- -
- 100%
- +
Я открываю ее соцсети и ищу упоминания о Милане или Париже. И нахожу только две фотографии: одна сделана на фоне собора Дуомо, другая – у Эйфелевой башни. На обеих она одна, позирует с улыбкой. В подписях ни слова о показах, только банальные фразы: «Милан – город моды!», «Париж всегда вдохновляет!».
Но больше всего меня настораживает дата этих фотографий. Обе были опубликованы почти одновременно, хотя между ними, судя по ее сообщению, должно было пройти несколько дней. Хотя если она загружена, то могла просто опубликовать два фото в один день, когда выдалась свободная минутка.
Я перечитываю еще одно ее сообщение:
«Сегодня был сумасшедший день. Кастинг с утра, потом примерка платья для одного бренда. Они сказали, что я идеально подхожу, но контракт пока не подписывали. Надеюсь, все получится.»
Ищу упоминания об этом бренде. Ничего. Ни одного фото в доме бренда, ни одного логотипа компании, ни одного комментария, который мог бы подтвердить ее слова. Это странно. Начинающие модели обычно гордятся своим участием в проектах и стараются продвигать бренды, с которыми работают.
Еще одно сообщение цепляет меня своей странной интонацией:
«Я очень устала. Неужели у моделей такая тяжелая жизнь…»
Я возвращаюсь к своему насмешливому ответу и чувствую, как щеки начинают гореть от стыда. В тот момент мне казалось, что Брук просто драматизирует, мол, вот она, жизнь модели, среди красивых городов и гламурных показов, где единственная проблема заключается в бесконечных кастингах и усталости. Я даже мысленно усмехнулась тогда, считая ее слова театральной жалобой на «трудности успеха». Но теперь меня начинает терзать сомнение: а что, если все было серьезнее? Что, если за ее словами скрывалась не просто усталость, а нечто большее – тревога, страх или даже отчаяние?
Теперь каждая строчка ее писем кажется мне загадкой, которую я упустила. И чем больше я думаю об этом, тем сильнее меня охватывает чувство вины. Возможно, я слишком легко отмахнулась от ее намеков, решив, что это просто часть игры. А что, если ей нужна была не насмешка, а поддержка? Но ведь тогда она писала часто, не было причин искать в ее сообщениях другой смысл…
Боже… Как же мне теперь все это не нравится.
Решаю отправить ей письмо. Что-то простое, но с намеком, чтобы она поняла: я о ней помню.
«Привет, Брук! Как дела? Скучаю по нашим разговорам. Знаешь, думаю осенью сменить обстановку – съездить в Европу. Мы могли бы встретиться…»
Уже собираюсь отправить сообщение, но мой взгляд случайно падает на документы программы «Bridging». Зимой я познакомилась с одной девушкой, которая участвовала в этой программе, и с тех пор сама загорелась идеей попробовать что-то подобное. Уехать преподавать куда-нибудь в Восточную Европу казалось захватывающей возможностью, учитывая, что я много общалась с моделями оттуда и слышала от них разные мнения о Нью-Йорке. Мне даже удалось убедить редактора, что я смогу совмещать работу издалека: напишу серию статей о том, как нас, жителей Нью-Йорка, воспринимают за пределами нашего привычного мира, про их ожидания и реальность. Весной я подала заявку, но ответ так и жду…
И решаю дополнить сообщение для Брук:
«…Кстати, я еще думаю принять участие в очередной программе. Но об этом лучше расскажу при встрече. Напиши, пожалуйста, о своих планах. Очень хочу увидеть тебя. Ты же меня знаешь! Я тебя достану.
Целую. Обнимаю»
Отправляю и откидываюсь на спинку стула. Теперь остается только ждать ее ответа. Конечно, если ситуация действительно серьезная, то, возможно, такое сообщение даст Брук повод намекнуть или хотя бы убедить тех, кто рядом, что мне проще ответить, ведь я продолжу писать.
Тревога все еще тяготит, но я стараюсь сохранять спокойствие. Главное – не торопить события и не поддаваться паранойи.
Пока ответа нет, я решаю проверить еще один факт. Брук упоминала, что работает с небольшими брендами. Я начинаю искать местные бренды Парижа и Милана, которые она упоминала в переписке, в интернете, просматривая их сайты и социальные сети. И вот что странно: на всех фотографиях модели разные, но среди них нет Брук. Делаю поиск по ее фото. Она же говорила, что делает каталоги для интернет-магазинов. Но снова ее нигде нет.
Черт… Совсем не успокаивает паранойю.
Эта мысль не дает мне покоя на протяжении всего дня, который я просиживаю за поиском информации. Если Брук действительно работала на показах и съемках, почему нет ни одного доказательства? Ни одного фото, ни одного упоминания о ее участии?
Я чувствую, как внутри нарастает тревога. Что, если она попала в беду? Что, если ее больше нет там, где я ее ищу?
Но я не могу позволить себе паниковать. Сейчас важно собрать как можно больше информации. Потому что, если с Брук что-то случилось, я должна быть готова действовать и вспомнить буйное прошлое.
А пока что остается только ждать звонка от Дерека. Отправить ему все то, что он просил. И не опоздать на семейный ужин.
2.
Я опаздываю. Конечно же, я опаздываю. Таксист что-то бормочет под нос, явно недовольный пробкой на Манхэттене. Я ерзаю на заднем сиденье, то и дело поглядывая на часы. Уже представляю, как папа будет иронизировать, что нет такого дня, когда мы с мамой обе приходим вовремя.
– Можно быстрее? – спрашиваю я таксиста, прекрасно понимая, что он ничего не может сделать. Его машина стоит в ряду других автомобилей, словно замерших в бесконечном металлическом потоке.
Он бросает на меня взгляд через зеркало заднего вида, но молчит. Что он мог сказать? «Да, миз, сейчас взлечу над машинами?». Нет, конечно, это Нью-Йорк. Здесь даже полицейские сирены не всегда помогают пробиться через эти пробки.
Я откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза, пытаясь убедить себя, что это не так уж плохо. Ну да, я опаздываю. Но ведь причина этому гораздо важнее, чем просто работа или очередной просчет в моем тайм-менеджменте. Я занималась поисками Брук. Это звучит серьезно, почти героически. По крайней мере, мне хочется так думать.
Представляю, как войду в ресторан, где родители уже сидят за столиком. Мама, элегантная, как всегда, начнет смеяться и гордиться, что провинилась сегодня не она. А папа… папа, скорее всего, будет хмуриться, глядя на часы, и делать вид, что мое опоздание выбило его из графика всей его жизни.
Хотя даже в такие моменты я знаю: он любит нас обеих больше всего на свете. Их история знакомства всегда казалась мне невероятно романтичной. Они оба только начинали тогда – совсем молодые, полные надежд и амбиций. Отец как раз окончил колледж и делал первые шаги в юриспруденции, а мама пыталась воплотить свою мечту в жизнь, запустив собственное дело в Нью-Йорке. Именно тогда она обратилась в юридическую контору для регистрации и сопровождения ее бизнеса, где работал отец.
Опытным адвокатам особо не было дела до молодой итальянки без денег, с кучей вопросов и амбициозной идеей, которая едва ли могла показаться кому-то реальной. Но отца зацепило что-то в ней – ее огонь, ее непоколебимая вера в себя. Он увидел в маме то, чего другие не заметили: силу, страсть и потенциал.
Все, что они имеют сейчас, они построили сами. Вместе. И пусть отец иногда кажется нудным и чересчур строгим, а мать, наоборот, поражает своей громкостью и легкой инфантильностью, это, кажется, совсем не мешает их союзу. Скорее, они дополняют друг друга, словно две части единого целого.
Отец – человек системы, педантичный до мелочей, с твердыми принципами и почти математическим подходом к жизни. Он всегда говорит обдуманно, действует аккуратно и никогда не позволяет себе лишних эмоций. Мама же полная его противоположность: страстная, импульсивная, способная в один момент увлечься новой идеей так, будто это главная цель ее жизни. Она живет эмоциями, и именно эта ее особенность делает ее такой яркой, но порой и непредсказуемой.
И все же, несмотря на все различия, они словно созданы друг для друга. Отец добавляет маме стабильности, она придает ему легкости и теплоты. Они поддерживают друг друга там, где сами по себе могли бы потерять равновесие.
Когда я, наконец, добираюсь до ресторана, хостес встречает меня дежурным «Добрый вечер, мисс Коуэлл» и сообщает, что меня уже ждут. Я иду за ней мимо столиков с белыми скатертями, за которыми сидят люди, но мысли о Брук так и не отпускают. Интересно, сколько Дереку понадобится времени?
– А вот и Лючия, – произносит отец, поднимаясь из-за стола. Его тон слегка насмешлив, но в глазах читается та самая привычная теплота, которую он редко показывает на людях.
На нем сегодня необычный костюм: темно-синий, с едва заметным узором акульей кожи. «Наверняка выбор мамы», – думаю я, отметив, как элегантно он выглядит. Она всегда обладала безупречным вкусом и умела подчеркнуть его достоинства даже в мелочах.
– Простите, – начинаю я виновато, обнимая отца. Мой взгляд тут же перемещается на маму, которая смотрит на меня с легкой укоризной, но все же улыбается. Я целую ее в щеку, чувствуя знакомый аромат ее духов, и добавляю: – Работа затянулась.
– Это как-то связано с тем, что ты дернула Дерека? – усмехается отец, но в его голосе все равно слышится серьезность. Он знает, что я не стала бы беспокоить Дерека просто так. Для него это всегда сигнал, что дело действительно важное.
Я поджимаю губы, не желая прямо сейчас вдаваться в подробности. К счастью, официант появляется как нельзя кстати, предлагая меню. Я благодарно принимаю его, надеясь, что эта пауза поможет мне собраться с мыслями.
– Брук не дает о себе знать из Европы, – произношу я, откладывая меню в сторону. Мой голос звучит спокойно, но внутри все сжимается. – И… меня это волнует.
Мама тут же реагирует, мягко кладя свою руку на мою. Ее пальцы теплые, успокаивающие, как всегда.
– Ох, милая, – вздыхает она. – Может, просто занята? Ты же знаешь, какая у них сумасшедшая работа. Постоянные показы, переезды… Все такое непредсказуемое.
Я киваю, соглашаясь. Пока что решаю не рассказывать обо всех странностях, несостыковках, которые заметила сегодня. Слишком много мыслей крутится в голове, и я не уверена, что готова делиться ими за этим столом.
– Да, возможно, – говорю я, стараясь придать своему голосу уверенности, которой на самом деле нет. – Но мне будет спокойнее, если Дерек все проверит. И подтвердит.
Отец продолжает смотреть на меня своим «профессиональным взглядом» – тем самым, который он использует в работе. Непрерывный, проницательный, с легким прищуром. Я чувствую, как он анализирует каждое мое слово, каждую паузу. Уверена, он уже понял, что я недоговариваю.
Но прежде чем он успевает что-то сказать, мимо меня пролетает салфетка и приземляется прямо на его груди.
– Рейнольд, перестань смотреть на дочь, как на подозреваемую, – осекает мама, бросив на него строгий взгляд.
Отец поднимает бровь, но салфетку убирает.
– Я просто беспокоюсь, – произносит он, сложив руки на столе, и в его голосе слышится та самая знакомая интонация, которая не оставляет места для сомнений.
И я слишком хорошо понимаю, что он вкладывает в эти слова. Благоразумием, увы, я никогда не отличалась, особенно в те времена, когда училась в колледже и пыталась пробиться в журналистику своими первыми расследованиями. Тогда казалось, что мир полон загадок, которые только и ждут, чтобы их раскрыли. И я, само собой, была готова на все ради хорошей истории. Взломы электронной почты, попытки выдать себя за кого-то другого, обвинения в преследовании – все это было частью моей «горячей поры». Словно жизнь детектива-неудачника из дешевого сериала.
Должна признать, мне крупно повезло, что у отца своя юридическая фирма, с целой армией адвокатов, связей и денег, которые помогали вытаскивать меня из передряг. Не раз и не два он закатывал глаза, качал головой и говорил: «Лючия, ты хоть понимаешь, во что ввязываешься?» Но даже его строгие нотации не могли меня остановить. Тогда я была уверена, что правда стоит любых рисков.
Теперь же, сидя напротив него за этим столом, я чувствую легкий укол стыда. Возможно, он снова прав. Возможно, я опять бросаюсь в водоворот событий, до конца не осознавая последствий. Но одно я знаю точно: если с Брук что-то случилось, я не смогу просто сидеть сложа руки. Даже если это будет означать, что придется снова испытать судьбу и проверить свое благоразумие на прочность.
Я смотрю на отца и замечаю, как он слегка приподнимает бровь, словно читая мои мысли. Он всегда умел это делать – видеть то, что я старалась скрыть.
– Обещаю быть осторожной, – говорю я, пытаясь звучать уверенно, и тут же добавляю: – Но признай. Чаще всего я была права.
Он вздыхает, но больше ничего не добавляет. Как говорится, «не могу подтвердить, не могу и опровергнуть». На моем счету уже были истории, которые начинались с простого предчувствия и заканчивались разоблачениями местного масштаба. Правда, иногда они доставляли столько хлопот, что даже Дерек ворчал, а отец качал головой, говоря, что я слишком часто «играю с огнем».
Но сейчас я знаю точно: если я права насчет Брук, то это не просто очередная догадка или журналистский инстинкт. Это нечто большее.
– Ладно, – произносит он наконец, слегка качнув головой, будто смиряясь с неизбежным. – Только помни, что я сказал. Осторожность прежде всего.
– Я помню, – заверяю я и прошу официанта подойти, чтобы сделать заказ.
И наш дальнейший семейный ужин проходит спокойно.
***
Ненавижу ждать. Но, к сожалению, это единственное, что мне остается. Сидя в редакции, я без особого интереса наблюдаю за коллегами: кто-то сосредоточенно стучит пальцами по клавиатуре, кто-то просто уставился в экран, периодически передвигая мышку. Мои мысли снова возвращаются к Дереку.
Прошло уже пять дней с тех пор, как мы разговаривали, а он все еще не позвонил. Я запрещаю себе набирать его номер, прекрасно зная, что он терпеть не может, когда его торопят. Когда появится проверенная информация, он сам свяжется со мной. Это правило я усвоила давно, но оно не делает ожидание легче. Но вдруг на экране появляется сообщение. Брук. Я так сильно вздрагиваю от неожиданности, что мое кресло даже слегка отъезжает назад.
«Привет, дорогая. Прости меня, пожалуйста. Но у меня появился один очень хороший контракт, и я все силы направила туда. Тоже очень хочу тебя увидеть, но не могу. Я сейчас в Греции. Тут жара во всех смыслах. Обязательно дам знать тебе, когда вернусь в Нью-Йорк. Хотя, наверное, перед этим заеду в Индионаполис. В последнее время очень много думаю о своей семье, скучаю. Неприятно признавать, но мама оказалась права – работа модели тяжелый труд. Все не так, как я себе представляла. Но я много работаю. И этот контракт очень хорош.
Скучаю. Целую. Обнимаю»
Я перечитываю письмо дважды, прежне чем написать ответ. И чувствую еще большую тревогу. Слова о матери. Ее правота. Мне сразу вспоминается, как Брук рассказывала мне про семейные скандалы. Ее мать не говорила, что работа модели – тяжкий труд. Она уверяла, что все это сети, чтобы заманить таких дурочек, как она…
Паранойя официально захватывает меня через три, два….
Мне становится тяжело дышать, но я все равно стараюсь написать ответ, который выглядит естественно и дружески, а не назойливо или подозрительно.
«А где в Греции? Я могла бы прилететь на выходные. И что за бренд? Мне очень-очень интересно. Мы сто лет не общались. Буду рада даже просто тебя обнять и посидеть десять минут в холле отеля»
И решаю, что это весомая причина, чтобы позвонить Дереку. Тем более как у бывшего оперативника у него сохранилось куча связей, которые он применял, работая на отца.
– Привет, – произношу я, едва он берет трубку. И почти сразу чувствую его недовольство – на уровне инстинкта, даже прежде, чем он успевает что-то сказать.
– Лючия, – вздыхает он. Я чувствую предупредительные нотки в его голосе и понимаю, что в секунде оттого, что Дерек начнет меня отчитывать.
– Брук мне ответила, – быстро продолжаю я, не давая ему возможности высказаться, и пересказываю ему содержимое письма, особенно отмечая строчки про мать, а потом спрашиваю, вспомнив, что Дерек уже делал нечто подобное: – Ты можешь отследить это письмо?
– Боже… детективов пересмотрела? – беззлобно уточняет он.
– Сам рассказывал мне недавно про обман с местоположением и фальсификацией фото, – в свою защиту произношу я и серьезнее продолжаю: – Можешь или нет?
– Это зависит от множества факторов, – отвечает Дерек.
– Понятно, – выдыхаю я. – И все же?
– Отправь мне письмо, – продолжает он. – Я посмотрю, что можно сделать. Но не жди быстрых результатов. Такие вещи требуют времени. Знаешь, как отправить письмо, не потеряв данные?
– Конечно. А что с агентством? Есть уже какие-то новости?
– Пока ничего конкретного, – отвечает Дерек, и в его голосе слышится осторожность. Он не хочет давать ложных надежд. – «JTModels» действительно существует, но информация о них крайне скудная. Никаких серьезных проектов, никаких упоминаний крупных брендов. Это может быть либо очень маленькое агентство, либо… что-то другое.
– «Что-то другое» – звучит зловеще, – протягиваю я.
– Я проверил несколько моделей, которые, судя по соцсетям, работали с ними, – продолжает Дерек, игнорируя мои слова. – У всех примерно одинаковая история: месяц-два активности, потом полное молчание. Никаких интервью, новых контрактов или даже простых постов в соцсетях. Как будто они просто исчезают.
– Как Брук, – напоминаю я, чувствуя, как холодок пробегает по спине.
– Она тебе отвечает, – напоминает Дерек. – И эти истории еще ничего не значат. Возможно, они просто меняют агентства или уходят из профессии. Однако совпадение странное. И я не могу найти какую-либо активность этих девушек в интернете.
– А что насчет Греции? – спрашиваю я, пытаясь вернуться к письму Брук. – Ты можешь проверить, есть ли у этого агентства связи с Грецией? Или хотя бы найти информацию о контрактах там?
– Попробую, – говорит он. – Но это займет время.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Сейчас же пришлю письмо.
Разговор заканчивается, и я сразу открываю почту. Я решаю не рисковать и сохранить все, включая заголовки. Это занимает несколько минут, но я стараюсь действовать максимально аккуратно.
Когда письмо отправлено, я снова чувствую себя беспомощной. Теперь снова, в очередной раз остается только ждать. Но ждать и ничего не делать – это не мое.
Я возвращаюсь к ее сообщению и снова перечитываю его. Взгляд снова выхватывает строчки про семью.
Что если это действительно намек? Что, если она пытается сказать мне что-то между строк? Надеется, что я вспомню наши разговоры, как это и происходит?
Я открываю ящик, хватаю блокнот и начинаю выписывать ключевые моменты из ее письма:
Греция.
«Жара во всех смыслах».
Мама была права.
Индианаполис.
Может быть, это просто случайные фразы или игра моего воображения на почве беспокойства, а может быть, за ними скрывается что-то большее. Например, крик помощи. И я внимательнее вглядываюсь в записи, поскольку написание мыслей всегда помогало.
Решаю проверить, есть ли что-то общее между этими деталями. Открываю браузер и начинаю искать информацию о модельных агентствах в Греции. Если Брук действительно там, возможно, кто-то уже сталкивался с подобными ситуациями, и я смогу ей помочь.
3.
«Прости, но все выходные я работаю. Мне будет очень неудобно, если я буду знать, что ты приехала из-за меня, Люч, а я не могу провести с тобой время. Давай как-нибудь в другой раз. Не обижайся»
Письмо приходит уже вечером, и я тут же звоню Дереку. Кроме телефона, в руке у меня бокал вина – попытка немного успокоить нервы, которые натянуты до предела.
Я зачитываю и замолкаю, ожидая его реакции.
– Не дави на нее, – произносит Дерек после короткой паузы. Его голос звучит сухо, без эмоций, но я знаю, что это просто деловой тон. – Если она действительно оказалась в беде, то ей будет только хуже, если ее «начальство» решит, что ты можешь представлять проблему.
Отпиваю глоток вина, пытаясь осмыслить его слова. Конечно, он прав. Но как можно просто сидеть и ничего не делать, когда твоя подруга, возможно, нуждается в помощи?
– Я понимаю, – отвечаю, хотя внутри все больше растет решимость действовать. – Ты что-то выяснил про первое письмо?
– Да. Мой человек смог отследить его. IP-адрес вайфая действительно ведет в Грецию. Город Коница. Местная кафешка.
Я хмурюсь, сильнее сжимая ножку бокала. Коница? Название ни о чем не говорит…
– Может, пора связаться с полицией? – предлагаю я.
– И что ты им скажешь? – скептически спрашивает Дерек. – Что твоя подруга пишет, что работает в Греции, и выясняется, что она действительно в Греции? Что тебя волнует, что она редко и как-то не так отвечает тебе? Это неприятно, но это не преступление.
– Но что, если это не ее выбор? Вдруг она действительно без денег и документов и пишет под контролем? – возражаю я, чувствуя, как внутри все сжимается. – Что, если она в беде, а мы просто сидим и ждем?
Дерек молчит несколько секунд. Возможно, зная его, про себя материт меня и себя за то, что снова связался со мной.
– Послушай, Лючия. Я понимаю твое беспокойство. Но если ты сейчас пойдешь в полицию без конкретных доказательств, они просто отмахнутся. А если ты начнешь делать резкие движения, это может только усугубить ситуацию для Брук. Нет состава преступления. Нет повода начинать расследование.
Я откидываюсь на спинку стула и ставлю бокал. Дерек прав. Без четких фактов, доказательств полиция ничего не сделает. Но что тогда остается мне?
– Хорошо, – выдыхаю я, стараясь взять себя в руки. – Тогда что дальше? Мы знаем, что она в Конице. Это уже что-то. Может быть, можно найти какие-то контакты там? Или хотя бы проверить, есть ли в этом городе офисы этого агентства?
– Я уже начал копать в этом направлении, – отвечает Дерек. – Но пока информации мало. Если агентство действительно замешано в чем-то нелегальном, то оно действует через подставные компании или партнеров за границе, и следы будут тщательно замаскированы.
– Значит, нам нужно искать шире, – говорю я, чувствуя, как в голове начинают формироваться новые идеи. – Например, местные новости. Местные активисты. Всякие местные сообщества. Там обычно вся информация о городе. Их порядки. Что если речь о какой-то местной мафии? Преступной группировке? А «JTModels» – это просто прикрытие? Может быть, они занимаются чем-то нелегальным? Например, рабством или…
– Успокойся, – перебивает Дерек. – Я тоже думаю об этом. Но пока у нас нет доказательств, указывающих на подобный масштаб. Продолжай собирать информацию. И не делай резких движений. Я попрошу отследить и последнее письмо.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– И помни, что я сказал, – добавляет Дерек, снова переходя на строгий тон. – Не дави на нее. Если ты начнешь задавать слишком много вопросов или намекать на помощь, это может только усугубить ситуацию. Особенно если за ней следят.
– Я поняла, – твердо произношу и снова тянусь к бокалу вина. Надо запить эту панику.
– Вот и отлично. Как только появится что-то новое, я свяжусь с тобой, – продолжает Дерек.
Когда разговор заканчивается, смотрю на экран телефона, чувствуя, как тревога нарастает.
Решаю ответить на ее последнее сообщение. Просто, чтобы не вызывать подозрений.
«Ладно, Брук, не переживай. Работа есть работа. Буду рада увидеться, когда тебе станет удобнее. Целую».
Отправляю сообщение и снова открываю ее профиль, просто смотря на фото. Затем решаю расширить поиск и начинаю просматривать местные новости Коницы. Если в городе действительно была модная съемка или мероприятие, на которое Брук возлагала большие надежды, возможно, об этом упоминают в местных изданиях или социальных сетях.
Открываю несколько сайтов и просматриваю заголовки, но ничего конкретного не нахожу. Ни одного намека на события, связанные с миром моды. Решаю зайти еще глубже: проверяю форумы, группы в соцсетях и даже комментарии под новостями. Возможно, кто-то из местных жителей видел ее или слышал что-то о приезжих моделях.
Но чем дольше я ищу, тем больше понимаю: если Брук и была в Конице, ее старательно скрывают. А это не тянет на тактику модельных агентств.
Бокал вина уже допит, и я с досадой рассматриваю последние капли на дне. Нет информации. Нет вина. Есть только чувство вины и беспокойство, которое растет с каждой минутой. Я отставляю бокал, поправляю очки и тянусь за блокнотом, куда начала записывать заметки. Бегло просматриваю записи, пытаясь собрать воедино все, что знаю. Делаю пометку о Конице, хотя это слово ничего мне не говорит.
Что вообще могло понадобиться бренду в приграничном городе? Дешевле организовать съемку? Какие-то особенные локации или виды? И как после Милана и Парижа Брук оказалась в Греции? Эти вопросы крутятся в голове, но ответов у меня нет.