Шторм серебряных клятв
- -
- 100%
- +
Даже мысли о том, что скоро, возможно, загляну в свое прошлое, не занимали верхние позиции. Хотелось спать в своей кровати в Чикаго. Я скучала по ветру, цивилизации и вкусному кофе с сэндвичем. Родители часто ругали за перекусы и то, как я питаюсь. Но даже в эти тяжелые мгновения я бы убила за сэндвич с бужениной.
Мой рот наполнился слюной, стоило об этом подумать.
Хепри́ подъехала к отелю и без слов остановила машину. Джеймс пожал плечами. Просто принял сам факт: женщина немногословна.
Отель бронировали в последний момент, и вообще не верилось, что за такую сумму получили номера с бассейном и видами на достопримечательности. Цена вышла смехотворной: как за ужин в ресторане и терапевта.
– У вас есть пять минут, – на ломаном английском сказала женщина, открывая багажник и доставая чемоданы. Из зализанного пучка выбивался белокурый локон, а по лбу стекал пот. – Заселяйтесь. Вас ожидает Фарис Шадид.
Спорить с ней никакого толку. Но ныть хотелось: в графике на утро стояли только холодная ванна и несколько литров воды. От нас с Джеймсом разило пряностями, пылью и потом. Просто стоя десять минут на улице, мы пропитались Каиром насквозь.
– Мадам, можно ли хотя бы душ принять? – спрашивает друг почти извиняющимся тоном.
Машины сигналят. Голос Джеймса тонет в грохоте старых авто.
– Я жду вас тут.
Это «да» или «нет» – непонятно. Мы переглядываемся и понимаем: стоять и умолять бессмысленно. Друг перехватывает оба чемодана и везет их по тротуару. Колесики едут по кочкам и острым камням. Чемоданы по приезду в Чикаго отправятся в утиль.
Но Боги сегодня нас все-таки услышали: в отеле огромный вестибюль и мощные кондиционеры. Холодный воздух щекочет влажную кожу и приятно обдувает с головы до ног.
Администратор берет документы, быстро проверяет и с улыбкой передает ключи. У нас два раздельных номера – решение, на котором я настояла еще в Индии. Предполагала, что приедем уставшие, и одной ванной будет мало. А еще не хотелось делиться кроватью и мягкими подушками.
Наши номера располагались друг напротив друга, чтобы Джеймс мог быстро добраться до меня в случае приступа. Он всегда либо ловит меня, либо накладывает мокрую тряпку на лоб. Иногда я просыпаюсь с криками на всю квартиру, и тогда Джеймс приносит себе еще валерьянки. Потому что привыкнуть к истошному визгу невозможно.
Номер оказался точно как на фото: большая высокая кровать, занимающая почти все пространство, прикроватный столик, зеркало с трюмо и кресло. Около входа зеркало в пол, милые светильники, свежие обои, аккуратные занавески. Видно, что ремонт свежий. Чего не скажешь о ванной.
Я быстро умылась, собрала волосы в пучок старой резинкой, вечно болтающейся на запястье и вытащила из чемодана мятую футболку. Грязные джинсы заменила на юбку.
В этих полуполевых условиях я выглядела как бомж, а пахла еще хуже. Мозг туго соображал и, казалось, потерялась во времени. Громкий стук в дверь заставил подпрыгнуть и выйти из состояния коматоза.
Джеймс стоял у зеркала и улыбался. Он не выглядел помятым – только пах так же плохо. Но в руках держал два стаканчика с кофе. Это немного скрасило утро.
– У меня плохие новости, – говорит он, хлюпая кофе. – Ассистентка пытается пробраться к нам… за нами.
Нет сил даже на удивленное лицо, – в моем мозгу обезьяна хлопает в тарелки. Я смотрю пустым взглядом на компаньона и приглаживаю волосы.
– Думаешь, безопасно ехать с ней куда-то?
Джеймс протягивает мне горячий стакан, а другой рукой вытягивает в коридор. Запирает дверь и убирает документы под мышку.
– Вообще-то, из нас троих ты самая опасная. Но я видел, как она с легкостью поднимает наши чемоданы – советую не дразнить.
– Очень смешно, – бубню я и двигаюсь рядом по длинному коридору. Наши номера на шестом этаже с видами на пирамиды и город.
Чем бы ни обернулась поездка, точно не уедем отсюда, пока не выжмем максимум. Возможно, даже заглянем в Луксор.
– Пока летели, успел немного узнать о нашем докторе-шамане. Или кто он там еще.
Я широко улыбаюсь. Ведь я даже не подумала об этом, а он, как всегда позаботился.
– Дай угадаю. Мы едем к шарлатану?
Он быстро мотает головой, нажимая на кнопку.
– Я бы сказал, он местная знаменитость. – Приезжающий лифт издает мелодичный звук, когда двери открываются перед нами. – Очередь на полгода вперед.
Недоверие ползет по моему лицу, как бегущая строка. Джеймс кивает – он сам в шоке.
Мы заходим у душный лифт и я отмечаю, что кабина давно просит ремонта.
– Если он нам поможет, надо будет отблагодарить Раан. Даже интересно, за какие заслуги нас принимают без очереди, – размышляет Джеймс.
– Забыл? Я же Чикагская сумасшедшая. Уверена, он ждет не меня, а мой мозг в банке.
Друг тяжело вздыхает, потирая лицо.
– Возможно, сегодня все закончится.
И именно из-за них белокурая женщина с разъяренным лицом стоит у лифта, когда двери распахиваются на первом этаже.Закончится. Звучит как смертный приговор. На секунду кажется, что я даже свыклась со своим безумием и могу еще так просуществовать, но быстро отгоняю эти мысли. Из-за видений я не могу жить. Из-за них Джеймс проводит со мной почти все свое время, забивая на свои желания.
– Shu hal-ʾuṣṣa? Lēsh kil hal-taʾkhīr?
Даже не зная арабского, понимаю: она в ярости.
***
Моя самая молчаливая и напряженная поездка по праву принадлежит Хепри. Если бы можно было убивать взглядом, нас бы пронзали острые кинжалы каждый раз, когда ассистентка мельком поглядывала на нас. Женщина не скрывала раздражения и выглядела, как надвигающаяся смертоносная буря ранним утром.
Чувствовала ли я вину? Нет. Я нуждалась в холодной воде.
Больше боялась. Я чувствовала себя неуютно, сидя на заднем сиденье этого старого зеленого Hyundai. Сиденья с дырками, салон прокуренный, а запах въевшийся. Машина явно сменила нескольких хозяев. И от спертого воздуха, я едва сдерживала рвотные позывы. Можно было бы открыть окно, но тогда весь песок обрушится на тебя. Ты окажешься в самом эпицентре песчаной бури.
Кофе никак не помог. Стараясь не заснуть, я вставила один вакуумный наушник и тихо подпевала. Джеймс тем временем переписывался с новыми партнерами на переднем сиденье. Скоро нам предстоит посетить несколько турагентств и заключить контракты.
Я провожу ладонью по лбу, пытаясь стереть усталость и мысль о том, что Египет, похоже, становится второй родиной. Мы редко работаем в Африке напрямую: обычно делегируем местным гидам, но это новая страна. Решили, что первые поездки сопроводим сами.
Через тридцать минут беспощадной поездки с диким трафиком, где никто не слышал о ПДД, мы припарковались у высоченных ворот. Первая мысль – мы приехали к самому президенту Египта. Даже дорога идеально чистая – такое ощущение, что ее моют каждые полчаса.
За массивным бетонным забором точно что-то ценное. Джеймс, удивленный не меньше меня, достает камеру и делает кадр.
– Снимать нельзя.
Ее голос, как карканье старой вороны. В какой-то момент показалось, что она задушит за непослушание. Джеймс прячет камеру в кейс, пожимая плечами.
Женщина отстегивает ремень и указывает нам, чтобы мы следовали за ней. Она двигается плавно, почти парит. Одетая как цивилизованный человек, смотрится особенно контрастно на фоне нас: потных, грязных, уставших. Надо будет сказать доктору, что не все в Чикаго такие. И что это его ассистентка ненавидит людей и, похоже, получает удовольствие, глядя, как мы мучаемся.
Хепри подходит к массивной двери, которая метров десять в высоту, и нажимает несколько кнопок домофона. Я поднимаю голову, чтобы осмотреться, но яркое солнце заставляет щуриться.
Первым делом замечаю камеры наблюдения – они здесь повсюду. Нас отслеживают, как в популярных голливудских фильмах, где герои приходят узнать что-то секретное у богачей.
По газону, единому архитектурному стилю и тишине в округе становится ясно – это элитный район. Каждый дом скрыт за непроходимым забором однотипного бежевого цвета, оснащенным камерами по углам.
Неужели наш Шадид действительно знаменитость? ¡Dios mío, вот бы не оказаться в каком-нибудь телешоу…
– Часть меня хочет развернуться и уехать. А другая – жутко заинтригована тем, что мы там увидим, – шепчет Джеймс.
Хепри все еще говорит с кем-то по-арабски. Похоже, добивается, чтобы нас впустили в этот «дворец».
– Я уже боюсь во сколько нам обойдется восстановление памяти. С каждой секундой ощущаю, как со счета улетают сотни долларов.
– Нам? – Джеймс вскидывает бровь.
Я тихо хохочу, прикрывая рот, но, видимо, это не помогло – блондинка кидает на меня свирепый взгляд через плечо, продолжая общаться по домофону.
– Пожалуйста… если я вдруг вырублюсь – не смей меня тут бросать.
Друг сжимает мою ладонь. Его взгляд – сдержанно взволнованный, но я знаю: он будет со мной, даже если нас запрут в клетке.
Хепри отходит от ворот и мы продолжаем стоять перед дверью. Слышны лишь наше тяжелое дыхание и шорох песка под ногами. Логично было бы спросить, сколько еще ждать, но есть риск остаться без языка. Мозг рисует мрачную перспективу: я – голодная, измученная, с видениями… и без языка.
Когда ворота резко начинают открываться, внутри все сжимается и грохот отдается в желудке. Вот она – черта, разделяющая жизнь на «до» и «после».
Там, за воротами, возможно, ответы. Что-то, что может превратить каракули в блокноте в разгадку. Вдруг он и правда поможет мне вспомнить?
Молчание идет с нами рука об руку. Два охранника под два метра ростом, раздраженная ассистентка и мы – неподготовленные чикагские туристы.
Перед нами – роскошные сады, ослепительной красоты, напоминающие наследие Древнего Египта. Сердце запинается, а взгляд не может оторваться. Высокие пальмы стоят друг напротив друга. У водоемов – лотосы и жасмин, которые наполняют сад королевским ароматом.
И делать вид, что я никогда не видела бездонных зрачков.Проходя вдоль аккуратно подстриженных кустов, хочется затеряться, вдыхать этот воздух и забыться. Забыть, как видения царапают мой мозг. Забыть, как один из них снова тянет ко мне свою руку сквозь белую пелену. Просто смотреть на жасмин.
Солнце теперь не просто припекает – оно жжет все на своем пути. Ощущение, что стою прямо напротив солнца в шубе из норки. Но в реальности я почти раздета, а пот ручьем стекает по спине.
Джеймс пытается держать дружелюбную маску, но я слишком хорошо его знаю – он устал. Охрана и Хепри идут на три шага впереди, изредка оглядываясь через плечо, проверяя: плетутся ли еще туристы. По дороге к дворцу – а иначе это место и не назовешь – они о чем-то бурно спорят на арабском.
В какой-то момент все это кажется настолько чужеродным, что на задворках сознания мелькает мысль: а не поздно ли сбежать?
В тупике дороги стоит массивное и величественное здание из светлого камня, с идеально отточенной геометрией. Оно производит впечатление древнего храма. Или цитадели. Или дворца, предназначенного не для людей, а для богов Древнего Египта. Похоже, наш доктор страдает манией величия. Только прогулка по саду заняла двадцать минут.
– Прошу за мной, – жестом манит Хепри, не давая насладиться видами.
Пока поднимаемся по многочисленным ступенькам, я успеваю осмотреть вход. Дверей нет – только квадратная арка с вырезанными словами на незнакомом языке.
Возможно, древнеегипетский, – предполагаю я. Кто знает. Будет забавно, если надписи отгоняют злых духов, и по великой случайности я не смогу пройти внутрь.
Я хихикаю от собственных мыслей, и охрана синхронно оборачивается. Я улыбаюсь им еще раз, пытаясь избавиться от неловкости и убедить, что я нормальная. Хотя, если я здесь, они точно в курсе: с головой у меня не все впорядке.
В холле Хепри приказывает снять обувь и поставить в угол: дальше путь только босиком. Сначала хочу возразить, но как только ступня касается прохладной поверхности, просыпается желание лечь на пол и остаться тут.
Я часто слышала о том, что подобные места обладают особой энергетикой. Так вот у этого храма аура была мистической. Воздух здесь тяжелый, разрушенные каменные скульптуры, лепестки лотоса и жасмина на полу, светильники с горящими свечами. А эти стены и щели между камней были полны скрытых тайн, за которые могут проклясть.
Когда мы останавливаемся перед черной дверью из дерева, мой желудок вновь делает сальто. Хепри берется за чугунный кнокер и несколько раз стучит. Глухой стук проносится по холлу и только когда по ту сторону двери слышится голос, она заводит нас в кабинет.
Глава 3
– Селин Дэвис, Джеймс Миллер! – восклицает мужчина с темными волосами до плеч.
– Я рад, что вы добрались. Прошу прощения за срочность, но у меня дикий график под конец месяца.
Хепри подталкивает нас вперед, а сама садится в уютное бежевое кресло ближе к окнам. Я обвожу кабинет взглядом, пытаясь найти что-то подозрительное, но не нахожу. Кабинет не похож на все те, в которых я бывала. Комната просторная, с высоким потолком, целиком оформленным в египетском стиле. Все поверхности: стены, колонны – покрыты резьбой и барельефами с иероглифами, сценами ритуалов и изображениями древних богов. Вдоль одной стены стоит статуя в человеческий рост, окруженная мягкой теплой подсветкой.
Центральное пространство занято низкими диванами и креслами, обитыми светлой тканью. Все расставлено полукругом, как для длительной беседы. В центре журнальный стол с небольшими статуэтками и декоративными предметами.
– Я была бы рада, если бы нам дали помыться, – холодно произношу я и косо смотрю на ассистентку. Та не испытывает никакого сожаления и только цокает языком. Джеймс прочищает горло и идет навстречу Шадиду.
– Мы много слышали о вас. Спасибо, что приняли так быстро, и нам не пришлось ждать встречи несколько месяцев, – он пожимает ему руку и улыбается. – У вас прекрасная резиденция, особенно сад. Гулять здесь – одно удовольствие!
Доктор звонко смеется, и звук наполняет всю комнату. Если он и был задет моей колкостью, то теперь уже все простил. Шадид жестом указывает на диваны, и мы присаживаемся напротив него.
Мужчине не больше сорока лет, с густыми черными бровями и худым лицом. Его голубые глаза внимательно разглядывают нас несколько секунд с неким волнением.
– Вижу, вы устали. В Штатах любят small talk, но у нас времени мало, – внезапно мужчина становится самой серьезностью, и я вспоминаю, что мы на приеме. Сейчас меня будут «лечить» и, возможно, отправят в пустыню молиться богам. Он достает несколько папок, раскладывает перед нами листки с рисунками и старую потрепанную книгу. – Селин, я буду показывать вам картинки. Не анализируйте их, сконцентрируйтесь на внутренних ощущениях. С той картинкой, на которую будет отклик, мы и будем работать.
Я глубоко вздыхаю и ощущаю цветочные ароматы, которые тянутся из коридора. На меня это действует успокаивающе, но ладони уже вспотели. Я киваю в ответ и придвигаюсь к столику. Джеймс, кажется, застывает на месте, а Хепри останавливается позади и дышит мне в затылок, отчего становится не по себе.
– Первая картинка, – доктор касается листка формата А4. На нем синим цветом нарисован иероглиф. Больше похоже на дверь. Хоть он и просил не анализировать, но я точно знаю, как выглядит дверь. Если это все, что он нам покажет, боюсь, встреча будет недолгой. Я снова вздыхаю и мотаю головой. Шадид никак не реагирует – просто убирает листок в сторону.
Так мы продолжаем рассматривать остальные иероглифы, которые отличаются лишь цветами и небольшими штрихами. На десятом листе мне становится настолько скучно, что ощущение, что я попала в детство только усиливается.
Вся встреча была похожа на ранние приемы у психологов и разряда «на что похожа эта черная несуразная тучка?». В какой-то момент эти картинки слились воедино, а мои мечты о скором разрешение дел канули в лету.
– Этого не может быть…, – вдруг шепчет доктор, когда я вновь ничего не чувствую.
– Да нет, может.
Шадид смотрит сквозь меня. Его дыхание настолько тихое и нечастое, что тревога нарастает в моем теле. Я щелкаю пальцами перед его лицом, переживая, что мир может лишиться египетского мага.
– Прекрати, – шипит Джеймс.
Затем мужчина встает с дивана и подходит к стеллажу с книгами. Хепри идет следом и они оба начинают шептаться.
– Мне это не нравится, – признаюсь я, глядя на эту парочку. Доктор еле пересек комнату, и в его смертельной бледности читалась близость обморока.
– Посидим еще немного и если ничего не поменяется – уедем в отель.
Шадид возвращается на место с книгой, похожей на библию. Такой ветхой, как артефакт, который только что достали из гробницы Фараона. Хепри же встала обратно и от ее взгляда хотелось провалиться прямиком в ад.
– Попробуем вот это, – мужчина открывает книгу и достает небольшую стопку листов. Раскладывает их перед собой и, уставившись на несколько секунд, о чем-то думает.
Я ерзаю на диване, почти проделывая в нем дыру.
Потом шаман на секунду задерживает руку на крайнем листе, обдумывая решение или ожидая отклика – не знаю. А когда он все-таки протягивает мне рисунок, в его глазах неуверенность, граничащая с тревогой.
Подавшись вперед, я беру листок и разглядываю его. Воздух в комнате становится плотнее, когда я понимаю, что знаю этот рисунок. Вернее – чувствую, что уже видела его раньше.
На лбу выступает пот, когда руна мерцает под пальцы. Вначале мне кажется, что я проваливаюсь в видения, – ведь разве это может быть реальностью? Но языки пламени обдают мою кожу, и я вскрикиваю. Инстинктивно отбрасываю листок и смотрю на ладонь.
Я слышу голос Джеймса и как ему отвечают, но все мое внимание приковано к подушечкам пальцев. Они в тонком слое пепла. Горят изнутри. Боль проходит все дальше – по пальцам, предплечьям и движется к сердцу. Но, достигнув его, притупляется и по телу растекается тепло.
Сначала я думаю, что это и есть то, о чем говорил Раан: мои видения начали наносить физический вред. Это чертовски реалистично.
Мужские ладони берут мои и аккуратно очищают пальцы от пепла. Я поднимаю взгляд, натыкаясь на голубые глаза. Только сейчас замечаю в них крапинки коричневого и немного зеленого. Прикосновения врача успокаивают: его движения нежны, и после того как он убирает беспорядок, остается лишь едва заметный холодок.
– Нам нужно продолжать, Селин. Ничего не бойтесь. Пожалуйста, доверьтесь мне – сейчас вы в безопасности.
Его взгляд настаивает продолжить, а я чувствую, как стены кабинета начинают давить, а воздух густеть. Хочу замотать головой, сорваться с дивана и бежать, но не могу позволить панике накрыть меня. А когда ладонь Джеймса ложится на мое плечо, я готова зарыдать.
– Селин, если ты хочешь остановиться… – он делает паузу. – Я тебя пойму. Мы прямо сейчас уедем, пойдем смотреть на пирамиды, сфинксов, будем торговаться в лавках… Но то, что произошло сейчас, – какая-то чертовщина и нам нужно с этим разобраться.
Идея делать фото напротив Чудес Света выглядела привлекательно. Покупать специи и спорить за каждый доллар – мое любимое. Но уйти сейчас – это как в фильмах ужасов: поступить нелогично и умереть в первой сцене. Возможно, сейчас не время отступать. Впереди – мой собственный адвент-календарь, где каждый день особенный сюрприз, пугающее открытие о себе или новый шаг к безумию.
– Мы продолжаем.
Шадид сжимает мою ладонь и возвращается на свое место. Ассистентка присаживается рядом и впервые вместо раздражения в ее взгляде я вижу… искры паники, мечущиеся в глазах. Если ей не по себе, значит, они знают больше, чем пока рассказывают. Осталось понять, какая часть меня пугает их сильнее.
Абсолютно новое для меня чувство на приеме – я не психопатка с видениями, а пациент, которого боятся. Тот рисунок обжег мне пальцы, но после боли я ощутила и силу. Я до сих пор ее чувствую – не так ярко, как пять минут назад, но она есть. И вопреки здравому смыслу я хочу снова прикоснуться к рисунку.
– Ты в безопасности, – осторожно начинает доктор, но его очередное заверение звучит пугающе. Обычно так говорят перед чем-то, результат чего никому не известен. – Твоя реакция на руну наводит меня на определенные мысли. И чтобы их подтвердить, нам нужно погрузить тебя в сон.
– Вы что же, вырубите меня?
Блондинка закатывает глаза, но ничего не говорит. И меня уже дико раздражают ее реакции. Пусть поведение и продиктовано под давлением сильных эмоций, но я не могу понять столь неуместного пренебрежения ко мне.
– Тебя никогда не вводили в гипноз? Твой психиатр или психотерапевт из Чикаго не пробовал?
– Гипноз на меня не действовал, – отвечаю я, немного хмурясь.
Каждый раз, когда меня пытались ввести в гипноз, это не работало. Мое тело реагировало сильным вегетативным сопротивлением, и я теряла сознание
Меня проверяли в каждой известной клинике США. Врачи устраивали консилиумы, я проходила МРТ, но все заканчивалось рецептами таблеток. Каждый врач списывал мои видения на усталость, стресс и недосып. Иногда лекарства и правда работали – та доза, что я пила, была бы способна подавить активность мозга слона.
Про внезапные видения в метро или кафе я перестала говорить, когда на одном из сеансов услышала мрачное слово – «психиатрическая больница». Тогда мы с Джеймсом решили, что безопаснее для меня будет молчать.
– Прежде чем мы проведем мой метод пустыни завтра на рассвете, я хотел бы начать здесь, – он обводит комнату рукой, глядя мне в глаза.
В голове навязчиво крутится одна и та же мысль: «бежать-бежать-бежать». Я бросаю взгляд на Джеймса, и ассистентка, проследив за моим движением, добавляет:
– Юноше нужно уйти. В кабинете остаетесь только вы и доктор.
– Ну уж нет, – вмешивается мой друг. – При всем уважении, но я не до конца доверяю вам свою подругу. После ваших картинок у нее пальцы горели, а сейчас вы просите оставить ее с вами наедине? Я посижу в углу.
Его голос ледяной и грозный. Впервые слышу, чтобы Джеймс говорил с кем-то, не скрывая раздражения. Он скрещивает руки на груди, демонстрируя, что уступать не намерен.
Хепри едва не взрывается от злости: ее костлявые пальцы сжимают край юбки, а в глазах горит пламя.
– Да вы долж…
– Хепри, – прерывает ее доктор.
Она резко поворачивается к Шадиду, и в тот же миг ее лицо меняется. Оно расслабляется, теряя всякое выражение
– Asfu, laqad nusit, – тихо произносит она.
Шаман шумно выдыхает и промокает шею белым платком. Я вижу, как он ведет внутреннюю борьбу, но в последний момент уступает нам, и на губах появляется намек на улыбку.
– Джеймс, вы можете сесть у окна.
Друг едва заметно кивает в ответ, а затем смотрит на меня. Мое внутреннее восхищение им не знает границ. В этот момент происходит два события: принятие ситуации и уверенность, что не останусь одна. Облегченно выдохнув, я расправляю плечи.
– Что мне нужно делать?
– Джеймс, освободите диван для Селин, – Шадид встает с кресла и жестом показывает на место. – Хепри, скажи охранникам, чтобы не входили в кабинет, что бы ни случилось.
Она сразу направляется к дверям и выходит в коридор, чтобы дать указания персоналу. Меня должны волновать слова шамана, но я стараюсь отстраниться и просто довериться процессу. Иногда принятие – единственный путь к исцелению.
Тем временем Джеймс уже сидит в дальнем углу: нога на ногу, взгляд сосредоточенный и выжидающий. Я слегка киваю, прося его сбавить обороты и тоже довериться судьбе.
– Ложитесь на диван, расслабьтесь и сложите руки на груди, – командует доктор.
Исполняю указания и продолжаю смотреть на него.
– Дайте слово, что я проснусь. Иначе Джеймс оставит вам негативный отзыв, – шепчу я тихо, надеясь, что услышит только он, и что эта шутка немного смягчит его выражение лица.
– Будем на это надеяться.
Мужчина не парировал, а только усугубил ситуацию. Остается лишь мысленно повторить все молитвы, которые знала в детстве. Вспомнить светлые моменты за свои двадцать пять лет и примириться с тем, что если уж умирать, то хотя бы интересно.
Подушка под моей головой пахнет жасмином, в углу играет тихая восточная музыка – те медленные струны, что обычно звучат в фильмах перед тем, как героиня попадает в беду.
– Вы же помните, что гипноз на меня не действует?
– Закрой глаза. Просто слушай мой голос и дыши, – произносит он, подходя ближе.
Не знаю, сколько раз слышала эту фразу в жизни, но каждый раз она звучала как пролог к катастрофе и дальнейшему обмороку.
Шадид кладет ладонь мне на лоб. Его пальцы прохладные, отчего по коже бегут мурашки.
– Сделай вдох. Долгий. Медленно. Еще раз. Теперь представь, что ты стоишь на берегу… Песок под ногами, шум воды, небо над головой. Ты одна, Селин. Вокруг тихо.
Но внутри меня не тихо. Внутри – бешеный рой мыслей, что пульсирует в висках и мешает следовать за его голосом. Мне снова кажется, что ничего не получится. Чувствую, как сама себе мешаю. Как саботирую процесс. Как не могу отпустить контроль.