича", – ответила Семенова. "Но он упоминал реставратора, который помогает состаривать картины."

"Имя?"

"Алексей… Захаров, кажется. Он работает в одной из реставрационных мастерских."

Морозова и Соколов переглянулись. Еще один участник схемы. И возможно, именно он убил Красильникова.

Выходя из галереи, Морозова чувствовала, что расследование выходит на финишную прямую. Схема мошенничества прояснилась, мотивы убийства стали понятными. Оставалось найти убийцу и доказать его вину.

"Завтра с утра займемся Захаровым", – сказала она Соколову. "А после осмотра картины у Новикова. Думаю, химическая экспертиза покажет интересные результаты."

"А если Новиков откажется предоставить картину для анализа?"

"Тогда получим судебное постановление. У нас достаточно оснований подозревать мошенничество в особо крупном размере."

Дело принимало новый оборот. Убийство художника было лишь верхушкой айсберга. Под водой скрывалась целая сеть по производству и сбыту поддельных шедевров. И кто-то из участников этой сети готов был убивать, чтобы сохранить тайну.

Глава 4: "Двойная игра"

Игорь Новиков сидел в допросной комнате Федеральной экспертной службы, внешне сохраняя спокойствие, но Анна Морозова видела, как напряжены его плечи. Коллекционер явно понимал, что попал в серьезную ситуацию. На столе перед ним лежали распечатки банковских операций, фотографии картин и экспертные заключения.

"Игорь Семенович, давайте говорить откровенно", – начала Морозова, располагаясь напротив. "Мы знаем о вашей схеме с поддельными картинами. Красильников создавал копии, Семенова подтверждала их подлинность, а вы продавали их как оригиналы. Остается выяснить только детали."

Новиков покачал головой. "Я не понимаю, о чем вы говорите. Все мои картины приобретены законно, у проверенных продавцов."

Дмитрий Соколов достал планшет и показал результаты химического анализа. "Вот заключение экспертизы картины 'Осенний пейзаж с березами', которая висит в вашей квартире. Краски современные, возраст холста не превышает пяти лет. Это высококачественная подделка работы Красильникова."

"Это невозможно", – побледнел Новиков. "У меня есть все документы о происхождении картины."

"Поддельные документы", – вмешалась Елена Петрова. "Мы проверили через Интерпол. Немецкого коллекционера Ганса Мюллера, который якобы продал вам картину, не существует. Адрес в Берлине оказался фиктивным."

Морозова внимательно наблюдала за реакцией Новикова. Мужчина явно не ожидал такой тщательной проверки. Его уверенность начинала давать трещины.

"Игорь Семенович, мы восстановили всю цепочку ваших операций", – продолжила она. "За последний год вы приобрели восемь картин русских мастеров. Общая сумма сделок составила более двухсот миллионов рублей. При этом все картины оказались подделками работы Красильникова."

"Но экспертизы…" – начал Новиков.

"Экспертизы проводила Татьяна Семенова, которая была вашим соучастником", – перебил Соколов. "Мы нашли в ее компьютере переписку с вами. Обсуждение планов, разделение доходов, список потенциальных покупателей."

Морозова открыла папку и выложила распечатки электронных писем. "Вот ваше сообщение Семеновой от 15 марта: 'Американский коллекционер готов заплатить тридцать миллионов за Левитана. Нужно ускорить работу художника'. А вот ее ответ: 'Красильников капризничает, требует повышения гонорара. Придется идти ему навстречу'."

Новиков молчал, изучая документы. Улики были неопровержимыми.

"А теперь самое интересное", – Морозова достала еще одну папку. "Ваши банковские операции. Каждый раз после продажи поддельной картины вы переводили определенную сумму на счета Семеновой и Красильникова. Причем суммы росли – видимо, ваши подельники требовали увеличения доли."

"Сколько вы заработали на этой схеме?" – спросил Соколов.

Новиков, наконец. сдался. "Около трехсот миллионов рублей", – тихо сказал он. "Но я не убивал Красильникова."

"Расскажите, как все начиналось", – попросила Морозова.

Новиков откинулся на спинку стула. "Я действительно коллекционер. Покупал картины много лет, разбираюсь в живописи. Год назад познакомился с Семеновой на одном из аукционов. Она рассказала, что знает талантливого художника, который может создавать безупречные копии классиков."

"Красильникова?"

"Да. Сначала я заказал копию для себя – хотел иметь дома репродукцию Репина, оригинал которого висит в Третьяковке. Когда увидел результат, был поражен. Красильников не просто скопировал картину – он воссоздал технику мастера, использовал аутентичные материалы. Отличить от оригинала было невозможно."

Соколов делал заметки. "И тогда у вас родилась идея мошенничества?"

"Не сразу. Семенова предложила провести эксперимент – выдать копию за утраченную работу Репина и попробовать продать ее за границей. Говорила, что там экспертиза менее строгая, а спрос на русскую живопись огромный."

"Кто был первым покупателем?"

"Частный коллекционер из Лондона. Заплатил пятнадцать миллионов рублей за 'утраченный' пейзаж Шишкина. Деньги перевел без лишних вопросов – его интересовала только подлинность, которую подтвердила Семенова."

Морозова записывала показания. "Как вы находили покупателей?"

"У меня обширные связи в мире коллекционирования. Участвовал в аукционах, знал многих дилеров и частных собирателей. Особенно хорошо шли дела с американскими коллекционерами – они готовы платить любые деньги за подлинники русских мастеров."

"А Красильников знал, что его копии продаются как оригиналы?"

Новиков замялся. "Поначалу нет. Мы говорили ему, что создаем копии для частных коллекций, ничего противозаконного. Но потом он догадался. Требовал увеличения гонорара, угрожал разоблачением."

"Когда это произошло?"

"Месяца три назад. Красильников стал подозрительным, начал задавать вопросы о конечных покупателях. Семенова пыталась его успокоить, но он становился все настойчивее."

В разговор вступила Елена Петрова. "В компьютере Красильникова мы нашли его исследования аукционных цен. Он выяснил, что его 'копии' продаются за десятки миллионов."

"Красильников требовал справедливого раздела прибыли", – продолжал Новиков. "Говорил, что без его таланта схема невозможна. Хотел получать половину от каждой продажи."

"А вы не соглашались?"

"Это было бы разорительно. Я нес основные расходы – поиск покупателей, организация сделок, оформление документов. Красильников получал миллионы за свою работу, но этого ему было мало."

Морозова почувствовала, что Новиков говорит не всю правду. "Игорь Семенович, в день убийства вы встречались с Красильниковым?"

"Нет. Я был дома весь вечер, смотрел телевизор."

"Есть свидетели?"

"Жена была в театре. Я был один."

Соколов показал распечатку телефонных звонков. "В семь вечера в день убийства вы звонили Красильникову. Разговор длился двенадцать минут. О чем говорили?"

Новиков нервно облизнул губы. "Он снова требовал денег. Угрожал обратиться в полицию, если не получит свою долю."

"И что вы ответили?"

"Сказал, что подумаю. Предложил встретиться для переговоров."

"Где?"

"В его мастерской. На следующий день."

Морозова и Соколов переглянулись. Новиков путался в показаниях.

"Но убийство произошло в тот же вечер", – заметила Морозова. "Красильников был убит в мастерской, а его тело перевезли в галерею."

"Я не убивал его!" – воскликнул Новиков. "Да, мы ссорились из-за денег, но я не способен на убийство."

В кабинет вошел оперативник Михаил Волков с папкой документов. "Анна Владимировна, есть новая информация. Мы проверили всех, кто был связан с мошеннической схемой. Нашли четвертого участника."

"Кого?"

"Алексея Захарова, реставратора. Он работал с Красильниковым, помогал состаривать картины, создавать эффект подлинности."

Новиков побледнел еще больше. "Захаров… да, он участвовал в процессе. Но я думал, что он просто выполняет техническую работу."

Волков открыл папку. "Захаров получал значительные суммы за свои услуги. По нашим данным, он единственный, кто мог быть в мастерской Красильникова в день убийства."

"Расскажите о Захарове", – потребовала Морозова.

"Профессиональный реставратор, работает в нескольких музеях. Знает все тонкости состаривания холстов и красок. Без его участия подделки не выглядели бы так убедительно."

"Как давно он с вами сотрудничает?"

"С самого начала. Семенова его рекомендовала. Говорила, что он лучший специалист по старинной живописи в Москве."

Соколов изучал документы. "У Захарова есть мотив для убийства. Если схема раскроется, он потеряет работу в музеях, репутацию, возможно, получит тюремный срок."

"А что происходило между ним и Красильниковым в последнее время?" – спросила Морозова.

Новиков задумался. "Они ссорились. Захаров считал, что Красильников слишком рискует, требуя больше денег. Говорил, что художник может всех погубить."

"Когда это было?"

"На прошлой неделе. Захаров звонил мне, жаловался на неадекватное поведение Красильникова. Предлагал найти другого художника."

Волков достал еще один документ. "Мобильные операторы подтвердили – Захаров был в районе мастерской Красильникова в день убийства. Его телефон фиксировался базовой станцией с семи до одиннадцати вечера."

"Значит, у нас есть подозреваемый", – резюмировала Морозова. "Захаров был на месте преступления в нужное время, имел мотив и возможность совершить убийство."

"Но зачем он перевозил тело в галерею?" – недоумевал Соколов.

"Чтобы отвести подозрения от себя. Мастерская Красильникова – место, где они постоянно встречались. А галерея выглядела как случайное место для убийства."

Новиков слушал разговор экспертов с нарастающим ужасом. "Вы думаете, Захаров убил Красильникова?"

"Мы проверим эту версию", – сказала Морозова. "А пока вы остаетесь под подозрением в мошенничестве в особо крупном размере."

Петрова показала результаты анализа звонков. "В день убийства между всеми участниками схемы был активный обмен звонками. Сначала Красильников звонил Семеновой, потом она – Новикову, потом Новиков – Захарову."

"О чем вы говорили с Захаровым?" – спросила Морозова.

"Рассказал о требованиях Красильникова. Захаров сказал, что нужно срочно что-то решать, иначе мы все попадем в тюрьму."

"И что он предложил?"

"Прекратить сотрудничество с художником. Найти более сговорчивого мастера."

"А если Красильников не согласится и выдаст вас всех?"

Новиков молчал, понимая, куда ведет разговор.

"Захаров сказал, что найдет способ убедить художника молчать", – наконец произнес он.

"Какими словами?"

"Дословно не помню. Что-то вроде 'я знаю, как с ним поговорить' или 'оставьте это мне'."

Соколов делал пометки. "Получается, Захаров взял на себя решение проблемы с Красильниковым. И решил ее радикально."

"Где мы можем найти Захарова?" – спросила Морозова.

"У него есть частная реставрационная мастерская на Пятницкой улице. Обычно работает там по вечерам."

Морозова посмотрела на часы. "Михаил Иванович, собирайте группу. Едем к Захарову."

"А что со мной?" – спросил Новиков.

"Вас мы пока задерживаем. Мошенничество в особо крупном размере – серьезное обвинение. Ваши показания помогут следствию, но от ответственности не избавят."

Пока оперативники готовились к выезду, Морозова обдумывала ситуацию. Схема мошенничества прояснилась – четверо участников создали отлаженную систему производства и сбыта поддельных шедевров. Красильников рисовал копии, Захаров их состаривал, Семенова подтверждала подлинность, Новиков продавал зарубежным коллекционерам.

Но художник стал требовать большую долю прибыли и угрожал разоблачением. Кто-то из соучастников решил устранить угрозу. Все улики указывали на Захарова – он был в мастерской в день убийства, имел мотив и профессиональные навыки для сокрытия следов преступления.

"Дмитрий Павлович, как вы думаете, зачем убийца дорисовал картину кровью жертвы?" – спросила она.

"Возможно, пытался создать впечатление творческого помешательства", – предположил Соколов. "Или хотел символически 'завершить' последнюю работу Красильникова."

"А может, просто пытался замаскировать кровь на холсте. Добавил еще краски, чтобы кровь не бросалась в глаза."

"Логично. Но все равно странно – зачем такие сложности? Проще было бы убрать картину или уничтожить ее."

Морозова кивнула. В действиях убийцы была какая-то иррациональность, которая не укладывалась в логику расчетливого реставратора. Но все остальные улики указывали именно на Захарова.