Либерцисы. На поверхности

Глава 5 (Альрун). Заступники.

«Вот дура!» – снова и снова ругала я себя, пока разбойники уводили нас в неизвестном направлении. Какой Кайлтэн дёрнул меня вытаскивать этого парня из воды?! Надо было просто проплыть мимо, сделать вид, что ничего не заметила. Сейчас бы уже спокойно шла в сторону столицы. Времени, чтобы оторваться от мейвааров, было более чем достаточно, но куда оно в итоге утекло? И как можно было так глупо попасть в засаду к, стыдно признаться, людям?

Пальцы онемели – эти грубияны слишком сильно затянули веревку. Но это неудобство казалось ничтожным по сравнению с тяжестью вины, гранитной плитой давящей на грудь. Ренвик и Нисса пожертвовали всем, чтобы дать мне шанс на спасение, а я так бездарно его истратила!

Я попыталась отвлечься воспоминаниями о последних днях, но стало только хуже. Я солгала Кайриусу. Ещё там, в лодке, я разглядела его голубые, почти прозрачные плавники и чешую. Сразу поняла, кто он такой, но всё равно вытащила. Он выглядел таким беспомощным и совершенно не походил на тех безжалостных чудовищ, какими мерфолки представали в сказках наставницы. «Они и правда существуют», – вот всё, о чём я могла думать в тот момент. В этом истории не лгут, но сколько ещё в них правды?

Это был подходящий момент, чтобы выкинуть парня за борт – всё равно бы не утонул. Но я поступила иначе: спокойно причалила к пещере, вытащила мерфолка из лодки, на всякий случай связала и принялась ждать, когда он очнётся.

Ждать пришлось долго. В первую же ночь лодка была отпущена в свободное плавание – она привлекала слишком много внимания к заброшенной пещере в пограничных землях. Течение сыграло мне на руку, и через полчаса я уже едва могла разглядеть крохотную точку на горизонте. Затем я рискнула и выбралась в тоннели на разведку. Добралась до выхода, даже немного углубилась в лес. Вот и второй шанс – я должна была уйти, не оглядываясь. Ничто не мешало это сделать, ведь еда и меч были у меня с собой. Но я вернулась.

К вечеру второго дня я была на взводе: мерфолк не просыпался, в голову закрадывались мысли о том, что моих друзей поймали и прямо сейчас пытают в подвалах Поместья. Что я зря сижу в этой продуваемой всеми ветрами сырой пещере, потому что весть о произошедшем никогда не доберётся до Алистиана.

И тут очнулся мерфолк. Хрип был настолько слабым, что его едва можно было расслышать. Я прижала меч к горлу парня быстрее, чем поняла, что делаю. Но, оказалось, совершенно напрасно: мерфолк явно был не в состоянии напасть. Его внешний вид не вызывал ничего, кроме жалости. Тощее тело дрожало то ли от холода, то ли от страха. Тонкие тёмно-серые косички падали на лицо, подчеркивая болезненную бледность голубоватой кожи. В странных разноцветных глазах – голубом с вертикальным зрачком и жёлтом, точь-в-точь таком, как мои собственные, – отражались одновременно тревога и недоумение.

Чужой рассказ был неполным, прерывистым. Может, сказалось плохое знание языка, но даже так всё, что с ним приключилось, звучало дико, как плохо продуманная пьеса. Если что я и уяснила за двадцать шесть лет своей жизни, так это то, что случайностей не бывает. Но его потрёпанный и растерянный вид не оставлял сомнений, что он и в самом деле не понимал, почему оказался здесь. Либо так, либо этот парень – превосходный лжец. Но разве имела я право обвинять его во лжи, если сама даже не решилась открыть своё настоящее имя?

Что двигало мной, когда явились мейваары? Это был последний шанс оставить мерфолка. Бросить его преследователям, как кость псам. Но я понимала, что его бы ждали только пытки и смерть. Отцу не нужны свидетели моего побега, даже случайные.

Мой выбор был лишён здравого смысла. Мерфолк был чужаком, представителем расы, которую боялись и ненавидели. Но в тот момент я видела перед собой не врага, а юношу, нуждающегося в помощи. К тому же, мне не хотелось пополнять ряды тех, кто пострадал по моей вине.

Я должна была поступить иначе. Обязана. Но я знаю, встань передо мной этот выбор снова – оставить Кайриуса или попытаться помочь ему, – я бы поступила точно так же. Так стоит ли сожалеть, если это никак не исправит наше положение? Что сделано, то сделано.

– Ступени. – Грубый голос прозвучал неожиданно близко, заставив вздрогнуть.

Кайлтэн, и как только я смогла пропустить появление разбойников? Слух альва очень чувствителен, настолько, что с лёгкостью различит шорох мыши в норе за шумом дождя, а люди ведь совершенно не умеют передвигаться незаметно! Моя невнимательность стоила свободы мне и Кайриусу, и с каждым шагом надежда на чудесное спасение таяла, словно дым.

Ещё у Пепельного озера мне завязали глаза. Повязка была настолько плотной, что рассмотреть что-либо через ткань было просто невозможно. Крепкая хватка на плече сопровождала меня всю дорогу, не давая упасть, но её обладатель не сильно беспокоился о моём удобстве, иногда будто специально подталкивая в колючие кусты или торчащие из земли корни деревьев. Сейчас рука с силой дёрнула меня наверх. Я споткнулась о ступеньку и едва удержалась на ногах. В лицо ударил сильный порыв ветра, заставив опустить голову и глотать воздух ртом. Исчезли запахи свежести и земли. Словно прощаясь, за спиной зашумела листва на деревьях.

Настроение вокруг изменилось. Ухо уловило треск костра, обрывки чужих разговоров и стук молотка. Справа кто-то громко храпел. В ноздри ударила вонь: смесь запахов жареного мяса, гниющего мусора, дыма, пота и браги. Даже с закрытыми глазами я ощущала на себе любопытные взгляды, казалось, что они просачиваются сквозь доспех и грязью оседают на коже. Мерзкое чувство заставило поёжиться. Я с тоской вспомнила о большой круглой ванне в поместье. Ну надо же, я и подумать не могла, что самым тяжким испытанием после побега станет невозможность помыться. Не считая плена, конечно.

Вскоре меня завели в какое-то помещение. С грохотом захлопнулись двери за спиной, отрезая все внешние звуки. Стало холодно, как в месяц Звенящего льда. Если бы не повязка, уверена, что смогла бы увидеть, как изо рта вырывается пар.

Я успела немного пройти вперёд, пока сопровождающий не заставил меня опуститься на колени, надавив большой, как лист лопуха, ладонью на плечо. Я не стала сопротивляться, а если точнее, не смогла. Нехорошее предчувствие пронзило от макушки до кончиков пальцев на ногах. «До сих пор у тебя была увеселительная прогулка по цветочному полю», – подсказывало оно. Ноги стали ватными. Казалось, сердце сейчас пробьёт рёбра и выскочит из груди.

Повязку сдёрнули. Ко лбу прилипли волосы, падая на глаза и заслоняя обзор. Я попыталась сдуть их, но тщетно. От пола невыносимо тянуло холодом, отправляя мыслями прямиком в семейный склеп. Вспомнились часы, проведённые на коленях перед саркофагом женщины, которую я не знала, но в честь которой получила своё второе имя. Я продержалась два дня: при свете свечей, без еды и воды, без возможности сомкнуть глаз. Ведь стоило мне слегка изменить положение затёкшего тела, и отец, стоящий на коленях по другую сторону гроба, иллюзиями насылал на меня ужасные видения. Но на третий день я не выдержала.

– Прошу, отец! – Рыдания неконтролируемо рвались из груди. Я умоляла разрешить мне покинуть склеп. Тени в углах тянулись ко мне, но желание очутиться как можно дальше от этого места оказалось сильнее страха. – Она умерла двадцать лет назад! Ей не нужна эта служба!

– Маэла наконец вернулась домой. – Пустой взгляд отца переместился с изголовья саркофага на меня. – Ты пробудешь здесь ровно столько, сколько потребуется. Твоё поведение недостойно ее имени, девчонка.

Мне было четырнадцать, и это был последний раз, когда отец видел, как я плачу. Как бы ни было тошно, я больше не позволяла себе проявить перед ним слабость. Ни разу. Для этого альва у меня не осталось слёз – их заменили гнев и ярость.

Пропади ты пропадом вместе со своей мёртвой сестрой, отец.

Рядом кто-то звучно прочистил горло и сплюнул на пол. Видение развеялось, швырнув меня в объятия суровой реальности, но мне, как ни странно, полегчало. Бриллаар, да даже плен мне милее, чем возвращение в склеп семьи ан Фалькана!

Наконец я смогла рассмотреть, куда нас привели. Это место напоминало домашнее святилище Бриллаара в поместье, только поменьше и попроще. Кое-где на стенах ещё можно было разобрать выцветшую роспись: воздушные серо-голубые облака и кружащие среди них золотистые маховые перья. Время и природа взяли своё – напольные плиты раскололись, уступая дорогу изумрудной траве. Оказывается, успело наступить утро. Свет Кира пробивался сквозь дыры в потолке и высокие оконные проёмы в дальней части святилища, в его слабых лучах кружились пылинки. В левом окне ещё сохранились остатки витража, но я никак не могла разобрать, что на нём изображено. Перед центральным окном на невысоком постаменте расположилась статуя молодой женщины из серого мрамора, глядя на которую у меня возникло ощущение, что в зале стало ещё холоднее.

Сложенные за спиной статуи гигантские крылья возвышались над каменной головой, а перья на кончиках мягко обнимали босые ступни. Руками дева держалась за края неровной дыры в своей груди, словно стремясь раскрыть её как можно шире и выпустить на свободу нежные бутоны белых лилий. Цветы были живыми и источали тяжёлый сладкий аромат, от которого у меня разболелась голова, а в носу защипало. Не знаю почему, но вид цветов в камне вызывал смятение и невыносимую тоску. Лицо женщины развеяло наваждение и заставило моё сердце заколотиться сильнее прежнего: она растянула губы в жуткой улыбке, глядя на свою обитель чёрными провалами глазниц. На серых щеках багровели подтёки, будто из каменных глаз недавно пролилась кровь.

Сбоку от подножия статуи что-то шевельнулось. Из тени вышел сурового вида мужчина с обветренным лицом. На его плечах лежали две толстые косы каштанового цвета, а верх прически был собран в небрежный пучок, из которого выбивалась короткая прядь, падающая на его крутой лоб. Незнакомец был одет в странную кожаную куртку, левый рукав которой отсутствовал, демонстрируя безобразный шрам от ожога: он тянулся от пальцев вверх, заканчиваясь под глазом отметиной в форме звезды. Святилище поплыло у меня перед глазами, когда мужчина закатал и правый рукав, демонстрируя татуировку в виде рассеченного надвое нарцисса[1] на внутренней стороне предплечья.

– Ларс, отчёт!

– Взяли у Пепельного озера, хъёльвдин[1]! – Вперёд шагнул здоровяк с топорами на поясе, тот самый, что притащил нас сюда, и ударил себя в грудь кулаком. – Остроухую и вот этого. – Он махнул рукой в сторону Кайриуса. – Не знаю, что за ютр[2] такой паршивый. Откуда пришли – не сказали. А ещё у девчонки было это.

Я подняла голову. Обветренный стоял напротив, держа в руках мой меч. Он немного повертел его и взялся за рукоять. С тихим шорохом клинок вышел из ножен. Ярко блеснуло лезвие, поймав солнечный луч. Нахмурившись, мужчина изучал гравировку, и я невольно задалась вопросом, умеет ли он читать по-альвийски. Но мужчина молча положил меч у ног статуи и медленно перевёл взгляд на меня. Голубые глаза сочились презрением.

– А с тобой чего случилось, пацан? – со смехом обратился Ларс к Кайриусу. – Мать с водяным духом[1] загуляла?

Раздались редкие смешки от людей, скучковавшихся у левой стены. Кайриус молчал, сверля здоровяка взглядом исподлобья. Внезапно разозлившись, Ларс схватил его за волосы и дёрнул вниз. Мерфолк крякнул и упал, ударившись лбом о грязные ботинки разбойника.

– Оглох?

Кажется, эти недоумки не поняли, кто перед ними. Тем лучше.

– Виноват маг. Неудачный опыт, – торопливо вмешалась я. – Мы теперь не знаем, как…

– Замолчи, кайха! – Перешагнув через Кайриуса, Ларс направился прямо ко мне.

Послышался усталый вздох, и громила замер.

– Пустая трата времени. – Командир отвернулся и коротко приказал: – Убить.

Ларс довольно усмехнулся. Рывком выдернув топоры из-за пояса, он подбросил их в воздух и поймал за рукояти под одобрительное улюлюканье людей. От неожиданности я дёрнулась и завалилась на бок. Связанные за спиной руки не позволили подняться, поэтому, наплевав на достоинство, я поползла к дверям прямо так, отталкиваясь от щербатого пола ногами. Ларс не торопился – он явно наслаждался моментом.

Я бросила взгляд на Кайриуса как раз вовремя, чтобы заметить, как он согнул ногу и, неуклюже покачнувшись, сел. Теперь мерфолк смотрел на меня широко раскрытыми глазами, его губы беззвучно шевелились. Движения парня напоминали судороги. Его плечи дёргались: вперёд-назад, вперёд-назад, поначалу осторожно, затем всё резче и злее. Я не видела рук Кайриуса, но была уверена – ещё немного, и он освободится от пут так же ловко, как сделал это в пещере.

Внезапно стало очень тихо. Я медленно перевела взгляд обратно. Во рту пересохло. Ларс остановился напротив меня и замахнулся топором. Нисса, Ренвик, простите свою глупую госпожу! Бриллаар, если бы я только могла взять в руки меч…

Топор, со свистом разрезав воздух, опустился. Крик застрял в горле. Я в ужасе смотрела на свою ногу, от которой только что отскочило лезвие. Ларс глупо моргал, уставившись на своё оружие, которое, возможно, впервые в жизни подвело его. Голень ныла: от удара уже начал набухать синяк, но это ерунда. Эмвиан не просто так зовётся самой прочной тканью во всей Теролане. Жаль только, ксантовый[1] сапог безнадёжно испорчен.

– Кайха! – проревел Ларс, обвиняюще выставив оружие перед собой. – Игры кончились!

Он снова замахнулся топором, на этот раз целясь мне в голову.

С грохотом распахнулись двери. Ларс остановился, так и не успев нанести удар. Лицо громилы исказила гримаса ненависти, пальцы, сжимающие рукояти, побелели. Командир, так и оставшийся стоять возле статуи, закрыл глаза и потёр переносицу.

– Видар, дружище! – радостно прозвучал чей-то мелодичный голос. – Так неловко, но нас, кажется, забыли пригласить на праздник!

Я обернулась так резко, что в шее хрустнуло, и едва сдержала обречённый стон. Ещё люди! Да тут скоро встать будет негде!

Однако новоприбывшие чем-то едва уловимо отличались от командира и прочих, находящихся в святилище. Они напоминали глоток свежего воздуха в душный летний день.

Во главе большой группы плечом к плечу уверенно шагали двое. Мне ещё не доводилось видеть настолько похожих и одновременно непохожих друг на друга людей. Первый мужчина своими широкими плечами и высоким ростом напоминал медведя, его поступь набатом стучала по каменным плитам святилища. Второй, изящный юноша, из-за плеча которого выглядывал гриф лютни, вторил первому звонкой дробью каблуков своих высоких сапог. Но вот почему они казались мне похожими, я даже сама себе объяснить не могла, ведь кроме одинаковых носов с небольшой горбинкой у них не было ничего общего.

За ними вереницей шли остальные. Глаза каждого зло горели, но на нас с Кайриусом люди даже не смотрели: эта злость была направлена на их же собратьев. В груди тепло шевельнулось, и я с удивлением обнаружила, что во мне пробуждается надежда.

– О, Ларс, и ты здесь! А я уж было решил, что обознался. Думал, в приличные места таких, как ты, не пускают.

Лицо Ларса пошло красными пятнами.

– Попридержи язык, шут! – прорычал он, преграждая компании дорогу.

– Отодвинься и не дыши на меня. – Юноша в сапогах, красоту которого не могла скрыть даже мешковатая залатанная одежда, остановился рядом со мной. Он лучезарно улыбнулся, сверкнув длинными клыками, но в светлых нефритовых глазах не было и намёка на веселье. – Не заслоняй своей глупой физиономией светлый лик Матери нашей Аэллии.

– Снова нарываешься? Да я тебя!..

– Оставь, Ларс, – наконец вмешался командир.

– Да он умом тронулся, Видар! – Значит, главного зовут Видар. – Опять заладил про эту Аэллию! Говорил я тебе, надо дурь из него выбить…

– В сторону. – Между Ларсом и юношей, словно стена, вырос второй мужчина. По моим рукам пробежали мурашки от звенящей в его голосе стали. – Или я тебя подвину.

Мужчины смотрели друг друга с нескрываемой неприязнью. Ноздри Ларса гневно раздувались, краснота переползла уже на шею. Послышался треск дерева. Несколько секунд напряжённого молчания, и Ларс шагнул вправо, уступая дорогу, но второй придержал его за плечо.

– Ещё раз оскорбишь моего брата, и твоим дружкам придётся выгребать твои жалкие останки из грязи по всему лагерю. Уяснил? – произнёс он так тихо, что даже я с трудом расслышала. Мужчине не было нужды повышать голос – казалось, даже воздух дрожит от скрытой в нём силы.

Ларс ничего не ответил, но отвёл взгляд, и этого оказалось достаточно: мужчина отпустил его и решительно направился к Видару.

– Пленники не должны лежать на полу, – бросил он, проходя мимо меня. – Янир, Ингрид, поднимите их.

Янир, тот самый юноша с лютней, отделился от группы и направился к Кайриусу, ко мне же подошла темноволосая девушка. Я подняла голову и встретилась с её изумительными зелёными глазами, напоминающими изумруды, но она тут же отвела взгляд и потянула меня вверх. Голень отозвалась тупой болью, распространяя её вверх по ноге, но крепкая хватка на локте не позволила мне упасть. Убедившись, что я твёрдо стою на ногах, девушка поспешила вернуться к своим.

Справа, где находились Янир и Кайриус, не доносилось ни звука, и, заинтересованная, я перевела туда взгляд. Представшая моим глазам картина была настолько нелепой, что я сдавленно хрюкнула, стараясь подавить неуместный смех. Юноша с растерянным видом стоял напротив совершенно невозмутимого мерфолка, круглыми глазами уставившись на верёвку, которую тот ему протянул. Наконец, справившись с собой, Янир фыркнул и звонко рассмеялся.

– Видар! – обратился он к командиру, резво раскручивая верёвку над головой. – Твои люди простейшие вещи разучились делать. Насколько я знаю, пленников принято связывать, а не дарить им подарки.

– Они связывали, – впервые с момента, как нас схватили, Кайриус заговорил. Его голос звучал слегка хрипло из-за долгого молчания. – Тут уже, когда пришли. Всё равно зря.

– Ну надо же! – Янир закатил глаза и схватился за сердце. – Так это ещё хуже! Слышал? – Он повернулся к пыхтящему от злости Ларсу и, широко ухмыляясь, погрозил ему пальцем. – Работу надо делать хорошо или не делать вовсе.

Помахивая трофеем, он было направился к Видару, но на полпути остановился и обернулся.

– Ах да! И всё же не даёт мне покоя вопрос: где же наш бравый Ларс был сегодня ночью? – Янир внимательно посмотрел на меня, затем на Кайриуса. Его глаза задорно блеснули. – Не иначе как наведался в чей-то сад. Иначе я не представляю, откуда здесь появились столь прекрасные цветы.

Невозмутимость Кайриуса дала трещину. Он поперхнулся воздухом и отвернулся. Замечание Янира было очаровательным в своей нелепости, а смущение мерфолка выглядело уж очень мило, и я позволила себе улыбку. Чувство необъяснимой симпатии к языкастому юноше побороло страх неизвестности. Глядя на него, мне хотелось верить, что всё обязательно будет хорошо.

– Я буду говорить с твоим братом, Янир, не с тобой! – Видар повысил голос и махнул второму мужчине. – Ронар, подойди.

– Я оскорблён до глубины души, дружище, – произнёс Янир тоном, далёким от оскорблённого. – Уже не гожусь командиру в собеседники?

– Янир, сядь. – Ронар легко хлопнул его по плечу.

Бард не стал спорить. Он отошёл к стене, а люди Ларса, стоящие там же, поспешно расступились. Не обращая на них никакого внимания, Янир уселся прямо на пол, скрестив ноги. Юноша скинул объёмный капюшон, и по его плечам рассыпались вьющиеся каштановые пряди. Он достал из-за спины лютню из чёрного дерева, корпус которой был украшен серебряными переплетениями цветочных узоров, и тонкими пальцами принялся тихонько перебирать струны.

– Почему нас не позвали? – спросил Ронар, становясь напротив Видара.

– Потому что вы здесь не нужны, – процедил командир. – Это обычные айльвуры. Решение принято.

– Осмелюсь заметить, что это решение ошибочно, хъёльвдин, – снова вмешался Янир, протянув последнее слово с явной издёвкой.

Святилище погрузилось в тревожную тишину, и только по-прежнему звенела лютня в руках барда.

– Объяснись.

– Да что же тут объяснять? – удивился Янир, глуша струны ладонью. – Всё очевидно! Присмотрись к девушке: дорогой доспех, на лице ни одного шрама, прямая осанка, гордый взгляд. – Я тут же ссутулилась, хотя понимала, что уже слишком поздно. Кайлтэн, меня погубят бесполезные, но накрепко привитые наставницей манеры! – Готов поставить свою Мэрит на то, что перед нами аристократка и за неё можно получить выкуп. Как можно попусту растрачивать столь ценную находку?

Он незаметно подмигнул мне, а затем громко вздохнул и, покачав головой, продолжил, указывая на Кайриуса:

– А этот красавчик? Неужели никому, кроме меня, не интересно, откуда он в наших краях?

Щёки «красавчика» Кайриуса посинели. Надеюсь, это такой румянец у голубокожих, а вовсе не означает, что мерфолку вдруг стало плохо.

– Мне плевать, – отрезал Видар. – По нашим землям бродит немало уродов. Одним больше, одним меньше – никто и не заметит. А остроухая… Аристократка, говоришь? Что ж, тем лучше. Моё решение не изменилось. Никаких сделок с погаными айльвурами Вейнарменнир заключать не станут!