Песнь Полуночи

Глава 1. Чёрный оникс

Цзоянь, дворец Императора

В чёрном ханьфу с кровавыми лентами ранним осенним утром в крытую колоннаду из покоев всемилостивейшего Императора Хэй Цзы Шаокана вышел верховный инквизитор, Чёрный Феникс Цзояня Хэй Даожэнь. Промозглый мелкий дождь, казалось, вмиг вымочил одежды, невзирая на крышу. И такая же сырость была у Хэй Даожэня на душе. Дядюшка Шао, как он именовал Императора в своих мыслях, но никогда – вслух, благоволил ему вопреки пересудам придворных. Но порой забота эта становилась навязчивой и чрезмерной, например, как сегодня.

– Хэй Инь, – отослав всех вельмож, обратился к нему государь по личному имени, – моё сердце разрывается, когда я вижу, что столь одарённый заклинатель, как ты, до сих пор не отдал никому своё сердце, не подарил нашей семье наследников. Одиночество – юдоль печали.

– Одиночество – лучший щит от шантажа и вероломства, – резонно возразил Хэй Даожэнь, но Император и слушать не захотел.

– Когда ты один, тебе не за что сражаться, – веско перебил он, – и напротив, забота о других, делает сильнее и осторожнее.

Верховному ли инквизитору не уметь слышать слова, которые не прозвучали? Августейший дядюшка уже нашёл ему подходящую невесту, брак с которой непременно принесёт бесчисленные политические выгоды. И сколько бы он ни спорил, все доводы растворятся в пустоте.

Так оно и вышло.

Облокотившись плечом на ближайшую колонну, Хэй Даожэнь тоскливо уставился на серое небо. Конечно, Мин Циань, дочь одного из министров, связанных с императорской семьей дальним родством, на весь Цзоянь славилась своей красотой и добродетелями, но впускать в свой дом и спальню почти незнакомую женщину – мимолётные взгляды на дворцовых торжествах не в счёт – на правах жены и хозяйки ужасно не хотелось. И пусть Хэй Даожэнь приказал бы отрезать язык любому посмевшему пошутить, будто Чёрный Феникс Цзояня верит в сказки о любви, что-то в нём противилось подобному союзу. Неприятие лишних хлопот и лишней уязвимости за спиной? Пожалуй.

– Мастер Хэй…

Носильщик, что на свою беду оказался поблизости, вздрогнул и выронил корзину с шёлковыми тканями, после чего рьяно рухнул на пол исправлять свою оплошность. Хэй Даожэнь даже головы не повернул – он находил привычку Мо Юаня появляться ниоткуда безмерно раздражающей, но ради прочих талантов помощника закрывал на неё глаза.

– Что случилось?

– Очередного пророка демонического культа поймали, мастер Хэй, – сообщил Мо Юань, поклонившись. – Желаете взглянуть?

– Иногда мне кажется, – соизволил пошутить Хэй Даожэнь, – что в демоническом культе вовсе нет ни послушников, ни учеников, ни адептов. Одни лишь мастера, пророки и основатели.

– Вы, как всегда, отменно остроумны, мастер Хэй.

Мо Юань улыбнулся. Заметно, но не широко, не показывая зубов. Правильнее всего было бы назвать эту улыбку безупречно вежливой. Фу Цзи Кан, вознесшийся к небожителям мудрец прошлых веков, в одном из своих наставлений написал, что: «слуга должен быть тенью своего господина». Было похоже, что Мо Юань понял этот совет слишком буквально. Молчаливый, почтительный, невидимый, но всегда оказывающийся рядом, он действительно напоминал тень. Смертоносную и неумолимую тень.

Преодолев большой дворцовый сад и северные ворота, знакомым путём, который смог бы безошибочно пройти даже во сне, Хэй Даожэнь в сопровождении верного помощника спустился в бесконечные подвалы под Министерством благодатных дел, служители которого неустанно берегли Империю от происков тёмных сил.

На лице связанного пророка багровел кровоподтёк, правый глаз почти не открывался, волосы местами слиплись от запекшейся крови, но всё же он нашёл в себе достаточно наглости, чтобы встретиться взглядами с верховным инквизитором.

– Рад приветствовать самого пророка демонического культа в моей скромной обители, – не скрывая усмешки, поприветствовал его Хэй Даожэнь.

Мо Юань сохранил вид отчуждённый и бесстрастный, хотя слова мастера позабавили его: пыточную министерства никак нельзя было назвать скромной. Помимо ножей, крюков, клещей, деревянных палок для битья любых размеров здесь находили своё место механизмы – изобретения ответственных инквизиторов, которые всегда было на ком испытать. Была даже железная решётка под большим окном, прикрытым ставнями, чтобы исчадие демонов могло видеть карающий свет солнца, пока сквозь его тело прорастают стебли молодого бамбука…

– Ах, меня навестил сам Чёрный Феникс, – глумливо протянул пророк, не выказывая ни капли страха. Пока не выказывая. – Цепной пёс, который по нелепому капризу судьбы присвоил имя нашего истинного владыки.

Хэй Даожэнь брезгливо поморщился и коротким, отработанным тысячи раз ударом разукрасил еретику и вторую щёку.

– Говорить будешь, когда я разрешу.

Так просто было правильно – а вовсе не потому, что его задели эти слова. Феникс издревле считался символом императорской семьи, украшая дворцы и знамёна. Величественная птица, которая всегда возрождалась из пепла вопреки всем смертям. Истинным Фениксом порой называли самого государя. А он – Чёрный. Порченный. Сын сестры Императора и отца, чьё имя не сохранили даже тайные летописи. Дядюшка Шао великодушно принял его в семью, но для многих придворных Хэй Даожэнь так и остался напоминанием о грехах, что могут поразить и совершеннейших из живущих.

Но вот же действительная нелепость: демонический культ, борьбе с которым он посвятил свою жизнь, как святыню почитал пророчество о пришествии Чёрного Феникса, вождя, что объединит разрозненные секты и свергнет династию Хэй, что некогда изгнала весь нечистый сброд из поднебесного мира. Была во всём этом какая-то изумительная ирония, а потому верховный инквизитор носил своё прозвище, задуманное, как насмешка, со злорадной гордостью.

«Ваше пророчество никогда не исполнится, ведь Чёрный Феникс – это я», – любил повторять он, подвешивая очередного еретика к потолку за выкрученные руки.

– Я предлагаю тебе выбор, как и всем до этого, – продолжил Хэй Даожэнь, когда пророк чуть отдышался, – ты можешь рассказать мне, где логово твоей секты и умереть быстро. Или я спрошу иначе, и тогда ты будешь умолять меня просто ещё раз ударить по лицу.

– Да пожрёт тебя священное тёмное пламя, – пророк надменно вскинул голову. – Я ничего не скажу.

– Принято.

Хэй Даожэнь прикрыл глаза, взывая к силе. Чёрные щупальца казались почти прозрачными, нематериальными, но боль, которую они причиняли, вторгаясь в плоть, была самой настоящей. Рвали, царапали, вызывая мучительные стоны…

Пророк неестественно выгнулся, в тщетной попытке избежать внутренних ран. Потом вдруг застыл и, слизнув с губ выступившую кровь, рассмеялся. Безумным издевательским смехом.

– Тебе смешно? – спросил Хэй Даожэнь, дёрнув чуть сильнее.

– Вполне, – глумливо прошипел пророк, – я чувствую внутри себя чары благословенных повелителей тьмы. Чары, что они даровали нам, своим верным последователям. Чары, за которые вы, имперские шавки, убиваете и калечите нас. А раз так, чем же вы от нас отличаетесь?

Мо Юань вопросительно посмотрел на своего мастера, прося разрешения наказать за кощунственные речи. Хэй Даожэнь чуть заметно качнул головой.

– Интересный вопрос, – спокойно произнёс он, – вы, демонические отродья, хорошо научились замутнять разум, приводить в смятения чувства, сеять в души семена сомнений. Но, на твою беду, я знаю правильный ответ.

– И какой же он?

Чёрный Феникс Цзояня обхватил ладонями лицо пророка, надавил пальцами на виски, заставив затрещать хрупкие кости.

– Я устанавливаю законы, а ты идёшь против них. Я охраняю Империю, а ты пытаешься её разрушить. Я – инквизитор, а ты – еретик. Это единственное отличие, но его достаточно.

Пророк взвыл от острой головной боли, но Хэй Даожэнь внезапно отпустил его, сделал шаг назад.

– Ты знаешь, что делать, Мо Юань.

И вышел, больше не удостоив взглядом ни пророка, ни склонившегося помощника. Не потому, что не хотел видеть того, что будет происходить в комнате, он видел – и делал это много раз. А потому лишь, что оставаться будет напрасной тратой времени, нет ни малейшей причины не доверять мастерству Мо Юаня.

Верховный инквизитор будто видел и слышал всё, что происходит, как если бы никуда не уходил. Вот натягиваются, хищно поблёскивая, колдовские нити между пальцами, тонкие, словно паутинка, острые, подобно зачарованному клинку… Вот пророк начинает молиться своим демоническим владыкам… А потом звучит тихий зловещий шепот:

– Молись, еретик, молись. Сегодня я, Тень Чёрного Феникса, буду единственным демоном, который тебя услышит…

Нити окрашиваются в алый цвет, разрывая живую плоть. И всей его выдержки не хватает пророку, чтобы сдержать рвущийся наружу крик…

Глава 2. Горный хрусталь

Чаньсай, северная окраина Империи

Мо Юншэн, Багряный Коршун Императора, любовно провёл пальцами по тетиве Погибели Душ, прежде чем зачарованное оружие растворилось в воздухе в ожидании часа, когда придётся вновь обагрить стрелы кровью клятвопреступников. Двадцать освящённых стрел, двадцать стальных когтей впились на закате в сердца членов раскрытой демонической секты, приговорённых к смерти. Закон не различал детей и стариков, мужчин и женщин. Равны были все.

«Тот, кто выносит приговор, сам его вершит», – так любил говорить господин Хэй.

Мо Юншэн не спорил.

Он улыбнулся краешком губ, чувствуя, как запах крови смешивается с ароматом приближающейся грозы.

– Пошлите весть в столицу, – едва слышно велел он.

Один из подчинённых заклинателей молча поклонился и скрылся в сумерках опустевших улиц. Никто из жителей не смел и нос высунуть со двора, пока посланцы верховного инквизитора были здесь. Единственный, кто имел право находиться подле Мо Юншэна, был префект Мэн И с отрядом верных ему людей. Весь бледный, он не смел поднять глаз – ему ещё повезло, что сам не присоединился к казнённым за то, что допустил такой позор на вверенной ему земле.

– Всех повесить вдоль центральной улицы и у ворот. Стрел не вынимать, тела не снимать всю луну. Приказ исполнить, – он, лениво прикрыв глаза, посмотрел на префекта сверху вниз, – сейчас же.

– Слышали приказ? – он махнул рукой. – Выполняйте!

– А нам пора готовиться к отбытию, – Мо Юншэн повернулся к своим и обворожительно улыбнулся.

Наконец-то они покинут эту глушь, которая за время охоты смертельно надоела. Он жаждал окунуться в бурную жизнь столицы, её роскошь и удовольствия. О, удовольствия, пожалуй, Мо Юншэн любил больше всего на свете.

***

Конный отряд неспешно двигался по улицам Чаньсая на юг. Ни начавшийся ливень с почти ураганным ветром, ни сверкание молний не препятствовали желанию Мо Юншэна поскорее оставить этот город. Более того – он обожал непогоду. Буйство стихии пробуждало внутри дикий восторг. Надо ли говорить, что Багряный Коршун пребывал в наилучшем настроении?

Которое было подпорчено тем, что впереди завязалась какая-то потасовка. До слуха Мо Юншэна донеслись недовольные возгласы и звук удара хлыстом. Кто-то тоненько вскрикнул. Неужели на пути отряда попался смертник?

– Что здесь происходит? – спросил он, когда оказался ближе.

Двое из заклинателей спешились и охаживали хлыстами по спине какого-то бедняка в обносках. Фигура лежала в луже прямо на дороге, отчаянно закрываясь руками от ударов. Рядом валялась плетёная корзинка с пучками каких-то трав. Услышав голос командира, оба застыли на месте.

– Наглый бродяга, господин, осмелился оказаться на нашем пути.

Мо Юншэн скривился. Одного короткого взгляда на скорчившуюся фигурку было достаточно, чтобы понять, что это девушка. Что она делает здесь так поздно ночью? Не может же она не знать, что за такое полагается наказание.

– Встань и назови своё имя, – велел он.

Девушка не шевельнулась. Может, глухая?

– Встань, я не буду повторять в третий раз, а прикажу убить тебя на месте.

Хрупкие плечи вздрогнули. Через разорванную от ударов ткань была видна белая кожа и кровавые подтёки, смешавшиеся с дождевой водой. Чёрные глаза Мо Юншэна азартно сверкнули. Сколько крови пролилось всего лишь за один день, какое удовольствие.

Девушка с трудом поднялась на ноги. Вся её нехитрая одежда вымокла от дождя, ткань облепила тонкую фигурку, не скрывая практически ничего.

– Капюшон сними, – добавил он, видя, что девушка в замешательстве.

Немного помедлив, дрожащими пальцами она показала своё лицо. Даже Мо Юншэн, искушённый в женской красоте, не смог бы сказать, что девушка была некрасива. Её кожа была удивительно бела, как фарфор, а губы красные, как киноварь. Редкого цвета даже среди столичных красавиц фиалковые глаза смотрели на него с ужасом и болью. Всё портило лишь то, что девушка была совершенно седой. Поистине было чудом застать девушку со столь необычной внешностью здесь.

– Слышала, что сказал тебе господин Мо? Назовись!

– Я… я… Ши Байсюэ меня зовут, господин.

Мо Юншэн прищурился. Похоже, говорит правду. В девушке не ощущалось никакой магии, она была обычным человеком, самым что ни на есть заурядным. Если бы только не её вид. Хэй Даожэнь уж точно заинтересуется ей. По крайней мере, Мо Юншэн надеялся, что на новой рабыне его господин задержит внимание чуть дольше, чем на предыдущих девушках.

– Ши Байсюэ, значит, – задумчиво произнёс Мо Юншэн. – Тебе идёт. Кто твои родители?

– Я родилась в семье Ши, мы самые простые люди, господин.

– Нищие, ты хочешь сказать, – вздохнул Мо Юншэн, глядя на неё. – Впрочем, не важно. Странно, что твой отец до сих пор не продал тебя в бордель, он, верно, любит тебя. Сколько тебе лет?

– В… восемнадцать. Недавно исполнилось…

Восемнадцать… Девушка тряслась от холода и слабости. Единственный вариант, по которому её никому не продали, значил то, что она старшая в семье и почти наверняка выполняет всю тяжёлую работу. Сегодня, очевидно, её послали в окрестные горы за травами, которые надо собирать на вечерней зоре. Их можно продать.

– И твой цветок, надо полагать, уже распустился.

Мо Юншэн улыбнулся, его люди бесстыдно заржали и тут же смолкли, когда он поднял руку, велев замолчать. По тому, как девчонка залилась краской, всё стало понятно. Нет, это точно удивительное сокровище.

– А знаешь ли ты, Ши Байсюэ, что я должен с тобой сделать как с нарушительницей порядка?

Он подошёл ближе.

– Прошу, пощадите меня, господин!

Она упала перед ним на колени, готовая совершенно на всё.

– Я одна помогаю своей семье, мои братья и сёстры умрут с голоду, если я не буду ходить в горы за редкими травами. Вы же заклинатель, господин, вы же знаете, что некоторые из них можно собирать только в темноте. Прошу вас!

– О, дорогая, – Мо Юншэн рывком поднял её на ноги. Ши Байсюэ не устояла и чуть не упала, если бы он не подхватил её. Она испуганно замерла как мышь в когтях коршуна. – Никто сегодня не умрёт. Ты поедешь со мной в столицу, а я распоряжусь, чтобы твоему отцу прислали столько серебра, сколько ты весишь, идёт?

Девушка дёрнулась, но была слишком слаба, чтобы вырваться из крепких объятий. От неё пахло железом и травами и Мо Юншэн не желал отпускать её. Его искренне забавляло всё происходящее.

– Вы хотите купить меня?! Я не вещь!

– Ц-ц-ц, – Мо Юншэн качнул головой, лукаво ухмыляясь. – Конечно не вещь, ты куколка, цветочек в подарок великому человеку. Это большая честь для безродной девушки, как ты.

С этими словами он ослабил хватку, давая Ши Байсюэ сделать шаг назад. Когда она огляделась и обнаружила себя в окружении вооружённых мужчин, то быстро поняла, что деваться некуда. Её заберут так или силой. И лучше согласиться, чем перечить людям из Министерства благодатных дел.

Но увидела она не только это. Здесь, где они остановились, висели два тела, мальчишка и старуха. Позабыв всё на свете и в какой ситуации она оказалась, Ши Байсюэ кинулась к виселице, где в петле болтался ребёнок.

– А-Бин! – она его узнала. – О Небо, что они с тобой сделали, А-Бин! Детоубийцы!

Гнев придал Ши Байсюэ сил и дикой, будоражащей кровь красоты. Даже немного жаль, что девушка предназначалась в подарок Хэй Даожэню. Впрочем, Мо Юншэн мог и передумать. Так и серебро платить не придётся, он просто возьмёт её себе. Глупая. Он в мгновение ока оказался рядом с девчонкой, схватил её за волосы и намотал их на кулак, заставив её запрокинуть голову как можно выше. Так, чтобы она не смогла отвернуться от зрелища, чтобы смотрела прямо в мёртвые глаза тронутого скверной мальчишки.

– Наивная дура, – прошипел он, – если бы не эти подлые детоубийцы, город утонул бы в крови. Одержимый ребёнок вспарывает живот взрослому человеку голыми руками в мгновение ока. Хотела бы попробовать на себе или наблюдать, как это происходит с кем-то из твоей семьи?

– Н-нет, – коротко ответила она.

– Славно. А теперь будь добра, веди себя спокойно, чтобы не пришлось портить твой товарный вид, хорошо? Я всё ещё могу передумать и продать тебя в ближайший бордель. Или отдать своим людям, они очень давно не были дома, знаешь ли. Или… – он провёл пальцами по её шее. – Ты, может быть, хотела бы отдаться мне? Лучше, чем паре десятков солдат, не думаешь?

Она ещё была напряжена, но Мо Юншэн чувствовал, что это скорее от страха, чем от желания совершать безрассудные поступки. Вот и хорошо. У них как раз пустует повозка, предназначенная для перевозки пленных в столицу.

***

Родной городок Байсюэ покидала в ужасе. Даже мать, которая никогда не гнушалась нагружать её работой, в этот раз отговаривала отца посылать её в горы. Точно ей двигало предчувствие беды. Что с ними будет, когда дочь не вернётся? Впрочем, когда они увидят серебро, то быстро забудут об уродке Байсюэ. Порадуются, что кто-то всё же на неё позарился. Если бы в дом Ши заявился колдун и потребовал продать им это существо на ингредиенты для эликсиров, это обрадовало бы всю семью. Что значит одна никчёмная жизнь в обмен на возможность вырваться из нищеты?

Жалела Байсюэ только братьев и сестёр, которые в отличие от неё родились совершенно обычными. Им не приходилось прятаться за бесформенными лохмотьями, капюшонами, пачкать лицо. Блажную девчонку нищенку в этих местах примут лучше, чем ту, кем она, Байсюэ, являлась. А, впрочем, этого не знала и она сама. Ошибка природы, которая век должна быть благодарна за то, что её не отнесли топить в реке, как делали это со слишком слабыми детьми или теми, у кого были слишком явные изъяны. Такие считались проклятыми. Мать слишком долго гуляла беременной в метель, так говорил отец, и, бывало, поколачивал жену за нарушение табу.

Повозку тряхнуло на ухабе, пленница вздрогнула от боли. К холоду от сырой одежды она уже привыкла, но оставленные хлыстами раны на коже… Кровь запеклась коркой, но в такой обстановке легко может возникнуть заражение, от которого сгорают очень быстро, если не оказать помощь. Байсюэ стиснула зубы. Это была бы неприятная смерть, но хотя бы не придётся видеть то, что случится дальше.

Слухи о том человеке долетали даже до самых окраин великой Империи. Никто из тех, кто привлекал его внимание, долго не жил. Говорили такое и о девушках, попадавших к нему во дворец. Перед мысленным взором возникали образы повешенных, жестоко замученных в залитых кровью подвалах. Байсюэ пыталась отвлечься, но здесь, внутри повозки, не лучше. Ей повезло, что было позволено ехать без цепей и не в клетке, которых тут несколько. Маленькие, тесные, в них получилось бы только свернуться клубком.

– Я не стану заковывать тебя в цепи, если ты пообещаешь не делать глупостей. Ты ведь не будешь делать глупостей, правда, цветочек?

В памяти всплыли слова Мо Юншэна, инквизитора первого ранга. О, о том, кто это такой, весь город узнал, стоило им только явиться сюда. Этот страшный человек смеялся над ней, называя милыми прозвищами, и проявлял неуважение к местным верованиям. Он отобрал у неё чётки, посвящённые герою предку Чэньли, защитнику простых людей, и бросил их в грязь с таким видом, будто прикоснулся к мусору. Мо Юншэн назвал это ересью, которая ещё дозволена простому народу. А к кому было обращаться, как не к близким духам, если небожители молчат в ответ на молитвы бедняков?

Так, погружённая в самые мрачные мысли, Байсюэ не замечала времени. Не понимала, спит она или бодрствует. Страхи и волнение сменялись обрывками снов, где она, свободная как птица, летает в облаках.

Резкая остановка вырвала её из забытья. Мо Юншэн возник в повозке неслышно, будто и дверца не открывалась вовсе. Он стоял над ней чёрной тенью, только отливали краснотой глаза в тусклом свете магических светильников. Инквизитор слишком пристально разглядывал её и, не меняясь в лице, резко бросил:

– Раздевайся.

Мысли путались, Байсюэ совершенно не понимала, чего от неё хотят. А когда поняла… Он всё-таки передумал?

– Не заставляй меня делать это самому.

Мо Юншэн говорил совершенно спокойно, но в его голосе слышалась угроза. Байсюэ оставалось только послушаться. Замёрзшие пальцы не гнулись, её трясло как от озноба. Зачем ему всё это? Рваньё, в котором она была, можно было легко сорвать одним движением руки.

– К-как господину инквизитору будет угодно, – сказала она, зажмурившись, и сняла с себя последнее, в чём была.

Во взгляде коршуна мелькнул азарт:

– Даже жаль, что я купил тебя для другого, что ж, – он с улыбкой убрал пряди спутанных волос с её лица, – повернись.

В руках Мо Юншэна появилась ониксовая баночка. Видя, с каким ужасом Байсюэ смотрит на происходящее, он со вздохом закатил глаза.

– Ц-ц-ц, не думай так громко, цветочек и поворачивайся во имя всех богов ко мне спиной! – крышка открылась, и по повозке растёкся резкий аромат трав. – Уж извини, не выписали тебе посреди леса женщину лекаря. У тебя жар начинается.

– Ай-ай! – вскрикнула она, когда вонючая мазь коснулась ран.

Жгло как огнём, несмотря на ледяные пальцы Мо Юншэна. На спине, боку, на бедре… Никогда до этого ей не приходилось раздеваться перед мужчиной, и уж тем более позволять прикасаться к себе, и сейчас Байсюэ просто сгорала от стыда. Даже личное обещание Мо Юншэна не причинять никакого вреда во время путешествия, не избавляло от мыслей о том, что она теперь запятнана.

– Шрамов не останется, я об этом тоже позабочусь, как же можно вести подарок в таком виде, правда?

Байсюэ, замерев как изваяние, ничего не ответила. Останутся на коже шрамы или нет, её совершенно не интересовало. Может, если подарочек окажется не по вкусу, от неё избавятся быстро и почти не больно? О том, что её просто отпустят на все четыре стороны, Байсюэ даже не думала.

– К утру заживёт.

Мо Юншэн развернул Байсюэ к себе лицом и не удержался от того, чтобы ещё раз полюбоваться её телом. О, она слышала, какими развратниками были некоторые инквизиторы.

– Оденешься, я думаю, ты сама, – он рукой указал в сторону, где лежала чистая и аккуратно сложенная одежда.

Мужская, конечно же, иной тут и быть не могло. Но всё же сухая и целая.

Хитро улыбнувшись, Мо Юншэн покинул повозку. В этот миг и не скажешь, что этот человек совсем недавно лично убил два десятка людей и велел развесить их тела в назидание остальным, лишив погребения, а значит и посмертного покоя. Байсюэ вздохнула, сминая пальцами плотный чёрный шёлк…

Глава 3. Алмазы и стёкла

Цзоянь, Министерство благодатных дел

В выдержанный в благородных тёмно-красных тонах кабинет верховного инквизитора, когда он был погружён в работу, без крайней нужды не решалась входить ни одна живая душа. Да что там, даже мёртвые поостереглись бы нарушать сосредоточение Хэй Даожэня. Но всё когда-то случается в первый раз.

Сначала за дверью послышался шорох и чьи-то голоса. Они приближались, и вскоре Хэй Даожэнь смог различить отдельные фразы.

– Госпожа, сюда нельзя! Прошу вас, уходите! – громким шёпотом надрывался мужчина.

– Уйди с дороги, и забуду, как ты посмел препятствовать будущей госпоже Хэй! – высокомерно отозвалась женщина.

Мгновение, и створки распахнулись, явив Мин Циань с дрожащими от гнева губами.

– Господин, простите меня! – слуга за её спиной согнулся в земном поклоне. – Я пытался её остановить…

– Всё в порядке. Можешь идти, – спокойно перебил его Хэй Даожэнь, поднимая взгляд от бумаг.

Слуга сгинул в мгновение ока, радуясь, что избежал кары. Мин Циань прикрыла дверь за собой и натянула на лицо маску невинного очарования. Окинув взглядом кабинет, произнесла с положенной долей восторга:

– Эта обстановка кажется одновременно строгой и роскошной. А узор так естественно гармонирует с оттенком стен! У господина Хэй восхитительный вкус.

Она казалась белой жемчужиной, нежным бутоном лотоса – именно такой, как надлежит быть быть благовоспитанной молодой госпоже. Точёную фигурку прикрывали шёлковые одежды, маня ощущением тайны, высокая причёска, украшенная золотыми заколками, безупречно подчеркивала овал лица. Может, Хэй Даожэнь хоть на миг, но поддался бы этим чарам, если бы не слышал того, другого голоса. Умелая притворщица с лёгкостью изображала и надменную хозяйку, и счастливую невесту. Но чтобы узнать, какова она на самом деле, придётся сыграть в затеянную игру.