Тред-юнионистская опасность
- -
- 100%
- +
Очередь за Бельгией, которую Каутский приводит, как наиболее характерный пример страны, где с давних пор профессиональные союзы и социал-демократия живут в добром согласии и согласию этому ничто не грозит. Пример опять-таки неудачный. Еще в начале девяностых годов Вандервельде[15] отмечал проявившуюся в среде профеccиoнальных союзов тенденцию стать на почву «нейтральности», т. е. обособиться от партии. Тенденция эта в настоящее время не исчезла, а, напротив, получает все большее и большее распространение[16]. В ней кроется серьезная опасность для бельгийской социал-демократии (если только позволительно считать бельгийских социалистов, с Э. Вандервельде во главе, социал-демократами). Дело в том, что профессиональные организации – базис бельгийской рабочей партии. Перед партией открывается перспектива лишиться этого базиса. «Нейтральность» бельгийских синдикатов означает именно потерю не только организационного, но и идейного влияния над ними. Тенденция к обособлению намечается одновременно и в лагере католических синдикатов: часть последних недвусмысленно заявляет о своей решимости не следовать долее политико-социальному курсу, навязанному им римской церковью. Другими словами, и «левая» и «правая» бельгийских профессиональных организаций идут друг к другу на встречу. Нарождается новая общественная сила: выковывается чистейшей воды профессионализм.
Наконец, Германия.
Кельн, Вена, Маннгейм служат достаточно красноречивыми показателями того, что в среде германских профессиональных союзов творится нечто весьма и весьма неладное. Необходимо смотреть действительности прямо в лицо, а не успокаивать себя туманными объяснениями и оппортунистическими резолюциями. Профессиональные союзы, примыкавшие к германской социал-демократической партии, начинают ускользать из-под ее влияния: таков печальный факт, оспаривать который напрасно стараются с большим жаром, но с малой убедительностью многие теоретики. Шила в мешке не утаишь! Германские профессиональные союзы, несколько окрепнув, достигши известного минимума устойчивости и приспособленности в борьбе за свое существование, спешат выказать себя с настоящей стороны, постепенно подготовляют почву для «независимых» выступлений. Правда, о полном разрыве с социал-демократией вопроса пока не возбуждается. Демократические свободы в Германии еще не завоеваны. Полуабсолютистское государство ставит на пути профессионализма не мало различных преград. Вполне самостоятельно отстаивать свои интересы он еще не в силах. Приходится пользоваться посторонней помощью, поддерживать известные отношения со своим старинным союзником. Именно союзником, а не единомышленником была всегда для наиболее передовых профессиональных союзов социал-демократия. Пусть профессионалисты усваивали социалистические лозунги, пусть свою проповедь мелких дел (Klеinarbeit) они пытались обосновать принципами марксистской теории, – это не должно вводить нас в заблуждение. Бессознательно или сознательно, они становились на ложную для себя позицию. Марксизм был всегда им чужд. И, замечательным образом, они сплошь и рядом сбивались с пути ортодоксальной теории и тактики. Так, ученик, затвердивший грамматические правила языка, которым он не способен овладеть, и вынужденный применять эти правила, делает постоянные ошибки. Типичный случай: представители профессиональных союзов, примкнувших к социал-демократической партии, отправляются в «Каноссу», на поклонение конгрессу буржуазных ученых!
Факты, говорящее об отклонении профессиональных союзов «вправо», умножаются. Ставится на первую очередь пресловутый вопрос о «нейтрализации». Стараются урезать программу празднования первого мая. Идее всеобщей забастовки встречается в рядах профессионалистов слишком безусловною отповедью. «Мелкую работу» (Kleinarbeit)[17] открыто рекомендуют в качестве всеспасающего средства.
Каутский отрицал наличность в Германии так называемой рабочей аристократии. «За исключением союза типографских рабочих, да, еще может быть… союза стекольщиков, вряд ли найдется еще какой-нибудь профессиональный союз в Германии, о котором можно было бы сказать, что он проявляет склонность к аристократическому обособленно»[18]. На самом же деле, рабочая аристократия в Германии не только народилась, но и шумно заявляет о своем существовании. Она лишь не успела, в силу вышеуказанных обстоятельств, дойти до того этапа развития, который характеризует английскую рабочую аристократию – английских трэд-юнионистов: повторяем, она не может еще обойтись без союза с социалистическими элементами пролетариата, представляющими из себя громадную реальную силу.
Если бы дело обстояло так, как изображает его Каутский, если бы «аристократические» тенденции были присущи лишь самым незначительным рабочим группам, являющимся исключением из общего правила, в таком случае совершенно нельзя было бы объяснить роста «новых веяний», о которых мы только что говорили. А между тем рост этих веяний не подлежит ни малейшему сомнению. Каким-то наносным, мимолетным явлением считать его не приходится. Наивно предполагать – как нередко это делают – будто бы в данном случае просто-напросто Бернштейн и К0 перенесли с берегов Альбиона экзотическое растение и усиленно стараются его культивировать. Культивировать растение нельзя, раз не имеется подходящей почвы. Напротив, профессионализм обнаруживает все большую и большую жизнеспособность. Об этом свидетельствуют указанные выше симптомы. Об этом свидетельствует разгорающийся спор между ортодоксами и сторонниками «ревизионистских» взглядов.
Означенный спор обыкновенно именуется «кризисом» марксизма. Никакого кризиса марксизм, как таковой, т. е. как классовая идеология пролетариата, не переживал и не переживает. Он ведет борьбу не с «внутренним», а с внешним неприятелем. Особенность этого неприятеля заключается лишь в том, что он пользуется не принадлежащими ему доспехами, своей наружностью копирует довольно точно – на первый взгляд – марксистов. Столкновение происходит не между единомышленниками, а между разномыслящими социальными типами, связанными друг с другом, в силу необходимости, известными узами. Марксистская терминология – вот единственно, что роднит миpoвоззрение новейших «критиков» с марксистским мировоззрением. Но основы их мировоззрения, та «формула прогресса», которую они проповедуют, ничего общего с марксизмом не имеет.
Конечные цели – ничто, вся суть в движении, а движение… это именно движение профессиональное: таков первый и главный член символа веры Бернштейнов, Шмидтов, Эльмов, Легинов и tutti quanti.
Общественное развитие осуществляется путем развития профессиональных союзов, осуществляется медленно и постепенно. Немецкий рабочий должен сосредоточить свои силы на «мелкой работе». Чудес ведь не бывает: из ничего[19] создать новых форм жизни невозможно (затасканный аргумент всякого рода постепеновцев и примиренцев): надо приниматься за. самое кропотливое, предварительное строительство, начинать с «азов» – организовать и укреплять профессиональные союзы, «завоевывать постепенно одну экономическую позицию за другой и ограничивать постепенно власть капиталиста в мастерской». Выступает на сцену идеал «конституционной фабрики», идеал, которым должен, согласно взглядам ревизионистов, на долгое время ограничиться горизонт немецкого рабочего движения.
Вот яркий образец пользования марксистской терминологией при обосновании немарксистских взглядов. Мы знаем прекрасно, какую ценность имеют для Бернштейна «конечные цели». «Более широкое» применение тезиса означает не что иное, как оправдание весьма «узких» интересов: нельзя же быть «односторонним» и вечно смотреть в даль; пора заняться тем, что находится поближе. Довлеет давняя злоба его: да здравствует профессионализм!
Через конституционную фабрику и только через конституционную фабрику к социализму – категорически заявляет признанный вождь профессиональных союзов, Легин[20]. «Абсолютизм работодателей – сказал он в одной речи в ответ графу Позадовскому, – должен уступить место конституционной фабрике… Этой конституции удалось уже достичь и Англии. Там хозяева принуждены допускать представительство рабочих, да и у нас в Германии, где царствует в этой области почти неограниченный абсолютизм, наступит пора конституционной фабрики, которая, конечно, в дальнейшем развитии заменится демократическим или, говоря вернее, социалистическим производством. «Капиталистическое предприятие постепенно демократизируется, комментирует приведенные слова Кампфмейер, и превращается в кооперативно-социалистическое производство»[21].
Ссылка на «конечные цели» не должна опять-таки вводить нас в соблазн. Торжество социалистического строя, в представлении профессионалиста, откладывается до очень отдаленного будущего, настолько отдаленного, что в сущности, о нем говорить и думать не стоит: слишком уж рано, и нечего время даром терять! На очереди более важные и неотложные вопросы. Необходимо отвечать на них. Необходимо, прежде всего, быть демократом, борцом за конституционные реформы. Ясно, что при подобной постановке проблемы, можно с большим удобством именовать себя социалистом, не будучи им. Такой социализм ровно ни к чему не обязывает, ибо от социализма осталось одно лишь приятное воспоминание. И пока чувствуется потребность в посторонней помощи, отчего ж не поддерживать союза с социалистической партией. Особенной сделки с самим собой совершать не приходится. А расстаться с союзниками можно каждую минуту, как только надобность в них миновала и соглашение с ними оказалось невыгодным… Секрет умения сочетать несочетаемое – профессионализм, с социализмом, как видите, весьма прост.
III
Происхождение современной «рабочей аристократии»
Итак, примеры разных стран удостоверяют, что всеобщая тенденция к обособлению профессиональных союзов существует, что в качестве одного из видных действующих лиц на историческую сцену выступает профессионалист рабочий.
Теперь нам предстоит детальнее выяснить его социальный облик и его социальное credo.
Согласно последним выводам, сделанными наиболее прогрессивными учеными буржуазного миpa, история развития профессиональных рабочих союзов рисуется в следующем виде. В первую эпоху промышленного капитализма возникают ассоциации, которые следовало бы назвать «обществами захвата рынка труда»[22]. Мануфактурные рабочие – рабочие, вынужденные обладать большей ловкостью рук. Каждый из них должен пройти предварительно школу долгого ученичества. Переход от одной профессии к другой для него крайне затруднителен и, в массе случаев, даже прямо невозможен. В виду этого наличность большого числа рабочих рук в данной области производства представляет для него серьезную опасность. Она понижает его заработную плату, она грозит оставить его без работы и без надежды когда-либо получить работу. Главные его помыслы направлены, поэтому, к ограждению себя от конкуренции. Его союзы стараются обставить доступ в ту или другую профессию для новых элементов большими препятствиями. Регламентация ученичества – самое могущественное орудие в их руках. Процветают кассы взаимопомощи.
Наступает вторая эпоха. Ручная ловкость обесценивается машинной техникой. Квалифицированные рабочие уступают место неквалифицированным. Профессиональные союзы приобретают совершенно иной характер. Впрочем, на первых порах, почти не приходится говорить об их существовании. «Корпоративная связь ослабла; она так же легко завязывается; к новым членам не предъявляют никаких требований, но зато они и выходят с такою же легкостью, с какой входят. Организация находится в рудиментарном состоянии; она имеет в виду лишь борьбу – стачку; касс для поддержки членов нет почти никогда. Если возникает конфликт с хозяином,… воля рабочих напрягается достаточно для того, чтобы основать или воссоздать синдикат… Потом, когда восстанавливается мир, синдикат снова забыт и снова прозябает до следующего кризиса, вечно бедный, вечно бессильный»[23]. Столь великая неустойчивость союзов объясняется, во-первых, тем, что в каждой отдельной профессии число рабочих «очень непостоянно, так как не ограничено долгим ученичеством», и во вторых – и это самое существенное – «низким» уровнем рабочих (sic!!). «В общем[24] эти рабочие принадлежат к более низкому, менее просвещенному общественному классу. Они не могут мыслить достаточно последовательно и действовать достаточно благоразумно; они более поддаются импульсам, инстинктивным движениям недовольства и возмущения.»
Но в состоянии упадка профессиональные союзы пребывают недолго. Масса фабричных рабочих перевоспитывается. Мало-помалу корпоративная связь восстановляется. К рабочим возвращается «последовательность мысли» и «благоразумие действий»: интересы борьбы перестают преобладать. Всюду организуются трэд-юнионы, проникнутые примиренческим настроением. Кассам взаимопомощи начинают снова придавать особенное значение. Членские взносы повышаются. И последнее обстоятельство, как оказывается, служит вернейшим залогом преуспевания союзов. Напротив, там, где взносы держатся на низкой норме, союзы терпят фиаско; таков неизменный закон.
Буржуазным историографам профессиональных союзов, как явствует из предыдущего, не чужда вера в чудеса. Ставшие на правильную общую точку зрения при оценке союзов мануфактурного периода (деталей мы здесь не касаемся) – отметив зависимость между строением последних и квалификацией труда; сделавши попытку – правда, не столь удачную! – приложить означенную точку зрения и к организациям фабричных рабочих, наш ученый высказывает нечто неожиданное. Усвоенная им точка зрения вдруг куда-то улетучивается: каким образом неквалифицированный рабочий, продолжая оставаться неквалифицированным и, следовательно, сохраняя способность создавать лишь такие профессиональные союзы, которые отвечают его низкому техническому цензу, одновременно оказывается способным и к иного рода профессиональному строительству, – совершенно непонятно. Масса фабричных рабочих перевоспитывается, причем для ее перевоспитания не имеется решительно никаких реальных данных! Подобные превращения совершаются лишь в сказках, волею какого-нибудь волшебного духа.
Обычный удел буржуазных ученых и публицистов. Пока они повествуют о временах минувших, о делах и событиях, не затрагивающих очередных интересов буржуазии, они не прочь щегольнуть реалистическим анализом. Но чем ближе подвигаются они к современности, тем все менее и менее обнаруживают они склонности оставаться на почве этого анализа. Кто же враг самому себе? кто станет раскрывать все тайны своих интересов и стремлений, раз это сопряжено с риском скомпрометировать себя? Поневоле приходится прибегать к «волшебным» объяснениям. Вопрос о новейших профессиональных союзах как раз для известной части буржуазии является вопросом животрепещущим. Эта часть буржуазии, в борьбе со своими конкурентами, имеет в виду опереться на профессиональное рабочее движение[25]. Естественно, ее идеалом стараются выставить трэд-юнионы в весьма благоприятном свете. Случается, правда, с ними грех: они пробалтывают иногда секреты своих трэд-юнионистских симпатий. Но обыкновенно они умеют владеть собою, не делают faux pas. В их изображении, организации современных профессионалистов являются истинными выразителями наиболее высоких стремлений всего рабочего класса.
А если бы цитируемый нами автор выдержал усвоенную им точку зрения до конца, с ним произошла бы пренеприятная история, за которую не сказали бы ему спасибо его друзья: ему пришлось бы разыграть роль абдерита, подрубающего сук, на котором он сам сидит, пришлось бы разрушить легенду о великих добродетелях профессионализма.
«Перевоспитание» фабричных рабочих означает не что иное, как повышение технических требований, предъявляемых к ним фабрикой. Новейшая фабрика – не та фабрика, которая революционизировала промышленность в первую половину 19-го столетия и которая продолжает еще господствовать в отсталых областях производства. Последняя допускала самое широкое применение неквалифицированного труда.
«Многие машины… так устроены, что работать на них могут дети, которые до того времени болтались зря, женщины, старики; работа зачастую сводится лишь к следующему: подкладывают материал и наблюдают». «Является истинным благодеянием, что при прядильных машинах в большинстве случаев состоят дети и старики. Так характеризовал старую фабрику один выдающийся технолог своего времени[26]. Новейшая техника стоит на диаметрально противоположной почве. Собственники фабричных предприятий, образцовых в техническом, отношении, лишены возможности «благодетельствовать детей и стариков». «Чтобы приводить в ход и останавливать всю систему машин и приборов требуются общие познания в области машинной техники, т. е. требуется высококвалифицированный труд»[27].
Ларчик просто открывался. На рабочем рынке появились новые кадры пролетариата. И создание «благоразумных» трэд-юнионов именно дело их рук.
Социальная позиция каждой общественной группы определяется ролью этой группы в процессе производства. Как производители, квалифицированные рабочие обладают некоторым своеобразным плюсом, по сравнению с массой рабочих необученных. Их квалификация, – требуемая от них сумма технических сведений – в понятие рабочей силы не входит[28]. Это – средства производства, правда, весьма и весьма миниатюрные, капля в море перед теми богатствами средств интеллектуального производства, которые имеет в своем распоряжении так называемая интеллигенция – но все же средства производства. И, как таковые, источником образования прибавочной стоимости они не служат. Как таковые, они пододвигают их собственников к границе буржуазного миpa. Но только пододвигают к этой границе, а не перебрасывают через нее: в конечном итоге, квалифицированные рабочие, прежде всего, – продавцы рабочей силы, изготовляющие продукты на машинах, которые им не принадлежат. Их квалификация имеет для них, в процессе производства, значение необходимого, но подсобного орудия. Это не мешает ей, конечно, наложить свою неизгладимую печать на их идеологию, лишить их непосредственной прямолинейности и чистоты типично-пролетарских стремлений.
Подобно мануфактурным рабочим, являющимся, в свою очередь, собственниками некоторых средств производства, современные высоко квалифицированные фабричные рабочие главной задачей своей экономической политики ставят сохранение за собой «аристократической» позиции.
Каждый из них довольно прочными узами связан с определенной профессией. Правда, положение его не столь безнадежно, в данном случае, как положение пролетариата, занятого в мануфактуре. Ручная техника обуславливает собою громадную разницу между трудовыми процессами, практикуемыми в отдельных профессиях; профессиональная сноровка и опытность приобретаются, при этом, ценою продолжительной выучки. Что же касается новейшей машинной техники, то она допускает возможность сравнительно более легких переходов от одной профессии к другой. Трудовые процессы нивелируются постепенно машиной. Но по пути означенной нивелировки машинная техника не ушла еще очень далеко вперед. Различные профессии высококвалифицированного труда все еще отгорожены друг от друга заставами, переступать которые представляет значительный трудности. Большой приток рабочих рук в каждую отдельную профессию, в глазах тех, кто специализировался на данной профессии, является опять-таки несомненным бедствием.
Этого мало. Новейшая фабрика не может считать себя полновластной вершительницей судеб капиталистической промышленности. Ей приходится в настоящее время вести еще упорную и сложную борьбу с фабрикой старого типа. Исход борьбы ясен. Победы следуют одна за другой. Но случаются временные, частичные заминки и даже, поражения. Фабрика старого типа существует эксплуатацией неквалифицированного и малоквалифицированного труда; техническим преимуществом своей соперницы она может противопоставить единственное оружие: доведенное до крайнего предела «выжимание пота» из рабочих. Требовать от высококвалифицированного рабочего слишком большого, слишком продолжительного напряжения сил нельзя без риска очень понизить степень производительности его труда. Производительность труда неквалифицированного и малоквалифицированного рабочего, страдает сравнительно меньше от повышенной нормы эксплуатации. К тому же, объектов для эксплуатации можно иметь сколько угодно: в распоряжении фабрики старого типа – громадная резервная армия промышленности, состоящая главным образом как раз из рабочих необученных, далее, дети, старики, женщины. Все они жаждут быть «облагодетельствованными»! Эксплуатируй, кого хочешь и как хочешь: с соперницей, особенно в тех областях производства, куда она только начинает еще проникать, можно еще с успехом поспорить! Сопернице иногда ничего не остается, как прикрыть свою лавочку. Но, в большинстве случаев, поле битвы – за нею. У нее в руках более действенное оружие, чем «потогонная» эксплуатация труда. При трудных обстоятельствах, когда шансы победы колеблются, она прибегает к техническим реформам и даже техническим революциям. Усовершенствованные машины сменяются машинами еще более усовершенствованным.
Последнее обстоятельств» чревато печальными результатами для рынка высококвалифицированного труда. Число рабочих рук, требуемых для отдельных предприятий и отдельных производств, сокращается. Технические преобразования отсылают часть высококвалифицированных рабочих в «запас». Получить и удержать за собой работу становится все более и более затруднительным.
Наконец, в самом лагере технически передового капитала идет междоусобная война. И эта война, в свою очередь, является стимулом технических преобразований. Победитель тот, кому удастся выковать оружие, какого нет у его соперников. Предприятия, считавшиеся сегодня «последним словом техники», завтра оказываются уже отсталыми. Но опять-таки, подобно фабрикам старого типа, они пытаются доказать свою жизнеспособность, временами имеют некоторый успех… Другими словами, и здесь для высококвалифицированного труда получаются последствия, аналогичные тем, к каким приводит борьба двух совершенно разных фабричных систем, «старого» и «нового» начала в капиталистической машинной промышленности. С одной стороны, спрос на рабочую силу в отдельных предприятиях и производствах сокращается. С другой стороны, частичные неудачи наиболее образцовых в техническом отношении предприятий знаменуют собой понижение «жизненного уровня», «standart of life» высококвалифицированного труда: капиталисты, которым не помогли их особенно усовершенствованные» машины, делают, в таких случаях, попытку вернуться к примитивным средствам – стараются «поприналечь» на рабочих и таким образом удержаться на рынке.
Позиция рабочей «аристократии», как видите, далеко незавидная. В настоящем, что называется «с хлеба на квас», а в дальнейшем, когда столкновения между капиталами разного типа примут еще более ожесточенный характеру и того не предвидится. Спрашивается: что же делать «избранникам» пролетарского миpa?
Дело, кажется, ясное. В виду полной безнадежности своего положения, они должны бесповоротно забыть о своем «первородстве», должны немедленно присоединиться к социалистическому пролетариату. Они вполне созрели для социалистического мировоззрения. Так склонны заключать многие.
Заключение весьма поспешное. Конечно, наступит момент, когда тенденции, принижающие «жизненный уровень» рабочих-»аристократов» получать особенно сильное развитие, когда технические реформы и технические революции будут сменять друг друга с бешеной быстротой и обладающие «квалификацией» окончательно перестанет гарантировать минимальную устойчивость положения, когда главная масса представителей квалифицированного труда будет пребывать в состоянии хронической безработицы: тогда, paбочие-»аристократы» быстрыми и решительными шагами пойдут «налево». А пока… мы видим нечто иное.
Пока они повсеместно проникаются твердой решимостью отмежеваться от пролетарского социализма, оформить свое антисоциалистическое credo.
«Новая» фабрика имеет за собой еще сравнительно недолгую истopию. Рабочая аристократия, как массовое явление фабричного миpa, в большинстве стран – Англия составляет исключение – выросла, так сказать, вчера. Она еще не успела сказать своего слова, она только начинает говорить его. Если раньше раздавался громкий и энергичный голос фабричного пролетариата, он исходил всегда из среды тех, чей труд служил основой благополучия «старой» фабрики. Не имея сил для самостоятельных выступлений, немногочисленная рабочая аристократия шла под флагом «необученных» и «малообученных» рабочих, пользовалась их защитой, повторяла за ними социалистические лозунги. Теперь ей можно действовать на свой страх и риск. И она спешит доказать, что у нее есть собственная тактика и собственная теория, отличная от теории и тактики прочей пролетарской массы, что она является самостоятельной социальной единицей.
Это стремление отмежеваться свидетельствует о знаменательном факте: ясно, что рабочая аристократия не собирается столь быстро очутиться в совершенно безнадежном положении, как многие предполагают, что не смотря на все поражающие ее удары, она в настоящую минуту некоторую почву под собой чувствует. Правда, она удивительно оптимистически смотрит на свое будущее: ее «собственность», ее миниатюрные средства производства внушают ей великий самообман. Так, паупер-крестьянин, которому, в конечном итоге, грозит неизбежная экспроприация его крошечного клочка земли, позиция собственника считает своим вечным уделом.