Право на рай

– Но зачем?! – возражал Юрий, – Это же психологическая травма.

– Затем, что разные случаи бывают в жизни, и сын или дочка, когда подрастут, имеют право потянуться к своим корням.

– К какому-нибудь алкашу из подворотни?

– Или к оступившейся матери, которая уже сто раз прокляла свои ошибки. К какой-нибудь Фриде, которой день за днем, год за годом судьба кладет на прикроватный столик тот самый платок.

Юрий только рукой махнул, не желая спорить дальше. Но в детском доме им действительно рекомендовали посмотреть сначала не младенцев, а ребят хотя бы из младшей группы. Уверяя, что это уже отнюдь не кот в мешке – тут виден будет и характер, и наклонности. В то же время дети еще достаточно малы, чтобы у них сформировался внутренний стержень, и к новой обстановке они привыкнут быстро.

Позади были сбор документов, и всяческие освидетельствования, и школа приемных родителей. Они стояли в игровой комнате, очень светлой и уютной, и вокруг книг толпилось штук двадцать ребят . В рубашонках и платьицах, в полуспущенных колготках, кто-то держал палец во рту, кому-то надоело разглядывать незнакомых дядю и тетю, и он вернулся к игре.

Юрий озирался растерянно, а воспитательница старалась обратить его взгляд то на одного ребенка, то на другого, о каждом говорила что-то хорошее.

– Вот Наденька, она у нас уже сама себя обслуживает, и кроватку может застелить, и мне всегда помогает игрушки в ящик убирать.

– А Пете нравятся книжки, он часами рассматривает картинки, наверное, первым читать начнет.

-Оленка настоящая артистка, во всех концертах у нас участвует, стишки читает. Очень артистичная девочка.

Время от времени Юрий взглядывал на жену, как бы спрашивая ее совета, но Фаина молчала. И тут из спальни вышел еще один мальчик, и она забыла обо всем.

Это была копия того ребенка, чей портрет в медальоне она так долго хранила. Он взглянул на нее – и Фаина чуть не вскрикнула. Те же черные глаза…

Воспитательница тоже заметила мальчика.

– Это Сашенька, – сказала она со вздохом, – Он еще не говорит, но всё впереди. Мы просто немножко отстаем от других, да Сашенька?

Забыв про мужа, Фаина подошла к мальчику, присела перед ним на корточки и спросила:

– Поедем домой?

Он смотрел ей прямо в глаза, и казалось, понимал больше, чем мог бы выразить словами, даже если бы говорил.

Директор детского дома пыталась их отговорить, сделать так, чтобы они выбрали другого ребенка.

– Зачем вам Саша? – спрашивала она супругов, – Вы же не можете сказать, что полюбили его с первого взгляда? Так не бывает. У него проблем по здоровью – выше крыши. Еще неизвестно, восстановится ли речь, и в каком объеме. И насчет умственной полноценности мальчика есть сомнения.

Юрий разводил руками, как бы говоря, что он все понимает, но ничего сделать не может. Воля жены. А Фаина спрашивала, будто не слыша директора:

– Он сирота?

– Абсолютный, – вздохнула директор, – Воспитывала его молодая мать, кто отец – она сама, по-моему, точно не была уверена. А потом ушла и пропала…

– Так почему же вы уверены, что он сирота? – вмешался Юрий, – Мать, может быть, еще объявится, и ее восстановят в родительских правах.

– А потому я уверена, – директор разгладила ладонью папку, лежащую н столе, – Что тело матери через неделю нашли в реке. Сама она утопилась, или… Полиция говорит, что вроде сама.. нет, мол, следов насилия.

– Какой ужас, – выдохнул Юрий. Он вырос в благополучной семье, и с такими ужасами не соприкасался, – Она, часом, не наркоманка.

– Нет. Молоденькая совсем девочка, дурью не баловалась.

– Но как она могла? На кого же оставила сына?

– Видимо, вот такая минута у нее настала, что ей было уже все равно. Саша тогда еще говорил. Мама с ним попрощалась, сказала, чтобы он по ней не грустил – и ушла. Когда его к нам привезли, он все ждал, что за ним придет мама. А потом одна воспитательница у нас тут проговорилась, что мама его умерла – с той поры он и замолчал. Вот теперь и не знаем, что с ним делать. Если заговорит – оставим у себя, если нет – придется в специальный интернат отправить.

– Не придется, – сказала Фаина как о решенном, – Мы его забираем.

– Позвольте, но не можете же вы прямо сейчас… Так не бывает. Надо все оформить. Этой займет время.

– Так давайте начнем оформлять, – в голосе Фаины звучало нетерпение, – Давайте закончим поскорее эту волынку…Я уверена, что тут, у вас, он не начнет говорить.

– У нас хорошие условия, – директор даже обиделась, – Посмотрели бы вы, что в иных детских домах творится…

Фаина только рукой махнула. После довольно бурного обсуждения, примерно всплыл срок, когда они смогут забрать Сашу.

– Фаечка, но почему именно этот мальчик? – осторожно спросил Юрий, когда они ехали домой.

– Потому что своих детей не выбирают, – коротко ответила она, – Это мой ребенок, и все.

И Юрий смолк, объясняя происшедшее лишь тем, что женщины, наверняка что-то чувствуют… Они же вынашивают ребенка, может и тут жена что-то ощутила. Какой-то знак свыше.

Саша не говорил еще долго. Фаина готовилась к его приезду, как пробовал шутить Юрий «на разрыв». Буквально вылизала весь дом, детская комната была наполнена игрушками и шарами.

– Ты думаешь, мальчик жил в таких условиях? – выразительно спросил Юрий, выделяя слово «таких».

– Ты думаешь, Саша не будет этому рад? – вопросом на вопрос ответила Фаина.

Юра только плечами пожал. И Фаина была тронута до слез, когда провела малыша в его комнату, и он замер на пороге, не решаясь его переступить. Рассматривал букеты шариков и кроватку с пологом, и игрушки – будто в сказку попал. Он осмелился войти, только крепко держа Фаину за руку.

– Это все твое, – сказала она ему, – Осматривайся, привыкай, а потом будем обедать.

Стол тоже накрыли праздничный – был и торт, и разные фрукты. Но когда Сашенька допивал молоко из чашки, у Фаины появилось странное чувство. Будто только теперь она сама поняла, что это ее дом, и самый нужный и родной для нее человек находится рядом.

В последующие дни разные мелочи еще не раз заставляли сжиматься ее сердце. Теперь Фаина всегда брала мальчика, когда куда-нибудь шла. В продовольственный ли в магазин или гулять в парк. Придя в супермаркет, она спросила Сашу:

– Что ты хочешь есть?

Он неуверенно пошел вдоль полок. Фаина ожидала, что Саша выберет сладости, или вообще забудет о еде и потянется к игрушкам в сетчатой корзине. Но он увидел пакетики с супами, теми самыми, которые надо разводить в чашке кипятком, и обрадовался им как старым знакомым. Протянул ручку, а потом оглянулся на Фаину – мол, можно?

Она только закивала. Он взял один пакетик и так и нес его в руках до кассы. Фаина понимала, что это какой-то паззл от картинки его прежней жизни, и не стала рвать эту нить. С тех пор, как другие мамы покупают детям шоколадки, так она кидала в корзинку пакетик быстро-супа. Саша ел любой – гороховый, куриный, грибной, сырный. Медленно зачерпывал ложечкой густой перламутровый суп, как лакомство вылавливал сухарики. Это было нездорово и неполезно, но черт бы с ним…

Ходил он за Фаиной как тень – не раздражал, не надоедал, не требовал к себе внимания. Ему нужно было лишь, чтобы она была рядом. В нем будто не осталось энергии ребенка, который носится, шумит и никак не может угомониться, так что в шутку его называют энерджайзером. Если Фаина читала или шила, Сашенька пристраивался рядом, клал голову на диванную подушку и смотрел на нее неотрывно. Глаза у него были большущие, а ресницы длинные, как у девчонки.

Фаина забеспокоилась, и повела приемного сына к врачу. Терапевт, которому каждого ребенка приходилось принимать не больше десяти минут, нашла, что мальчик ослаблен – какое там питание у него было! – посоветовала кормить получше, назначила витамины.

– А летом поедем к морю, – пообещала Фаина сыну, когда они вышли из поликлиники, – Ты ведь не знаешь, что это такое, да?

Она часто теперь испытывала чувство, которое можно было назвать и восторгом, и трепетом – ей предстояло открывать этому маленькому человеку мир, о котором он не имел понятия. И море, и чаек, и сахарную вату, и аттракционы, и любимых книжных героев – все он получит из ее рук. Он делал ее всемогущей волшебницей.

К Юрию мальчик шел только, если мужчина подзывал его. Приближался послушно, стоял рядом, слушал то, что ему говорили, но как только Юрий замолкал, Саша опять спешил к названной матери. Фаина попробовало было «подружить» мужа и сына. Она просила Юрия почитать ребенку, отправляла их обоих гулять. Но у Юрия всё получалось как-то неловко, будто от смущался в душе, и возился с малышом через силу. Сашенька тоже чувствовал себя скованным, и расставались они с облегчением.

Рядом с Фаиной Саша незаметно заговорил – не было у него никакой задержки – видимо, просто сказался пережитый стресс. Первым его словом было: «Еще» – когда Фаина читала ему книжку, и она закончилась. У нее перехватило горло, но она сделала вид, что ничего особенного не произошло, и просто потянулась за новой книгой сказок.

Саша никогда не говорил попусту. Не болтал, как другие малыши, которых с трудом-то и замолчать заставишь. Он мог взять Фаину за руку и повести за собой:

– Пошли…

Когда хотел показать ей что-то интересное. Или просил о том, что ему нужно:

– Дай попить…

Летом они действительно поехали к морю, и там Фаина в первый раз почувствовала, что муж ревнует ее к Саше. Он был недоволен тем, что они мало времени проводят вдвоем:

– Уложи ребенка спать, и пойдем куда-нибудь вместе, погуляем.

– Он еще маленький. Проснется, увидит, что никого нет, испугается…, – тихо возражала Фаина.

– Брось, дети спят крепко. Оставь включенным ночник и пошли, пройдемся по набережной.

Но Фаина качала головой:

– Сходи сам… Ну, пожалуйста. Я буду рада, если ты развлечешься. А мне потом расскажешь.

И на пляже она все время была рядом с Сашей, хотя прежде так любила заплывать далеко в море. А теперь с увлечением искала вместе с ребенком ракушки и строила песчаные замки. И в экскурсиях они теперь были ограничены – ездили только на те, где малыш мог быть вместе с ними.

– Ты испортила нам обоим отдых, – в сердцах сказал Юрий за несколько дней до отъезда, – И прости, я не понимаю твоей тако безумной привязанности. Ведь это все-таки чужой ребенок.

– Мне он уже не чужой, – Фаина редко решалась возражать мужу в открытую, – А ты, мне кажется, и к родному так же относился бы.

– А вот нет, – Юрий был задет за живое, – Там, я думаю, на подсознательном уровне сработало бы… Чувствовал бы, что сын – самое дорогое, что у нас с тобой есть. А насчет Саши мы же договорились, что это пробный вариант, репетиция – перед собственным ребенком. Вроде как мы расслабимся, успокоимся, что малыш уже есть, и тогда у нас получится родить своего.

Фаина, глядя на мужа широко распахнутыми глазами, сказала едва ли не со страхом:

– Никогда не думала, что ты к маленькому ребенку отнесешься как к пробному шару, как к эксперименту какому-то…

– Ладно, я уже вижу, что этот приемыш стал тебе дороже и меня, и всех родных вместе взятых.

Юрий махнул рукой и перевел разговор на другую тему. Но Фаина видела, что муж глубоко обижен.

Вечером, когда она укладывала Сашу, тот неожиданно сказал:

– Иди с ним гулять. Иди гулять с Юрой.

В этом была некая странность – он не называл их «папой» и «мамой», звал по именам. Юрий не раз говорил, что это непорядок, надо переучивать. Но Фаина возражала: «Возможно, он еще хорошо помнит свою родную маму, и понимает, что мы чужие».

– Как же я уйду? – Фаина наклонилась к кроватке, – А ты?

– Я буду спать, – сказал мальчик и закрыл глаза.

В тот вечер Фаина с мужем недолго погуляли по набережной. Молодая женщина все равно торопилась в гостиницу.

И Саше же настоял, чтобы в последний вечер Фаина вдвоем с Юрием пошли в ресторан. Предполагался романтический вечер. Свечи на столе, девушка со скрипкой, марочные вина… Они танцевали, и Юрий обнимал Фаину так нежно, как в первые дни их знакомства.

А потом она почувствовала, что ей не по себе. И они рано ушли в гостиницу. В небе горела полная луна, был потрясающий вечер. Но у Фаины все плыло перед глазами. Она отравилась. И остаток ночи провела в номере, скорчившись над тазиком.

Юрий предлагал вызвать врача, но она отказалась:

– Это обычное дело на юге…Мне бы отлежаться, ведь завтра поезд…

Саша ухаживал за ней до рассвета. Приносил воду, и просто держал ее за руку, когда ей казалось, что она умирает.

– Не надо мне было идти, – сказала она, – Если бы я сидела рядом с тобой, и рассказывала тебе сказки, ничего бы не случилось… Вот я какая размазня. Испортила вам последнюю ночь у моря.

Он вглядывался ей в лицо тревожными глазами:

– Это все ерунда, лишь бы тебе стало легче…

Почувствовав что-то, Фаина приподняла голову. Юрий стоял в дверях и смотрел на них.

– Какая у вас идиллия. Что ж, не буду мешать, – и он закрыл дверь.

Фаина беззвучно заплакала.

– Не обращай внимания, – тихо сказал Саша, – И постарайся уснуть. Я с тобой посижу.

Когда они вернулись домой, вроде бы жизнь пошла как обычно. Только Юрий подчеркнуто не говорил про Сашу, он будто все меньше его замечал. Фаина старалась сгладить положение – ей было больно терять хорошее отношение мужа, и она ужасно боялась, что Юрий захочет вернуть причину их раздора в детский дом. Она старалась тщательнее, чем всегда сделать домашнюю работу, расспрашивала мужа о делах, постоянно была к нему внимательна, но не могла не признаться самой себе, что сердце ее уже отдано мальчику.

Когда Саша пошел в школу, в первую же учебную осень он тяжело заболел. Играл с ребятами, они вытаскивали друг друга из какой-то лужи, а водица-то ноябрьская, ледяная… И не сразу -то по домам разбежались. Фаина только ахнула, когда сын пришел в мокром пальто. Ни помогла ни горячая ванна, ни огненно-горячий чай с медом.

Участковая врач послушала мальчика и дала сутки – если до завтрашнего дня не станет лучше, в больницу, без разговоров. Но уже в тот же вечер Саше сделалось много хуже. Он начал задыхаться, и Фаина вызвала «скорую помощь».

В стационаре, куда их отвезли, все еще было по старинке. Саша считался «большим», и должен был лежать бе матери. Фаина буквально на коленях стояла, молила оставить ее с сыном.

– Платную палату, что угодно… Хотя бы на первое время, пока ему не станет лучше. Я от него не отойду…

В конце концов, измотанная пожилая врач сжалилась над ними, и положила обоих в «бокс», небольшую стеклянную клетку, где обычно в первые дни после поступления в больницу находились матери с грудными детьми.

Но Саша и вправду был «тяжелым». Ему ставили капельницы – одну за другой, давали кислород. И видимо, чтобы отвлечься от страданий, он попросил:

– Расскажи сказку…

А Фаине и в голову не пришло, когда она собиралась в больницу, положить в сумку хоть какую-то книжку. И тогда, торопясь исполнить просьбу мальчика, она рассказала ему о волшебных крысах. Он был первым, кто услышал эту историю от начала и до конца.

Конечно, его заинтересовало сокровище, которое таилось долгие годы в потайном месте.

– Ты так и не узнала, кто там жил? Кто все это спрятал?

– Нет, дорогой, – она качала головой, – У меня с самого начала было чувство, что это все не мое… Надо отдать маме, а дальше – как она решит. И позже я не интересовалась. А кулончик тот берегла.

– А нарисованный мальчик, правда, был похож на меня?

– Как две капли воды, – сказала она твердо.

Он обнял ее очень-очень крепко и шепнул:

– Я тебя люблю.

С тех пор он иногда, когда его уже выписали, в те часы, что они оставались одни просил ее рассказать историю про крыс.

– Не надоело?

– Нет… Про это правда, никто не знает? Только мы двое?

– Только мы.

– А сейчас бы ты какую крысу взяла?

– Видишь ли, меня никто не спрашивал. Та, что сама ко мне пришла – ту я и унесла. Это была судьба. А ты, сынок?

Он сжимал руки вокруг ее шеи:

—У меня все есть. У меня ты есть. Это и любовь, и счастье, и богатство.

Саша рос, а своих детей у пары так и не появилось. Потеряв надежду стать «настоящим отцом», как он говорил, Юра убеждал жену вернуться на работу.

– Ты совсем выпадешь из обоймы. Нельзя же жить только домашними делами. Это как-то…мелко, что ли? Ну что ты будешь вспоминать в старости? Как варила борщи?

– Ты не хочешь, чтобы я сидела на твоей шее? – откликалась он вопросом.

– Да причем тут это?

Фаине казалось, что она окончательно все забыла – то, что учила в школе, и в университете. Но, конечно, если бы пришлось – всё вспомнилось бы. Главным было не это. Работа потребовала бы огромной части ее времени, сил, интересов. Пришлось бы отнимать всё это от дома, от Саши. А с ней что-то делалось, она будто всё время боялась, что с ним что-то может случиться, что судьба его у нее отнимет.

Именно за него боялась, а не за мужа, хотя Юрий все меньше времени проводил дома. С Фаиной они больше не ссорились. Она старалась ему угодить, и избегала задавать вопросы, а он был снисходителен и отстранен.

В старших классах Саша стал для Фаины «вторым я». Они понимали друг друга с полуслова, и не было у нее более надежного друга и помощника. Незаметно, неизвестно у кого – не в школе же, на уроке труда – он научился делать всю мужскую работу. Ездил помогать Марго, которая к старости стала плохо видеть. Ухаживал за ее садом – он вообще любил всю эту красоту. Весной мог принести из продовольственного коробки с полуживыми растениями, стоят там такие в сезон. Большинство садоводов уж зареклось их там брать, всё равно не приживутся. А Саша выхаживал эти чуть живые прутики. Какие-то животворящие руки у него были – и розы цвели дольше чем у других, и ягод было – не собрать.

– Я вроде бы как биологом была, – с усмешкой над самой собой говорила ему Фаина, – А ты может на какой-нибудь садоводческий пойдешь? Явные наклонности у тебя…

– Я не хочу уезжать учиться далеко, – отвечал он.

И Фаина понимала, он не хочет ее бросать. А может, уже появилась девушка? Саша был красив – нередко девчонки оборачивались ему вслед. Но Фаина не замечала, чтобы сын кем-то увлекся. А вот разлуку друг с другом они всегда переносили тяжело. Ну, Фаина-то ладно – она всегда знала, в том, что касается Саши – она немножко сумасшедшая. Ей хочется, чтобы сын все время был на глазах. Но так нельзя, с этим надо бороться.

А Саша, когда его однажды отдали в летний лагерь, на четвертый день пришел домой. Вечером, после отбоя выбрался из окна, и всю ночь шел по шоссе, бедняга.

– Что ты наделал? – ахнула она, когда сын появился на пороге.

– Я не хочу там оставаться, – сказал он, умоляюще, – Там всё надо делать вместе, всё время на глазах быть. Ходить строем, в столовой сидеть всем вместе, спать в общей комнате. И самое главное – там нет тебя…

Фаина посмотрела на него с грустной улыбкой:

– Ну, нужно же становиться самостоятельным. Я не всегда буду рядом. Ты взрослеешь.

– Самостоятельным, но не винтиком в машине. А с тобой я хочу быть рядом, пока смогу…

– Ну попросил бы, я и приехала, забрала тебя. Тебе нам с тобой придется выслушивать упреки…

– Я скажу, что всё придумал сам, и ты ничего не знала. Взял и ушел. Во-первых, это правда. Во-вторых, я не допущу, чтобы тебя ругали из-за меня…

В этом был весь Саша – он всегда старался оградить ее от любых неприятностей.

Но чем дальше шло время, чем старше становился мальчик, тем всё больше мучительное чувство разрасталось в душе у Фаины. При том, что внешне их семья выглядела вполне благополучной – достаток, отсутствие ссор, в выходные дни их часто видели втроем – они проводили время вместе, порой на природе, порой выбирались в театр или на премьеру фильма – при всём при этом Фаина осознавала, что есть Юра и есть она сама вместе с Сашей. Две семьи по сути. Ей не нужно было никого, кроме него. И она в свою очередь была центром его интересов, средоточием его души.

Фаина будто держалась на краешке обрыва, и пропасть под ним называлась – безумие. Нельзя было, чтобы так и продолжалось. При этом она знала, что никому не может открыться – ни врачу психиатру, ни священнику на исповеди. Может быть, только Марго….Которая сама совершала безумства и ошибки на каждом шагу, а следовательно никого не осуждала.

Всё решил случай. Когда Саша учился в выпускном классе, с ним вместе занималась девочка, с которой за долгие школьные годы намучились все учителя. Она вечно не находила общего языка с одноклассниками, устраивала драму из-за любого пустяка, и вот теперь из-за того, что учительница, по мнению Наташи, поставила ей несправедливую оценку, девочка решила выпрыгнуть из окна. С третьего этажа. Практически на сто процентов это была инсценировка. Наташа хотела лишь распахнуть раму, встать на подоконнике на глазах у всей школы, пообещать вот сейчас шагнуть вниз…. И чтобы учительница просила прощения, и больше никогда-никогда не занижала оценки. Тогда Наташа милостиво согласилась бы остаться в живых. Но Саша не разбирался в таких нюансах. Он вернулся из столовой раньше других, увидел Наташку, распахнутое окно, в два прыжка оказался рядом, и рывком сдернул одноклассницу на пол.

Он сам потом не помнил, за что ее схватил. Оказалось – за волосы. Наташка больно ударилась затылком, и переиграла спектакль на ходу. Она устроила истерику, твердила, что Иноземцев набросился на нее, избил, швырнул, вон, на затылке набухает шишка. Через полчаса к скандалу подключилась мать Наташи, которая твердила, что напишет заявление в полицию, Сашу поставят на учет и так далее, и тому подобное, без конца.

Учителя, не видевшие, как было дело, пытались найти какой-то компромисс. Они не могли обвинить Сашу, который никогда не был замечен ни в чем подобном, и в то же время понимали, что мать девочки может навлечь на школу неприятности.

Фаина в этот день чувствовала себя плохо. Она с утра думала о том, что нужно, наверное, все-таки сдаться врачу, пусть назначит ей таблетки от депрессии. А потом ее вызвали в школу.

Домой они возвращались вместе с Сашей. Юноша казался погруженным в себя, и Фаина не задавала ему вопросов. Она понимала, что нужно поговорить, объяснить, что так бывает в жизни – самые лучшие намерения могут быть превратно поняты, но это вовсе не значит, что в дальнейшем людей, оказавшихся в беде, нужно бросать на произвол судьбы. Но не было сейчас у Фаины сил – вести все эти разговоры.

И только когда Саша уже ложился спать, он подозвал ее.

– Ты мне веришь? – спросил он Фаину.

Он не уточнял, в чем она должна поверить ему, но она поняла и кивнула.

– Я тебя люблю, – сказал он, перед тем как закрыть глаза.

Она еще сидела возле его постели, пока он не заснул, будто Саша был маленьким.

Поняв, что он, наконец, заснул, она нагнулась над ним, легко прикоснулась губами к его волосам и сказала чуть слышно.

– Я тоже тебя люблю. Просто мы… разминулись во времени.

Юрий тоже уже спал, и никто не видел, как Фаина закрыла за собой дверь квартиры.

Её не нашли. Следующая неделя прошла в сумятице поисков, разговоров с полицией, со следователем. Не было никаких следов и никаких зацепок. Женщина вышла из дома – и точно растаяла.

Юрий не мог поверить в случившееся. Он уверял, что Фаина найдется. Может, у нее была подруга, о которой они не знали, и она сейчас отсиживается у нее. Может – бывает и такое – она просто решила куда-то на время сбежать. Купила билет, или остановила попутную машину. Но она вернется, потому что у нее никого больше нет, кроме них.

Марго уже окончательно потеряла к той поре зрение, различала только свет и тьму. Когда полиция спрашивала ее о дочери, Марго покачала головой:

– Она не вернется.

– Откуда вы знаете? Она с вами связывалась? – полицейский так и впился в нее взглядом.

В незрячих глазах Марго отразилась бесконечная печаль.

– Она никогда не оставила бы мальчика. Если она решилась уйти, то – навсегда.

– Но она жива?

Марго не ответила.

Тяжелее всех исчезновение Фаины сказалось на Саше. Та школьная история разрешилась сама собой. С Наташей и ее матерью учителя разговаривали уже другим тоном – у юноши горе, пропала мать, и «добивать» разборками его в это время никто не станет. Но Сашу уже не волновали все эти перипетии. Для него рухнул целый мир. Когда-то, когда он был совсем маленьким, вот так ушла его родная мать, а теперь исчезла бесследно Фаина.